Текст книги "Дневники Адриана Моула"

Автор книги: Сьюзан Таунсенд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– У вас все в порядке, душечка?

– Да, – ответила мама. – Познакомьтесь, это Адриан.

– Надень маску, Адриан, и сядь в уголок. У нас тут скоро будет команда "все по местам".

Полчаса спустя мама больше вопила, чем говорила. И с такой силой вцепилась в мою руку, что чуть не раздавила ее. Вернулась сестра и, к моему облегчению, велела мне уйти. Но мама не выпускала мою руку. Тогда сестра велела мне заняться делом и считать схватки. Когда она снова ушла, я спросил маму, что такое схватки.

– Боли, вот что это такое, – буркнула мама сквозь сжатые зубы.

Что же ты, говорю, не попросила хотя бы спину заморозить, чтобы не болело.

– Терпеть не могу, когда у меня что-нибудь делают за спиной, – ответила мама.

Схватки пошли каждую минуту, мама совсем от них обезумела, а в палату понабежала целая толпа. И все приказывали маме тужиться и делать толкательные движения. Я сидел в головах у мамы и пытался не смотреть на другой конец койки, где врачи и сестры гремели какими-то металлическими штуковинами. Мама пыхтела и отдувалась, как обычно делает, надувая воздушные шарики к рождеству. Вскоре все только и вопили: "Туж-тесь, миссис Моул, напрягитесь же, миссис Моул!" У ма-мы от натуги чуть глаза на лоб не вылезли. "Еще, еще, сильнее, сильнее!" – вопили они. Маму вроде как снова охватил приступ безумия, и доктор крикнул:

– Показалась головка!

Я хотел смыться, но мама спросила:

– Где Адриан? Мне нужен Адриан.

Жалко было бросать ее совсем одну среди чужих, и я пообещал не уходить. В 17.19 мама снова психанула, но тут врач и все сестры вроде как издали громкий вздох. Я поднял глаза и увидел маленькое розовое тельце, висящее вниз головой, все покрыто какой-то белой пакостью.

– Очень милая девочка, миссис Моул, – сказал доктор с такой гордостью, будто сам был отец.

– С ней все в порядке? – спросила мама.

– Руки-ноги все на месте, – ответил врач.

Малышка весьма капризно завопила, и ее положили на опавший мамин живот. Мама смотрела на нее будто на какое-то сокровище. Я поздравил маму, и она сказала:

– Поздоровайся с сестренкой.

Врач окинул взглядом мою маску и халат и спросил:– Разве вы не мистер Моул, отец ребенка?

– Нет, – ответил я. – Я – Моул-младший, брат ребенка.

– В таком случае вы нарушили все установленные в больнице правила, заявил врач, – и я вынужден попросить вас удалиться. Вы можете оказаться носителем инфекционных детских болезней.

Так что пока они там стояли и ждали появления какой-то плаценты, я удалился в коридор. Нашел зал ожидания, битком набитый нервничающими мужчинами. Все курили и говорили об автомобилях,

(Продолжу, когда проснусь.)

В 18.15 позвонил Пандоре, сообщил ей новости. Она вопила в трубку во весь голос. Потом звонил бабушке. Та во весь голос в трубку рыдала.

Затем позвонил Берту и Квини. Они грозились отправиться навестить маму. Еле отговорил. Потом кончились монеты для автомата, и я вернулся к маме и сестре. Потом отправился домой. Обошел пустой дом, пытался представить, как буду делить его с малышкой.

Все свое бьющееся имущество переставил на верхнюю полку стеллажа. Лег спать. Было всего 19.30, но почему-то страшно устал. В 20.15 меня разбудил телефон. Звонил папа, чуть не писал кипятком, что родилась девочка, требовал описать ее во всех подробностях. Я объяснил, что девочка вся в него: сердитая и наполовину лысая.

Суббота, 13 ноября.

Пошли с Пандорой навестить маму и малышку. Пришлось продираться к кровати сквозь толпу посетителей. При всем мамином упрямстве человек она очень популярный. Малышку передавали из рук в руки, будто вещественное доказательство в зале суда, и все кудахтали "Какая хорошенькая!"

– Прямо ворковать хочется! – восклицали женщины.

– А ноготки-то крошечные! – восклицали мужчины.

