Текст книги "Сказка о хитром жреце и глупом короле"

Автор книги: Светлана Таскаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Часть 3. Змеиный ров

В первое мгновение Альвион словно ослеп: недолгого пребывания в Храме ему хватило, чтобы отвыкнуть от солнечного света. Щурясь и прикрывая глаза рукой, он осмотрелся кругом: высокое безоблачное небо, бледно-серые голые холмы с редкими пучками темной зелени, белая дорога, город в дымке дрожащего воздуха. Застава исчезла, но впереди по дороге к Вратам Храма приближалось облако пыли, сквозь которую проблескивали острия копий и алели флажки на древках.

– Уж не Черная ли Стража? – негромко вопросил Амети, подъехав к повозке, которой правил нумэнорец.

– Лишь бы не сам, – шепотом сквозь зубы ответил следопыт. Ладони его словно сами собой обхватили запястья – Амети уже понял, что обычно за этим движением следует блеск метательных ножей.

Неожиданно позади них раздался топот, и мимо обоза проскакал, подняв клубы пыли, храмовый посыльный. Когда пыль осела и Амети откашлялся, нумэнорец и жрец увидели, что отряд, ехавший к Храму, остановился: гонец, размахивая руками, что-то объяснял командиру. Подъехав ближе, обоз тоже встал, потому что всадники загораживали дальнейший путь. Хлестнув своего вороного, командир Черных Стражей, уже немолодой мужчина с сединой в смоляных волосах, судя по широким позолоченным браслетам на запястьях – в немалом чине, подъехал к первой повозке и обратился к Амети:

– Эй, кто такой и куда направляешься?

Амети выпрямил как мог свою сутулую спину и развернул куриные плечики:

– Да благословит тебя Стрелометатель, о благороднорожденный. Я, Амети, Рачитель владений Храма Скарабея, следую в Храм Змеи. По поручению Верховного Святителя Дома и Слова Скарабея.

Командир усмехнулся и, поворотив коня, приказал своим солдатам:

– Возвращаемся во дворец!

И напоследок бросил через плечо Амети:

– Что, перетрусили там у себя?

Жрец побагровел, но смолчал. Командир засмеялся и, пришпорив коня, поскакал в голову отряда. Амети перевел взгляд на нумэнорца, и презабавное зрелище заставило его на мгновение позабыть о наглеце: Альвион глазел вслед командиру отряда, удивленно и совершенно по-детски приоткрыв рот. На лице у него проступило странное выражение досады, смешанной с удовлетворением. Тут Альвион повернулся к Амети и, блестя голубыми глазами, возбужденно прошептал:

– Смотри-ка, жив курилка! Странно, но получается, что я тогда промахнулся…

В ответ на недоуменный взгляд жреца он пояснил:

– Ты не заметил шрама у него на горле? Моя работа…

Амети встревожился:

– А вдруг он тебя тоже признал?

Следопыт пожал плечами:

– Вряд ли. Лет двадцать прошло с той поры. Да, точно.

Амети тупо воззрился на следопыта, пытаясь понять, как его собеседник, которому самое большое три десятка от роду, мог двадцать лет назад перерезать глотку наглому вояке – хоть и не до конца. Потом хлопнул себя по лбу и мысленно обозвал глупцом:

– Скажи мне, благороднорожденный, а сколько тебе лет?

Альвион совершенно правильно истолковал его вопрос:

– Что, не поверил? В нинуи – это февраль по-вашему – стукнет шестьдесят шесть.

Амети придавленно смолк – оказывается, проклятый нумэнорец еще и в два с лишним раза старше его самого….

Посерьезнев, следопыт задумчиво поглядел вслед облаку пыли:

– А все-таки боюсь я – не случайное то совпадение… Ведь если так, то Дхарин и правда знает, кого ищет, – и нумэнорец помрачнел.

