Текст книги "Путешествие на «Тригле»"
Автор книги: Святослав Сахарнов
Жанры:
Морские приключения
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
Это сказал я.
Павлов удивленно посмотрел на меня. Он вспорол оставшиеся два пакета, и гибкие блестящие матрасы выползли из них на свет.
Котов в них не было.
– Как же ты сюда попала, киса? – пробормотал Немцев и взял котенка на руки.
– Случайно завернули, – сказал Павлов. – Улегся, дурак, на матрас, и все. Лёсик, поедешь в Севастополь – отвези.
– Кот пригодится, – неожиданно сказал Марлен. – Я включаю его в программу биологических исследований.
Павлов пожал плечами.
– Дело ваше.
Он нагнулся над матрасами и стал щупать их. Он искал приборчики для поглощения влаги.
Немцев сказал:
– Есть предложение – придумать котенку имя. Что, если… Садко?
– Громко.
– Машка?
– Это же кот.
– Черномор, – сказал Джус.
– Мрачно.
– Мальчик.
– Ерундой занимаетесь, – сказал Павлов. Он наконец нащупал приборчики.
Немцев вздохнул:
– Ни одной свежей мысли. Приходится оставить «кис-кис».
ПОРТФЕЛЬ
Я уже давно заметил, что Джус повсюду таскает с собой портфель.
Как-то я не выдержал и спросил:
– Можно задать вам глупый вопрос? Почему вы всюду ходите с портфелем?
Он не обиделся:
– Да, понимаете, привык. Потом, все бумаги с собой. Как придет что-нибудь в голову, сразу на карандаш. Я ведь конструктор, проектировал дом. А что? Очень смешно?
– Да нет.
Мы сидели у палатки. Над вершинами гор тянулись серые облачные нити.
– Ночью я видел вокруг луны светлое кольцо, – сказал Джус. – Погода испортится. Замечаете, уж не так печет?
ТЕБЕ ПОВЕЗЛО
В бухте плясали острые волны. Они выскакивали то тут, то там. На верхушке каждой вспыхивал белый хохол, и волна падала.
Мы с Марленом стояли на берегу и смотрели на бухту. Катера, буксиры, кран сгрудились посредине. В стороне виднелась из воды макушка «Садко». Ветер дул порывами. Наши плащи трещали и развевались.
– Ну и погодка! – сказал Марлен. – А что, если узнать, на сколько дней обещают ветер?
Он сходил в первую палатку, вернулся и сказал:
– Двое суток, не меньше. Тебе повезло – работ не будет, мы сейчас же идем на Эски Кермен. У меня одноместная палатка, захвати еду.
Когда мы вышли из лагеря, он объяснил:
– Тут недалеко. Сначала долиной, а потом легкий подъем.
Мы шли долиной уже третий час. Покатые склоны, засаженные кукурузой. В ней домишки. Пыльные собаки, привязанные у ворот, провожали нас добрыми и взглядами.
Тропинка, пробитая в жесткой траве, вывела нас к обрыву. Внизу было дно ущелья, белая дорога, впереди – вытянутая, вся в дырках, причудливая скала похожая на корабль.
ЭСКИ!
ГОРОД НА СКАЛЕ
Выпуклые лобастые камни Эски нависали над нами. Они были выдолблены изнутри и светились, как черепа.
Окна-глазницы смотрели на нас.
– Эти казематы защищали вход в город, – сказал Марлен. – Представь, мы – враги. Получили бы уже по сотне стрел!
Мы шли по гладкой известковой плите, деревянные колеса арб выбили в ней две колеи. Посередине темнели ямки – сюда ступали копыта лошадей.
Дорога сделала крутой поворот, мы очутились в узком проходе между двух скал.
– Городские ворота. Справа – часовня, слева – комната стражи.
Я заглянул в помещения. Они тоже были высечены в скале. Хрупкие, тонкие стены местами были пробиты насквозь. Розовый свет наполнял их. Над полом курилась белая пыль.
Пройдя ворота, мы очутились на вершине горы. Она была плоской, поросла редкими деревьями и кустами кизила. Багряные ягоды светились в траве. Среди кустов зияли черные провалы подземных ходов.
Испуганные цикады, оборвав пение, замолкали при звуке наших шагов.
Нигде ни следа домов.
– Значит, жители обитали в пещерах? – спросил я.
Марлен покачал головой.
– Нет. Здесь было много домов, но шесть столетий назад татары во время нашествия сожгли их. Когда-то здесь был настоящий город.
На поляне, продуваемой ветром, у края обрыва, мы поставили палатку.
Внизу под нами белел валун с черным отверстием в боку. Тот самый, мимо которого промчал меня Лёсик.
