Текст книги "Танк на Медвежьем болоте"

Автор книги: Святослав Сахарнов

Соавторы: Николай Федоров,Олег Орлов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

18

Ни Виктора Петровича, ни Нины не было по простой причине. Еще днем Нина, пробегая мимо школы, заглянула в раскрытое окно директорского кабинета и напомнила:

– Товарищ собственный корреспондент, оторвитесь на секунду. Забудьте ваши бумажки. Вы не забыли, что я пригласила вас в кино? В семь у клуба. – И не успел Левашов ответить, исчезла.

Кино, несмотря на всемирное засилие голубого, а теперь трехцветного экрана, в Староборье любили. Кинопередвижку ждали. Огорчались, если по причине плохой дороги или еще по какой-нибудь она не приезжала, и радовались, когда, покачиваясь и скрежеща, по мосту через Ужовку переваливал зеленый фургон с желтой надписью на борту: «Кинопрокат».

В Староборье почему-то считали, что человеческие страсти и приключения лучше смотреть на большом белом экране.

А потом, радость общения в маленьком деревенском клубе! Ну, где, как не там, перед началом сеанса можно обсудить полученный из ремонта мопед, угостить сигаретой, показать прическу или платье, купленное за сданные в специальном пункте бруснику и клюкву? Можно пошутить, перекинуться новостями, а то и посплетничать. Словом, пообщаться. Телевизор – это телевизор, а кино все-таки – лучше!

Клуб в деревне был небольшой, а зал совсем маленький, так что, когда в нем зимой собиралось все взрослое население, печку топить было не нужно.

Нина чуть не опоздала – прибежала за две минуты до начала, раскрасневшаяся. У крыльца быстро сняла резиновые сапожки и надела туфли.

Показывали в восьмой раз фильм «Бриллиантовая рука», в восьмой раз на экране вокруг украденных драгоценностей разыгрывались ужасные страсти. К тому же пленка часто обрывалась, и поэтому самые нетерпеливые свистели и даже кричали: «Сапожники!» Левашов, в полглаза следя за экраном, представлял себе, как будет провожать Нину до дома и как они будут снова говорить о парках, ребятах и обо всем на свете.

Когда сеанс окончился и все стали выходить из зала, Виктор Петрович обернулся, посмотрел в окошечко кинобудки и ему показалось, что оттуда на него тоже кто-то смотрит.

«Ерунда какая-то!» – подумал он и сказал Нине:

– А все-таки занятный фильм, не так ли?

Но Нина ответить ничего не успела – расталкивая толпу, к ней подошла запыхавшаяся, невысокая, ее лет девушка и сказала:

– Нина, милая, выручай! Зоотехник уехал, а с Зорькой что-то неладное. Сбегаем, посмотрим.

– Кто это – Зорька? – с неудовольствием спросил Виктор Петрович.

– Телочка.

– А вы, Нина, еще и ветеринар?

– Училась. Я тут нарасхват. Вы уж простите, – Нина виновато посмотрела на него: во время кинофильма она думала совершенно о том же, о чем думал Левашов.

– А если мне с вами пойти?

– Ой, что вы! – и девушки убежали, а Левашов, выйдя из клуба, пошел к школе, проклиная Зорьку, которой понадобилось заболеть именно в этот так хорошо начавшийся вечер.

Так думал он до тех пор, пока не услышал позади себя шаги. Когда Виктор Петрович обернулся, человек спрятался в тень. «Что это еще такое?» – спросил себя Левашов и побыстрее направился к школьному крыльцу.

Но не успел он взойти на него, как от стены отделилась тень и тихо произнесла:

– Отойдем в сторонку, надо поговорить. Как у вас дела?

Виктор Петрович облегченно вздохнул – он узнал голос Сережкина – и ответил:

– Вроде, все тихо. А я уже думаю, почему капитан так долго никого не присылает? На чем вы сюда добирались?