Амети поежился:

– Подхлестни-ка покрепче этих одров. Еле плетутся…

Солнце уже начинало клониться от полудня к закату, когда запыленные повозки Храма Скарабея остановились у врат Храма Змеи – не таких высоких, как в Доме Огненной Колесницы, и украшенных золотым изображением извивающейся змеи. Амети ударил в большой бронзовый гонг, висевший рядом с воротами, и вышедший привратник пропустил жреца Скарабея внутрь. Следопыт, оглядев голую каменистую местность – город, который они объехали вдоль городской стены, остался далеко позади – приготовился к долгому ожиданию под палящим солнцем, но Амети появился меньше, чем через четверть часа в сопровождении жреца, судя по всему – не низкого ранга: вокруг его посоха из черного дерева обвивалась золотая змея с рубиновыми глазами. Ее чешуя так жарко горела на солнце, что Альвион утомленно зажмурил глаза, подумав, что блеска золота он насмотрелся на юге на всю оставшуюся жизнь. Еще у жреца на шее висел амулет – змея, а не скарабей, а запястья украшали два широких браслета-запястья – естественно, тоже золотые. Несмотря на свое высокое положение, жрец был довольно молод – вряд ли старше Амети.

– Вот, о Хранитель обители Змеи, те повозки, о которых недостойный поведал тебе и которые ему было велено доставить в дом твоего повелителя, – с низким поклоном обратился Амети к жрецу Змеи.

– Что ж, добро Стрелометателя я приму и возвращу в целости и сохранности, когда будет в том нужда, – так же церемонно ответил тот и неторопливо кивнул привратнику, который, поклонившись, бросился открывать ворота. Тяжелые – наверное, тоже на случай осады – створки, заскрипев, разошлись, и Альвион мысленно вздохнул, вспомнив любимое присловье виньялондских рыбаков: «лих карась – с удочки в невод ухитрился попасть».

Храм Змеи сильно уступал в размерах и роскошестве Храму Скарабея: и двор поменьше – не площадь, а дворик, и ступеньки пониже, и жрецы посуетливее, и рабы погрязнее. Напыжившийся Амети казался среди них павлином в курятнике, уступая горделивостью осанки и важностью выражения лица лишь жрецу со змеей на посохе.

Следопыт увидел, как к Амети подошел с поклоном местный жрец – тоже со змеей на груди, хотя и поменьше, чем у главного. Они о чем-то поговорили, местный жрец махнул рукой, и по его знаку к повозкам сбежалась толпа храмовых рабов, которые, подобно муравьям, разобрали с повозок вещи и поволокли их внутрь Храма. Альвион осторожно взял на плечо ковры и пристроился вслед за ними. Шествие, возглавляемое местным жрецом и Амети, довольно долго блуждало по невысоким и нешироким переходам, пока не свернуло из парадной части Храма, сложенной из камня, в обыденную, сложенную из голого необожженного кирпича. Здесь уже пахло не благовониями, а кухней.

У невысокой, глубоко утопленной в стене дверцы с железным засовом и огромным замком, похожим на противовес, жрецы остановились, и местный большим ключом открыл замок и засов. За дверцей оказалось изрядных размеров помещение с купольным сводом и с крохотным подпотолочным окошком, забранным толстыми железными прутами. Рабы стали заносить в клеть вещи, и шедший последним Нимрихиль нарочно задел своим свертком Амети. На глазах у всех совершенно невозможно было остаться в кладовой, и следопыт от нетерпения прикусил губу, глядя, как местный жрец, не торопясь, запирает клеть, а потом, пропустив сквозь особые ушки в засове шелковый шнурок, продевает его концы в бронзовую дощечку с выгравированной змеей, хитро их завязывает и затем продергивает получившийся узел так, чтобы он ушел внутрь дощечки: теперь дверь нельзя открыть, не разрезав шнурка. Сделав свое дело, жрец Змеи с поклоном подал железный ключ Амети и удалился в сопровождении рабов. Амети махнул рукой рабам из Храма Скарабея, чтобы те присоединились к местным, и наконец нумэнорец и жрец Скарабея остались в переходе одни.

– Что делать-то станем? – вполголоса спросил Амети.

– Мне надо к Арузиру, а потом будем отсюда выбираться, если захочешь – с тобой, – отвечал Нимрихиль. – Я видел тут недалеко по дороге корчму: ты сможешь добыть лошадей? Мы с Арундэлем как-нибудь выйдем отсюда сами. Пока не поздно.

– Ничего, время теперь терпит – когда-то еще разберутся, кого и где искать? А мне надо сначала все тут разузнать… Ладно, давай открывай замок, – сказал Амети и подал следопыту тяжелый ключ.

