сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 64 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]
Вскоре он возвратился, но выглядел уже по-другому. Волосы были заплетены в тонкие косички с узенькими красными ленточками на концах и собраны на макушке в одну толстую, блестевшую, как лак, косу, украшенную четырьмя круглыми жемчужинами и драгоценными камнями, оправленными в золото. Шелковая куртка с цветами по серебристо-красному полю, штаны из зеленого сатина с узором, черные чулки с парчовой каймой и красные туфли на толстой подошве; на шее та же драгоценная яшма и ожерелье, а еще ладанка с именем и амулеты. Лицо Баоюя было до того белым, что казалось напудренным, губы – словно накрашены помадой, взор нежный, ласковый, на устах улыбка. Все изящество, которым может наградить природа, воплотилось в изгибе его бровей; все чувства, свойственные живому существу, светились в уголках глаз. В общем, он был необыкновенно хорош собой, но кто знает, что скрывалось за этой безупречной внешностью.
Потомки сложили о нем два стихотворения на мотив «Луна над Сицзяном», очень точно определив его нрав:
Печаль беспричинна.
Досада внезапная – тоже.
Порою похоже,
что глуп он, весьма неотесан.
Он скромен и собран
и кажется даже пригожим.
И все же для высшего света
манерами прост он…
Прослыл бесталанным,
на службе считался профаном,
Упрямым и глупым,
к премудростям книг неучтивым,
В поступках – нелепым,
характером – вздорным и странным, —
Молва такова, —
но внимать ли молве злоречивой?
И далее:
В богатстве и знатности
к делу не знал вдохновенья,
В нужде и мытарствах
нестойким прослыл и капризным.
Как жаль, что впустую,
зазря растранжирил он время .
И не оправдал ожиданий
семьи и отчизны!
Среди бесполезных
он главный во всей Поднебесной,
Из чад нерадивых
сейчас, как и прежде, он – первый!
Богатые юноши!
Отроки в платье прелестном!
Примером для вас
да не будет сей образ прескверный! [40]
Между тем матушка Цзя встретила Баоюя с улыбкой и спросила:
– Зачем ты переодевался? Прежде надо было поздороваться с гостьей! Познакомься! Это твоя двоюродная сестрица!
Баоюй обернулся и в хрупкой, прелестной девочке сразу признал дочь тетки Линь. Он подошел, поклонился и, вернувшись на свое место, стал внимательно разглядывать Дайюй. Она показалась ему необыкновенной, совсем не похожей на других девочек. Поистине:
Тревога ли сокрыта в подернутых дымкой бровях?
О нет, не тревога. Скорее – сама безмятежность.
Не проблеск ли радости в чувственных этих очах?
Не радость, увы. А скорее – печальная нежность.
…И словно рождается в ямочках щек
та грусть, что ее существом овладела,
И кажется: прелесть исходит, как свет,
из этого хрупкого, нежного тела…
Падают, падают слезы —
слеза за слезой.
Как миловидна!
Вздыхает о чем-то пугливо!
Словно склонился
красивый цветок над водой,
Словно при ветре
колышется гибкая ива.
Сердцем открытым
Би Ганя [41] достойна она,
Даже Си Ши [42]
не была так нежна и красива!
– Я уже когда-то видел сестрицу, – произнес Баоюй.
– Не выдумывай! – одернула его матушка Цзя. – Где ты мог ее видеть?
– Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, мы знакомы давно и будто встретились после долгой разлуки.
– Ладно, ладно! – махнула рукой матушка Цзя. – Это значит, вы с ней скоро подружитесь.
Баоюй пересел поближе к Дайюй, еще раз окинул ее пристальным взглядом и спросил:
– Ты училась, сестрица?
– Очень мало, – отвечала Дайюй. – Всего год, успела выучить лишь несколько иероглифов.
– Как твое имя?
Дайюй ответила.
– А второе?
– Второго нет.
Баоюй смеясь сказал:
– Сейчас я придумаю. Давай назовем тебя Чернобровка. Очень красивое имя!
– Но оно никак не связано с первым, – вмешалась в разговор Таньчунь, которая тоже была здесь.
– В книге «Описание людей древности и современности», которую я недавно прочел, говорится, что в западных странах есть камень «дай», заменяющий краску для бровей, – сказал Баоюй. – А у сестрицы брови тоненькие, словно подведенные. Чем же ей не подходит это имя?
– Опять придумываешь? – засмеялась Таньчунь.
– Так ведь все придумано, кроме «Четверокнижия», – заметил Баоюй и обратился к Дайюй: – У тебя есть яшма?
Никто ничего не понял. Но Дайюй сразу сообразила: «Он спросил, потому что яшма есть у него», и ответила:
– Нет, у меня нет яшмы. Да и у кого она есть?