– В фургоне кинопроката. Есть основания думать, что завтра-послезавтра тут станет жарко. Вы про суд в Энске ничего не слышали? Так вот, надо проверить одну версию…

19

Записка лежала на подоконнике, подняв крылья, как бабочка, и бросилась в глаза, как только он переступил порог комнаты. «Что-то случилось», – почему-то подумал, беря ее в руки, Виктор Петрович.

Торопливым мальчишеским почерком там было написано:

«Вктр Птр.!

Мы узнали что-то очень важное. Утром идем к земл. Приходите и вы. Возьмите с собой Акб.

Н. и А.».

«Что они могли узнать? Когда? Днем мы виделись, ничего нового не было. Во всяком случае, тут нет еще никаких оснований для тревоги, – подумал Виктор Петрович. – Утром в пятых-шестых классах сбор, первый раз соберутся после лета. Пока поговорят, пока что… Успею их перехватить».

Подумав так, он умылся и лег на директорский диван.

Сон не шел, наоборот, перебирая в памяти все, что связано с историей танка, он все больше убеждался, что если бы те, кто занимался школьным музеем в предыдущие годы, были бы повнимательнее, следы трагедии, которая произошла на болоте под Староборьем, могли быть обнаружены раньше и весь поиск вести было бы гораздо проще. Несколько дней они с Ниной просидели, разбирая вещи, которые натаскали для музея мальчишки. Во-первых, среди этих вещей были найденные вперемешку и немецкие вещи и вещи наших солдат – уже это могло навести на мысль о тяжелом неравном бое. К тому же подбитый танк. Затем кусок планшетки – оторванный кожаный карман с клапаном, а в нем – остатки полевой карты. Конечно, вода размыла изображение и сделала нечитаемыми надписи. Но если бы такая карта попала в свое время в руки такому человеку, как Саша Копейкин!.. Уж конечно, она могла облегчить поиск: планшетка принадлежала советскому офицеру, а значит, на карте могли остаться значки и надписи, по которым можно узнать, что за часть вела бой на болоте. Давно всплыла бы фамилия Михайлова и стали известны таинственные обстоятельства гибели танкового взвода. И наконец, прямо на витрине лежала гильза, в которую никто раньше не догадался заглянуть. Нина поковыряла в ней шпилькой, и из гильзы вывалилась крошечная записка. Такие пишут в минуту смертельной опасности, и они становятся последней весточкой о том, что произошло. В записке были одни только следы выцветших букв, а значит, опять работа для такого человека, как Саша Копейкин. Может быть, это еще один след, по которому давно надо было идти?..

Подосадовав, Виктор Петрович выключил свет настольной лампы, стоявшей на полу у дивана, повернулся по своей привычке лицом к стене и уснул.

Проснулся он оттого, что где-то с гулким выстрелом от пускача, как обычно, завелся трактор. Затарахтел, защелкал. «Не соловей?» – подумал с кислой усмешкой Виктор Петрович, и вдруг совершенно отчетливо вспомнил вчерашнюю записку, вскочил с постели, нашел под диванным валиком ручные часы, а поднеся их к глазам, увидел, что уже половина десятого. «Вот это да! Все вчерашний поход. Вот уж вымотал, так вымотал». Быстро оделся и не завтракая, хотя бутерброд, заботливо сделанный впрок Ниной, лежал на столе, вышел из кабинета. В коридорах первого этажа уже раздавались голоса, кто-то смеялся, кто-то, словно нарочно изо всей силы топоча, бегал по физзалу. Школа после летнего перерыва оживала. «Нехорошо получилось – проспал». Не успел он так подумать, как увидел, что навстречу ему по лестнице спускается озабоченная Нина.

– Мальчишек нет! – сказала она. – Андрея и Коли. Всех собрала, – все-таки начало занятий, надо готовиться, – а их нет. Шла мимо дома Головниных, мать белье стирает. Спрашиваю, так, на всякий случай: «Андрей еще дома?» Она отвечает: «С утра убежал. Колька за ним чуть свет заходил, чаю даже не попили!» Куда бы это они?

