Текст книги "Извек"

Автор книги: Святослав Аладырев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

– Наше дело правое, мы победим! Если…

Ворон, не дав договорить, рванул с места. Видно тоже знал продолжение. Сотник улыбнулся и вполголоса закончил:

– Если враг правей не окажется…

…Бессмертный потирал руки, прогуливаясь около хрустального фонтана. Заполночь, увидев, какой всадник движется по равнине, едва не подпрыгнул от удивления. Не поверил глазам, пока не разглядел в лунном свете перекошенную рожу атамана и не услыхал ушами нетопыря его пьяную брань. Теперь жалел, что не может ускорить время, а Бутян тащится на коне, как сонный хомяк на голодной черепахе.

– Не удержался, дубинушка, – презрительно бормотал Кощей. – Напоролся таки из бездонной фляги. Ну да что со смертных взять…

Не желая томить себя созерцанием плетущегося всадника, отозвал всех крылатых соглядатаев, обновил угощение на покрытом ковром каменном возвышении и, с кубком в руке, предался приятным размышлениям. Теперь, когда главная забота так удачно разрешилась, можно было уделить внимание другим чаяниям. Погрузившись в приятные думы, Кощей на время забыл о приближающемся госте и отдался во власть сладких, как ромейское вино, мечтаний…

…Бутян мчался вокруг горы. Нетопырей не видел, хотя, грохот копыт разбудил бы и дохлую мышь. По прикидкам, Извек уже должен был подходить к подножью. С той стороны, до пещеры, рукой подать, хотя, на таком необыкновенном скакуне, Бутян всё равно доберётся раньше.

Подъезжая к месту, осмотрелся в поисках крылатых соглядатаев, но не заметил ни одного нетопыря. Вспомнив наставления Извека, выгреб две жмени печенья. Разбросав по сторонам, приблизился к зеву пещеры и легко спрыгнул на землю. Ворон, чуя запах разбросанного угощения, уже раздувал ноздри и, еле дождавшись, когда всадник выпустит повод, поцокал подбирать лакомство. Бутян проверил, не забыл ли чего из Кощеева добра. Поправил Кладенец, суму, флягу. Подумав, плеснул на себя вина, чтобы разило, как от дюжины цареградских богословов, и направился в пещеру. Уже проходя мимо факелов, небрежно зашлёпал ногами по гладкому полу, пару раз задел ножнами за стену…

…Ещё до того, как послышались тяжёлые шаги, до Кощея добрался мощный винный дух. Бессмертный встал, со снисходительной улыбкой обернулся ко входу. Шоркнуло громче, ноги споткнулись на ровном месте, и из темноты показалась сияющая физиономия с лошадиными зубами.

Бутян, с беспечностью Киевского дурачка Шишиги, протопал к уставленному угощениями возвышению. Выбрав край посвободней, грохнул на узор ковра суму со снедью, следом – Кладенец в запылённых ножнах. Чуть помедлив, вынул из—под мышки флягу. Свернул пробку, приложился приложился на прощанье, горделиво водрузил перед Бессмертным. Рука неверным жестом вытянулась над Кощеевым добром.

– Вот! Доставил! Забирай! Всё, как уговорено!

– А что коня не привёл? – скромно поинтересовался Бессмертный.

Бутян, с видом оскорблённой невинности, развёл ручищами.

– Привёл, а как же! У входа стоит, как живой!

– А я ему овса приготовил, – пожал плечами Кощей и разочарованно кивнул на пузатые мешки у фонтана.

Бутян беззаботно отмахнулся, плюхнулся на шёлковые подушки, цапнул с чеканного блюда самого румяного перепела.

– Так диковатый он! Меня и то еле подпустил, а сюда без хозяина и за уши не затащишь. Ничего, пообвыкнется. Жрать захочет, сам придёт, ты только вход не закрывай.

Бессмертный удовлетворился ответом, опустился напротив атамана и, пристроив рядом блестящий плащ, отломил виноградинку. Довольный взгляд снова скользнул по брошенным на стол трофеям.

– Умудрился таки, совладать?

– Так расстарался маленько, – хвастливо пробасил Бутян. – Чай, и покруче холмики видал. Только, ты бы сначала золотишко показал, а разговоры разговаривать потом будем.

