Текст книги "Кошачьи когти (ЛП)"

Автор книги: Сьюзан Спанн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Сьюзан Спанн
Кошачьи когти

Словарь японских терминов

Боккэн – деревянный макет японского меча, используемый для тренировок с партнером или в одиночку.

Бусидо – буквально «путь воина». Моральный кодекс самурая, в котором говорится о верности, скромности и личной чести.

Вакидзаси – короткий меч из двух носимых самураями (длинный называется катана).

Гета – японские деревянные сандалии в форме скамеечки, одинаковые для обеих ног, придерживаются на ногах ремешками, проходящими между большим и указательным пальцами.

Гэмпуку – традиционный японский ритуал совершеннолетия, после которого мальчику дозволяется носить мечи и брать на себя обязанности взрослого.

Даймё – господин самурая, обычно правитель какой-либо провинции или глава клана самураев.

Дзюттэ – длинная деревянная или металлическая палка с крючком в верхней части рукояти. Ее носили досины, используя и как оружие, и как символ власти.

Досин – в средневековой Японии так называли патрульного или полицейского.

Ёрики – помощник судьи, которому поручено курировать досинов, а также исполнять другие практические и административные обязанности по поддержанию правопорядка.

Инкан – личная печать, используемая вместо подписи на официальных документах.

Кагинава – средневековый японский крюк с одним (или несколькими) металлическими зацепами, приделанный к длинной веревке.

Кайсякунин – самурай, который находится рядом с другим самураем во время сеппуку.

Ками – японское слово «бог» или «божественный дух»; используется для описания богов, духов, населяющих природные объекты, и каких-нибудь природных сил божественного происхождения.

Ката – буквально «форма(ы)». Проработанная схема или набор движений, используемых в практике боевых искусств или в боевых приемах. Выполняется как с оружием, так и без него.

Катана – длинный меч из двух носимых самураями (короткий называется вакидзаси).

Кимоно – буквально «носимая вещь». Традиционная японская одежда во весь рост с запа`хом, которую носят люди всех полов и возрастов.

Кобан – золотая монета, широко используемая в Японии в позднем средневековье.

Коку – японская единица объема, равная количеству риса, потребляемого человеком в течение года.

Куноичи – женщина-синоби.

Кури – кухня в дзен-буддийском монастыре.

Мемпо – укрепленная маска с отверстиями для глаз и рта, которая покрывает все лицо.

Менхари-гата – разновидность тессен (пластинчатый боевой веер) с заточенными ребрами, что позволяет использовать его в бою.

Мисо – традиционное японское блюдо. Паста, приготовленная из ферментированной сои (иногда из риса или ячменя).

Мон – эмблема или герб, используемый для идентификации японских семей или кланов.

Нагината – оружие с длинным деревянным древком и изогнутым лезвием на конце, похожа на европейское копье.

Неко-те – буквально «кошачьи когти». Оружие, состоящее из металлических или кожаных манжет для пальцев с заостренными металлическими лезвиями на них. Надетые на пальцы манжеты позволяют лезвиям торчать как когти у кошек.

Норэн – традиционные японские дверные занавески с несколькими вертикальными разрезами для облегчения прохода.

Нуки-аши – специальный метод ходьбы, заключающийся в скольжении по поверхности с целью минимизировать шум. Одно из многих бесшумных движений синоби.

Оби – широкий пояс, который обвязывается вокруг талии для фиксации кимоно. Носится людьми всех возрастов и полов.

Одоши – техника шнурования, используемая для соединения пластин в доспехах.

Ое – большое центральное жилое помещение в японских домах с очагом, утопленным несколько ниже уровня пола. Часто сочетает в себе кухню, приемную и жилую комнату.

Понто-тё – один из районов ханамати (район гейш и куртизанок) в Киото, где расположены дома гейш, чайные дома, бордели, рестораны и тому подобные заведения.

Рёгин-ан – один из храмов в составе храмового комплекса Тофуку-дзи.

Ронин – самурай, потерявший хозяина.

Рю – буквально «школа». Кланы синоби используют этот термин как идентификатор боевых приемов, так и принадлежность к сообществу (Хиро Хаттори был членом Ига-рю).

Саке – алкогольный напиток из ферментированного риса.

Сакура – цветок вишневого дерева (Prunus serrulata), также само дерево.

-сама – именной суффикс для выражения высшего уважения. Выше суффикса -сан.

Самурай – представитель средневекового японского дворянства, каста воинов, относящихся к высшему социальному классу.