– Нехорошо! – сказал Виктор Петрович. – Случилось что-то непонятное, – и он достал из кармана записку.

Прочитав ее, Нина встревожилась еще больше.

– Ах, следователи, воины! Опять они что-то затеяли… Недаром я всю ночь не могла уснуть. Помните выстрел?.. Надо немедленно идти к землянке. Бегите в сельсовет, пусть несколько вооруженных человек – охотников, идут тоже в лес. А я сбегаю за Таней, возьмем Акбара и пойдем.

– Я, наверное, не должен вам этого говорить, но в деревне есть человек, который нам нужен. Он вооружен и полностью в курсе дела. В первую очередь надо предупредить его…

– Ах вы конспиратор! А я-то думала – вы простак. Ну что же, идите за вашим вооруженным человеком. Встречаемся у моста?

– Да, у дороги в лес.

Через полчаса Виктор Петрович и одетый в форму лейтенанта милиции Сережкин подходили к Ужовке. У моста их ждали Нина и Таня, около воды вертелся, разглядывая снующих водомерок, Акбар.

– А я-то все удивлялся. Прохожу по деревне, вижу собаку, и думаю: чей же такой породистый пес? – сказал Сережкин. – Небось не обучена?

Таня, бросив взгляд на него, спросила:

– Акбар, сколько пуговиц на кителе?

Пес с видимым удовольствием пролаял четыре раза.

– С ума сойти можно, – Сережкин потрогал пуговицы. – Она у тебя, случайно, не из цирка?

Но тут недовольно вмешалась Нина:

– Вам весело? Лучше послушайте, что Таня с мальчишками вчера узнала на старой мельнице. Таня, расскажи!

Слушая девочку и перебрасываясь на ходу короткими фразами, они заспешили по дороге. Быстро прошли сосновые перелески, дошли до болота. Дождя давно не было, вода на тропинке стояла по щиколотку, девушки пошли дальше босиком, Сережкин не стал снимать сапоги, Виктор Петрович задержался было, потом махнул рукой и зачавкал ботинками. Войдя в середину болота, свернул на тропу, ведущую к землянке.

– Осторожно, тут недалеко, – сказал Виктор Петрович. – Как считаете, подходить надо вместе?

– Я первый, за мной девочка с собакой, вы поотстаньте… Ага, вон в кустах уже кто-то прячется!

Кусты раздвинулись, и из них показались бледные, испуганные физиономии Андрея и Кольки.

– Там они, там, в землянке! – зашептал Андрей. – Мы видели. Там они – все!

– Что делают? – спросил лейтенант и тронул рукой кобуру.

– Сперва Макарыч зашел, а после и Карабановы заявились. Злые, как собаки. Ругались всю дорогу. Все-все было слышно!

– Ну что же, пойдемте, Виктор Петрович, поглядим, – спокойно произнес Сережкин. – А вы, пацаны, сидеть здесь и из кустов ни-ни!

Но не успели Виктор Петрович и лейтенант выйти на поляну, как из землянки выскочил всклокоченный, с красным лицом Макарыч. За ним бежали оба брата.

– Нет, ты постой, постой, гад! – визгливо кричал Дмитрий. – Все одно мы тебя сдадим! – и он ухватил старика за рукав. Тот с неожиданной для его возраста силой оттолкнул Дмитрия, потом как-то нелепо, торопясь, рванул на груди ватник, брызнули пуговицы, что-то блестящее, темное блеснуло в руке у старика, на него тут же с перекошенным от злобы лицом бросился Семен. Макарыч странно дернулся и начал медленно валиться на землю.

Лейтенант и Левашов уже спешили к землянке. Увидев их, братья кинулись прочь.

– Нина, посмотрите, что с дедом! – крикнул лейтенант.