Потом заявились Берт и Квини, так что пришлось расступиться, чтобы дать проехать коляске Берта, а Квини уселась маме на ноги, чуть не раздавив ее. В общем, начался сплошной бардак, сестры спохватились и начали наводить порядок.

– Разрешается только два посетителя на койку, – напомнила старшая сестра, а тут как раз пришли бабушка с папой. Все остальные с радостью смылись, оставив у койки этих двух посетителей.

Воскресенье, 14 ноября.

Поминальное воскресенье *.

Звонила мама, сообщила, что выписывается и будет дома завтра в 10.30. Просила не забыть включить отопление. В ответ на вопрос, заказать ли такси, ответила:

– Не надо. Папа любезно предложил привезти нас.

Нас! Я больше не единственный ребенок!

* Воскресенье, ближайшее к годовщине перемирия (11 ноября), когда служат панихиды по павшим в мировых войнах,

Понедельник, 15 ноября.

Школу побоку. С утра зашли миссис Сингх и миссис О'Лири помочь прибраться по дому. Сказал, сам справлюсь, но миссис О'Лири ответила:

– Не свисти, малый. Тебе и не снилось прибраться так, чтобы даже орлиному женскому глазу не к чему было придраться.

В 11.15 наблюдал небывалое зрелище: папа нес дочку к парадному, а за ним шла похудевшая рыжеволосая мама. Нет, у меня просто не хватит эмоций справиться со всеми треволнениями своей сложной жизни!

Покудахтав над малышкой, миссис Сингх и миссис О'Лири куда-то рассосались, оставив моих близких глазеть друг на друга. Чтобы снять напряжение, приготовил чай.

Мама взяла чашку и пошла прилечь. Я свой чай поставил остыть. Папа поболтался у нас немного и пошел домой к бабушке.

В 2.30 пришла патронажная сестра. Уединившись с мамой в кабинете, подвергала ее таинственным процедурам. В 3.15 спустилась вниз, сказала, что у мамы послеродовая депрессия, вызванная гормональным сдвигом. Спросила, кто за ней ухаживает. Я, говорю, ухаживаю.

– Понятно, – поджала губы сестра.

– Я вполне способен управиться с пылесосом, – заявил я.

– Твоей матери нужна более надежная опора, – сказала сестра.

Тогда я взял свои подушки и подложил их маме под спину. Этот акт милосердия заставил ее расплакаться. Вторник, 16 ноября.

Позвонил в школу. Спросил миссис Клэрикоутс, как бы мне оформить послеродовой отпуск. Трубку взял Скратон и пролаял:

– Если не увижу тебя завтра в школе, Моул, пеняй на себя!

Малышка пять раз просыпалась ночью. Я знаю, потому что сидел подле колыбельки и каждые десять минут проверял, как она дышит.

Мама перестала плакать и снова начала подводить глаза тушью.

Среда, 17 ноября.

Миссис Сингх и миссис О'Лири по очереди ухаживают за мамой и сестричкой. Пандора говорит, что из-за сестрички я становлюсь занудой. Режим питания ребенка ее, видите ли, не волнует. Какая черствость!

Четверг, 18 ноября.

Когда пришел из школы, папа гладил сестричкины шмотки. Сказал:

– Засмеешься – убью.

Мама кормила малышку, поставив ноги на спину псу. Эта семейная идиллия распалась, когда папа убрал гладильную доску, а сам убрался восвояси к своей второй семье.

Суббота, 20 ноября.

Сестричку назвали Рози Джермейн Моул. Воскресенье, 21 ноября.

Пришел папа, принес двадцать пять фунтов. Стоял у мамы над душой, пока та отмораживала баранью лопатку. Потом у них начался серьезный разговор насчет их дальнейших отношений. Поэтому я повел пса во двор дрессировать, да все впустую. Он и специалиста до слез доведет.

Понедельник, 22 ноября.

По английскому задали написать сочинение про кого-нибудь. Написал про Рози: "Ее рост – восемнадцать дюймов. У нее большая голова и волнистые черные волосы на манер братца Тука. В отличие от других членов нашей семьи у нее карие глаза. Рот очень маленький, пока она молчит. Когда вопит, рот становится похож на зияющую пещеру. Шейка морщинистая, как у индюшки. Одета в комбинезончик, так что не поймешь, девочка это или мальчик, и всегда с бумажным подгузником. Весь день лежит в постельке, ее вынимают лишь покормить или переодеть. У нее раздвоение личности: то спокойна, то верещит как резаная. Ей всего одиннадцать дней, но она правит домом".