-сан – именной суффикс для выражения уважения.

Сёгун – военный диктатор и командир, который фактически выступает правителем средневековой Японии.

Синоби – буквально «человек-тень». Синоби – это японское произношение тех, кого люди запада называют «нинздя» («ниндзя» основывается на китайском произношении).

Синто – традиционная религия в Японии, иногда также называется ками-но-мити.

Сэппуку – вид японского ритуального самоубийства, эвисцерация, первоначально использовалась только самураями.

Сюрикен – металлическое оружие размером с ладонь, которое легко можно спрятать. Часто изготавливалось в форме креста или звезды и использовалось синоби в качестве метательного оружия в ближнем бою.

Сямисэн – традиционный японский музыкальный инструмент с длинным грифом и резонирующими струнами, закрепленными с одной стороны на нем, а с другой – на барабанообразной деке. Игра на инструменте ведется благодаря ударам медиатора о струны.

Таби – японские носки длиной по щиколотку, разделенные между большим и указательным пальцами, чтобы облегчить ношение сандалий и другой традиционной японской обуви.

Танто – кинжал с односторонним или обоюдоострым клинком 6-12 дюймов (15-30 см) в длину.

Татами – традиционное японское складное напольное покрытие стандартных размеров с длиной строго вдвое больше ширины. Татами обычно набивают соломой или камышом.

Тенмагэ – традиционная прическа мужчин самураев. После бритья темени остальные волосы смазываются маслом и затягиваются в хвост, который затем загибается назад и возвышается над макушкой.

Тессен – пластинчатый боевой веер с заостренными ребрами. Острые ребра были замаскированы так, что когда тессен был закрыт, то был похож на обычный веер из бумаги и дерева.

Тетсубиси – металлические шипы, часто используемые синоби, чтобы отвлечь или замедлить преследователей.

Токонома – отгороженная часть комнаты или ниша в стене в японской комнате. В токонома, как правило, располагают произведения искусства, икебану или вешают свитки.

Тории – традиционные ворота в японском стиле, которые в основном встречаются у входов в святыни Синто.

Тофуку-дзи – дзен-буддийский храмовый комплекс в Киото.

Тэнгу – сверхъестественный демон («демон-дух») в японском фольклоре, часто представляется как гибрид человека и птицы либо как человек с длинным крючковатым носом, напоминающим клюв.

Футон – тонкий стеганый тюфяк, достаточно небольшой и податливый, чтобы его можно было сложить и убрать.

Хакама – свободные широкие штаны в складку, которые носят поверх кимоно, а также под туникой или сюрко.

Цутэн-кё – крытый деревянный мост, расположенный на территории Тофуку-дзи (буддийского храмового комплекса в Киото).

Щуко (или тэгаки-щуко) – шипастые металлические накладки, которые носили на руках для облегчения лазанья по стенам, деревьям и другим вертикальным поверхностям.

Глава 1

Отец Матео пересек двор, сложив руки и склонив голову в медитации. Его плечи опустились от предрассветного холодка. Первые две недели мая в Киото выдались теплыми, но этим утром надеть летнее кимоно оказалось преждевременным.

На другом конце сада по стене змеей проползла тень и скрылась в сакуре, не издав ни единого звука, кроме шелеста листьев на весеннем ветру.

Ничего не подозревая, священник шел дальше.

Он прошел мимо пруда с карпами, даже не взглянув на него. Было слишком темно, чтобы любоваться рыбками. В задней части сада иезуит перекрестился и преклонил колени возле статуи человека, распятого на кресте. Колени священника, склонившего голову в истовой молитве, опустились на влажную землю.

Тень прокралась дальше по стволу дерева. Мокрые листья и скользкий ствол сделали восхождение коварным, но синоби не дрогнул. Его ладони и ступни отыскали опору, которой не нашел бы ни один другой человек.

Одна из веток перекинулась через дорожку, соединявшую дом и пруд с карпами. Наемник переполз на нее, не потревожив ни единого листочка.

Там он и ждал.

Шли минуты. С приближением рассвета небо на востоке стало фиолетовым. В воде плеснул хвостом карп, звук деликатным эхом разлетелся по саду.

Губы священника беззвучно шевелились.

Черные глаза синоби сверкнули в глубине капюшона.