Я показал на него Марлену.
– Это часовня, – сказал он. – Люди Эски так привыкли резать камни, что, когда им понадобилась часовня, они выдолбили ее внутри упавшего с горы валуна. Между прочим, первыми русскими, которые увидели Эски, были солдаты Суворова. Они пришли сюда во время русско-турецкой войны.
Я принес воды, разложил костер и вскипятил чай.
Облака разошлись. Тусклое солнце двигалось к накату. Прозрачные тени ползли по склонам Эски.
Я лежал на куске брезента, закинув руки за голову, слушал звон цикад и думал о погибшем городе. Мне слышался топот коней и мерный скрип возков. Перекликались на каменных башнях часовые, и безмолвные женщины с кувшинами на головах, как тени, проходили мимо, звеня медными украшениями.
Еще я представил себе колонну усталых солдат на отдыхе. Прижимая к груди ружья, солдаты удивленно смотрели вверх. Причудливая плоская гора поднималась над биваком. Серые известковые скалы были усеяны бойницами, узкие ходы вели внутрь.
Скалы просвечивали насквозь.
«Пещерный город!» – сказал старый солдат…
– Ты здорово устал, – донесся до меня голос Марлена. – Полежи, я пойду поснимаю.
Он взял фотоаппарат и ушел, я закрыл глаза.
Когда Марлен разбудил меня, была уже ночь. Мы забрались в тесную, узкую палатку и легли бок о бок.
Звон цикад, от которого сотрясалась скала, было последнее, что я услышал в тот день.
КТО ВИНОВАТ?
Мы вернулись в Голубую бухту.
На берегу у дельфиньей загородки стояли водолазы и что-то горячо обсуждали.
Мы подошли к ним.
– Что случилось? – спросил Марлен.
– Как что? – возмутился Павлов. – Уж вам-то надобно знать. Вы отвечаете за биологию. Дельфин – по вашей части. Саша пропал – вот что!
– К-как?
Мы уставились на загородку. Вода в ней была совершенно спокойна. Мы смотрели минуты три. Черная спина ни разу не показалась.
«Как же он мог уйти?»
– Волны сдвинули с места сеть. Ее надо было проверять каждый день.
Около воды стоял Рощин-второй. Он стоял вытаращив глаза и смотрел на море, словно ждал: вот-вот полнится Саша.
– Дельфин – имущество, переданное этому человеку, – холодно сказал Марлен. – Этот человек отвечает за пропажу.
Рощин продолжал смотреть на море.
– Обидно, – сказал Павлов. – Но что сделаешь? Будем работать без дельфина. Ладно. Все равно у вас ничего не получалось.
Рощин скорбно посмотрел на него:
– Почему? Он уже узнавал меня.
– А вы – его, – сказал Марлен. – Больше вы не нужны. Завтра можете уезжать.
Рощин чуть не заплакал. Он хотел возразить, но только издал горлом непонятный звук: кх-кх-кх…
МАРЛЕН НЕ ПРАВ: НЕЛЬЗЯ БЫТЬ ТАКИМ ЖЕСТОКИМ.
– Хватит о дельфине, – сказал Павлов. – Завтра приезжают корреспонденты, а через два дня начинаем погружение. Может быть, наш художник возьмет на себя общение с прессой? Как-никак вы родственные души, служители искусств.
Он посмотрел на меня.
Я смутился и сказал:
– Я что… Я с удовольствием.
НЕ ТЕ КОРРЕСПОНДЕНТЫ!
Они приехали на следующий день.
Ждали не только из газет – из кинохроники тоже, но приехали одни газетчики. Двое мужчин и женщина.
Один мужчина был маленький и лысый. Он представлял молодежную газету и все время прятался в тень, закрывал голову от солнца. Второй был веселый и толстый. Его прислала областная газета. Этот все время бродил по лагерю и рассказывал смешные случаи, которые бывают с работниками печати.
Женщина носила огромную шляпу и черные очки. Она ходила следом за толстым мужчиной, ждала, что он расскажет, и говорила:
– А вы злой! – и легонько ударяла его по руке.
– Не те корреспонденты! – сказал Павлов. Он отвел меня за палатку и стал чесать подбородок. Я уже заметил: он всегда чешет подбородок, когда чем-нибудь озадачен. – Нам бы кино. Как же так: ставим подводный дом, а кино нет? Надо найти оператора. Придется самому ехать… Вы тут общайтесь с ними, общайтесь.
И он уехал.
ЧЕЛОВЕК И СЛОН
Я разговорился с корреспондентом. С тем, толстым, что рассказывал смешные случаи.