– А шнурок?

– Сей же миг все будет как надо, – жрец достал из пояса обломок железной спицы и, оглядевшись по сторонам, принялся ковыряться в бронзовой дощечке. Пока Альвион открывал замок, с трудом проворачивая ключ, Амети ухитрился вытащить узел и распутать скользкий шнурок. В следопыте проснулся рыбак:

– Слушай, Амети, покажешь мне потом, как ты это сделал? Я неплохо разбираюсь в узлах, но такого не умею… – восхитился Нимрихиль.

Польщенный Амети самодовольно усмехнулся:

– Вот поописывал бы ты храмовое имущество с мое… Ладно, иди выручай своего приятеля, – сказал он, открывая перед нумэнорцем дверь. – Я вас пока запру и шнурок обратно завяжу, а сам пойду послушаю, о чем люди говорят…

Нимрихиль уже было нырнул в дверь, когда Амети ухватил его за рукав халата:

– Послушай, благороднорожденный… – словно в нерешительности обратился он к нумэнорцу.

– Ну что опять такое?

Амети замялся.

– Давай скорее, а то неровен час, принесет кого-нибудь, – поторопил его Нимрихиль.

Амети наконец решился:

– Скажи, а ты, это, не боишься… ну, того, взаперти сидеть?

Следопыт недоуменно на него посмотрел, потом вдруг покраснел, словно смутившись.

– Удивляюсь я на тебя, что такие простые вещи тебе в голову не приходят, – поучительно заметил Амети, скрывая охватившее его самого непонятное замешательство. – Всему вас учить приходиться… Ладно, если все хорошо, я приду как разузнаю насчет выходов, дороги, лошадей и прочего.

Пока ключ скрежетал в замке, Альвион разобрал груду сундуков и ларцов, освобождая место на полу. Потом положил туда свернутые ковры и принялся осторожно их разворачивать, шепотом окликнув Арундэля. Тот молчал: раскатав ковры, Альв увидел, что он без сознания. Сосредоточившись, следопыт долго звал Арундэля, пока тот не открыл глаза.

– Воды, – сказал он, еле шевеля потрескавшимися губами. Альвион напоил его из фляги, которая тоже лежала в сумке в свернутых коврах. Вода во фляге была неприятно теплой, почти горячей – как сам Арундэль.

– Жарко было невыносимо, – сказал Арундэль, допив воду из фляжки и окончательно придя в себя, – и нечем дышать. И у меня снова начался бред: казалось, что ковры шевелятся как живые и хотят меня задушить, – и они оба невольно посмотрели на вытканного на ковре зверя.

Альв поспешно ухватил Арундэля под мышки и стащил с ковров на голый земляной пол: в косом свете, падавшем из высокого окна, ему вдруг показалось, что волчьи глаза с ненавистью следят с ковра за ними обоими.

– Может, это был и не бред, – сказал он. Подумал и добавил: – Не нравится мне все это. Надо поскорее линять отсюда.

Когда Амети пересекал двор, направляясь в местную трапезную, где намеревался впервые за день нормально поесть и обзавестись подходящими собеседниками, неожиданно за воротами снова ударили в гонг. Потом еще раз, еще и еще – пока изо всех дверей и оконцев храма не высунулись головы посмотреть на причину трезвона. Амети, пока привратник, суетясь, отодвигал здоровенный, толщиной в ногу засов, как мог незаметно подобрался поближе и встал сбоку от ворот, чтобы, в случае чего, открытая створка спрятала его от взора входящего: за последнее время он уже привык, что всякая неожиданность связана с нумэнорцами и чревата неприятностями. Из-за ворот под непрерывные удары в гонг неслась грубая брань.

Привратник, наконец, справился с засовом, и снаружи на ворота обрушился град ударов. Но ворота не спешили отвориться: привратник, повинуясь жесту незаметно появившегося жреца со змеей на посохе, не стал снимать цепь, соединявшую разошедшиеся где-то на локоть окованные железом створки ворот. Сбоку Амети увидел, как в щель между створками тычется морда вороной лошади, и его охватило скверное ощущение, словно это все уже было с ним – причем не далее, как сегодня.