Когда небо поблекло, отец Матео завершил утреннюю молитву. Он встал, стряхнул листья со своего коричневого кимоно и нахмурился, глядя на мокрые пятна, расплывшиеся на коленях. Когда влагу не удалось оттереть, священник пожал плечами и, кивнув статуе, направился в сторону деревянного строения, служившего одновременно и домом, и церковью.

Дыхание синоби замедлилось настолько, что его темно-синяя куртка почти не шевелилась.

Отец Матео, не останавливаясь, прошел мимо пруда. Как только он ступил под дерево, наемник спрыгнул с ветки и положил руку на плечо иезуита.

Испуганно вскрикнув, отец Матео обернулся. Руки синоби приняли оборонительную позицию. Лицо священника стало напряженным, но потом смягчилось.

– Хиро! – воскликнул отец Матео. – Сколько раз нужно повторять, чтобы ты так не делал?

Из-под капюшона сверкнули темные глаза.

– Перестану только тогда, когда не смогу застать тебя врасплох.

Иезуит нахмурился:

– Ты опять всю ночь где-то бродил?

Хиро опустил материю, прикрывавшую рот, и откинул капюшон на плечи.

– Я не отвечаю на подобные вопросы, разве ты забыл?

Он полез в мешок, висевший на боку.

– Я кое-что тебе принес.

– Еще один сердечный приступ? – поинтересовался отец Матео.

Хиро изумленно вздернул бровь и вытащил из мешка что-то небольшое и темное. Это нечто съежилось.

– An presenta, – сказал он по-португальски.

– Um presente, – поправил его отец Матео. Хиро достаточно хорошо говорил на португальском, учитывая, что изучал его всего лишь полтора года. Японский самого священника был гораздо хуже, несмотря на то что он учил его два года до приезда в Киото и полтора года после.

– Presente, – повторил Хиро.

Подарок попытался вырваться и мяукнул.

– Это кошка!

Отец Матео сделал шаг назад.

– Котенок, – согласился Хиро. Он перешел на японский: – Поскольку ты разговариваешь с рыбой, я решил, что тебе понравится.

Следуя примеру Хиро, священник тоже перешел на другой язык.

– Где ты достал кошку?

– Из канала. У нее не совсем счастливая окраска, но ты всегда говорил, что не веришь в удачу.

– Моей удачей распоряжается Господь, – подтвердил его слова отец Матео. – Но не в удаче дело, я не могу взять себе кошку. Я от них чихаю.

Хиро посмотрел на извивающийся комочек шерсти:

– И что мне делать? Я не хочу, чтобы она умерла.

– Ты что за одну ночь стал буддистом? – хохотнул над своей собственной шуткой отец Матео.

– Тебе лучше знать. – Хиро хмуро поглядел на котенка. – Ей нужен дом.

– Трогать ее я не могу, но пусть остается. Теперь это твоя кошка, если хочешь.

Котенок вывернулся и вцепился когтями в руку Хиро. Синоби прижал его к груди, чтобы тот перестал сопротивляться.

Котенок приглушенно пискнул.

– Ты же ее задушишь, – сказал отец Матео.

– Она меня поцарапала, – возразил Хиро. – Так что мы квиты.

Котенок принялся мурлыкать. Он спрятал коготки и расслабился в руках Хиро. Тот посмотрел вниз на крошечный комок черно-оранжевого меха. На горлышке котенка поблескивало белое пятнышко, малыш смотрел в ответ зеленовато-желтыми глазами.

Раздался громкий стук. Стучали в главные двери дома.

– Открывайте! – проорал мужской голос. – Мне нужен иноземный священник!

Выгнув бровь, Хиро посмотрел на отца Матео:

– Кого ты оскорбил на этот раз?

– Насколько я помню, никого. По крайней мере намеренно.

Священник зашагал в сторону дома.

Лишь считанная горстка иностранцев имела право с позволения сёгуна работать в японской столице. Но многие самураи даже такую ограниченную численность считали неприемлемой.

– По крайней мере это не люди сёгуна Асикаги или императора.

Хиро следом за священником подошел к деревянной веранде, по периметру окружавшей дом.

Мужчины скинули сандалии и ступили на гладкое неокрашенное дерево.

– С чего ты так решил? – спросил отец Матео.

– Император и сёгун не стучат в дверь.

Хиро последовал за священником в дом.

В комнате, служившей отцу Матео и спальней, и кабинетом, не было письменного стола. Для этого в стене была устроена ниша. А в комнате вообще не имелось мебели западного образца. Только распятие, висевшее в токонома – алькове, куда обычно помещали произведения японского искусства, – намекало на присутствие чужестранца. Несмотря на то что иезуитская миссия приобрела дом у японской семьи два года назад, весной тысяча пятьсот шестьдесят третьего, отец Матео ничего за это время не изменил.

