Текст книги "Боишься ли ты темноты?"
Автор книги: Светлана Пономарева
Соавторы: Николай Пономарев
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
– Чё, сам потащишь, или “скорую” вызвать? – раздалось сзади. Сергей обернулся. Парень, не потрудившийся даже одеться, стоял сзади. – У меня телефон есть…
Сергей подхватил Ярослава под мышки и усадил в вертикальное положение, голова Ярослава тут же опустилась на грудь, а тело накренилось вперёд. Он крепко спал. Сергей хорошенько тряхнул Ярослава, но тот не очнулся.
– Чёрт, – Сергей повернулся к парню. – Вызывай “скорую”…
Вика снова расплакалась. Ярослав лежал на скамейке. Глаза его были закрыты, на щеке синяк, губы разбиты до крови. Сергей смотрел на него и чувствовал себя полным идиотом. “Надо уезжать, – подумал он, – наверное, я и правда не годен к нормальной жизни. Я ничего не вижу вокруг. Ни Вику, ни Ярослава. Я не могу понять, о чём они думают, что чувствуют. Вера Ивановна права – от моей заботы детям только хуже”…
21
Пожалуй, так стыдно Ярославу было впервые в жизни. И дикая головная боль не мешала ему думать только о том, какой же он дурак! В палате токсикоцентра, куда, как оказалось, Ярослава привезли ночью, кроме него были только две мамочки с малышами, по глупости наевшимися таблеток. А он, выходит, ничуть не умнее этих малышей… Очнулся Ярослав под утро, с капельницей в вене, которую пришлось выдернуть, потому что дико тошнило и хотелось в туалет. В коридоре его увидела дежурная медсестра, ругалась, потом дала тазик, куда Ярослава вывернуло не то желчью, не то желудочным соком, снова поставила капельницу. От неё Ярослав и услышал слова “алкогольное отравление”. Он даже сначала не понял, что это про него. А когда понял, стало совсем плохо. Голова раскалывалась и он пытался пристроить её на подушке поудобнее, но толку не было. Стоило закрыть глаза, как перед ними мелькала Вика, подвал, почему-то чёрная собачка, которую с рук кормил Сергей Фёдорович. Потом вспомнилось, что он дрался с Денисом, а потом они ушли с Викой в подвал. Значит – подвели воспитателей. Верку и Сергея Фёдоровича… Хотелось узнать, как он вообще сюда попал и откуда его привезли, но спрашивать такое было стыдно. Ярослав промучился целый час, представляя, что мог подумать о нём Сергей Фёдорович, и что теперь ему будет в детдоме, а потом всё-таки задремал.
Наконец, когда на настенных часах было около одиннадцати, в палату с обходом пришёл пожилой врач. Он долго разговаривал с мамочками, потом подсел к Ярославу и усмехнулся:
– Голова болит?
– Болит, – признался Ярослав.
– Да, молодой человек. Ты сильно промахнулся мимо своей возрастной нормы.
– А сколько норма? – удивился Ярослав.
– Нисколько. Тебе вообще нельзя пить. Поищи в жизни другие удовольствия.
– Тоже мне, удовольствие, – Ярослав покраснел, – пакость такая.
– Я рад за тебя, – кивнул врач. – Ты всё вовремя понял. Ладно, сейчас возьмём анализ крови и после двух выпишем тебя домой.
“Домой, – подумал Ярослав, – если бы домой…” Врач ушёл, а Ярослав кое-как поднялся и подошёл к окну. За окном по дороге проносились автобусы, троллейбусы, машины, иногда мелькали “скорые”. Ярослав упёрся лбом в стекло и стал вычислять, чья же сейчас смена и кто за ним придёт – Вера Ивановна или Фроська. Не может же быть такого, что его отпустят одного. Выходило, вроде, что Фроська, хотя сейчас, в конце мая, воспитатели то и дело менялись сменами.
В час в палату принесли еду, при виде которой Ярослава ощутимо замутило. Он лёг и стал ждать, когда его заберут…
Пришла Вера Ивановна в своей обычной красной блузке. Она отправилась в ординаторскую за выпиской, а Ярослав ждал её в коридоре. Наконец, воспитательница вышла и кивнула ему:
– Пошли, Снежинский.