– Хотите, – сказал он, – расскажу, как я не написал свою лучшую статью?
– Давайте.
– Дело было в Ленинграде. Я тогда еще учился на журналиста. Раз меня вызывают и говорят: «Вот первое задание. В университете есть студент, который написал очень ценную работу про слонов. Найдите его и напишите о нем статью». Иду, узнаю – есть такой. Получаю адрес, вечером являюсь. Он дома. Маленькая комнатка, в углу что-то прикрытое простыней. Разговорились.
Действительно, студент написал работу: «Особенности скелета слона».
«Вот, – говорит, – в углу кости. Слон».
«Откуда вы его взяли?» – спрашиваю.
«Выкопал».
«Где?»
«Тут, в Ленинграде».
Я решил, что парень врет или сумасшедший. Обиделся и ушел. Так статьи и не написал. А потом узнал: чистая правда. Только послушайте, какая история.
До войны в Ленинграде был слон. Очень знаменитый слон, вернее, слониха – Бетти. А этот парень был юннатом и часто ходил в зоопарк. Можно сказать, они с Бетти были знакомы. Когда настала война, парня забрали на фронт. А Бетти убило шальной бомбой. Ее тело разделили на части и закопали на территории зоопарка. Война кончилась, парень стал учиться. На старшем курсе он стал писать работу о слонах. А о судьбе Бетти он знал. Получил разрешение директора зоопарка, достал лопату и давай копать. Перекопал весь зоопарк. Два месяца искал. И что вы думаете? Собрал весь скелет. Описал его, получилась блестящая работа. Недавно встретил его фамилию в журнале – Вадим Евгеньевич Гарутт. Крупнейший специалист по слонам. Вот так. А я о нем не написал. Смешно?
Я покачал головой.
– Не очень. Даже наоборот – печальная история. Человек и слон… Как вам вообще пишется?
– Так себе. Плохо начинаю. Иной раз интереснейший факт, замечательные люди, а начну писать – скукота. Для меня самое трудное – начало придумать, зацепку. А для вас?
Я вздохнул:
– Конечно, зацепку. Поверить в свои силы еще нужно. Обязательно…
РИСУНКИ
Я мало рисовал. Мне казалось: ну что рисовать?
Дельфин удрал. Осьминоги и трепанги в Черном море не водятся. Рыб в бухте?
Я взял альбом, сел под скалой и нарисовал по памяти все, что случилось в эти дни.
Я нарисовал, как буксиры тащат огромный кран с наклонной стрелой. Как плавает посреди бухты на боку «Садко».
Нарисовал похожие на пчелиные соты известковые стены Эски Кермена, выдолбленные изнутри скалы, и черные входы в подземелья среди зеленых кустов кизила.
Еще я нарисовал Рощина-второго. Он стоял на берегу моря и тоскливо всматривался из-под руки вдаль. Он ждал, не вернется ли дельфин.
ДАВНЕНЬКО Я НЕ РИСОВАЛ ЧЕЛОВЕКА!
Когда я кончил рисовать Рощина, около скалы появилась женщина-корреспондент. На руках у нее была кошка.
– Вот, нашла на берегу, – сказала она. – Это ваш кот? Лагерный? Чуть не утонул.
– Наш, – ответил я. – Только кошки не тонут, они боятся воды. Отнесите Немцеву, это его кот.
И женщина ушла.
ВЕРНУЛСЯ ПАВЛОВ
Все было готово к постановке дома. Не было только Павлова.
– Везет! Везет! – раздалось однажды около нашей палатки.
Мы с Марленом выскочили наружу. Мимо нас пробегали полуголые водолазы.
– Кто везет? – спросил Марлен.
– Павлов! Оператора! Бежим!
Мы побежали.
По дороге спускался к бухте грузовой «газик». За ним тянулось желтое облако пыли. «Газик» доехал до палаток и остановился. Из кабины вылез Павлов.
– Пожалуйста. Прошу вас! – сказал он.
Показался человек. Он лез спиной вперед и тащил за собой желтые кожаные сумки.
– Знакомьтесь, – сказал, обращаясь ко всем, Павлов, – кинооператор Центральной студии. Будет работать у нас.
Человек повернулся, и я ахнул. Тот самый киношник, который снимал Телеева с осьминогом! Мой Главный киношник.
Я толкнул Марлена в бок.
– Помнишь? – спросил я его шепотом. – Шхуна. Взрыв мины. Рыбы под водой… Это ведь тот самый!
– Ага.
МАРЛЕНА НИЧЕМ НЕ УДИВИШЬ!
– Где мне располагаться? – спросил Главный киношник.
– В палатке, вместе с художником.