Священник пересек комнату, открыл раздвижную дверь и вышел в главный зал. В этой открытой комнате в пол был утоплен очаг, а сам пол был устлан татами. Зал служил и гостиной, и приемной, и даже храмом. Отец Матео повернул направо, к небольшой прихожей в передней части дома. Священник пробежал рукой по своим темно-каштановым волосам.

Он обернулся к Хиро.

Синоби исчез в своей комнате, находившейся рядом со спальней священника. Хиро не мог позволить, чтобы его увидели в одежде наемного убийцы. Более того, было бы странно, если бы посланник увидел, что все в доме встревожены и вскочили ни свет ни заря.

Отец Матео поднял было руку, чтобы снова пригладить волосы, но поймал себя за этим жестом и остановился. Он повернулся к двери и крикнул:

– Кто там?

Его португальский акцент часто приводил людей в замешательство, но на этот раз мужской голос откликнулся сразу:

– Матео Авила де Сантос? Вас ждут в Чайном доме Сакуры.

Отец Матео открыл дверь.

– Такую рань?

На посетителе было простое кимоно с широким поясом оби. У бедра висел кинжал, но меча мужчина не носил. Коротко остриженные волосы на макушке были совсем реденькими. Ситуация казалась странной еще и из-за того, что голова пришедшего едва доходила иезуитскому священнику до груди.

Посетитель вздрогнул, увидев чужеземного священника, но тут же взял себя в руки.

– Произошло убийство. Человек мертв.

– Жертвой стал один из моих слушателей?

Отец Матео старался избегать слова “новообращенный” в присутствии незнакомцев.

– Нет. Вас зовет убийца.

– Убийца?

Посланник кивнул:

– Саюри, гейша.

Отец Матео отступил назад и покачал головой:

– Это невозможно. Саюри не способна никого убить.

– Она это сделала, и убила самурая. Вам лучше поторопиться, если вы хотите ее увидеть.

– Она собирается покончить собой? – спросил отец Матео.

– Вам лучше поторопиться, – повторил посланник. – У нее осталось не так много времени.

Из своей комнаты появился Хиро в сером шелковом кимоно. При нем было два меча. Один короткий, вакидзаси, висел на поясе, в то время как длинная катана в покрытых черным лаком бамбуковых ножнах торчала из-за спины. Каким-то образом у синоби нашлось время, чтобы уложить свои длинные волосы в самурайский пучок на макушке. При этом у него не торчало ни одного волоска.

При виде самурая глаза посланника широко распахнулись. Он бросился на землю и уткнулся лбом в грязь.

– Встань, – сказал Хиро, подойдя к дверному проему. – Где находится Чайный дом Сакуры?

Мужчина встал и согнулся в поясе:

– Почтенный господин, он стоит на этом берегу реки Камо на дороге Сидзё, к востоку от Понто-тё. Третий дом с востока от моста. Вы узнаете его по каменным собакам во дворе.

Хиро нахмурился:

– Я приведу священника. Ты можешь идти.

Посланник поклонился еще два раза и поспешил прочь.

– Мы могли бы пойти вместе с ним, – протестующе сказал отец Матео, когда Хиро закрыл раздвижную дверь.

– Самураи не ходят вместе с простолюдинами. – Хиро осмотрел священника с головы до ног. – Гораздо важнее, что на тебе твое старое кимоно и нет мечей.

– Ты же знаешь, я не люблю их. К тому же нам надо поторапливаться.

– Зачем же я тогда учил тебя сражаться на мечах, если ты их не носишь? – Покачал головой Хиро в ответ на упрямство священника. – Неважно. Как ты и сказал, надо торопиться. Переоденься и возьми мечи.

– Почему мечи так важны?

– Ты уже два года живешь в Японии и до сих пор не понял?

Священник скрестил на груди руки.

Хиро махнул в сторону двери:

– Ты видел, как он отреагировал на мое появление? Только у самураев есть право носить два меча и приказывать людям подчиняться. Сёгун пожаловал тебе статус самурая, сегодня ты должен этим воспользоваться. Если женщина оказалась в беде, твои мечи могут понадобиться тебе, чтобы спасти ее.

– Но у нас есть твои.

– Моим заплачено за то, чтобы защищать тебя, – ответил Хиро. – Ни я, ни мой клан ничем этой девушке не обязаны.