– Кто вы такие, что нарушаете покой обители Змеи? – перекрывая доносившийся из-за ворот шум, вопросил Верховный Жрец.

За воротами прекратили долбить в гонг, и в наступившей гулкой тишине уже слышанный Амети грубый голос произнес:

– Именем Сына Зари немедленно откройте Черной Страже! Слово и дело Владыки Востока! Вот знак воли короля!

И в щель просунулось копье с красным флажком: с древка свисала золотая цепь. Все жрецы, сбежавшиеся за спину своего Верховного, охнули в один голос.

Амети затравленно огляделся по сторонам: он почувствовал себя черноногой степной лисой, загнанной облавой в путаницу переходов чужой, незнакомой, уже пахнущей дымом норы. Он вдруг впервые понял, что все их предприятие может плохо кончиться, и из глубины его мелкой души хлынула самая настоящая ненависть к Сыну Зари, и с такой силой, что у него перехватило дух: «Паршивая овца? Я тебе покажу паршивую овцу, ты, отродье бешеной су… с-собаки!».

Верховный низко поклонился и снял цепь с острия.

– Что нужно Сыну Зари, чье слово – закон, от служителей Змеи? – спросил он, избегая взгляда Амети.

– Владыка повелевает обыскать Храм от самых глубоких подвалов до самой крыши!

– Желание Владыки Востока – закон, но я не могу дозволить, чтобы непосвященные осквернили святая святых обители, – спокойно отвечал жрец, вселяя надежду в Амети – «вдруг он и в самом деле их просто не пустит?». Но тут он увидел, как левой рукой верховный жрец делает незаметные знаки «немого языка». Того немногого, что знал из этого языка Амети, хватило, чтобы понять: верховный святитель всего лишь тянет время разговорами, чтобы жрецы успели спрятать самое ценное из собственных сокровищ Дома Змеи.

Из-за ворот снова хлынула ругань, створки заколебались, и кто-то из Черных Стражей хватил мечом по воротной цепи, рассыпав ворох искр.

– Если вы поклянетесь не ступать в святилище, я позволю вам войти в Храм, – продолжал жрец, пока Амети торопливо пробирался прочь от ворот сквозь густую толпу рабов и жрецов.

– Я не дам тебе такой клятвы, ибо король велел иное!

Через некоторое время до Амети – уже издали – донесся голос верховного жреца:

– Тогда пообещай, что будешь осматривать святилище только в том случае, если не найдешь искомого в остальных частях Храма.

Ответа Черного Стража Амети уже не слышал, но тут загремела цепь, заскрипели, открываясь, ворота, и Амети догадался, что жрец Змеи и посланец короля договорились.

– Это Дхарин приехал? – напряженным шепотом спросил у Амети стоявший у дверного косяка следопыт, когда жрец, перерезав шнурок, отворил, наконец, дверь в клетушку.

– Нет, этот твой должник, которого мы встретили по дороге, – сказал жрец обычным голосом: в шуме, наполнившем тихую обитель, их все равно никто бы не услышал, – ему велено обыскать весь Храм.

– Без разницы, – отвечал Альвиону стоявший рядом Арундэль, – все равно наш друг, – он коротко кивнул в сторону Амети, – не знает здешних ходов и выходов.

Альвион хотел что-то сказать, но тут Амети схватил его за руку:

– Тише! Кто-то бежит сюда! – в переходе гулко отдавались чьи-то одинокие поспешные шаги. Альвион вырвал руку у жреца:

– Сейчас поглядим, с разницей или без, – мрачно проронил он и мягко скользнул за дверь: ни Амети, ни Арундэль не успели его удержать. В переходе раздался какой-то шорох, и шаги смолкли. Через несколько мгновений дверь в клеть раскрылась, и на пороге появились двое: Нимрихиль и жрец Змеи, которому следопыт успел скрутить руки и завязать рот.

– Вот вам и ходы, и выходы, – обратился Альвион к Арундэлю и Амети. Жрец Змеи был маленький и толстенький, с выпученными от испуга глазами.

– А он знает? – спросил предусмотрительный Арундэль.

Альвион посмотрел на плененного жреца и сказал ему:

– Если незаметно выведешь нас наружу, останешься в живых. Понял?