– И куда вы всё спешите, – вздохнул хозяин, поднимаясь. – Неужель времени не будет, тем паче, что и грузить—то некуда.

– А я сперва погляжу, – алчно прокурлыкал Бутян. – А ребята мои, не сегодня—завтра подтянутся.

Кощей приблизился к стене, вытянул руку, чиркнул пальцами тайный знак. Часть узора со скрежетом отъехала в сторону, открывая прореху в каменном монолите. Хозяин постоял немного, отступил на шаг, глядя на горы злата и любуясь блеском сокровищ. В пещере повисла тишина.

– А что, Атаман, – раздался за спиной знакомый голос. – Не соврал Бессмертный на счёт золотишка!

Кощей медленно оглянулся. Из сумрака прохода выступил Извек. Встретив холодный взгляд Бессмертного, дружинник весело подмигнул.

– Будь здрав, хозяин! Что—то ты не рад. Приглашай умыться с дороги, да сажай к столу.

Сотник не спеша направился к фонтану. Кощей, казалось остолбенел, но ни одним мускулом не выдал удивления. Лишь глаза метались от улыбающегося лица Дружинника к хитрой морде Бутяна.

– О, как! – назидательно проронил атаман и сомкнул зубы на перепелином бёдрышке.

Медленно жуя, не спускал глаз с Кощея. Оба молчали, слушая как у фонтана фыркает Извек. Когда плеск прекратился и дружинник двинулся к заставленному снедью возвышению, Кощей внезапно рванулся вперёд. Несмотря на его быстроту, Бутян успел хапнуть рукоять Кладенца и в руках Бессмертного остались только ножны. Ничуть не смущённый, Кощей метнулся к подушкам, подхватывая в кувырке свой странный плащ. В глазах его загорелось торжество. Неуловимый знак пальцами… и выход из пещеры с грохотом закрылся. Губы Кощея расползлись в кривой усмешке.

– Погостите, гости дорогие, уважьте хозяина!

Он медленно натянул накидку на плечи. Как только искристая ткань сомкнулась на плечах, тело исчезло. Над пустым местом маячила лишь голова, и сверкающие вокруг шеи складки капюшона. Затем волшебная ткань наползла на волосы и Кощей полностью растаял в воздухе.

Бутян озадаченно посмотрел на замершего у фонтана дружинника. Заметив, как тот хлопнул ладонью по несуществующим ножнам, быстро перебросил меч Извеку. Сам же подцепил с пола тяжёлый золотой кальян. Выдрав гибкую тонкую кишку с мундштуком, ухватил будто дубину и замер, прислушиваясь.

Под сводами зала раскатился злобный смех. Эхо ещё не успело затихнуть, как удар по затылку сбил Бутяна с ног. Падая, атаман сшиб вазы и блюда, но кальян не выпустил. Приподнявшись на руках, тряхнул головой, краем глаза заметил, как один из кубков взмыл над столом, и ему в лицо плеснуло бордовое вино. В последний момент зажмурился, но запомнил где был кубок, катнулся и взмахнул золотой дубиной. Кальян самым краем задел что—то мягкое, однако, едва Бутян оказался на ногах, вновь громыхнул раскат хохота. Через мгновение тонкое блюдо сбросило с себя яркие плоды и со свистом порхнуло в голову Бутяна. Атаман, с трудом увернулся от острого края, сделал несколько прыжков в разные стороны, разя наугад, но в ответ звучал лишь глумливый гогот. Сотник, тем временем, отступал спиной к фонтану, поводя клинком перед собой. Бутян остановился, тоже скакнул к стене и, скрежеща кольчугой по камню, двинулся к Извеку. На того уже сыпалась стая перепелов, запущенная рукой Кощея. Вслед за жаренными птахами, по воздуху засверкал широкий поддон, но встретившись с Кладенцом, звякнул и отлетел в сторону.

Кощей забавлялся, как кот с мышами. Ещё один удар достался Бутяну и атаман согнулся, зажимая пах. Тут же удар ноги в подбородок привалил его к стене. Сотник рванулся было на помощь, но вовремя сообразил, что открывает спину и только покачнулся, когда Кощей саданул дружинника ножнами по шее. Потирая ушибленное место, Извек снова отскочил к фонтану, в голове пронеслась суматошная мысль: надо бы что—то придумать, пока Бессмертный не откопал оружия посерьёзней, чем окованные узорочьем ножны. – Людишки! Человечишки! – разносилось между резными стенами зала. – Перед кем петушитесь! На кого гребешки порастопыривали? Сомну! Разотру в порошок и пыль пущу по ветру!