"И у меня есть все основания позволить ей умереть, если это спасет тебе жизнь", – подумал он.

Но вслух ничего не сказал.

Глава 2

Хиро и отец Матео вышли из дома и направились по узкой земляной дороге к реке Камо. Священник был выше своего японского телохранителя почти на десять сантиметров. Но приобретенная им за счет роста в метр восемьдесят два сантиметра солидность, была полностью погублена катаной. Длинный меч болтался за его спиной, словно хвост перевозбужденной собаки.

Хиро покачал головой и попытался побороть улыбку.

– Если бы будешь чаще его носить, все будет хорошо.

– Да. Ты мне говорил это уже раз десять. – Отец Матео улыбнулся, пытаясь смягчить резкость, возникшую в его словах.

Спустя примерно километр, мужчины прошли мимо ворот тории, дорога от которых вела к храму Окадзаки, обозначавшему восточную границу Киото. Около ворот жрица синто в белом одеянии торговала амулетами. Она вежливо кивнула отцу Матео. Религия синто признавала множество богов. Жрица не видела в христианстве никакой угрозы.

Отец Матео молчаливо поприветствовал ее в ответ. Он часто видел женщину на дороге и, несмотря на то что не был сторонником ее веры, все же не желал ей никакого зла.

У реки Хиро с отцом Матео повернули на юг и пошли по грунтовой дороге, идущей вдоль восточного берега. По обочине росли вишневые деревья. Месяц назад их цветы опадали с ветвей, словно снег. Но Хиро больше предпочитал майские листья, а не апрельское цветение. В листьях проще прятаться.

На дороге Сандзё через реку был перекинут мост. Как только мужчины его перейдут, дорога приведет их в Понто-тё, извилистую улочку, соединяющую дорогу Сандзё с дорогой Сидзё на юге. Чайные дома и бордели заполняли узкую мостовую, оставляя слишком мало места, чтобы трое человек смогли выстроиться по ширине в одну линию.

Хиро бросил взгляд на мост и город по другую его сторону. Он ненавидел Понто-тё. Его беспокоила не ограниченность пространства, а большая концентрация в этом месте женщин без чести и совести.

К востоку от моста улица Сандзё была обитаема. Ухоженные сады и деревья окружали жилые дома. Как и обещал посланник, у третьего дома слева на страже стояли каменные псы. Само здание было двухэтажным, на высоком фундаменте и с крутой островерхой крышей. Над широкой верандой, опоясывавшей дом, нависали длинные карнизы. К воротам по обе стороны от дома вела гравийная дорожка. От любопытных взглядов жилище защищал деревянный забор.

В переполненном Понто-тё не было места для частных садов. К тому же, посетитель чайного дома платил отнюдь не за красивый пейзаж.

Отец Матео подошел к двери и постучал с такой уверенностью, что Хиро задался вопросом: сколько времени его благочестивый друг провел в чайных домах?

Дверь распахнулась, и перед ними предстала женщина в официальном кимоно, расшитом темно-фиолетовыми цветами. Несмотря на столь ранний час, ее волосы и макияж были безупречными. Судя по лицу, она была уже в возрасте, хотя ни одна морщинка не испортила ее напудренные черты.

Увидев священника, она наклонила голову.

Отец Матео поклонился.

– Доброе утро, Мадам Маюри. Саюри посылала за мной?

Схожесть имен предполагала либо отношения матери и дочери, либо учителя и ученика. Хиро решил, что здесь речь идет о последнем. Он не видел в высокой женской фигуре, стоящей в дверях, материнских черт.

Словно услышав его мысли, взгляд Маюри переместился на Хиро.

Он наклонился так, чтобы было достаточно продемонстрировать свои манеры, но не уважение.

– Я Мацуи Хиро, переводчик и писарь отца Матео.

Вымышленная фамилия прозвучала из его уст весьма естественно. Он так долго пользовался этим именем, что оно фактически стало его собственным.

– Я вас здесь прежде не видела, – сказала Маюри.

Это не было ни вопросом, ни утверждением, но в то же время и тем и другим.

– Его предыдущие визиты касались исключительно религии, – ответил Хиро. – На этот раз он может столкнуться со словами, которых не знает.

Маюри кивнула, но не поклонилась. Хиро решил не обращать внимания. Чайные дома стояли особняком в социальной иерархии. И хотя обычно посетителям мужского пола здесь предпочитали угождать, это утро выбивалось из общего порядка. Да Хиро и не был здесь гостем.