По дороге Ярослав узнал от Веры Ивановны, что сейчас они немедленно идут к директору, что теперь Ярослав не имеет права выходить с территории детского дома. А если выйдет во двор, должен каждые пятнадцать минут заходить в корпус и показываться дежурному воспитателю. К тому же он не имеет права общаться с Викой. Ярослав вздохнул: именно Вику ему видеть почему-то не хотелось. Осталось в памяти что-то гадкое, связанное именно с ней. Самогон, подвал, лежак в нём…
– И, наконец, Сергей Фёдорович понял, что в тебе заблуждался. Я рада, что вовремя, – закончила свою речь Вера Ивановна.
Ярослав опустил глаза. Что ж… Очень логично. Конечно, Ярослав столько неприятностей всем доставил. Особенно Сергею Фёдоровичу. Вон, Вера Ивановна говорит, что тот нервничал, искал его… “Ну что я за дурак, – подумал Ярослав, – один человек ко мне хорошо относился, но я и это испортил!”
Когда Ярослав с Верой Ивановной проходили по ограде, к ним подбежала медсестра Ксенечка.
– Вера Ивановна, у нас опять ЧП! – сказала она. – Воробьёва облила Захарову краской из баллончика. Чудом в глаза не попала, но была такая драка! Я закрыла Захарову в изоляторе, а Воробьёва сейчас у Павла Николаевича.
Павлом Николаевичем звали директора.
– А девочки дрались из-за него, – Ксенечка показала на Ярослава.
– А чего я, – сказал он, как обычно говорил Лысый. – Чего сразу я?
– Да, Снежинский, – протянула Вера Ивановна, – куда ты катишься…
Ярослав прошёл в комнату, сел на тумбочку, и обхватил гудящую голову руками. Денис, валявшийся на кровати, скорчил ему зверскую рожу, и продолжил разговор с Крабом и Арнольдом:
– А если часто спички пальцами тушить, то отпечатки сожгутся. И, как его, вырастешь – чё хочешь можешь делать, менты не найдут… Вот тогда я Снежинского и замочу.
– Или он тебя, – заржал Краб, – ему можно и с отпечатками. Он псих, ему ни фига не будет.
– Снежинский, а чего бабы-то за тебя сцепились? – Арнольд встал, подошёл к Ярославу и навис над ним. – Воробьёва-то ясно… Она тебе рубашку в швейном шьёт, я сам видел. Говорю: на хрен тебе надо, а она меня обматерила… Но Захарова… Колись, придурок!
– Ничего я не знаю, – отозвался Ярослав.
– Он не скажет, – заявил Краб и показал Ярославу кулак, – Снежинский – гомик.
– Снежинский – урод, – продолжил Арнольд.
– Калека, – сказал Денис и толкнул тумбочку, на которой сидел Юра: – Шнайдер, очередь.
– Дурак, – без охоты пробормотал Юра.
Ярослава затошнило. Он сполз с тумбочки и пошёл в туалет.
В умывальной Ярослав сунул голову под кран с холодной водой и размышлял, какие же Краб с Арнольдом идиоты. Теперь будут обзывать его, пока не доведут до слёз. Только что ему их подколы, главное – Сергей Фёдорович теперь к нему и близко не подойдёт. Он ведь сбежал, подрался, напился. Было стыдно, тошно и обидно. Вера Ивановна оказалась права: он плохой человек, ему нельзя доверять.
22
Естественно, за приключения Ярослава всем попало. Директор собрал воспитателей старшей группы и отчитал их за халатность и невнимание к детям. Сергей был к этому морально готов и тихо сидел в уголке. Зато не молчала Вера Ивановна. Она произнесла пламенную речь на тему, какой покой и дисциплина были в группе до прихода нового ночного воспитателя, который позволяет детям неслыханные вольности – ночевать у него в комнате, например. И хуже всего влияет на Ярослава Снежинского, который, конечно, мальчик трудный, но до сих пор был вполне управляемым.
– До тех пор, пока его не заперли в тёмной ванной, – уточнил Сергей.
Директор посмотрел на него с лёгким удивлением.
– Это что, метод воспитания? – продолжил Сергей. – Тогда давайте организуем карцер в подвале, или пересажаем детей по камерам-одиночкам.