– Смотри не простудись на ветру! – зло ответил Извек, рассекая вокруг себя воздух. Заметив, что Бутян кое—как поднялся, крикнул:

– Хватит копошиться, быстро ко мне!

Атаман встряхнулся и стрелой бросился к дружиннику. На полпути споткнулся о невидимую подножку, грохнулся об пол и заскользил к хрустальному бортику фонтана. Едва не развалив башкой прозрачный бережок, вопросительно глянул на Сотника.

– Ты чё так разорался! Смотри, спугнёшь Кощея, останемся с носом.

Извек дёрнулся к мешкам овса. В несколько взмахов распахал выпуклые бока и, подхватив по мешку в каждую руку, на ходу рявкнул:

– Сыпь по полу!

Сам пробежал с десяток шагов но, боясь налететь на подножку, закинул расползающиеся кули на другой конец зала. Бутян быстро смикетил что к чему, уцепил могучими ручищами другую пару мешков и ринулся вдоль противоположной стены. Не добегая до развала подушек, забросил остатки далеко ко входу и рванул за следующей порцией. Смех хозяина оборвался.

В тишине, нарушающейся только шуршанием разлетающихся зёрен, по залу разлетелись ещё несколько мешков. Оба воина остановились. Большая часть зала была засеяна овсом. Глаза обоих вперились в пол, готовые вычленить малейшее движение. Извек заботливо окликнул хозяина:

– Ну что, дедуля, летать ещё не научился? А ведь придётся!

Он двинулся вдоль стены, водя мечом по кругу. Бутян подобрал кальянную дубину и двинулся на небольшом отдалении к золотой кладовой. Кощей тоже понял их замысел и отчаянно рванулся к узкому проёму. Две пары глаз одновременно увидели сметаемые зёрнышки. Бутян сорвался с места, но заскользил по рассыпанному лошадиному обеду. Он уже понял, что не успеет к кладовой раньше хозяина, когда Извек размашисто крутнул рукой. Кладенец расстался с пальцами дружинника и, нехотя поворачиваясь в полёте, устремился вперёд. Не долетев до кладовой, стукнулся остриём в невидимую стену и остановился у самого прохода. Качнувшись в воздухе, пошёл вниз и звякнул о плиты пола. Подоспевший Бутян коршуном свалился сверху. Под ним сдавленно гыкнуло и развернувшийся плащ явил голову Бессмертного. Кощей хватал ртом воздух, синюшная бледность оттенила глубокие впадины глаз, на губах показалась красная пена. Не особо церемонясь, Бутян ухватился за край материи и, как репу из мешка, вытряхнул хозяина из накидки. Мало обращая внимания на корчи Кощея, деловито стал рвать мерцающую ткань на полосы. Подошедшему Извеку, всучил несколько полос.

– Вяжи! – кратко распорядился Бутян. – Да покрепче, сначала руки спереди, чтобы видно было.

Сам взялся за ноги, стянув ступни носками внутрь. Скоро Бессмертный был спеленат как кокон бабочки. Уложив свёрток на постамент с остатками угощения, сели по бокам, перевели дух. Бутян потёр ушибленную голову, примерился и медленно потянул из Кощея клинок. Бессмертный дёрнулся, заскрипел зубами.

– Ничё, ничё, – успокоил атаман. – Тебе эта железка как заноза, ты ж у нас бессмертный. Почесался и забыл. А теперь посудачим о наших кручинках. Своё золотишко с самоцветиками я, так и быть, сам заберу, благо калитка отперта. А вот благородному Извеку, ты кое—что посурьёзней задолжал. Так что уж будь ласков, скажи когда обещанное исполнишь?

– Ни… никогда. – всхлипнул Кощей. – И не собирался исполнять. Ты его должен был извести, а мертвецы долгов не помнят.

– Ага, понятно, – невозмутимо продолжал Бутян. – Тогда давай по другому поговорим…

Он осёкся, заметив слабые движения пальцев хозяина. От этих шевелений из раны перестали вспучиваться кровавые пузыри, а путы стали пошевеливаться как сонные змеи. Атаман угрожающе усмехнулся.