Павлов подтолкнул меня:
– Вот он.
– А мы знакомы, – сказал Главный киношник. – Я очень хорошо помню вас по Тихому океану. Вы еще советовали мне изменить сценарий.
– Да, это я.
Я помог ему перенести сумки в палатку.
– И я вас тоже знаю, – сказал Главному киношнику Марлен. – Помните, вы снимали фильм – взрыв мины под водой? Тут, на Черном море.
– Я много что снимал, – устало сказал киношник, и я вдруг увидел, что он здорово постарел. – Может быть, и был взрыв мины.
– Вы все еще снимаете морских животных? И бываете часто за границей?
– Как вам сказать… В общем, нет. Бросили на «Фитиль». Знаете, такие сатирические фильмы. Бичую недостатки.
– А-а-а…
ВОТ ОН УЖЕ И НЕ ГЛАВНЫЙ!
Я решил называть его для себя теперь просто Киношником.
– А почему вы тогда здесь? Тут нет никаких недостатков.
– Попробую тряхнуть стариной: снять документальную ленту. У вас тут надолго затянется?
– Экспедиция рассчитана на месяц. Но дом поставят завтра-послезавтра.
Киношник сел на раскладушку и стал расшнуровывать ботинки. Ботинки у него были отличные – прессованная подошва с шипами и медные блямбы вместо пистонов.
И носки хорошие. И костюм.
ТОЛЬКО САМ ОН ПОПЛОШАЛ.
ДЕСЯТЬ МЕТРОВ И ВОЛЬЕР
Прежде чем погрузить дом, опустили вольер.
Это было громадное круглое сооружение вроде циркового шатра. Большой сетчатый цилиндр. Его поддерживали на воде пустые бочки. Бочки затопили, и вольер погрузился.
Можно было начинать постановку дома.
Мы собрались у лебедки. Она стояла под навесом на берегу и была похожа на горбатого рыжего медведя. Наступил торжественный момент.
Павлов подумал и сказал:
– Пошел!
Мне казалось, что он должен сказать по случаю первого погружения дома речь. Или разбить о лебедку бутылку, как это делают при спуске корабля.
Но он просто сказал: «Пошел!»
Завыли электромоторы, скрипнули шестерни. Лебедка ожила. Скрипнул и двинулся с места канат.
Я стоял метрах в десяти от него и смотрел, как он натягивается, ползет, исчезает внутри лебедки. Она поглощала его. Большой барабан, вращаясь, наматывал канат виток за витком.
Дом посреди бухты подрагивал, оседал. Вода уже лизала площадку с поручнем.
«Садко» тонул.
Наконец исчезли выпуклая верхушка дома, площадка…
Когда «Садко» скрылся, на поверхность выскочило много пузырей. Вода закипела. Белое пенное пятно постояло несколько минут и растаяло.
Лебедка застучала быстрее.
Канат, который выходил из воды и полз к лебедке, нес по воздуху красный лоскут. Это была метка. Когда она подойдет к лебедке, будет «Стоп!». Глубина, которой достигнет дом, будет ровно десять метров.
– Стоп!
Красный лоскут остановился.
– Готово! – сказал Павлов.
С одного из буксиров спустили шлюпку. Она подошла к месту, где погрузился дом, повертелась и направилась к берегу. В шлюпке сидел Игнатьев.
– Пузырей нет! – сказал он. – Все в порядке.
АКВАНАВТЫ
Мы провожали в дом первых акванавтов – Джуса и Марлена.
Я очень удивился, когда Марлен стал готовить акваланг.
– Ты чего? – спросил я.
– В дом.
– Жить?
– Жить.
Я обиделся:
– Почему ты мне раньше не сказал?
– Ты ведь читал план испытаний.
– Нет.
Как-то Марлен дал мне тоненькую книжечку в розовом картонном переплете. Она так и называлась: «Эксперимент „Садко“». Но я, вместо того чтобы прочесть, сунул ее под подушку.
Мы уходили тогда на Эски Кермен.
– Между прочим, – сказал Марлен, проверяя замок у своего акваланга, – там есть и твоя фамилия. Вернее, ты без фамилии. Там сказано – деятели искусств.
Я сунул руку под подушку и достал книжечку.
И верно: «Первый этап. Глубина 10 метров. Экипаж – Марлен, Джус… Последний этап – всплытие. Посещение дома корреспондентами и деятелями искусств».
– М-да! Только после всплытия.
В плане было много интересного, даже монтаж на дне буровой вышки.
– Это еще зачем? – спросил я Марлена. – Тут же нефти нет?