Едва она произнесла эти слова, как Баоюй, словно безумный, сорвал с шеи яшму, швырнул на пол и стал кричать:
– Подумаешь, редкость! Только и слышно: яшма, яшма. А обо мне не вспоминают! Очень нужна мне эта дрянь!
– У сестрицы тоже была яшма, – прикрикнула на него матушка Цзя, – но ее мать, когда умерла, унесла яшму с собой, как бы в память о дочери. Сестрица положила в гроб все любимые вещи матери, и теперь твоя умершая тетя, глядя на яшму, будет вспоминать дочь. Дайюй не хотела хвалиться, потому и сказала, что у нее нет яшмы. Надень яшму и не безобразничай, а то как бы мать не узнала!
Матушка Цзя взяла яшму из рук служанки и надела Баоюю на шею. Юноша сразу притих.
Пришла кормилица и спросила, где будет жить барышня.
– Переселите Баоюя в мой флигель, в теплую комнату, – ответила матушка Цзя, – зиму барышня проживет под голубым пологом, а весной мы подыщем ей другое место.
– Дорогая бабушка! – сказал Баоюй. – Зачем же вас беспокоить? Я могу спать на кровати за пологом. Мне там будет удобно.
– Ладно, – подумав немного, согласилась матушка Цзя и распорядилась, чтобы за Дайюй и Баоюем постоянно присматривали мамки и служанки, а остальная прислуга дежурила бы по ночам в прихожей. Фэнцзе приказала натянуть там светло-коричневый полог, перенести атласный матрац, парчовое одеяло, словом, все, что необходимо.
С Дайюй приехали всего две служанки: кормилица мамка Ван и десятилетняя Сюэянь.
Сюэянь была слишком мала, мамка Ван чересчур стара, поэтому матушка Цзя отдала внучке еще свою служанку Ингэ. Кроме того, в услужении у Дайюй, как и у Инчунь, не считая кормилицы, четырех мамок и двух служанок, ведавших ее гардеробом, украшениями, а также умываньем, были еще четыре или пять девочек, они мели пол и выполняли самые разнообразные поручения.
Мамка Ван и Ингэ прислуживали Дайюй под голубым пологом [43] , а нянька Ли, кормилица Баоюя, и старшая служанка Сижэнь прислуживали Баоюю.
Сижэнь, собственно, была в услужении у матушки Цзя, и настоящее ее имя было Хуа Жуйчжу. Но матушка Цзя обожала Баоюя и отдала добрую и преданную Жуйчжу внуку, опасаясь, что другие служанки не смогут ему угодить. «Хуа» – значит «цветок». В одном из стихотворений встречается строка: «Ароматом цветок привлекает людей…» Баоюй прочел это стихотворение и с позволения матушки Цзя стал звать служанку Сижэнь – Привлекающая людей.
Сижэнь была предана Баоюю так же, как и матушке Цзя, когда ей прислуживала. Все ее мысли были заняты этим избалованным мальчиком. Она постоянно усовещивала его и искренне огорчалась, если Баоюй не слушался. И вот вечером, когда Баоюй и мамка Ли уснули, а Дайюй и Ингэ все еще бодрствовали, Сижэнь сняла с себя украшения и бесшумно вошла в комнату Дайюй.
– Барышня, почему вы до сих пор не легли?
– Садись, пожалуйста, сестрица! – любезно предложила Дайюй.
– Барышня очень огорчена, – сказала Ингэ. – Плачет и говорит: «Не успела приехать и уже расстроила брата. А если бы он разбил свою яшму? Разве не я была бы виновата?!» Насилу я ее успокоила.
– Не убивайтесь, барышня, – проговорила Сижэнь. – Вы не то еще увидите! Но стоит ли из-за пустяков огорчаться? Не принимайте все близко к сердцу!
– Я запомню то, что вы мне сказали, сестры, – отозвалась Дайюй.
Они поговорили еще немного и разошлись.
На следующее утро Дайюй, навестив матушку Цзя, пришла к госпоже Ван. Госпожа Ван и Фэнцзе только что прочли письмо из Цзиньлина и о чем-то шептались с женщинами, приехавшими от старшего брата госпожи Ван.
Дайюй ничего не поняла, но Таньчунь и ее сестры знали, что речь идет о Сюэ Пане, старшем сыне тетушки Сюэ, жившем в Цзиньлине. Недавно он совершил убийство и думал, что это сойдет ему с рук – ведь он был из богатой и знатной семьи. Однако дело разбиралось в суде области Интяньфу, его дяде, Ван Цзытэну, сообщили об этом в письме. Вот он и решил предупредить госпожу Ван, а также написал, что ее сестра с детьми едет в столицу.