– Э, нет, любезный, так дело не пойдёт! – Бутян потянулся к связанному. – Погодь маленько колдовать, сперва договорим!

Извек сморщился, когда послышался хруст Кощеевых пальцев. Бессмертный зарычал, с ненавистью глядя на атамана. Тот, как ни в чём ни бывало, наполнил подобранный у стола кубок, отхлебнул и негромко продолжил:

– Слышал я, что сей добрый молодец смерть твою поганую перепрятывал. Вот и думается мне: а не съездить ли нам всей оравушкой, да не выволочь ли её обратно, может тогда ты поумней станешь и, что посулил, исполнишь. – он с хищной улыбкой подмигнул Сотнику. – Друже Извек, вспомнишь где яичко припрятал?

Сотник кивнул, хмуро оглядывая шелковые сиденья. Перевернул пару подушек, выудил свой старый меч и, повесив на пояс, снова кивнул.

– Помню, как не помнить. Нынче враз доедем, дорога то чистая.

Бессмертный кашлянул, выплюнул сгусток крови. Постарался напустить в голос угрозы:

– А не боитесь, что по пути улизну, да засыплю всю дорожку вашими костями! Не вы первые, не вы последние.

Сотник хмыкнул разваливаясь на подушках, в одну руку взял чашу, в другую – горсть заморских сладостей. Бутян тоже сверкнул зубищами, откинулся на цветастые шелка и мечтательно заговорил:

– А мы тебя, любезный, в полумёртвом виде повезём. Чуть оживёшь, ещё приплющим и так до самого места.

– А там как? – огрызнулся Кощей. – В рыбу обернётесь?

– Зачем в рыбу, плавниками кругляш не ухватить, для этого руки нужны. Так что, ради такого дела, мы и человеками поныряем, с руками и пальчиками!

Подтверждая свои слова, Бутян поднёс к глазам Кощея пудовый кулак и, неожиданно схватил Бессмертного двумя пальцами за нос. Что—то хрустнуло, Кощей невнятно гукнул и застонал. Не выпуская носа, Бутян приблизил лицо и заглянул расширенные, пульсирующие от боли зрачки.

– Хватит лосём прикидываться! Говори, гад, когда слово сдержишь. Не то буду тя перемалывать по частям, а что останется в муравейник брошу. За недельку—другую, думаю, остепенишься, если мураши до мослов не отчистят.

Кощей захрипел, едва продавливая слова сквозь оскаленные зубы:

– Да не вхож я к Дане! Она меня и близко не подпустит, не то что разговаривать!

– Эт что ж так строго? – сочувственно поинтересовался Бутян, постепенно настораживаясь. – Вы же вроде, одного поля ягоды.

– Не одного, – с трудом выдохнул Кощей. – Я из людей, они из Первых… А Дана[66]66
  Дана – богиня вод.


[Закрыть] вообще зареклась с людьми встречаться…

– С чего бы это? – перебил Извек, переставая жевать.

– Да связалась как—то с одним дураком, до сих пор по нему, бестолковому, сохнет… А он вроде вас: в поле ветер – в задне дым. Хвост торчком поставил, и давай по миру круги нарезать. Всё добро искал, для всех. Зло уничтожить торопился. Корень зла найти вознамерился. Ну и где он теперь? Попал, как кур во щи, в кагорту Светлых… вот и гнётся поныне от вселенских забот…

Извек навострил ухо, но лицо сделал придурковатое, закинул в рот ягодку и, как бы невзначай спросил:

– Ага, слыхивал про такого. А он один был, либо со товарищи?

– Со товарищи, – простонал Кощей. – Такими же дурными, как и сам. Пока для всех счастья искали, едва мир вверх ногами не перевернули.

– А что, – мечтательно протянул Бутян, отпуская нос. – Может и нам взяться? Хорошими станем, добрыми, старичков забижать не будем, а, дедуля!?

Бессмертный презрительно улыбнулся сквозь выступившие слёзы.

– Кишка у вас до него тонка… Он хоть и дурак, да было в нём что—то… Теперь таких не рожают.