– Вы преувеличиваете, – перебила его Вера Ивановна, – да, я немного ошиблась, я не учла того, что у Ярослава такой страх темноты. Но в тот момент я не могла поступить иначе, он мне хамил. А вот почему Сергей Фёдорович после того, как мальчик ушёл от него, не сообщил сразу в детдом, совершенно неясно. Мы бы установили за ребёнком наблюдение и ничего бы не случилось. Я считаю, что ответственность за всё должна лежать на Сергее Фёдоровиче.
– Да пожалуйста, – сказал Сергей, – сколько угодно. Тем более, что я всё равно собираюсь увольняться. Но мы не о том говорим. Полагаю, главное – что теперь делать с Викой, Ярославом, Денисом, чтобы такого не повторилось. А мы всё перебираем, кто виноват.
– Я предлагаю, – Вера Ивановна смотрела на Сергея, – как можно скорее спихнуть Яковца с Захаровой в какое-нибудь ПТУ. А Снежинского поставить на учёт в милицию, пока он никого нам вообще не зарезал.
Сергей засмеялся:
– И милиция выделит бойца с дубинкой, чтобы он присматривал за Ярославом. Замечательная идея!
Аля, сидящая рядом с Сергеем, хмыкнула, но под взглядом Веры Ивановны осеклась.
– А Вы, Анна Игоревна, что скажете? – обратился к ней директор.
– Думаю, не надо никакой милиции. Всё что было – случайность. Тем более, мальчик отравился, – Аля посмотрела на Сергея, – неизвестно, чем вообще это всё для него кончится.
– Меньше бы пил, меньше бы травился, – фыркнула Вера Ивановна. – А кончится всё плохо. Мы его как следует накажем, чтобы другие не захотели повторить. А если Сергей Фёдорович у нас такой добрый, пусть рожает своих детей и воспитывает, как в голову взбредёт!
Сергей поднялся:
– Родить я, простите, не могу. Технически не годен. Ну ладно, я, собственно, хотел написать заявление об уходе. К сожалению, педагогическая деятельность оказалась для меня непосильной.
Павел Николаевич снял очки, отложил их в сторону и сказал:
– А кто же Вас отпустит? Вам смену придётся несколько месяцев искать. Так что – извините. И потом, не стоит так расстраиваться из-за одного случая. Всё бывает. Я слышу о Вас много хорошего. Думаю, Вы благотворно влияете на детей.
Сергей поглядел на Веру Ивановну:
– Ищите другого воспитателя поскорее. У меня есть веские причины уйти.
– Тогда поговорим о Ваших причинах наедине, – предложил директор.
Все разошлись. Сергей уселся в кресло и подумал, что совершенно не знает, какую причину придумать. Не жаловаться же на Веру Ивановну. Несолидно. Да и про Вику не расскажешь. А про Ярослава – тем более. Что, сказать, как он хотел бы для пацана нормальной жизни, но ничего не в силах сделать?
– Давайте поговорим о Вашем влиянии на Ярослава, – сказал директор.
– А стоит? – Сергей скрестил руки на груди. – И так всем всё ясно. Был парень, как парень, и тут пришёл я. Далее варианты. От вседозволенности до совращения…
– Ярослав поступил к нам в марте, – перебил его директор. – Поступил из психиатрической больницы. Я думал, он никогда не оправится. Мы тут привыкли. Детей привозят разных. Но всё равно мне было страшно. Казалось, его уже никогда и ничего не заинтересует. Но ему повезло… Если можно в его ситуации говорить о везении. Работала Инна Яковлевна, замечательный педагог. Она его, так скажем, вытащила. Разговорила. Теперь её нет. Дети очень переживали, когда она уволилась. И Ярослав переживал. Теперь пришли Вы. И я вижу, что многие к Вам привязались. А Ярослав – особенно. Он изменился за эти две недели. Это видно…
Сергей смотрел мимо директора – в окно, забранное решёткой. Он не знал, что сказать.
– Поэтому я не хотел бы, чтобы Вы уволились, – продолжил Павел Николаевич. – А этот случай с ванной, конечно, дикость. Но Вера Ивановна, тем не менее, тоже положительно влияет на группу. Есть дети, которыми управлять можно только так, как это делает она. К сожалению.