Жрец, еще сильнее выпучив глаза, судорожно закивал.

– И не вздумай звать на помощь, в случае чего ты и пикнуть не успеешь, – добавил Нимрихиль, развязывая жрецу рот. Мгновение поколебавшись, он бесцеремонно сдернул с трепещущего пленника изображение змеи.

Амети уже закрывал за собой дверь на замок:

– Пока они ее откроют, сколько-то времени да пройдет, – пояснил он Арундэлю, пряча ключ в пояс. Тот пожал плечами:

– Никому не составит труда догадаться, что внутри уже никого нет: шнурок ведь разрезан.

– Надень змею вместо своего скарабея, – Альвион подал Амети подвеску, – может, хоть издали сойдешь за своего.

Амети послушался, и все устремились по переходу, повинуясь указаниям дрожащего жреца Змеи.

Едва они свернули за угол, как услышали позади шум шагов, голоса и бряцание оружия.

– Мы вовремя, – запыхаясь, проговорил на бегу Амети, – они, почитай, сразу в клеть бросились.

Командир отряда и верховный жрец – их сопровождало несколько жрецов и десяток Черных Стражей – остановились у двери в кладовую. Увидев обрезанные концы шнурка, командир отряда взревел и рванул дверь на себя, но та не поддалась.

– Где ключи? – рявкнул он верховному. Верховный жрец посмотрел на жреца, запиравшего клеть:

– Но я отдал ключ жрецу Скарабея, – испугался тот, – ведь так…

– Скорее всего тот, кто разрезал шнурок, имел и ключ, чтобы открыть дверь, – прервал его верховный жрец, обращаясь к командиру отряда. Тот непонимающе воззрился на него.

– А значит, жрец Скарабея тоже замешан в случившемся, и потому ключа у нас нет – он был один, – пояснил верховный жрец Змеи.

– Проклятый изменник, сожри его железная преисподня, – выругался его собеседник. – Что стоите, бездельники, ломайте дверь! – обратился он к своим подчиненным.

Пока крепкой скамьей, принесенной из трапезной, выбивали дверь – на что ушло немало времени, – верховный жрец отвел в сторону командира отряда:

– Не поведает ли благороднорожденный воитель Владыки о причине всего происходящего? – негромко спросил он, поглаживая свой нагрудный амулет.

– Доглядчики с севера. Злоумышляли против владыки, – отрывисто отвечал тот, не сводя глаз с двери.

– В таком случае… – начал было жрец, но тут дверь рухнула, и его собеседник, выхватив меч из ножен, ворвался в клеть. Жрец неторопливо вошел вслед за ним, величественно отстранив солдат движением своего обвитого змеей посоха. Внутри при льющемся из окна свете были хорошо видны расстеленные на полу ковры: один – черно-багровый как свернувшаяся кровь – с волком, другой с серой летучей мышью, а также брошенная рядом пустая кожаная фляга из-под воды.

– В таком случае, я всего лишь хотел сказать, что, скорее всего, вы опоздали и здесь уже никого нет, – закончил жрец свою фразу, обращаясь к Черному Стражу, – видимо, они заперли дверь, чтобы выиграть время. Добыча перехитрила ловчего.

Его собеседник с досады так ударил по какому-то сундуку, что щепки брызнули в разные стороны. Жрец даже бровью не повел. Пнув флягу, Черный Страж взмахнул мечом, намереваясь изрубить ковры, но тут жрец Змеи неожиданно схватил его за плечо:

– Нет! Смотрите!

Рука с мечом замерла на полувзмахе: над ковром висело словно облако дымно-серой пыли. Облако, клубясь, становилось все гуще и темнее как грозовая туча, обретая смутно знакомые очертания:

– Тень волка… – потрясенно прошептал жрец.

Но это была не тень и не призрак: перед жрецом и воином стоял огромный зверь. Он оскалил, глядя на Черного Стража, свою кроваво-красную пасть, и рука с мечом опустилась вниз словно помимо воли владельца. Потом волк двинулся к ним, и, когда жрец и воин шарахнулись от него в разные стороны, прошел между ними к двери. У порога он остановился, оглянулся и, словно приглашая их за собой, повелительно качнул головой.