– Ну, тонка так тонка, – согласился Извек. – А поведай—ка, дедуля, откель ты про мою заботу узнал? Ты же говорил, что живёшь тут отшельником, никуда не выходишь, Дана и прочие тебя ныне не привечают?

– А что тут узнавать, – проворчал Кощей. – У тебя ж на лбу всё было написано. Приглядись, так любой прочтёт.

– Эт как? – опешил Сотник, разглядывая лоб в начищенное до зеркального блеска блюдо.

– Да просто всё. Кислая морда у человека бывает не так часто, как кажется. Когда голоден или оскорблён – рожа жалкая или злая. Голодом таких как вы не огорчишь, да и оскорблений не стерпите, либо пришибёте, либо самих прибьют.

Извек переглянулся с Бутяном, тот кивнул утвердительно, а Кощей продолжал:

– Ехал ты тосклив и задумчив. Ежели б тосковал по дорогой утрате, на челе бы оставили след безысходность и растерянность. Ты же таковым не казался. На тоску от неприкаянности тоже не похоже: такие гои на дороге не валяются и без дела не сидят. Задумчивость глубокая, глаза делает строгими и, либо губы сжимает, либо что—нибудь в зубы суёт: соломинку там, или ноготь.

Отбросив пару мелочей, остаётся одна кручинка – сердечная. Опять же, если б простой девкой озаботился, то был бы просто задумчив, решал как её самому привадить, или к ведунам поспешил. Навидался я подобных. Ты же не торопился своего добиться, потому как знал, что не в твоих силах такую бедулю решить, от того и по сторонам глядел рассеянно. А тут дело ясное: не из людского мира зазноба твоя! А уж когда ты на стену со зверями вылупился, тут уж совсем всё ясно стало. Полканов с индриками, змеев с семарглами,[67]67
  Семаргл – (слав.) крылатый пёс


[Закрыть] многодланов[68]68
  Многодлан – многорукое божество (Шива и т. п.)


[Закрыть] с чаркасами и единорогов со смоками[69]69
  Смок – драконообразное существо.


[Закрыть] едва глазом тронул…

Бутян вытаращил глаза и, едва не руками, захлопнул упавшую на грудь челюсть. Задрав брови домиком, поморгал глазами.

– Эт куда ж тебя, почтенный Извек, встрющило?

Сотник угрюмо посмотрел в глаза атаману, вздохнул, промолчал.

– Да по русалке он сохнет, – снисходительно пояснил Кощей. – По простой русалке. Только зря всё это. Дело гиблое.

– Не по простой, – проронил Сотник потерянно.

Кощей поморщился, но увидев угрожающий взгляд Бутяна, опустил глаза, пробормотал невнятно.

– Конечно не простая. Они все необыкновенные, когда в наши сердца западают.

Извек отодвинул от Бессмертного Бутянову ручищу, заглянул Кощею в глаза.

– Так значит и про то, что она меня забыть не может, тоже… пустое.

– Да это уж я так, для пущей уверенности приврал, дабы покрепче зацепить. Надо же было позаботиться, чтобы ты расстарался… Но ты не кручинься, я отблагодарю! Хочешь самым богатым во всём свете станешь, а хочешь великим владыкой сделаю. Могу всё золото отдать, каменья самоцветные…

– Да забей ты это золото себе в дупу… И каменьями присыпь! – не выдержал Бутян. Обернувшись к Сотнику, хлопнул по плечу. – Слушай, друже, а давай всё таки изничтожим этого мудреца! То—то славно будет!

– К чему? – Извек тяжело вздохнул. – Без крайней надобности такое чудо света губить? Не, не стоит…

– Без надобности! – подскочил атаман. – Он же тебя самого извести хотел! Хоть и моими руками, но ведь хотел!

– Так ведь не смог, – пожал плечами Сотник. – Хотя, лучше бы извёл.

– Ну уж не рубись ты так! Всё ещё у нас в жизни затопорщится! – попытался утешить Бутян. – Ну хотя бы мечик себе забери, чай, Кладенцы на дорогах не валяются!

Извек оглянулся на чудесное оружие, покачал головой.

– У воя всё должно быть по чести, а с этой бирюлькой и бестолковый в герои вылезет. Нет уж, пусть тут остаётся. Тем паче, слышал я, что кладенцов этих немеряно. Токмо раскиданы по свету кто где.