Вторник, 23 ноября.

Звонил сегодня гад Люкас. Мама говорила с ним минут десять, все бубнила себе под нос, чтоб я не слышал. Но я все равно услышал последнее, что она сказала, прежде чем запустить телефоном в противоположную стенку. Потому что она сказала это на уровне нескольких децибел:

– НУ ТАК СДЕЛАЙ АНАЛИЗ КРОВИ! Не иначе, Люкас подозревает, что страдает заболеванием крови. От души надеюсь, что его подозрения оправдаются.

Пятница, 26 ноября.

Сегодня, выйдя за ворота школы, пережил страшный шок – меня ждала Глиста Сушеная. Стояла там, 164

качая старую громоздкую коляску, в которой были Брет и Максвелл. Видик у нее – что твоя беженка из кинохроники времен второй мировой. – Здорово, братан! – завопил Максвелл.

Я думал, это он Брету, ан нет – обращался ко мне! Заткнув ему пасть куском шоколадки, чтоб больше не мог меня позорить, я представил Глисте Пандору:

– Моя подруга Пандора, – сказал я Глисте. – Миссис Дорин Слейтер, сказал я Пандоре.

В мгновение ока обе смерили друг дружку взглядом с головы до пят и лживо друг дружке улыбнулись.

– Какие очаровашки! – воскликнула Пандора, сунув нос в коляску.

– Паршивцы несчастные оба! – заныла Глиста Сушеная. – В жизни бы их не завела, знай я заранее!

– "Знай заранее" что? – поинтересовалась Пандора, изображая святую простоту.

– Что из-за них никакой своей жизни не будет. И не вздумайте иметь детей, – предостерегла она Пандору.

– Хочу шестерых! – заявила та в ответ.

– И при этом стать редактором "Тайме", – с сарказмом вставил я.

– Вот именно! И самой вести художественное оформление!

– Поживете – увидите! – Глиста Сушеная выплюнула эти слова, как цыганка выплевывает проклятие.

Я спросил Г. С., зачем она ждала меня. Та ответила, что жить с моим отцом ужасно, но с бабушкой – еще ужаснее.

– А я-то здесь при чем? – изумился я.

– Просто хотелось сбросить с сердца камень. (И с плоской груди тоже.)

И она покатила коляску обратно к бабушке.

Я не знаю ни одного нормального взрослого. Все как есть психи. Если не дерутся на Ближнем Востоке, то одевают пуделей в пластиковые макинтоши или ложатся в анабиоз. Или читают "Сан" и думают, что это газета!

Суббота, 27 ноября.

Сегодня впервые сменил подгузник.

Завтра попробую сделать это с открытыми глазами.

Воскресенье, 28 ноября.

И как только мама ухитряется менять обгаженные подгузники да еще улыбаться при этом или даже смеяться. Я чуть не грохнулся в обморок, попробовав переодеть Рози без защитного приспособления (прищепка для белья). Видимо, у женщин слабее развиты носовые пазухи.

Интересно, исследовал ли кто-нибудь этот вопрос? Если сдам биологию, могу даже провести исследования сам.

Понедельник, 29 ноября.

После рождения Рози мама совсем обо мне забыла. Она и раньше-то особо обо мне не заботилась – всегда самому приходилось ботинки чистить. Но в последнее время я просто чувствую себя обделенным любовью и лаской. Если вырасту умственно ущербным – ее вина.

Среда, 1 декабря.

Звонила бабушка, захлебывалась от эмоций: Глиста Сушеная, забрав Брета и Максвелла, ушла к отцу Максвелла, вернувшемуся с Ближнего Востока с карманами, битком набитыми необлагаемыми налогом деньгами и игрушечными верблюдами.

По всей видимости, моему отцу начхать, что его лишат отцовства, а отцу Максвелла начхать, что Глиста в его отсутствие прижила ребенка. Я глубоко потрясен. Ужели мне одному суждено оставаться хранителем тех немногих моральных устоев, которые еще не успело утратить наше общество?

Четверг, 2 декабря.