– Нет. Просто опыт – заработает или нет. А искать нефть будут потом на Каспии. Сперва научиться надо, доказать всем…
Я стал смотреть, что написано про моего Киношника. Вот звездочка и примечание: «Съемки кино на всех этапах эксперимента, по плану студии».
Мы вышли с Марленом на берег. Там уже стояли Павлов и около него Джус с портфелем.
НЕУЖЕЛИ ОН ВОЗЬМЕТ ЕГО С СОБОЙ?
Вещи акванавтов положили в контейнер. Сверху впихнули портфель.
ВСЕ-ТАКИ ВЗЯЛ!
Подошла шлюпка, контейнер отнесли в нее. Туда же сели Павлов, Марлен, Джус.
На том месте, где недавно стоял дом, качался буек с флажком. Шлюпка ушла к нему.
МНЕ ВЕЗЕТ
Вечером я вышел посмотреть на этот флажок.
ГДЕ-ТО В ГЛУБИНЕ ПОД НИМ – ЖИВУТ ЛЮДИ.
Я стоял, скрестив на груди руки.
– Не рисуете? – раздался позади меня голос Павлова. Он незаметно подошел и стал рядом. – Я думал, художники – чуть свободная минута – рисуют. Вон корреспонденты так и строчат. И то им объясни, и это. Еле сбежал.
Я понял, что не оправдываю его надежд.
– Понимаете, – сказал я, – мы, художники, такой народ… Как бы сказать проще… Мы смотрим, смотрим, а что получится, сами не знаем. Хотите, я нарисую наш портрет?
Теперь покраснел он.
– Бросьте валять дурака, – сказал он. – Я ведь так. Конечно, смотрите. Между прочим, у меня дома есть несколько книг с вашими рисунками. Морских животных вы рисовали?
Я очень обрадовался:
– Я. Конечно, я! Это где осьминог, трепанги, кальмары?
– Ага. Очень хорошо нарисованы. Как живые. Вы в доме хотите пожить?
Я задохнулся от неожиданности. ВОТ ТАК РАЗ!
– Хотелось бы.
– Проверьтесь у врача. Будете жить со вторым экипажем.
– Я проверялся.
– Еще раз. Беда – корреспонденты просятся! Вы, я знаю, водолаз, а они-то нет!
БУДУ ЖИТЬ В ДОМЕ!
КОМАНДНЫЙ ПОСТ
В первой палатке, где расположился командный пост, было много проводов, много приборов, стояли телевизор и телефон. Правда, телевизор так и не сумели наладить. Когда его включали, мелькали одни полосы.
– В доме не хватает света. И еще – много помех, – объяснили телевизионщики. – А так у нас все в порядке.
Я пришел на командный пункт – дежурил Игнатьев – и попросил, чтобы мне дали поговорить с Марленом.
Мне казалось, что получится очень интересный разговор: человек первый раз в подводном доме.
– Минутку, – сказал Игнатьев. – Запишу показания приборов и соединю.
Он раскрыл толстую тетрадь и начал писать: температура воздуха в доме… давление… влажность…
– А знаете, – сказал я, – может быть, мне скоро доведется там жить. Павлов обещал.
Игнатьев кивнул.
– Как у вас уши?
Я вспомнил погружение на Дальнем Востоке:
– Так себе.
– Продувать надо.
Он придвинул телефон.
– Марлена вызывает берег.
РАЗГОВОР
– Привет, Марлен, это я – Николай. Ну как там у тебя?
В трубке шумело. Так шумит воздух в морских раковинах.
– Ничего, – сказал Марлен.
И замолчал. Я тоже ничего не придумал. О чем говорить? На этом наш разговор и кончился.
РАЗРЕШИТЕ, Я ВАМ ПОМОГУ
Все-таки Павлов разрешил корреспондентам побывать в доме.
Мы сели на буксир.
Не больше десяти минут, – сказал Павлов. – Если пробудете в доме дольше, придется потом сидеть в декомпрессорной камере.
– Сидеть? Сколько времени? – поинтересовался корреспондент с лысиной.
Павлов посмотрел в книжечку.
– Два часа… Значит, так, – он сурово посмотрел на нас, – опускаться будут только мужчины. По очереди. С каждым идут трое обеспечивающих. Двое держат на руки, третий – сзади…
Я вспомнил, как страховал когда-то Марлена, когда тот опускался на сорок метров.
– Внутри дома, повторяю, находиться десять минут. Ответственный за все погружения Немцев.
На лысого нацепили акваланг. Он посопел и сказал, что готов.
– Тогда пошли.
Немцев первый прыгнул в воду. Потом свалился корреспондент.
Прыгая, он не придержал рукой маску. Ее сбило, он захлебнулся. Немцев подхватил его под мышки.