– Не так уж и немеряно, – буркнул Кошей. – Всего—то четыре штуки осталось. Один у Перуна, другой под Алатырь—камнем, третий в кургане Ататорка. Четвёртый вот он – мой!

– Мо—ой! – передразнил атаман. – Тебе то он к чему! Сидишь тут, над златом чахнешь… Вот и сиди, пока мои хлопцы не приедут. А как приедут, придётся поделиться по честному. Нет! Не по честному, а по справедливости. Ещё и за погибших заплатишь, причём втрое! А потом будешь придумывать, как дружиннику помочь. Не придумаешь – зажарим тебя на вертеле, сожрём по кусочкам, да загадим тобой окрестности. Поглядим потом, как ты из помёта оживать будешь.

Бутян деловито глянул на переломанные пальцы Кощея, убедился, что для сотворения заклятий ещё не выправились, и удовлетворённо потянулся за кубком. Поникший Сотник уже не слышал происходящего. Лицо потемнело, глаза глядели в пустоту. На хлопок по плечу Бутяновой длани, лишь поднял невидящие глаза, медленно, как во сне проговорил:

– Поеду я. Надо в Киев ворочаться, нагулялся уже.

Бутян хотел было что—то сказать, но увидав глаза Сотника, только молча кивнул. Провожая взглядом бредущего к выходу дружинника, крикнул вслед:

– Бывай, Извек, может свидимся!

– Может. – тихо донеслось в ответ и Сотник скрылся в каменном проходе.

Атаман грозовой тучей развернулся к угрюмому Кощею и, со всей силой съездил по понурой голове.

– Пёс ты шелудивый! Такого человека огорчил! Он же теперь с горя засохнуть может.

Из рассечённого лба побежала красная струйка, однако, Бессмертный старательно собрал глаза в кучу и упрямо мотнул головой.

– Этот не засохнет, такие вообще не засыхают… другому я бы своё поручение не доверил…

Под сводами зала раскатилась ещё одна звонкая оплеуха…

Глава 26

Умолчали, в узоры чары

Стыли веки, плач ворожей.

Вдохи зары замерзали

хриплым криком сторожей…

Дмитрий Ревякин

Наставница хмурилась, где это видано, чтобы русалки обратно просились. Да и не способно это – из русалок в люди. Сколько себя помнила, всегда перекидывали в одну сторону. И то не всегда получалось. Особенно трудно бывало с теми, у кого душа не простилась с миром окончательно. Иной раз приходилось по два—три раза обряд творить, прежде чем утопленница оживала в новой своей сути. Легче было с отчаявшимися, которые бросались в спасительную воду, решившись уйти от людей раз и навсегда. Лелька же, сиганула с моста, когда степняки вели в полон два десятка женщин её деревни.

Наставница вспомнила ворчание водяного, впервые увидевшего беглянку. Старый Щитень[70]70
  Щитень (имя водяного) – в реальности же, самое удивительное из живых существ российских водоёмов. Ныне почти не встречающееся.


[Закрыть] долго смотрел на восьмилетку, представшую перед подводным народом. Ещё дольше ворчал, что, непроста девка, с такой намаешься, ибо все привязки на земле остались. Подрастёт, назад попросится, куды тогда бечь?

Тем не менее, недовольство водяного не помешало ему участвовать в обряде. Да и Лелька обернулась на удивление быстро. Видно слишком напугали её степняки и разор родной деревушки. Однако Щитень ещё долго хмурился: вроде русалка как русалка, но уж больно живая. Всем премудростям училась жадно и слишком быстро, без обычной подводной неспешности, будто не было впереди долгого русалочьего века. Скоро стали замечать, что вопреки обыкновению, девчонка росла. Через три года, вызывая удивление подружек, начала превращаться в девушку. Те, пополнив русалочье племя, так и не менялись. Щитень вновь начал сетовать, что всё не так. Тем временем, лучшая ученица успела стать общей любимицей и водяной вскоре успокоился, мол, будь что будет. Наставница тоже радовалась на послушную и веселую Лельку, хотя и замечала слишком живой нрав воспитанницы. И вот настало время больших забот…

…Ива вздохнула.

– Одумайся, девонька, не дело это, туда сюда сигать. Да и покон такого не позволит. Русалочий век на земле короток. И пяти седьмиц под солнцем не прожить.