По словам несколько оправившегося от испуга жреца Змеи, до конца потайного хода, ведшего из Храма, оставалось совсем немного, когда Альвион вдруг остановился, словно его ткнули в грудь. Шедший позади него Амети подтолкнул следопыта:

– Чего ты уперся, иди скорее!

Следопыт повернулся к нему, и жрец невольно отпрянул: глаза у Нимрихиля сделались как тогда, в харчевне, совсем прозрачные, они смотрели не на Амети, а сквозь него, изливая некий призрачный свет. По переходу словно дохнуло холодом, и по спине жреца пробежали ледяные мурашки:

– Тут что-то случилось. Что-то скверное, – следопыт тяжело перевел дух и, привалившись к сложенной из кирпича стене хода, прикрыл ладонью свои страшные глаза. – Сейчас… Сейчас отпустит.

Мимо Амети протянулась рука: Арундэль на мгновение стиснул запястье Нимрихиля. Тот встряхнул головой и, покачнувшись, устремился к горящей лампе проводника, ждавшего их у выхода.

Они по очереди протиснулись в низкую и узкую дверь и снова вынырнули в бронзовый жар послеполуденного света, оказавшись в расщелине между крутыми скалистыми склонами высотой в пару человеческих ростов. От выхода налево, за поворот, уводила еле заметная серая тропка.

Альвион остановился, зажмурив глаза и подставив Солнцу лицо, словно всем телом впитывая его жар. Арундэль взял его за плечо и развернул к себе:

– Что это было?

– Не знаю. Надеюсь, погоня, – отвечал следопыт, не открывая глаз.

– Надеешься?

Тут к ним подошел Амети, на всякий случай придерживая за шкирку толстяка-жреца, который продолжал сжимать в руках уже ненужную лампу:

– Ну что, пойдемте, что ли? Эх, жалко дверь без запора и заложить ее нечем…

Он подергал жреца Змеи за шиворот:

– Знаю я поверье, как запереть дверь без ключа и замка: покропить порог и косяки свежей человеческой кровью да заговор сказать…

Пленник жалко разевал рот, как вытащенная на берег рыба, не в силах вымолвить ни слова. Арундэль стремительно и гневно обернулся к Амети, но тут между ними встал Нимрихиль и твердо сказал:

– У меня есть мысль получше. Идите вперед.

Потом добавил, глядя почему-то на Арундэля:

– А жрец, Амети, дойдет с нами до того места, где мы сможем его оставить без вреда для себя и для него.

Он вернулся к двери, оглянулся на своих спутников и махнул им рукой: дескать, ступайте. У поворота Амети не выдержал и обернулся: Нимрихиль стоял на коленях, прижавшись лбом к дверному косяку. От изумления жрец остановился и открыл рот: он никогда прежде не видел, чтобы нумэнорец молился, но тут Арундэль, не говоря ни слова, твердой рукой развернул Амети обратно и так завел за поворот.

Выйдя из клети – жрецы и солдаты в суеверном ужасе раздались перед ним – волк поднял морду, нюхая воздух, потом повернул налево от двери и неторопливо потрусил по переходу. Время от времени он останавливался, снова поводил мордой, оглядывался назад: идут ли? – и бежал дальше. Блуждая по переходам, зверь привел жреца и Стража со свитой в подвал, к почти незаметной низкой полукруглой двери. Раньше она, видимо, была загорожена всяким барахлом, но кто-то только что раскидал все по сторонам: пыль еще не успела осесть. Жрец, оскалившись совершенно по-волчьи, втянул ноздрями пыльный воздух и вполголоса проговорил:

– Откуда же они знают, пожри их крылатый змей?

А его спутник, стараясь держаться подальше от волка – но так, чтобы это было незаметно – приблизился к двери и ударил по ней ногой. Дверь отворилась, и волк прошел в нее, мгновенно слившись с тьмой прохода. Жрец и воин невольно переглянулись, словно ожидая, что вперед пойдет другой. Страж нахмурился и, нагнувшись, шагнул вслед за волком. Жрец дождался, пока ему передадут горящий факел, и последовал за ними.