Корреспондент долго плевался и икал.
– Может, не надо? – спросил, перегнувшись через борт, Павлов. – Ну что там интересного?
Корреспондент замотал головой. Он снова вставил себе в рот загубник и показал рукой вниз.
Они нырнули. Четыре пузырчатые дорожки свились в клубок. Вода зарябила. Потом пузыри исчезли.
– Вошли в дом! – сказал Павлов. – Я думал, не войдут.
Через десять минут вода забурлила и показались четыре головы. Пловцы работали ластами и отдувались.
Их вытащили на буксир. Корреспондент стянул со лба маску. Тусклое солнце вспыхнуло на, его лысине.
– Ух как интересно! – сказал он. – Вот это дом!
Опустили второго. Этот плавал, как морж, вода вокруг него кипела и расходилась кругами. Он никак не мог погрузиться.
– Навесьте на него грузы! – сказал Павлов.
Толстяку повесили на пояс несколько свинцовых плиток.
Когда, побывав в доме, пловцы вынырнули, толстяк перевернулся на спину и захохотал.
– Что с ним? – встревожился я. – Может, нервное потрясение? Говорят, есть опьянение глубиной.
– Ему просто весело, – сказал Павлов.
Толстяк влез по трапу на буксир.
– Шикарный дом, – сказал он. – Только я в нем чуть не остался. Туда влез легко – был мокрый и скользкий. А там высох и застрял в люке.
Он снова захохотал.
Тогда вперед выступила женщина.
– Мне этот надеть? – спросила она и тронула рукой акваланг.
– Пойдут только мужчины, – неуверенно сказал Павлов. Он сказал это, не глядя на нее.
Женщина подняла баллоны.
– Разрешите, я вам помогу, – сказал Немцев.
Павлов отвернулся.
Немцев почесал в затылке, продул загубник и в третий раз пошел к трапу.
– Туфли снимите, – сказал Павлов женщине.
– Ах да…
– Шут его знает! У нее есть все бумажки, – сказал наш начальник, когда женщина и Немцев скрылись под водой. – Все разрешения. Прошла курсы легких водолазов.
Эта пара возвратилась ровно через десять минут. Я помог женщине взобраться на буксир. Она сняла плавательную шапочку и отжала волосы. Светлые струйки побежали по немолодому лицу. Она даже не запыхалась.
– Дом как дом, – сказала она.
Корреспонденты попросили шлюпку и ушли на берег передавать по телефону свои сообщения в редакции.
Немцев сказал:
– А что? Ничего ребята. Первый и второй немного дрыгались, а эта – совсем спокойно. Все-таки десять метров. Не в ванне!
Я спросил Павлова:
– А я?
Он пожал плечами.
– Стоит ли? Заселим дом вторым экипажем – и пойдете. Не стоит портить впечатление. Насмотритесь.
Последним опускался в дом сам Павлов. Я сидел на корме и смотрел, как он плывет, поблескивая ластами. Когда он приблизился к дому, навстречу ему выплыла еще одна человеческая фигура. Их было еле видно. Они были как два пятна – дрожащие и неверные.
Мне показалось, что они пожали друг другу руки.
Я посмотрел на берег. Из палатки, где стоял у дежурного телефон, вышел маленький корреспондент. Он, как видно, передал свое сообщение, прикрыл голову газетой и побрел к себе в палатку отдыхать.
ЭТИ ТРОЕ-ТО МОЛОДЦЫ!
НЕ ПОВРЕДИТ
Когда мы вернулись на берег, я встретил Игнатьева. Он поманил меня.
– Соберите себе пакет, – сказал он. – Книжки, бумагу для писем. А то после дома вам еще сидеть в камере – вот где будет скучища.
Я так и сделал. Завернул в газету карандаши, бумагу. Положил книжку про шпионов. Одна шпионская книжка – от скуки – не повредит!
В «САДКО»
Провожать меня пошли на шлюпке Павлов и Марлен.
Мы выгребли на середину бухты, привязали шлюпку к буйку и стали надевать акваланги.
– Все взяли? – спросил Павлов. – А щетку?
– Взял.
– Послушай… – сказал Марлен. – Я Немцеву говорил уже: будете плавать, присмотрите хорошее дно для акустического полигона. Чтобы чистое было, много рыб и укрытия – камни, что ли.
– Угу!
Я бросил в воду полиэтиленовый мешок с зубной щеткой, мыльницей, пастой, слез сам, нырнул. Под водой мешок надулся и, как маленький аэростат, потащил меня вверх. Я ухватился за него. Мешок вырвался и ракетой взвился к шлюпке.