– Маюри – владелица Чайного дома Сакуры, – сказал отец Матео.

Хиро не нуждался в объяснениях. Успешные гейши частенько покупали или наследовали дома, когда выходили на пенсию. Несмотря на то что Маюри была уже слишком стара, чтобы петь и танцевать для мужчин, в свои юные годы она успешно завоевывала их сердца и опустошала их карманы.

Она отступила в глубь дома.

– Входите.

Пол из кедра сиял под ее ногами, словно мед. Хиро стало жаль того слугу, который содержал его в такой чистоте. Он снял свои гета и ступил на пол, но подождал при этом, чтобы отец Матео вошел первым. Хиро всегда старался усилить впечатление, что священник заслуживает большего уважения и почтения, чем обычный писарь Хиро.

Самой первой и величайшей защитой синоби была дезинформация.

Шесть татами покрывали пол у входа первого этажа. Обычно такие комнаты ограничивались четырьмя циновками, но в этом случае дополнительное пространство создавало ощущение роскоши и света. У восточной стены стояла декоративная ширма, на которой была изображена сцена того, как купцы и самураи резвятся с придворными дамами.

Хиро вдохнул запах дорогого кедра. К нему был примешан слабый аромат чего-то сладкого, что напомнило ему о далеких цветах.

Впереди справа открытая дверь вела в главный холл. Но прежде чем Маюри повела их туда, отец Матео спросил:

– Здесь правда кого-то убили?

Маюри приподняла нарисованные брови, удивленная его прямотой.

Хиро предпочел не обращать внимания. Иезуит пытался вести себя как японец, но в моменты крайнего волнения в нем проступала западная натура. По крайней мере хоть рукой по волосам пока не проводил.

Маюри некоторое время хранила молчание, чтобы выказать свое неодобрение.

– Самурай мертв.

– Конечно же, Саюри его не убивала, – сказал на это отец Матео.

Отсутствия ответа со стороны Маюри было более чем достаточно.

– Не верю, – настаивал на своем священник. – Можно ее увидеть?

Маюри согласно склонила голову.

– Следуйте за мной.

Она привела их в квадратный холл размером в двадцать татами. Раздвижные двери на восточной и западной стенах вели в приватные комнаты, по три с каждой стороны, где гейши развлекали своих гостей. В отличие от проституток, которым требовалось лишь место для футона, настоящим гейшам необходимо было пространство, чтобы петь и танцевать, а также очаг, чтобы подавать еду и устраивать чайные церемонии.

Еще одна дверь, расположенная на северной стене, была открыта и вела в комнату с неофициальной обстановкой, где женщины собирались, чтобы принять пищу или поболтать. Там же они ждали приезда гостей. Хиро отвел глаза. Воспитанные люди не пялятся на приватные комнаты, тем более, что он уже увидел достаточно, чтобы понять: никакой угрозы от того помещения не исходит.

Маюри встала на колени перед второй дверью на западной стене.

Пока она расправляла вокруг себя кимоно, отец Матео шепотом спросил:

– Почему она на коленях?

– Неправильно, если гейша открывает салонную дверь стоя, – пробормотал Хиро. – Разве Саюри делала не так?

– Я сказал ей, что христиане преклоняют колени лишь перед Господом.

Прежде чем Хиро успел ответить, Маюри подняла взгляд.

– Саюри расскажет обо всем, что вы увидите, но зрелище может показаться вам несколько... неприятным.

– Вы еще не прибрались? – В словах отца Матео прорезалось разочарование.

Хиро сделал в уме пометку, что нужно освежить священнику память насчет этикета. Мертвый самурай, конечно, не против оскорблений и обвинений, но в жизни всякое случается.

Маюри выпрямилась и подняла подбородок.

– Семья Акеши-сама имеет право увидеть, что произошло.

Ее напудренное лицо ничего не выражало, но слова Маюри сказали Хиро гораздо больше, чем она думала. Владельцы чайных домов защищали своих гейш так же, как самураи свою честь. Нежелание Маюри все убрать говорило о том, что она считает девушку виновной.

Маюри устремила взор на мужчин. Она сцепила руки в замок, но не раньше, чем Хиро успел заметить, что они дрожат.

– Чего вы ждете? – спросил Хиро.

– Нам уже доводилось видеть смерть, – добавил иезуит.

– Но не такую, как эта, – сказала Маюри и открыла дверь.