Виктор Петрович, бросив ребятам: «Назад! Останьтесь!» – уже догонял его. Рядом, почувствовав, что теперь он по-настоящему нужен, наметом несся Акбар. Он быстро сокращал расстояние до убегавших. Впереди испуганные браконьеры прыжками неслись по тропе. Лейтенант, крикнув: «Стой, стрелять буду!» – выхватил пистолет, хлестко ударил выстрел. Карабановы метнулись куда-то вбок с тропы, тут же влетели в трясину, прошли по ней несколько метров – увязли ноги – остановились. Увидев, что преследователи уже стоят на берегу, повернули назад.

– Мы его не трогали! – выходя на тропу – вода и грязь текли по ногам, – выдавил из себя Семен. – Он сам свалился, от страха. Не трогали мы его!

– Давай, давай, – оборвал его Сережкин. – Сейчас разберемся! Пошли назад.

Вернулись к землянке. Старик по-прежнему лежал лицом вверх на траве. Около него, пригнувшись – ухо у груди – пытаясь уловить дыхание, на коленях стояла Нина.

– Он мертв! – произнесла она. – Наверное, инфаркт – в кармане валидол… А вот что лежало на земле, он носил его под ватником, – и она протянула лейтенанту темный тяжелый немецкий пистолет «Вальтер».

20

Это был его последний день в Староборье. Газик уже стоял у крыльца, Миша задумчиво топтался у поднятого капота, с подозрением оглядывая аккумулятор. Увидев Виктора Петровича, тут же посмотрел на часы, давая понять, что путь дальний, дорога – сами знаете какая, – а в Энске велено быть как можно раньше. Пора прощаться.

Десятки раз приходилось Левашову бывать в командировках, много добрых друзей и просто хороших знакомых приобрел он в этих поездках, но, пожалуй, еще никогда не было ему так грустно.

В кармане у Виктора Петровича лежало письмо от Хазбулаева. Ветеран сообщал, что получил, наконец, весточку от Петухова, того разыскали местные следопыты, а им передал письмо Хазбулаева военком. Трагически сложилась судьба веселого водителя: тяжело раненный, когда в танк ударил снаряд, он попал в плен, до сих пор болеет, но что касается Михайлова… «Командир умер у меня на руках, умер, прежде чем танк начал гореть», – писал боевой друг.

Несколько раз перечитывал это письмо Виктор Петрович. Последние сомнения исчезли.

– Вот и все, – сказал он сопровождающим и через силу улыбнулся. – Теперь буду ждать вас в Ленинграде. Правда, приезжайте. Хоть на зимние каникулы. Сходим, Андрейка, в Артиллерийский музей, а?

– Все, он уже раздумал, не будет полководцем, – сказал Коля. – Он в журналисты решил, как вы.

– Ого! – удивился Левашов. – Ну хоть ты-то верность избранной профессии сохранил? Лечение биополем?

Коля вздохнул:

– Ерунда это все. Никакого биополя нет. Я просто врачом буду. Разве плохо?

– Хорошо. Я, честно говоря, тоже насчет биополя не очень верю.

– А если приедем, то Акбара можно с собой взять? – спросила Таня. – Акбар, хочешь в Ленинград?

Пес радостно замахал хвостом.

– Ну вот, и Акбар «за», – сказал Левашов. – А вы, Нина?

– Не будем загадывать, – ответила девушка и протянула Левашову маленькую загорелую руку.

Потом Левашов крепко пожал ребячьи руки, потрепал за холку Акбара и вскочил на переднее сиденье.

Газик рывком взял с места, поднимая пыль, покатил по деревенской улице, справа и слева замелькали детские головы – ребята бежали не отставая.

– Не бегите! – крикнул Левашов. – Эх, вы!..

Но тут у самого выезда на грунтовку газик затормозил: навстречу из-за лесного поворота показалась оранжевая квадратная кабина. За ней на прицепе покачивался огромный ящик. Уступая дорогу, Миша задним ходом сполз с колеи на обочину.