Скоро он догнал Стража, который медленно шел, держась за стену, словно слепой, не видя и не слыша своего провожатого, лишь чувствуя его присутствие. Волк обернулся на огонь, и они увидели два красных огонька впереди. Потом огоньки исчезли, и Страж со жрецом молча пошли дальше. Свита следовала за ними на почтительном расстоянии.

Вскоре Страж и жрец увидели, как в сочащемся откуда-то спереди свете возникают очертания зверя. Потом они повернули еще раз и увидели выход: в щели между косяком и рассохшейся дверью струились лучи Солнца. Волк подошел к двери, превратившись в неразличимо-черную тень, закрывшую от них дневной свет, оглянулся – снова сверкнули красные точки, и медленно, как дым начинающегося пожара, прошел сквозь закрытую дверь.

Страж подошел к двери и толкнул ее, но она даже не шелохнулась. Он ударил ногой, потом плечом, но без всякого толку, как будто он бился о каменную стену. Страж внимательно взглянул на нее, и его передернуло от суеверного страха: солнечный свет беспрепятственно проходил между дверью и косяком, и там не могло быть ни засовов, ни замков. Страж беспомощно обернулся к своему спутнику: жрец стоял опершись на посох и внимательно наблюдал за ним.

– Это колдовство, – спокойно проговорил он. – Кого же вы ловите?

Страж промолчал.

– Это столь важно для короля?

– Да.

– Ну что ж, – сказал жрец. – Во исполнение воли Владетеля Юга и Востока…

Он сделал какое-то неуловимое движение, в темноте рядом с ним что-то шевельнулось, и Страж увидел – или ему показалось? – как скользят по посоху кольца змеиного туловища. Но в это мгновение жрец поднял руку, и за спиной Стража что-то заскрипело, стукнуло, и в подземелье хлынул алый вечерний свет. Он обернулся: выбитая дверь лежала ниже по склону; над ней висела пыль

– Путь свободен, – раздался голос жреца возле самого плеча Стража. Страж внимательно оглядел посох: змея никуда не делась. Он поднял глаза на жреца:

– Король узнает о том, что ты сделал, – сказал он жрецу.

И в это мгновение до них донесся торжествующий вой волка, догнавшего свою добычу.

Нимрихиль нагнал своих спутников через сотни две шагов за поворотом, на западном скате невысокого, но обширного холма, на котором, собственно, и стоял Храм Змеи. На ровном пологом склоне негде было укрыться, и все вздохнули с облегчением, когда тропинка спустилась к подножию холма, прячась среди невысоких скал. Нимрихиль так и шел сзади. Амети с тревогой пару раз обернулся в его сторону: не хватало еще, чтобы сдал этот становой хребет всего предприятия.

Они поднялись по склону наверх, а с него спустились в небольшую лощину. Впереди, из-за поворота, раздался странный для этого голой каменистой местности звук бегущей воды.

– Что это? – повернулся Арундэль к жрецам.

Амети снова дернул за шкирку жреца Змеи, и тот покорно ответил:

– Это ручей, он течет из источника под Храмом. За ним начинается дорога. В двух полетах стрелы по дороге стоит харчевня, – добавил он, бросив умоляющий взгляд на Арундэля.

– Как раз то, что нам нужно, – вмешался спустившийся с гребня Альвион. – Если бы у нас было…

Но закончить ему не дали: что-то, принятое Амети за пущенный из катапульты камень, с силой ударило Альвиона в спину, так что он, в свою очередь, рухнул на своих спутников, стоявших ниже него по склону, и все четверо полетели кувырком вниз по уводящей за поворот тропе, увлекая за собой песок, щебень и камни побольше.