Чем окончилось это дело, вы узнаете из следующей главы.
Глава четвертая
Юноша с несчастной судьбой встречает девушку с несчастной судьбой;
послушник из храма Хулумяо помогает решить трудное дело
Итак, Дайюй и ее сестры пришли к госпоже Ван как раз, когда она беседовала с женщинами, присланными женой ее старшего брата. Речь шла о том, что на ее племянника Сюэ Паня подали в суд, обвиняя его в убийстве. И поскольку госпожа Ван была занята, сестры отправились к Ли Вань, вдове покойного Цзя Чжу. Он умер совсем еще молодым, оставив после себя сына Цзя Ланя, которому исполнилось нынче пять лет, и он уже начал ходить в школу.
Ли Вань была дочерью Ли Шоучжуна, известного чиновника из Цзиньлина. Когда-то он занимал должность Ведающего возлиянием вина [44] в государственном училище Гоцзыцзянь. Одно время в их роду было принято давать образование и мужчинам, и женщинам. Но Ли Шоучжун принадлежал к тому поколению, когда женщин перестали учить по принципу: «Чем меньше девушка образованна, тем больше в ней добродетелей». Поэтому Ли Вань прочла лишь «Четверокнижие для девушек» и «Жизнеописание знаменитых женщин», кое-как выучила иероглифы и знала несколько имен мудрых и добродетельных женщин прежних династий. Главным ее занятием были шитье и рукоделие. Поэтому имя ей дали Вань – Белый шелк, а прозвище Гунцай – Искусная швея.
Рано овдовев, Ли Вань, хотя жила в довольстве и роскоши, так исхудала, что была похожа на засохшее дерево, ничто на свете ее не интересовало. Всю себя она посвятила воспитанию сына и служению родителям покойного мужа, а на досуге вместе со служанками занималась вышиванием или читала вслух.
Дайюй была в доме гостьей, но сестры относились к ней как к родной. Единственное, что беспокоило девочку, – это ее престарелый отец.
Но оставим пока Дайюй и вернемся к Цзя Юйцуню. Вы уже знаете, что он получил назначение в Интяньфу и отправился к месту службы. Едва он вступил в должность, как в суд пришла жалоба: две семьи затеяли тяжбу из-за служанки и дело дошло до убийства. Цзя Юйцунь распорядился немедленно доставить к нему на допрос истца.
– Убит мой хозяин, – сказал истец. – Он купил девочку, как потом выяснилось, у торговца живым товаром. Деньги мы заплатили, но хозяин решил дождаться счастливого дня, чтобы ввести девочку в дом. Но торговец тем временем успел ее перепродать в семью Сюэ, которая славится своей жестокостью и к тому же весьма влиятельна. Когда мы пришли заявить свои права на девочку, толпа здоровенных слуг набросилась на моего хозяина и так его избила, что он вскоре умер. Убийцы скрылись бесследно, и хозяин их тоже. Осталось всего несколько человек, никак не причастных к делу. Я подавал жалобу за жалобой, но прошел год, а делом этим никто не занялся. Прошу вас, почтеннейший, сделайте милость, арестуйте злодеев, и я до конца дней своих буду помнить ваше благодеяние!
– Как же так? – вскричал Цзя Юйцунь. – Убили человека и сбежали! Неужели ни один не задержан?
Он не мешкая распорядился выдать судебным исполнителям верительную бирку на арест всех родичей убийцы, взять их под стражу и учинить допрос под пыткой. Но тут вдруг Цзя Юйцунь заметил, что привратник, бывший тут же, делает ему знаки глазами.
Цзя Юйцунь покинул зал, прошел в потайную комнату и отпустил слуг, оставив только привратника.
Тот справился о здоровье Цзя Юйцуня и промолвил с улыбкой:
– Прошло почти девять лет с той поры, как вы стали подниматься по служебной лестнице, господин! Вряд ли вы меня помните.
– Лицо твое мне как будто знакомо, – сказал Цзя Юйцунь. – Где мы с тобой виделись?
– Неужели, господин, вы забыли родные места? Храм Хулумяо, где жили девять лет назад?
Только сейчас у Цзя Юйцуня всплыли в памяти события тех дней и маленький послушник из храма Хулумяо. После пожара, оставшись без крова, он стал думать, как бы без особого труда заработать себе на пропитание, и когда стало невмоготу терпеть холод и стужу во дворе, под открытым небом, отпустил себе волосы и поступил привратником в ямынь. Цзя Юйцунь ни за что не узнал бы в привратнике того самого послушника.
– Вот оно что! – воскликнул Цзя Юйцунь, беря привратника за руку. – Оказывается, мы старые друзья!
Цзя Юйцуню долго пришлось уговаривать привратника сесть.