– Павел Николаевич, – Сергей помолчал, – я думал… Я давно об этом думаю, но… Это сложно. Я бы хотел узнать, что нужно, чтобы взять попечительство над ребёнком? Какие документы?
– Документы? – Павел Николаевич задумчиво посмотрел на Сергея. – Я дам Вам список. Самое трудное – получить согласие его бабушки. Если она не захочет его дать, у Вас ничего не получится.
– Прорвёмся, – задумчиво проговорил Сергей. – Только я Вас всё-таки прошу – подыщите мне замену. Если всё сложится и Ярослава я заберу, работать здесь я больше не стану.
– Я постараюсь. Хотя мне будет жаль терять такого сотрудника.
Директор порылся в столе, протянул Сергею листок со списком документов и добавил:
– А с Верой Ивановной Вы всё-таки аккуратнее. Её перевоспитывать поздно…
Сергей кивнул и вышел в коридор. Силы и уверенность вдруг пропали. Список документов… А сам Ярослав согласится? Может, он не захочет жить у Сергея дома. Тем более у него и правда ещё та дыра. Печку зимой надо топить, воду таскать, ближайшая школа в двух автобусных остановках, а до языковой ему придётся добираться не меньше часа. С его-то здоровьем… Сергей прислонился к стене и вдруг рассмеялся: да он же сейчас рассуждает, как бабка Ярослава. Ищет трудности для себя и совсем не думает о нём. А что такое бытовые трудности по сравнению с тем, что его ждёт здесь?!
На крыльце к Сергею вдруг подошла Аля:
– Серёжа, ты сейчас куда?
– Я? – удивился он. – Не знаю… Может и никуда, всё равно к шести возвращаться.
– Тогда, может, пойдём ко мне? – вдруг предложила она. – Я близко живу. В первом же панельном микрорайоне.
– А ты что, одна живёшь? – спросил Сергей и его передёрнуло от двусмысленности вопроса.
– Нет, конечно, – улыбнулась Аля, – я бы одна не смогла. Я темноты боюсь, почти как наш Слава. Я живу с мамой, папой и братом. Наверное, они сейчас на даче, но если дома, тебя не съедят.
– Тебя съедят, – пробурчал Сергей, – скажут, приволокла мужика подозрительной наружности.
– Ерунда, – засмеялась Аля. – Пошли.
Сергей вздохнул и послушно пошёл за ней… Разногласия забылись.
23
Теперь Сергею предстояло кроме беготни по издательствам и переводов заниматься ещё и сбором документов. Правда, он так и не решился спросить у Ярослава его согласия. Подумал – мальчишка обрадуется, а бабка его нужную бумажку не подпишет… Лучше уж сначала всё собрать, а потом спросить Ярослава. Откажется – документы можно и выбросить. Тем более, сомнения в согласии Ярослава у Сергея были. В последние два дня он избегал Сергея, как мог. Может потому, что до сих пор болел, и жаловался то на тошноту, то на головную боль, а может, по какой-то другой причине. Чаще всего Ярослав лежал на кровати, положив перед собой книгу, и читал, беззвучно шевеля губами, или сидел с Женькой между теплицей и столярным цехом, тиская всё того же облезлого котёнка. Вика, стриженная под ноль, в нелепой соломенной шапочке на голове, наоборот, старалась как можно больше времени вертеться возле Сергея, совсем не приближаясь к Ярославу. Всё это было странно, тем более Сергей сам вдруг запутался в своих мыслях. Он постоянно думал об Але. О том, какая она милая и славная. И поражался сам себе. Ведь только недавно он решил, что никогда больше не полюбит, никого не подпустит к себе, а прошло совсем немного времени и он думает о девушке. Причём думает так, что уши краснеют, и ловит себя на том, что вот-вот начнёт её обнимать, не стесняясь воспитанников.
Об Але он думал и первого июня, в праздник детства, когда все воспитатели были на работе. Стоял за гаражами, курил и размышлял, что же будет дальше. Куда же его приведёт эта странная жизнь… Кто-то неслышно подошёл к нему сзади. Сергей обернулся. Рядом стояла Вика. Нарядная, накрашенная к празднику, в своей глупой шапочке и с травинкой в руках, которую периодически пожёвывала.
– Серёжа, – сказала она, – тебя Анна Игоревна ищет.
– Сергей Фёдорович, – уточнил Сергей. – Я пока что воспитатель, а ты – воспитанница из моей группы.