Я всплыл, поднял маску на лоб и пожаловался:
– Не хочет тонуть!
– И не захочет, – сказал Павлов.
Он достал из-под скамейки сумочку с грузиками, положил внутрь моего мешка грузик и бросил в воду.
Мешок плавно пошел на глубину. Я еле успел схватить его. Рядом прошумело – это прыгнули из шлюпки Павлов и Марлен.
Подо мной колыхалось огромное белое пятно. Оно покачивалось и двоилось. Это был «Садко».
В стороне смутно виднелся вольер.
Я опустился на верхнюю площадку дома, цепляясь за выпуклую стену, подобрался к иллюминатору.
Прямо на меня через толстое стекло смотрел Немцев. Он смотрел на меня изнутри очень серьезно и беззвучно шевелил губами. Должно быть, разговаривал с Игнатьевым.
Сзади кто-то проплыл. Я обернулся. Павлов делал знаки: «Пошли!»
Мы нырнули под дом. Вот и вход.
Павлов подтолкнул меня, и я очутился внутри широкой стальной трубы – тамбура.
В глаза ударил электрический свет, по стеклу маски покатились струйки воды.
Кто-то подхватил меня под руки.
Ноги нащупали ступеньку.
Стоя в воде по пояс – голова и грудь в воздухе, – я снял маску, увидел Игнатьева и сказал:
– Привет!
Голос у меня оказался глухой, ватный.
Снизу меня толкали.
Я вылез из воды и, сев на лавочку, стал стаскивать с себя снаряжение. Мешок положил на пол. Через белую пленку огоньком светилась зубная щетка.
ВОТ Я И В ПОДВОДНОМ ДОМЕ!
У ног колыхалась жидкая прозрачная дверь. Никакой двери в тамбуре не было. Была вода. Сжатый внутри дома воздух не давал ей подняться и залить дом.
Водяное зеркало раскололось. Показалась голова Павлова. Он спросил:
– Все в порядке? Располагайтесь!
И скрылся.
ДОМ
Первым делом Немцев показал мне помещения.
– Осторожно, – говорил он, – тут можно удариться коленом, тут – головой.
Мы карабкались по железным лесенкам, как белки. В доме было три комнаты – три отсека. Нижний, через который я вошел, жилой и лаборатория.
В нижнем стояла скамеечка, висели на крючках гидрокостюмы и акваланги.
Еще тут было много кранов.
– Ох, сколько их! – сказал я. – И каждый небось нужен.
– Конечно, воздух, вода.
– А если не тот повернешь?
Немцев даже удивился. Он потрогал свои – щеточкой – усы и сказал:
– Скорее всего, утонете. Или взорветесь… Не шутите. Идемте в жилой отсек.
В жилом отсеке было все: и столовая, и спальня, и кают-компания. Стояли в два яруса койки, обеденный стол, висело радио.
Через люк мы поднялись в лабораторию. В ней было много приборов, и она походила на кабину космического корабля.
Я облазил весь дом и почувствовал, что в нем чего-то не хватает.
Чего? И вдруг понял: кухни!
– Где же вы готовите пищу? – спросил я.
– Как, разве вы не видели? У нас есть шикарная плита с необыкновенной вентиляцией.
Меня повели снова в лабораторию. У стены стоял никелированный, с пластмассовыми ручками, кучей циферблатов прибор.
ВОТ ТАК ПЛИТА!
– Электрическая! – с гордостью сказал Немцев. – Сюда ставите сковородку. Здесь устанавливаете температуру, здесь – время. Закрываете дверцу. И через несколько минут – гудок! Пожалуйте, обед готов… Вы сколько дней пробудете с нами?
– Десять.
Он показал мне мою койку.
– Между прочим, – сказал Немцев, – деликатный вопрос. Вы не храпите?
– А что?
– Должен предупредить. Здесь и без того повышенная нагрузка на нервы. Говорят, у американских гидронавтов был случай: один водолаз храпел, так другой чуть не выбросил его из дома.
– Что вы, я сплю, как ангел!
Мы оба засмеялись.
Смех в доме звучал странно, тоже глухо и как-то невесело.
Вдруг неподалеку от койки я заметил портфель Джуса.
НЕУЖЕЛИ ЗАБЫЛ?
– Не поместился в контейнер, – объяснил Немцев. – Бумажки Джус взял, а портфель оставил. Сказал – потом.
КАК ЖЕ ТЕПЕРЬ ДЖУС БЕЗ ПОРТФЕЛЯ?
ВОЛЬЕР
С берега позвонили: в вольер будут сажать рыб.
– Надо проверить сеть, – сказал Немцев. – Пойдете со мной?