– Не стесняйся! Ведь ты был моим другом в дни бедствий и нужды. Мы здесь одни, помещение не служебное. Садись же!
Когда наконец привратник сел на краешек стула, Цзя Юйцунь спросил:
– Ты хотел что-то сказать? Я заметил, как ты делал мне знаки глазами.
– Неужели у вас нет «Охранной памятки чиновника» для этой провинции? – в свою очередь спросил привратник.
– Охранной памятки? – удивился Цзя Юйцунь. – А что это такое?
– Это список имен и фамилий наиболее влиятельных и богатых семей, – объяснил привратник. – Его должен иметь каждый чиновник в провинции. С этими богачами лучше не связываться. Мало того что отстранят от должности, лишат звания, так ведь и за жизнь нельзя поручиться. Недаром этот список называют «Охранной памяткой». А о семье Сюэ и говорить не приходится. Дело, о котором шла речь, – простое. Но прежние начальники дрожали за свое место и готовы были поступиться и долгом и честью.
Привратник достал из сумки переписанную им «Охранную памятку чиновника» и протянул Цзя Юйцуню. Тот пробежал ее глазами: это были всего лишь пословицы и поговорки, сложенные в народе о самых могущественных и именитых семьях:
Дом Цзя богатством знаменит,
которому нет счета,
Нефрит под стать его дворцам,
а золото – воротам [45] .
…Да будь хотя б дворец Эфан [45]
с размахом многоверстным, —
Цзиньлинских Ши обширный клан
вместить не удалось бы!
…Когда в Восточном море нет
Царю Драконов ложа [47] ,
Цзиньлинское семейство Ван
найти его поможет…
Имущество семьи Сюэ
с обильным снегом схоже: [48]
Там жемчуг – то же, что песок,
И ценят золота кусок
Железа не дороже!
Не успел Цзя Юйцунь дочитать, как послышался голос:
– Почтенный господин Ван прибыл с поклоном.
Цзя Юйцунь торопливо привел в порядок одежду и головной убор и вышел навстречу гостю. Вернулся он довольно скоро и продолжил разговор с привратником.
– Все четыре семьи, которые значатся в памятке, связаны родственными узами, – рассказывал привратник, – и позор и слезы – все у них общее. Обвиняемый в убийстве Сюэ как раз выходец из семьи, о которой сказано: «Имущество семьи Сюэ с обильным снегом схоже». Он пользуется не только поддержкой трех остальных семей, у него полно родственников и друзей в столице, да и в других местах. Кого же вы, почтенный господин начальник, намерены арестовать?
– Выходит, решить это дело невозможно? – выслушав привратника, спросил Цзя Юйцунь. – Надеюсь, тебе известно, в каком направлении скрылись убийцы?
– Не стану обманывать вас, господин, – признался привратник, – мне известно, куда скрылись убийцы, мало того, я знаю торговца живым товаром, да и с убитым был хорошо знаком. Если позволите, я все подробно расскажу. Убитого звали Фэн Юань, он был единственным сыном мелкого деревенского чиновника. Родители его рано умерли, оставив ему небольшое наследство. Юноше было лет восемнадцать – девятнадцать, он занимался мужеложеством и не терпел женщин. А тут вдруг ему приглянулась девочка. Встреча с ней, видимо, была послана ему за грехи в прежней жизни. Он сразу же купил ее, решив сделать своей наложницей. Причем поклялся никогда больше не предаваться пороку и не брать в дом никаких других женщин. Намерения у него были весьма серьезные, потому он и ждал счастливого дня. Кто мог подумать, что торговец перепродаст девочку в семью Сюэ? Получив деньги, он уже собрался было бежать, но оба покупателя поймали его и избили до полусмерти. Ни один из них не желал брать деньги обратно, каждый требовал девочку. Тогда Сюэ кликнул слуг, и те так избили господина Фэн Юаня, что живого места на нем не осталось. Через три дня он умер у себя дома. А Сюэ Пань выбрал счастливый день и вместе с семьей уехал в столицу, куда давно собирался. Уехал, а не сбежал, и девочку с собой прихватил. Убить человека – пустяк для него. Слуги и братья всегда все уладят. Впрочем, хватит об этом. А знаете ли вы, господин, кто та девочка, которую продали?
– Откуда мне знать? – удивился Цзя Юйцунь.
Привратник усмехнулся:
– Она дочь господина Чжэнь Шииня, того, что жил возле храма Хулумяо, ее детское имя – Инлянь. Когда-то ее отец вас облагодетельствовал.
– Так вот это кто! – вскричал пораженный Цзя Юйцунь. – Я слышал, ее похитили в пятилетнем возрасте. Почему же всего год назад продали?