Когда клубок тел выкатился из узкого ущелья тропы, Амети, как самого легкого, выбросило дальше всех, и падение его остановила обкатанная водой галька, по которой жрец проехался плашмя. Зашипев от боли, Амети оторвал от влажных камешков расцарапанное в кровь лицо. Впереди, в десятке шагов, бежал ручей, заглушая шорох щебня, стук камней и глухие звуки, которые издает падающее человеческое тело. Амети повернул голову, намереваясь попробовать встать, и тут у него как от удара отнялись вдруг руки и ноги: направо и впереди, в двадцати шагах от него, на границе земли и галечного русла речки, стоял огромный волк. В косых лучах заходящего солнца Амети различил блеск оскаленных зубов – каждый чуть ли не с большой палец на руке. Волк переступил, перенося весь на задние лапы, словно собираясь прыгнуть: Амети услышал, как скрипнула под его лапами галька, и понял, что зверь ему не привиделся. Справа раздался какой-то шорох, Амети машинально повернул отозвавшуюся болью голову и увидел шагах в пятнадцати от себя Нимрихиля. Тот стоял как человек, только что поднявшийся с земли и все еще испытывающий сильное желание лечь обратно – его шатало. Одежда нумэнорца окончательно превратилась в лохмотья, с правого запястья свисали ножны – должно быть, лопнул один из ремешков, которыми они крепились к руке. На превратившемся от пыли в серую маску лице яростно горели глаза. В наступившей странной тишине – кажется, даже ручей на время перестал журчать, – Нимрихиль неожиданно громко и твердо заговорил на незнакомом жрецу языке. Его голос звенел гордостью и силой, и Амети понял, что нумэнорец приказывает твари сойти с его пути. Волк, казалось, понял каждое слово: он поднял морду к небу и словно в насмешку завыл. Амети всем телом втиснулся в гальку, желая превратиться в ящерицу и убежать в камни: вой, свербя в ушах, леденящей дрожью отозвался во всем его теле. Потом он услышал вопль боли, и с трудом узнал голос: кричал Нимрихиль. На несколько мгновений нумэнорец закрыл собой от Амети Солнце, и невидимый диск одел голову Нимрихиля короной вставших дыбом огненных волос. Потом он рухнул на колени, схватившись рукой за грудь, как смертельно раненый человек хватается за древко вошедшей в сердце стрелы. Вой смолк, и тут Амети увидел, как Нимрихиль сорвал что-то со своей шеи и изо всей силы запустил этим в волка. Раздался свист и глухой звук удара. Зверь взвыл от боли, и Амети с такой силой вжался в гальку, что еще сильнее раскровянил лицо. Но краем глаза он увидел, как волк отступил перед Нимрихилем, медленно подымавшимся с колен. Пятясь, зверь оскользнулся, галька разъехалась, и его задние лапы сползли в воду. Волк взвыл, как побитая собака, и Амети увидел, как сквозь его казавшееся прежде плотным тело просвечивают камни на другом берегу реки. В изумлении жрец оторвал голову от земли и смотрел, как тает, превращаясь в дым, огромный серый зверь. Слабый отзвук воя унес налетевший с заката порыв ветра.

Казалось, прошло очень много времени. Альвион, все еще пошатываясь, стоял с видом человека, не верящего в свое спасение. Сзади кто-то застонал. Амети почувствовал, что может оторвать от гальки занывшее от ушибов тело.

– Везет тебе на волков, – раздался почти спокойный голос Арундэля. Второй нумэнорец уже успел подняться на ноги, хотя был теперь также оборван и вывалян в пыли, как и Нимрихиль. Нимрихиль дикими глазами обвел своих спутников, и из его пересохшего горла вырвался какой-то сиплый рык. Он неуверенно двинулся вперед. Зашел в ручей по лодыжку, неловко опустился на колени и на несколько мгновений окунул в воду лицо. Арундэль подошел к тому месту, где стоял волк и носком сапога вытолкнул на плоский камень что-то показавшееся Амети галькой.

– Что это было? – непонятно спросил Арундэль, и жрец увидел, как от того, что он принял за камушек, подымается струйка дыма. Запахло кузницей, раскаленным металлом и гарью. Нимрихиль поднял голову из воды:

– Чего?

– Я говорю – чем ты в него кинул?

Нимрихиль поднялся с колен и повернулся к Арундэлю и Амети, прижав руку к груди. Выражение его лица было до крайности простодушным – Амети уже понял, что с таким лицом нумэнорец пытается утаить какую-нибудь правду. Назвать эти жалкие попытки притворством у Амети просто не поворачивался язык.

– Амулетом. А что?

Выражение лица Арундэля не изменилось, но Амети почувствовал, что запахло не только дымом, но и грозой.

– Руку убери.

– Чего-чего?

– Перестань. Я тебе человеческим языком говорю: руку убери.