Отец Максвелла, Тревор Роупер, не винит Глисту за Брета, поскольку считает его появление на свет следствием запоздало прерванного полового акта! Глиста выходит за Роупера, как только тот оформит развод. Неудивительно, что страна не способна подняться с колен. Всерьез подумываю о возвращении в лоно церкви. (И отнюдь не для того, чтобы прийти к Глисте на свадьбу.) Назначил встречу с викарием, преподобным Силвером. Нашел его телефон в справочнике.

Пятница, 3 декабря.

Когда я пришел, викарий чинил велосипед. Человек на вид совсем нормальный, разве что одет во все черное.

Разогнувшись, пожал мне руку так, что затрещали кости. Затем пригласил в кабинет, спросил, почему я хотел его видеть. Обеспокоен, говорю, распадом морали в современном обществе. Он закурил (руки у него тряслись) и осведомился, обращался ли я к богу с просьбой наставить на путь истинный В бога, говорю, верить перестал.

– О господи, еще один! – вздохнул викарий.

Потом завелся на битый час. Все свелось к тому, что надо иметь веру. Нету, говорю, у меня веры. А как сделать, чтоб была?

– Должна быть – и все, – ответил викарий. С ним разговаривать – что заевшую пластинку слушать. Я спросил:

– Если бог есть, как же он позволяет войны, голод и авиакатастрофы?

– Не знаю, – ответил преп. Силвер. – Сам ночи не сплю, все об этом думаю.

Тут вошла миссис Силвер с двумя чашками растворимого кофе и сказала:

– Дерек, через десять минут начинается открытый университет *.

Я спросил преподобного Силвера, что он изучает.

– Микробиологию, – объяснил викарий. – С микробами-то все ясно.

Я попрощался, пожелав ему успехов на новом поприще. Он посоветовал мне не поддаваться отчаянию и выпихнул меня в этот безумный и скверный мир. Было темно и холодно. Я пошел домой, чувствуя себя разбитым, как никогда.

* Курс лекций по радио и ТВ.

Суббота, 4 декабря.

Переживаю нервный срыв. Но никто, кроме меня, этого еще не заметил.

Воскресенье, 5 декабря.

Пошел повидаться с Бертом. Он – последняя моя надежда. (У Пандоры поддержки не нашел. Все мои страдания она относит за счет того, что я ем мясо.)

– Берт, – сказал ему я, – у меня – нервный срыв.

Берт ответил, что пережил нервный срыв в первую мировую, когда видел кругом горы трупов и постоянно дрожал за собственную жизнь. Спросил, чем вызван нервный срыв у меня.

– Аморальностью общества, – объяснил я.

– Вкалывать тебе, сопляку, нужно больше, – фыркнул Берт. – Можешь начать с мытья посуды.

Помыл посуду. Квини сделала чаю с бутербродами. Ел и смотрел телевизор. Транслировали службу. Церковь полным-полна счастливых на вид людей, вкладывающих в пение всю душу.

Почему это у них вера есть, а у меня – нет? Вот ведь незадача!

Понедельник, 6 декабря.

Вопли Рози будили меня в 1 час, 2.30 и 4.00.

В 6.00 встал и слушал по четвертой программе передачу для фермеров. Какой-то старый деревенский пердун нес хреновень о разведении гусей в Эссексе. В 8.30 пошел к маме просить денег на школьные завтраки и увидел, что Рози крепко спит в маминой постели. А книгами о воспитании это строго-настрого запрещено.

Проверил, может ли Рози нормально дышать, взял из маминой сумки три фунта и пошел в школу, изо всех сил стараясь вести себя нормально.

Вторник, 7 декабря.

В 3 утра умерла Квини. Во сне. Берт говорит, хорошо умирать так. Склонен с ним согласиться. Странно заходить к Берту в дом, видеть разбросанные повсюду вещи Квини. До сих пор не верится, что она мертва и ее тело в морге.

Я не расплакался, когда мама сообщила мне о смерти Квини, даже наоборот, меня чуть не охватил смех. И только когда увидел баночку ее румян на туалетном стйлике, слезы хлынули сами собой. Я не хотел плакать на глазах у Берта, а Берт не хотел плакать на глазах f у меня. Но он плакал, я знаю. В комоде не осталось ни одного чистого носового платка.

Берт понятия не имеет, как оформлять свидетельство о смерти, хоронить и все такое, поэтому заниматься всем этим приехал отец Пандоры.