Мы вышли из дома.
Вольер висел неподалеку от «Садко». Он парил, как воздушный шар, невесомый, раздутый. Снизу его держали якоря, вверх тянули поплавки. Их было много – целая гирлянда поплавков.
Мы подплыли к вольеру, нашли дверь. Отведя засов, проплыли внутрь.
Никаких повреждений сети не было.
Только мы вышли из вольера, как над нами появились два темных пятна. Это опускались люди и тянули на веревочках за собой мешки. В них за прозрачной пленкой беспокойно метались рыбы.
Водолазы подплыли ближе. Немцев открыл дверь вольера. Мешки затолкали внутрь и открыли. Пестрая стайка заклубилась внутри вольера: вилохвостые ласточки-монашки, серебристые лобаны, зеленоватые, с черными копеечками на хвостах ласкири…
Дверь закрыли, и один из водолазов похлопал меня по плечу. Через овальное стекло маски на меня смотрели внимательные глаза Марлена.
Я показал ему большой палец.
ВСЕ В ПОРЯДКЕ!
ПЕРВАЯ ПОДВОДНАЯ НОЧЬ
Вечером после чая я залез на свою койку, лег на знаменитый бело-голубой матрас и попытался уснуть.
С непривычки и от давления отчаянно колотилось сердце. Шумело в голове. Простыня сразу сделалась мокрой. Приборчики не помогали.
Над койкой к стене была приделана маленькая лампочка-ночник. Она была очень слабая, и волосок в ней горел не белым, а красным.
Я попробовал смотреть не мигая на лампочку и считать. Говорят, это лучший способ уснуть.
– Вам неудобно лежать наверху? – спросил Немцев. – Поменяемся?
– Нет, почему…
Я вертелся до полуночи. Внизу на столике стоял будильник. Когда я засыпал, на нем было десять минут первого.
Мне приснилось, что какие-то люди в черных водолазных костюмах тащат под водой металлическую клетку. Они хотят поймать меня. Я плыву, судорожно перебирая ногами, но люди не отстают. Вот они подняли клетку, опустили. Удушливая темнота окружила меня. В черной воде белыми полосами светились прутья. Я дергаю загубник, и в рот мне льется вязкая, как смола, вода…
Я вздрогнул и проснулся. Тускло горел ночник. Внизу на столе мерно тикали часы.
Ночь… Первая подводная ночь. Она тянулась бесконечно долго. Медленно, как стальной трос, который устало тащит из воды лебедка.
КОРАБЛЬ
– Так что, поищем Марлену полигон? – спросил Немцев. – Поплывем, а?
– Поплывем! – обрадовался я.
Когда мы уже собрались выходить, Игнатьев сказал:
– Возьмите эту маску.
Он достал из ящичка стола и протянул мне маску с резиновым мешочком у носа – для пальцев, чтобы зажимать нос и продувать уши.
КАК ОН ЗАПОМНИЛ, ЧТО ОНИ У МЕНЯ СЛАБЫЕ? И МАСКУ ПРИБЕРЕГ…
Скоро мы с Немцевым уже удалялись от дома. На руке у каждого компас.
Мы плыли на юго-восток.
Дно было хорошее, ровное, но без укрытий. Белое, покрытое галькой дно.
Среди мелких камней торчали редкие рыжие водоросли. Лобастые барабульки, щупая дно усами, бродили от куста к кусту.
НЕТ, ЭТО ДНО МАРЛЕНУ НЕ ПОДОЙДЕТ!
Зеленая, как бутылочное стекло, вода стеной стояла перед нами.
Мы плыли вперед, и стена отдалялась.
Впереди показалось смутное пятно.
Мы подплыли ближе. Пятно уплотнилось, изменило цвет и превратилось в груду железного лома. Бурые с красными и черными потеками листы.
Тлен, запустение…
Стаи мелких рыб бродили около железной горы; рыбы скрывались в проломах и появлялись вновь.
КОРАБЛЬ! ДА ВЕДЬ ЭТО ЗАТОНУВШИЙ ПАРОХОД!
Мы висели бок о бок и разглядывали остатки корабля.
Тихий зеленый свет лился на наши лица.
Наконец Немцев тронул меня и поплыл вперед. В борту зияла пробоина. Он остановился, заглянул в пролом, сделал легкое движение ластами и скрылся внутри корабля.
Я заглянул в пролом.
Далеко впереди в темноте светилась похожая на звезду точка. У нее был спокойный зеленоватый цвет.
Осторожно, чтобы не задеть баллонами за железо, я пробрался внутрь. Я влез туда, помогая себе руками, то и дело цепляясь ластами за острые рваные края.