Поравнявшись с газиком, тягач остановился и тут же позади раздались крики: «Привезли! Привезли! Ура!» Затем из-за облака кирпичной пыли, поднятой «КамАЗом», возник еще грузовик, из кабины вылез усталый мужчина в помятом сером костюме. Он повернулся к газику, и Виктор Петрович узнал того самого человека с печальным и добрым лицом, который был снят на фотографии. Андрей подскочил к нему и что-то торопясь стал говорить, показывая на Виктора Петровича. Левашов вышел и направился к директору.

– Что же вы уезжаете так не вовремя, – сказал тот, протягивая руку. – Надо бы остаться. Первого сентября – такой праздник!

– Увы, больше не могу, – ответил Левашов. – Я и так у вас чуть ли не на месяц прописался. Но ваши юнкоры, – он кивнул в сторону Андрея и Кольки, – обо всем мне теперь будут сообщать. Вас, наверное, можно поздравить? На выставке – успех? А как вам летать – разрешили?

– Не выше ста метров, без пассажиров, и в безветрие, – директор произнес эти слова устало и как бы с огорчением, но Левашов видел, что его глаза светились трудно скрываемой, почти детской радостью. Конечно, это была победа! Пусть не выше ста метров и в безветрие – разве это имеет значение? Сто метров – это же настоящий полет, выше домов и телеграфных столбов, выше сосен, и даже выше силосной башни, за которую каждый вечер садится, уходя из Староборья, усталое солнце.

Сопровождаемый стайкой ребят, автокараван двинулся к деревне. Миша опять недовольно посмотрел на часы, и газик, урча, выбрался на дорогу. А Левашову вдруг отчаянно захотелось открыть дверцу, выпрыгнуть на ходу и, глотая теплую пыль, бежать вместе с деревенскими мальчишками за самодельным самолетом. Но вместо этого он только вздохнул и поплотней уселся на жестком сиденье.

21

В город он вернулся в понедельник в конце дня. Автобус, который вез его из аэропорта, был переполнен. Виктор Петрович стоял, прижатый к металлической стойке, чувствуя бедром и даже боком огромный свой чемодан. В нем на самом верху лежали пять тоненьких ученических тетрадей, в которых каждый из участников событий в Староборье изложил свою версию происшедшего на Медвежьем болоте, как он запомнил ее и понял. Время от времени еще он поднимал руку и ощупывал грудной карман пиджака, куда спрятал золотые часы, аккуратно заклеенные в бумажный пакетик.

Автобус шел мимо тронутой первой ранней ночной прохладой кленовой аллеи, мимо зеленых с пятнами желтизны деревьев, повернул на набережную, около которой плескались мелкие свинцовые волны, перевалил через горбатый мостик на канале и остановился наконец невдалеке от здания редакции.

Был теплый солнечный день. Сентябрь скупо отмеривал золото кленам и тополям, школьники тащили тяжелые как гири портфели и ранцы. У портфелей и ранцев все ручки, замки и ремни были пока на месте: было всего-навсего первое сентября.

По мостовой лениво враскачку прыгали воробьи…

– Долго вы, однако, долго, – сказала секретарь-машинистка Света. – Главный вас с самого утра ждет. Каждый час спрашивает, приехал или нет.

– Ничего, подождет. Как ваши успехи в Театральном институте?

– Суждены нам благие порывы, но – увы! – не нам… Идите, идите, он уже в аэропорт звонил, знает, что самолет прилетел.

– А-а, вот он где, пропавший! Ну что, все торосы позади? – начал главный редактор. – Рассказывайте, рассказывайте.

Но Виктор Петрович вместо ответа раскрыл чемодан и вывалил на редакторский стол пять тетрадок:

– Вот всё тут. Одну я писал, вторую одна толковая девушка, между прочим, пионерский работник, и три тетради ребячьих. Был еще один участник поиска, но он писать не умеет, он только лает и знает арифметику.