Пятница, 10 декабря.

Отец Пандоры очень озабочен. Самые дешевые похороны обойдутся в 350 фунтов. (Простой гроб, один катафалк, одна машина для провожающих в последний путь.) Но похоронная страховка Квини тянет лишь на 30 фунтов. Она застраховалась в 1931 году, когда 30 фунтов хватало на красиво украшенный гроб, две упряжки черных лошадей с султанами, поминки с чаем и группу служителей похоронного бюро в цилиндрах. Государственного же пособия на похороны не хватит и на один медный гвоздь для гробовой доски.

Суббота, 11 декабря.

Банк отказал Берту в займе, сославшись на его преклонный возраст. Придется, видимо, хоронить Квини за счет социального обеспечения (серый фургон, фанерный гроб и пепел в жестянке из-под варенья вместо урны).

Берт расстроен до глубины души. Говорит:

– Так хотелось пристойно похоронить мою старушку.

Я ночь напролет обзванивал всех, кто знал Квини, собирал пожертвования. Несколько раз меня назвали святым.

Понедельник, 13 декабря.

Похоронили Квини.

Берт опять остался один. Придется ухаживать за ним еще больше, чем раньше. Как же я справлюсь? Ведь в июне экзамены.

Вторник, 14 декабря.

По четвертой программе радио сообщили, что правительство выделило миллиард фунтов на закупки военной техники. А у нас в школе с рождества закрывают одну из учебных лабораторий – нет денег нанять нового преподавателя. Бедный старый мистер Хилл уходит на пенсию, прокорпев тридцать лет над бунзеновскими горелками. Нам будет не хватать его. Он был строг, но справедлив. Никогда не издевался над нами и вроде всегда внимательно нас выслушивал. А еще награждал за хорошую работу маленькими шоколадками.

Суббота, 18 декабря.

Разнося почту, Кортни набрал сто пятьдесят фунтов чаевых. Собирается провести на них выходные в Венеции. Каждый, говорит, должен хоть раз в жизни побывать в Венеции на рождество. Я бы тоже не прочь. По словам Кортни, английские каналы венецианским и в подметки не годятся.

Воскресенье, 19 декабря.

Сегодня Рози Джермейн Моул впервые в жизни улыбнулась. Улыбка была адресована псу.

Позвонил папа спросить, что мы делаем на рождество.

– Все, как обычно, – ответила мама. – Будем есть индейку, пить шампанское, купим новые елочные лампочки.

– А мы с мамой собираемся тихо посидеть. Одни. Без гостей. И вдали от наших родных и близких.

– Звучит божественно, – сказала мама. – Извини,

должна бежать. В дом ввалилась толпа кутил с шампанским.

Абсолютная и неприкрытая ложь. Это в комнату вошел я с чашкой какао.

Пятница, 24 декабря.

Канун рождества.

Поскольку из-за Рози мама прикована к дому, вся подготовка к рождеству легла на мои плечи. С 7.30 стоял в очереди за парной индейкой, свиными ножками и фаршем.

К 9.00 уже стоял в очереди к бакалейщику; 3 фунта брюссельской капусты, две дюжины мандаринов; 2 фунта орехов, 2 пучка остролиста (и чтоб обязательно с ягодками), салат {не забыть бы зеленых перчиков), 2 коробки фиников (только обязательно с верблюдом на крышке), 3 фунта яблок, 6 фунтов картошки (и каждую проверить, чтоб не проросшая).

К 11.15 перекочевал в прачечную-химчистку, приводил в порядок костюм.

В 14.00 снова в лавке, оставив за дверью коляску Рози, которую взял везти покупки: на 2 с половиной фунта сыра стилтон (и чтоб обязательно был голубой и твердый), 2 коробки того... банка сего... Списку, казалось, нет конца.

В 16.00 прорывался в двери универмага "Вулвортс", пытаясь проложить дорогу в отдел елочных украшений. В 16.20 пробился туда, но не нашел ничего, кроме пустых полок и толпы озабоченных покупателей, обменивающихся слухами, где еще можно купить лампочки и какие.

Обойдя все упомянутые в толпе магазины, к 17.00 признал поражение и встал в длиннющую очередь на автобус.

Вокруг, распевая рождественские гимны, шлялись поддавшие парни и фабричные девчонки, украшенные гирляндами из мишуры и блесток. Христос, должно быть, переворачивался в гробу.