Вика опустила глаза и сказала:
– Ты злой! За что тебя только женщины любят?
– Кто? – усмехнулся Сергей. – Я что-то таких не встречал. Кроме тебя, конечно, но ты во мне просто заблуждаешься.
– Нет, я про тебя всё знаю.
– Я сам про себя всё не знаю.
– А я знаю, – Вика отступила на шаг, – только у тебя с Анной Игоревной ничего не получится. Вы не пара.
– Вика! – у Сергея прямо рука зачесалась ударить её. – Ты что, за мной следишь?
Вика пожала плечами, а глаза у неё стали злыми:
– Я тебя люблю! – заявила она. – И я могу сделать тебе очень плохо, если ты будешь на меня орать!
– И что же ты мне сделаешь?
Вика отошла ещё дальше.
– Одежду на себе порву и кричать буду, что ты меня изнасиловать хотел! И свидетелей найду! Вон, Снежинского со Шнайдером. Попрошу, они на тебя чего хочешь наговорят!
– Дура ты, – грустно сказал Сергей, – ну уволят меня. Пусть даже посадят. Что тебе, легче станет?
– А может легче. Потому что мне очень плохо, очень! – Вика заплакала и пошла в корпус.
Сергей стоял посреди дорожки, как побитый. Очень хотелось плюнуть на всё, уехать домой и напиться так, что забыть кто он и где он… Ничего у него не получается так, как хотелось бы. У гаражей что-то подозрительно зашевелилось. Сергей повернулся, но ничего не заметил. Тогда он решил, что это подкрадывается пустота. Она почувствовала его слабость и пришла за ним сюда. “Ну уж нет, – подумал Сергей. – Напиваться я не пойду”…
К обеду в детский дом приехали шефы – толстые мужики, вырядившиеся в тридцатиградусную жару в костюмы с галстуками, привезли подарки: книжки, игрушки, коробки конфет. Потом ходили по комнатам, общались с детьми. Вера Ивановна всё рвалась показать им Ярослава – как редкого воспитанника, говорящего на трёх языках, но тот спрятался от неё и шефов в мальчишеском туалете. Однако, Вера Ивановна была не из тех, кто отступает перед трудностями. Ради такого дела она даже забыла, что с Сергеем они не разговаривают, и настоятельно просила, чтобы он извлёк Снежинского и привёл к ней. Сергей пожал плечами и пошёл за Ярославом.
– Скажите ей, что мне плохо, – попросил Ярослав, сидя в туалете на подоконнике. Был он и правда бледный и измученный.
– Она поймёт, что я вру.
– И что?
– Die Lьge schmьcken keine Mдnner1, – вздохнул Сергей.
– Вы меня все ненавидите, – вдруг прошептал Ярослав, – а как кто приедет, так сразу показывать. Как зверька в цирке. Сами говорили, что нельзя с человеком делать что попало.
– Балда, – сказал Сергей. – Ты что несёшь! Кто тебя ненавидит?
– Вы, – Ярослав отвернулся, – Вам за меня влетело от директора. Теперь, если меня даже усыновить захотят, Вы мне такую характеристику напишите, что никто меня не возьмёт!
Сергей взял Ярослава за локти:
– Кто тебе сказал эту ерунду?! Вера Ивановна? Ну, она? И ты поверил?
– Простите… – Ярослав помолчал. – Так всё плохо получилось… Но я, правда, не хотел Вас подставлять… Ладно, пойдёмте.
Ярослав спрыгнул с подоконника и пошёл на выход. С каменным выражением лица. Сергей вышел за Ярославом в коридор и увидел, как того взяла за руку Вера Ивановна:
– Где ты вечно пропадаешь! Тебя люди ждут!
Ярослав что-то неразборчиво ответил.
– Ты в каком виде, – продолжила Вера Ивановна, – у тебя что, белой рубашки нет? Сегодня праздник, ты это понимаешь?
Она повела Ярослава в игровую, где сейчас находились шефы, а Сергей направился за ними. Он хотел послушать, что же там скажет Ярослав.