– Да, да… – пробормотал главный редактор и тут же принялся читать тетради одну за другой с такой скоростью, что у Виктора Петровича зарябило в глазах.

Надо сказать, что скорость, с которой он мог читать, всегда восхищала или обижала людей, которым казалось, что редактор рукописи перелистывает.

– Та-ак, – сказал он через десять минут, откинулся в кресле и с завистью посмотрел на Виктора Петровича. Тот уже удобно расселся напротив редакторского стола. – С Михайловым все ясно: настоящий герой, принял огонь на себя. Поэтому и погиб. А вот каким образом этот Макарыч узнал о готовящемся прорыве?

– Стоя на часах у штабной землянки, подслушал разговор командира с радистом. Сообщение передал, спрятав в лесу в условленном месте записку, – ответил Виктор Петрович, в который раз подивившись, что редактор успел ухватить суть дела.

– А как его фашисты заслали к партизанам?

– Был на фронте, попал летом сорок первого в окружение, потом в плен. Струсил, согласился работать на немцев.

– А с братьями он как связался?

– О, это занятно! Они браконьерили-то давно. Поставили раз капкан, приходят вынимать зверька. Только вытащили ондатру, сзади голос: «А ведь нехорошо! По закону за это сколько получить можно?» Оглянулись – Макарыч. Попугал он их, попугал и вдруг предлагает: а может, договоримся? Один из вас ловит, отдает шкурки мне. Я их обрабатываю, подкрашиваю. Второй – только продает. Нас трое, работа в три раза быстрее, ответственность, в случае чего – в три раза меньше…

– Какое меньше? Коллективный сговор! – сказал главный редактор. Он знал еще и законы.

– Вот-вот, обманул старик: каждый отвечает, мол, только за свое.

– А выстрел? Кто стрелял?

– И это просто. Когда мы с ребятами подошли первый раз к землянке, Макарыч и старший Карабанов были поблизости, стояли в кустах, все видели, испугались, что их логово раскрыто, и тогда Макарыч уговорил Семена попугать меня – выстрелить над моей головой. Ну, конечно, аккуратно, чтобы не задеть. Тот и шарахнул.

– Досталось вам. Впрочем, учтите, – это и есть обычная работа. Так?

– В общем, да. Между прочим, самолет-то я видел. Успел увидеть. Уезжаю, а его как раз обратно в Староборье привезли.

– Ну-ка, ну-ка, и на что он похож?

– На ящик. На самый обыкновенный ящик. Запакован в тару, в которой когда-то привезли в колхоз сенокосилку. Директор сказал, что когда они получали разрешение на полет, им повезло, примерно такой же самолет построили на Урале ребята из города Лысьва. Тем только что дали разрешение. Они были первые, эти – вторые. Вторым всегда легче. Разрешили летать не выше ста метров.

– Сто метров! – воскликнул редактор. – Великолепно! Да ведь это просто удивительно. Так много!.. Правда, и так мало. – Он погрустнел. – Даже пассажирские самолеты забираются теперь на десять километров. Вы должны обязательно написать про этот самолет!

– Попробую, – сказал Виктор Петрович. – Вот съезжу в Харьков, в отпуск, снова слетаю в Старый Бор и напишу.

– В Старый Бор?.. Ах, да… Ну, а теперь покажите ваши знаменитые часы…

В кабинет по одному уже собирались сотрудники редакции, они рассаживались на стульях вдоль стены и внимательно слушали.

Виктор Петрович рассказывал. Он рассказывал про удивительный школьный музей Боевой славы, про утонувший в болоте танк с черной раной в борту, про умную собаку Акбара, которая умеет считать и извлекать квадратные корни, про выстрел, прогремевший над его головой, про женщину в солнечном Харькове, которая столько лет верила в храбрость и верность танкиста, и про обелиск в маленьком далеком селе, на котором скоро появится фамилия героя.