Щитень грустно кивал, соглашаясь. Наставница продолжала:

– Я когда только наставницей стала, помню, случай был. Изловили как—то одну из наших, да отвезли в деревню. Сам ловец до неё сердцем запал, жениться хотел. Только на рассвете тридцать третьего дня умерла она. Рыбарь тот её снова к реке принёс, в воду опустил, да сам в омуте и утопился.

Не жить нам при Яриле.

– Мне и без Ярилы здесь не жить, – тихо молвила Лелька. – Задыхаюсь я тут…

Под своды грота скользнула старшая русалка, что—то шепнула Матушке—Наставнице, вдвоём вышли.

Водяной смотрел на тоскующую Лельку добрыми выцветшими от старости глазами.

– Эк тебя, девка, угораздило… Жила себе спокойно, ни забот, ни тревог. Только и делов, что с подружками веселиться, да жемчуг собирать. Теперь вот кручину себе нахлопотала. Видать, рано мы тебя в русалки перекинули, не подумали как след. С такой душой тебе бы бабой быть, детишек нянчить, мужа любить. Надоть было тебя к своим отвести.

– Да не осталось у меня своих, – вздохнула русалка. – Степняки всю деревню пожгли, кого не убили – в полон увели.

Водяной, прикрыл глаза, потеребил зелёную, с проседью, бороду.

– И то верно, запамятовал. – пробормотал он. – И что ж с тобой делать? Не иначе как к самой Дане тебе надобно. Нам, без её ведома, такое решать не по силам. За подобное самоволие ни тебе, ни нам не сдобровать. Прознает владычица речная, всех в осоку превратит, или в камыш. А мне, на старости лет, уж больно не полезно на холодном ветру стоять.

Лелька подняла глаза, с мольбой взглянула на водяного.

– Дедушка Щитень, миленький, укажи дорожку к Дане, вдруг отпустит…

– Показать—то не мудрено. Утёс, за вторым изгибом отсюда, помнишь? Неподалёку оттуда, в лесу ещё старое капище есть.

– Как не помнить.

– Так вот плыви туда и жди на берегу, под утёсом. Там одна из пещер Даны. А мы с матушкой наставницей подсуетимся, вызовем владычицу. Авось, что—нибудь да получится.

Лелька часто закивала, порывисто ткнулась лбом в кряжистое плечо водяного, не медля ни мгновения, лёгким ветерком шмыгнула прочь. Щитень проводил русалку грустным взглядом, почесал морщинистый нос и поспешил в покои наставницы.

Матушка пребывала в глубокой задумчивости. На коленях поблёскивала россыпь отборного жемчуга. Рука с крупным сверкающим шариком замерла в воздухе, да так и забыла опуститься, пока звук шаркающих шагов не заставил вынырнуть из забытья. Водяного встретил обеспокоенный взгляд.

– Ну что, старый, не одумалась девка?

– Да рази такая одумается, – проворчал водяной и, помолчав, добавил: – Не—е, такой ежели что втемяшится, то всё, суши русло! Тем паче, что она у нас, по сути, меньше всех русалка. И попала к нам слишком мелкой, и на земле дольше всех бегать может, да и училась всему быстрее других. Прочие твои воспитанницы тумкают иначе, с холодным сердцем. А эта рази русалка? У вас всё медленно, покойно. Чё спешить ежели впереди века. А у Лельки всё, как у бешенной молнии, испугавшейся Перуна.

Ива, соглашаясь, горестно покачала головой.

– Да сама знаю. Что делать—то будем? А, старый? Видать придётся пред ликом Даны явиться.

Водяной шевельнул покатыми плечами.

– Так и я про то. Нам тут больше решать нечего.

Наставница вздохнула и, сетуя на неспокойные времена, ссыпала жемчуг в круглую корчагу.[71]71
  Корчага – кувшин


[Закрыть] Постояла, что—то припоминая, хлопнула в ладоши. Из темноты прохода показалась растерянная русалка, из старших сестёр. Замерла с нитками бус в руках, вопросительно смотрела на наставницу. Та властно подняла подбородок, но помедлила и сказала не повышая голоса:

– Отвлекись покуда от монист, надобно принести из трапезной седьмое блюдо.

Русалка вылупила глаза, отчего стала похожа на снулую плотву.