В 17.25, поддавшись приступу паники, покинул очередь и ринулся в универмаг "Маркс энд Спенсер" купить хоть что-нибудь.

Он был битком набит взмокшими мужчинами, лихорадочно скупающими женское белье. В 17.29 я очухался и рванул обратно на остановку, откуда как раз отвалил автобус. Домой добрался в 18.15, купив гирлянду разноцветных лампочек в лавке мистера Черри, что прямо за углом у нашего дома.

Мама очень красиво убрала гостиную (даже пыль стерла), и когда мы включили лампочки, разложили фрукты, расставили букеты остролиста и все такое прочее, гостиная стала похожа на комнату с рождественской открытки. Мы с мамой успели пропустить по рюмашке, пока какая-то сердобольная душа из организации помощи престарелым не привезла в своей машине Берта.

Усадив Берта перед телеком с бутылкой эля и бутербродом со свеклой, отправились с мамой на кухню лепить пирожки и все такое.

1 час. Только-только вернулся из церкви. Служба была очень трогательная (даже для атеиста). Вот только с живым осликом в церкви они, по-моему, переборщили.

2 часа. Только что вспомнил – забыл купить щипцы для орехов.

Суббота, 25 декабря.

Рождество.

Встал в 7.30.

Умылся, побрился, почистил зубы, выдавил прыщи, спустился вниз, поставил чайник. Не знаю, право, что в последние годы с рождеством стало не так, но что-то стало. Оно ну абсолютно не такое, как было раньше, в детстве. Мама умыла и покормила Рози, а я – Берта. Потом пошли в гостиную открывать подарки. Увидев форму моего подарка, я жутко расстроился. Сразу видно ничего такого компьютерного. Да, конечно, дубленка – вещь теплая, но что с ней можно делать, кроме как носить?

По правде, носить мне ее надоело уже часа через два, так что я ее снял. Зато мама пришла в восторг от таймера для варки яиц, даже воскликнула:

– Вот здорово, еще один мне в коллекцию!

А Рози даже не среагировала на шоколадного Сан-та-Клауса, которого я ей купил. 79 пенсов впустую! Но вот что получил я: короткая дубленка (фирма "Литлвудз", торговля по почте). Альманах "Бино" (весьма прискорбно, но в этом году он совсем уж какой-то детский) *. Тапочки (точно такие, как носит Майкл Кейн **, только мало кто это знает). Швейцарский армейский нож (папа все надеется, что я буду бывать на природе, и нож мне пригодится). Коробка мятных леденцов (от пса, что ли?). Вязаная шапочка-шлем (отбабушки Моул. Ну и фигня!). "Руководство по спорту для мальчиков" (от бабушки Сагден).

После рождественского обеда ходил вечером навестить бабушку и папу. Бабушка заставила съесть четыре пирожка, спросила, почему не надел ее шлем. Папа ни о чем не спрашивал, просто лежал в кресле, упившись в стельку.

* Еженедельный комикс для мальчиков.

** Известный британский актер.

Воскресенье, 26 декабря.

Мы с Пандорой торжественно обменялись рождественскими подарками в моей комнате при зажженных свечах. Я надел ей на шею массивную золотую цепь, она повязала мне на шею (70% шерст. 10 % кашемир. 20% акрил.) шарф.

Кашемировый шарф в пятнадцать лет!

Буду его повязывать ярлычком наружу, чтобы все видели.

Массивная золотая цепь привела Пандору в исступление. Все вертелась перед зеркалом и приговаривала!

– Спасибо, милый, но как же ты смог позволить себе такой подарок? Это ведь фунтов сто, не меньше!

Я не стал объяснять, что у "Вулвортса" их продают дешевле, всего по 2 фунта штука. Понедельник, 27 декабря.

Только что какой-то мальчонка, гоняющий на новеньком мотоцикле, вручил мне записку: "Милый,

Мне очень жаль, но поход в кино на "Инопланетянина" придется отменить. Проснулась утром с жуткой безобразной сыпью на шее.

Твоя Пандора. P.S. У меня аллергия на нецветные металлы".

Пятница, 31 декабря.