Зрелище было занимательное: на пороге комнаты Вера Ивановна начала обнимать Ярослава и тараторить что-то о его способностях, о том, как его все любят. Ярослав пытался отстраниться. На фоне Веры Ивановны он был совсем маленький, почти прозрачный, в старой помятой футболке и джинсах. Все мальчишки в детском доме носили спортивные шорты, а Ярослав, наверное, стеснялся своих шрамов. Сергей смотрел на всё это с ощущением чего-то дикого и неправильного. Потом встряхнулся – Ярослав стал читать стихи. Сначала испанские, содержание которых Сергей не уловил. Потом – немецкие. Про глупость и предательство. Несомненно, это предназначалось Вере Ивановне. Но она, конечно, ничего не поняла. Ярослава хвалили, дали ему коробку конфет, ещё что-то в пакете и он вышел. Задумчиво посмотрел на Сергея:
– Я всё сделал, как надо?
Сергей кивнул.
– Тогда я пойду?
– Иди. Спасибо тебе.
Ярослав исчез в спальне. Мимо проходили девчонки, готовящие столовую к празднику, воспитатели, нянечки, руководители кружков. Сергей стоял в коридоре и размышлял, на сколько его ещё хватит в такой обстановке. Что делать с Верой Ивановной? Что делать с мальчишкой, которого он хочет взять к себе, а тот ему не верит? Что, в конце концов, происходит? Он подумал ещё минуту и вошёл в спальню. Ярослав лежал на кровати и плакал. Коробка конфет валялась на полу. Сергей поднял её, швырнул на тумбочку, а сам сел рядом с Ярославом:
– Хватит, – сказал не то себе, не то мальчику. Потом добавил: – Взрослый уже парень, а ревёшь.
– Вам-то что, – пробурчал Ярослав.
– Мне что? Да почти ничего… Ярослав, ты хотел бы поехать жить ко мне? Не в гости, а совсем. Понимаешь? Будешь мне как брат, что ли…
В комнате стало тихо. Сергей подождал минуту и напомнил о себе:
– Что скажешь, Ярослав?
Ярослав развернулся, посмотрел на Сергея, рассеяно моргая:
– А… а зачем я Вам? Я дерусь, убегаю… Вон напился…
– Значит, на перевоспитание, – кивнул Сергей, – попробую сделать из малолетнего преступника нормальную личность. Это убедит меня в собственной педагогической мощи.
Ярослав сел, зачем-то наматывая на руку покрывало и спросил:
– А когда?
– Скорее всего, с первого июля. У вас тут ремонт начинается, всех отправляют по лагерям и родственникам, а ты поедешь ко мне. Наберём с тобой переводов и засядем на два месяца. Иногда такие интересные тексты попадаются…
– А назад? В сентябре? – Ярослав вытер остатки слёз.
– Ярослав, – серьёзно сказал Сергей, – просто на лето я могу взять тебя в любом случае. Понимаешь? Но, если мы с тобой нормально приживёмся, если ты сам захочешь, останешься совсем. Да и уволюсь я, наверное, отсюда.
Ярослав молчал. Сергею казалось, что это молчание никогда не кончится. Потом мальчишка вздохнул:
– А Вы совсем на меня не злитесь, да? Вера Ивановна сказала, что злитесь.
– Она ошиблась, – мирно сказал Сергей. – Ну ладно, думай. И не плачь больше, хорошо?
– Это у меня такой организм неправильный, – оправдался Ярослав, – чуть что – слёзы. Я и дома вечно ревел. Вот всех за двойки дома ругают, а меня жалели – так я расстраивался…
– Хорошо, что предупредил. Значит, как двойку схватишь, стану тебя успокаивать.
Ярослав улыбнулся. А в коридоре уже запахло обедом.
– Умывайся, надевай белую рубашку, и пошли в столовую, – сказал Сергей, – там сегодня, наверняка, чего-нибудь сладкого напекли.
– Сергей Фёдорович, – тихо позвал его Ярослав, когда Сергей выходил, – я Вас буду слушаться. Я всё-всё буду делать. Только возьмите меня, пожалуйста, навсегда!
Сергей быстро кивнул и вышел. Всё. Обратного хода не было. Но, как ни странно, вдруг стало легче. Всё решилось и теперь начнётся нормальная жизнь. Придётся учиться готовить еду, ходить в школу на родительские собрания, и гонять пацана вечерами от телевизора. Может, это и есть счастье? Сергей улыбнулся.