– Матушка, так как же я узнаю, какое из них седьмое? Они же все как капли воды схожи!

– Эх, кулёма, – устыдил водяной. – Большая уже девка, а всё уму не наберёшься. Седьмое, оно же гадальное! На нём по канту полоса вытерта до блёклости. Остальные блестят сплошняком, потому как бусины по ним не катают.

Лицо русалки просветлело и она мигом скрылась с глаз. Щитень с Наставницей переглянулись. Водяной подвигал седыми кустами бровей, проворчал:

– Ну никак не могёт умом пошевелить. Пусть бы хоть ногами живо шевелила, да рази пошевелит… Пока до трапезной дойдёт, пока со всеми подружками посудачит… Хорошо ежели к вечеру приволокёт.

Русалка, однако, вернулась быстро, видать, любопытство было сильнее желания поболтать. Протянула блюдо водяному, отступила к стене и затихла, надеясь, что удастся узреть что—нибудь интересное. Обиженно скривилась, когда две пары глаз выжидающе остановились на её лице.

– Ступай, ступай. – ласково проворковала Наставница. – Тут дело серьёзное, в следующий раз любопытничать будешь.

Русалка выпятила нижнюю губку и, вздохнув горше крушинного настоя, подалась восвояси. Едва шорох босых ног затих, Щитень сопнул и поворотил взор к Наставнице.

– Ну что, Ивушка, покудесничаем, пока в памяти?

– А куда теперь деваться? – согласилась та и медленно прикрыла глаза.

Водяной выровнял блюдо на уровне пояса, упёр краем в могучий живот и замер, следя за тем, чтобы оно не шелохнулось. Ива отвязала с пояса продолговатую скрыньку, выкатила на ладонь три жемчужины, крупнее лесных орехов. Отобрала ту, что отливала синевой. Прошептав имя владычицы вод, пустила бусину вдоль края блюда. Едва голубая искра пробежала по кольцу, всё вокруг потемнело. Перламутровое дно наоборот высветлилось и обнаружило величественное лицо со внимательными синими глазами. Дана перевела взгляд с Наставницы на Щитня.

– Слушаю вас, мои преданные помощники. Реките.

Наставница глянула на водяного, вздохнув, заговорила:

– С заботами мы к тебе, Великая. Самим бед наших не развести, потому и позвали. – она замолчала, но благожелательный взгляд Даны поощрил продолжить. – Воспитанница наша влюбилась. На глазах сохнет, а что делать не ведаем.

– Русалка?! – брови богини взлетели и замерли крутым изгибом. – Влюбилась?!

– Не совсем русалка, – встрял водяной. – То есть перекинуть мы её перекинули, да больно молода была, от земных корней так и не ушла. Сердце, видать, полыхать осталось, вот теперь огонь наружу и выбился.

– Кто он! – перебили Дана.

– Да кто ж его знает? Из людей, причём вроде Перуном помечен.

– Воин?

– Ну не пахарь уж точно! – улыбнулся Щитень. – И не рыбарь. Тех у нас пруд пруди. По всему судя, из Киевской дружины.

Он умолк. Наставница тоже затихла, как утица в камышах. Дана хмурилась, не веря услышанному, но унылые лица помощников убеждали, что всё – чистая правда.

– Отговорить пробовали? – задумчиво поинтересовалась Дана.

– И слушать ничего не хочет, может ты попробуешь, Великая.

Глаза богини блеснули с укором.

– Придётся! Ведаете ли куда отправить?

– Уже отправили! – поспешно заверил водяной.

– Ну, плуты! – рассмеялась владычица. – Всё наперёд делаете, а прикидываетесь улитками!

– Приходится… – виновато протянул Щитень. – Жалко же их, несмышленых.

Брови водяного столпились у переносицы и почти полностью затенили глаза, однако под седыми зарослями, то и дело проблёскивало лукавство. Дана улыбнулась и провела перед собой ладонью. Перламутровая поверхность тут же погасла. Щитень с облегчением отставил блюдо.

– Вот, Ивушка, и гоже получилось. Там сами разберутся, а нам пора на затон кого—нибудь послать. Кликни тех, кто пошустрей, пусть поглядят. Намедни там вроде бы бобры разгулялись…

– Слыхала. – отозвалась Наставница и хлопнула в ладоши…