Берт спросил, нельзя ли ему остаться у нас на Новый год. Говорит, до смерти тошно встречать Новый год в обществе какой-нибудь сиделки из добровольцев. Мама согласилась, но отвела меня на кухню и зашептала:

– Учти, Адриан, насовсем я его к нам не возьму. Мне не по силам одновременно ухаживать и за младенцем, и за престарелым.

В 23.00 позвонил папа поздравить нас с Новым годом. Лицо у мамы пошло пятнами, потом смягчилось, и она пригласила папу зайти выпить.

В 23.15 позвонил из Шеффилда гад Люкас, все стонал, что сидит один с бутылкой "Джонни Уокера".

– Какой кошмар! – сказала мама. – Мог бы купить виски и получше, Новый год все-таки.

Мама снова очень хорошо выглядит, фигура почти пришла в норму. Сказать по правде, после этих звонков она снова обрела прежнюю самоуверенность. Ровно без одной минуты двенадцать пришел папа. Потом мы все стали вокруг коляски Берта, держась за руки, и пели "Доброе старое время"* А потом говорили о Квини, Глисте Сушеной и о том, что сулит нам

1983 год.

Лично и меня уже ничто не удивит. Окажись завтра папа русским разведчиком, или убеги мама из дома с цирковым метателем ножей, и я глазом не поведу.

В 1 час позвонила Пандора, поздравила с Новым годом. Слышно было, что у них гуляют вовсю. Я пожалел, что не пошел, а из вежливости остался дома. Спать лег чуть живой от страха – в 1983 году мне предстоит сдавать экзамены.

* Песня на слова Роберта Бернса, которую по традиции поют в дни торжеств,

Воскресенье, 1 января 1983 года.

Первый день Нового года.

Я твердо решил в Новом году!

1. Готовиться к экзаменам на менее двух часов в день.

2. Не чистить больше маминой пуховкой ванну.

3. Купить замшевую щетку для дубленки.

4. Не предаваться эротическим фантазиям на уроках.

5. Раз в неделю смазывать велосипед.

6. Попробовать снова полюбить Берта Вакстера,

7. Заплатить пени (88 п.) и снова ходить в библиотеку.

8. Воссоединить родителей.

Воскресенье, 2 января.

Тщательно проинспектировал собственную внешность. За последний год вырос лишь дюйма на два, так что придется смириться с печальным фактом – мне суждено быть одним из тех, кому всегда плохо виден экран в кино.

Кожа запаршивела окончательно, уши торчат, а волосы сами собой раскладываются на три пробора. Как ни зачесывай, а модно не причешешь.

Понедельник, 3 января.

Родители ведут переговоры о восстановлении супружества.

– Дохлый номер, Адриан, – сказала мама. – Слишком многое надо забыть, а как?

Посоветовал гипноз.

Вторник, 4 января.

Снова переговоры за закрытыми дверьми. Когда папа уходил, спросил его, как прошел последний раунд.

– Нет слов, – ответил папа, сел в машину и укатил.

Среда, 5 января.

Переговоры прерваны.

В кухне грохнулась об пол сахарница, затем раздались крики, затем хлопнула дверь.

Четверг, 6 января.

Обмен посланиями через посредника. (Через меня то есть.) Стороны приветствовали возобновление переговоров. Посему мне поручено обеспечить место, время и уход за младенцем.

Пятница, 7 января.

Стороны встретились в 20.00 в китайском ресторанчике. Переговоры велись весь вечер и были отложены, поскольку одна из сторон вернулась домой кормить ребенка.

Суббота, 8 января.

Стороны подготовили следующий документ:

Полина Моника Моул и Джордж Альфред Моул приняли решение осуществить попытку совместной жизни в условиях полной гармонии на испытательный срок в один месяц. Буде на протяжении сего срока Полина Моника Моул, нижеименованная П. М. М., и Джордж Альфред Моул, нижеименованный Д. А. М., нарушат нижеизложенное соглашение, то данное соглашение аннулируется с немедленным возбуждением бракоразводного процесса.

СОГЛАШЕНИЕ

1. Д. А. М. с энтузиазмом, без нытья и напоминаний будет выполнять свою законную долю домашних работ.

2. П. М. М. приведет в безупречный порядок свою половину спальни и будет содержать ее в полном соответствии с санитарными нормами.

3. По воскресеньям стороны обедают в пабе.

4. Детям сторон, Адриану и Рози Моул, должны уделяться внимание и забота обоими родителями в равной

степени.

5. Семейный бюджет обсуждается каждую пятницу в

19.00.

6. На имя П. М. М. открывается отдельный счет в

банке.

7. Стороны отказываются от флиртов, романов и прелюбодеяний с представителями противоположных для них полов без подробного уведомления и получения согласия другой стороны.

8. П. М. М. обязуется закрывать тюбики зубной пасты после использования.

9. Д. А. М. обязуется стирать собственные носовые

платки.

10. Сторонам предоставляется неограниченная свобода в поисках увлечений, политических интересов, участия в демонстрациях и общественной деятельности за пределами дома.

11. Д. А. М. обязуется выбросить обе пары саржевых брюк "под галифе".

12. П. М. М. не будет постоянно проедать Д. А. М. плешь из-за эпизода с Дорин Слейтер. Д. А. М. не будет постоянно проедать плешь П. М. М. из-за эпизода с Люкасом.

Подписано 8 января 1983 года.

Полина Моул.

Джордж Моул.

А. Моул – 1-й свидетель.

Р. Моул – 2-й свидетель (за нее – X).

Воскресенье, 9 января.

Папа сжег в саду свои брюки "под галифе". Вороша кочергой спекшиеся клочья, буркнул:

– Теперь-то мне фасон один – только узко и прямо.

Я так и не понял, это он о жизни или о штанах.

Воскресенье, 23 января.

Позвонил гад Люкас. Сказал ему, что родители обедают в пабе. Он спросил, в каком именно, я объяснил, но он вместо того, чтобы повесить трубку, начал подробно расспрашивать о Рози и даже попросил поднести ее к телефону, послушать, как она гукает. Я сказал, что у нее замедленное развитие, и она все еще на стадии крика. И тут Люкас выдал совсем уж странный текст: – Вся, – говорит, – в меня!

Мама вернулась домой в скверном настроении, а папа – еще в худшем. Насколько я понял, маме пришлось прервать игру в дротики в самый ответственный момент, потому что ее позвали к телефону.

Понедельник, 24 января.

Водопроводчики бастуют, поэтому папа велел всем принять сегодня ванну. Включая собаку. Затем начал собирать всю пустую посуду, наполнять водой. При этом выглядел весело и посвистывал. Обожает кризисы!

Вторник, 25 января.

Ура! Здорово! Потрясно! Полный блеск! В школе запретили пользоваться душем! Я избавлен от этой муки – два раза в неделю выставлять на всеобщее обозрение свои хилые мускулы. Надеюсь, водопроводчики не сдадутся, пока я не кончу школу. Пусть требуют пятьсот в неделю, и ни шиша меньше!

Среда, 26 января.

Кортни Элиот предложил натаскивать меня к экзаменам частным образом. Он, оказывается, доктор философии и покинул ученый мир, поссорившись с коллегами-профессорами из-за распределения новых кресел, которые привезли им в университет. Насколько я понял, ему вроде обещали кресло заведующего кафедрой, а потом не дали в нем посидеть. И из-за такой чухни уйти с клевой работы? Будто одно кресло много чем отличается от другого! Хотя я-то экзистенциалист, для меня вообще мало что имеет значение. И в каком сидеть кресле – мне ровным счетом начхать.

Вторник, 1 февраля.

Обновленный брачный союз начинает давать трещины: имел место спор из-за денег. Государство навязало нам угодный ему образ жизни, то есть держит нас в нищете. А родители ну просто никак не могут свыкнуться с бедностью. Мне-то что, я-то давно привык. У меня за душой больше трешки в неделю отродясь не бывало.

Среда, 2 февраля.

Мы смотрели телек, как вдруг в дверь застучал Люкас, требуя показать ему Рози. Папа ответил, что Рози занята и ее нельзя беспокоить, но Люкас развопился во всю трескучую глотку, и папе пришлось его впустить во избежание соседских пересудов.

Даже сквозь слой косметики было видно, как побледнела мама.

– Я требую доступа к своему ребенку, Полина! – заявил Люкас.

У папы подкосились ноги, он сел на ручку дивана, чтобы прийти в себя, и прошептал:

– Полина, скажи мне, что Рози – моя.

– Конечно, твоя, Джордж, – ответила мама. Достав дневник-календарь за 1984 год в черной обложке, Люкас объявил: