Текст книги "Дискрет (СИ)"

Автор книги: Светлана Тулина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

10. Гот или не гот?

 
…«Даже летом ног у готок
Не бывает без колготок»
 

Вот так вот, черным по рыжему. Почерк ничего так, ровненький, разборчивый, а цвет так и вообще мой любимый.

Радует меня эта надпись? Да нет, вроде. Злит? Тоже нет. Вот ведь огорчение какое. Однако и огорчиться толком тоже не получается…

– Вот-вот! Безобразие просто! Все двери опять испохабили, и все с подковырочкой, с издевочкой этакой! Ну теперь-то вы понимаете необходимость видеокамер на каждом этаже? Это же вовсе недорого, если на всех раскидать, а консьерж, опять же, может в свободное время за небольшую доплату…

Управдомша у нас – настоящая ведьма. Не шучу. Меня просто завораживает её умение выныривать совершенно неожиданно. Вот откуда сейчас взялась? Я же одна на площадке стояла, надпись рассматривая и пытаясь найти в себе хотя бы тень раздражения или радости, никто не шёл по ступенькам, и лифтовая дверь не хлопала. И вот однако же – извольте любить и не жаловаться.

– Вот у меня и документик с собой, вы, главное, подпишите, а денежки можете и потом внести, мы не торопим. Главное, чтобы порядок был. Как только камеры установим – так сразу этих проходимцев за ушко и на солнышко! Чтобы неповадно всяким! И правильно! А то ишь, взяли моду! Главное – гражданская сознательность! И мы им покажем, правильно я говорю!

– Неа, – отвечаю тихо и ласково. – Неправильно.

И гляжу с умилением, как кипятится и подпрыгивает от праведного негодования управдомша, вся такая деловая и правильная, граждански сознательная, от туфель на широких каблуках до седого кока на макушке. На нее просто нельзя смотреть без улыбки, светлой и доброй, вот я и улыбаюсь. Да и настроение сегодня хорошее. Впрочем, как и всегда.

– Как неправильно?.. – управдомша растерянно моргает и автоматически отзеркаливает, тоже понижая голос чуть ли не до шёпота. Тихий голос и безмятежная улыбка на скандалистов очень часто действуют куда эффективнее ушата холодной воды, это я давно заметила. – Почему неправильно?..

– Потому что свобода личности, – говорю со значением, словно открывая жуткую тайну. И добавляю с чуть виноватой улыбкой: – Ну и потом, вы же знаете, кто мой папа…

Она не знает – и никогда не узнает, я позаботилась. Но именно поэтому затыкается моментально. Таращит глаза, пытается выдавить понимающе-подобострастную улыбку – получается плохо. Шустрым теннисным мячиком скатывается по лестнице на этаж ниже, теребит звонок. Очень надеюсь, что соседей с четырнадцатого не окажется дома – а раз я понадеялась, то значит так оно и будет…

Когда неизвестный поклонник посвящает тебе стихи, причём ради их написания на твоей двери не ленится подняться на пятнадцатый этаж, а потом ещё и протопать двенадцать ступенек последнего пролёта, ибо лифт у нас останавливается на площадках между этажами и до самого верха не доходит, это приятно. Ладно, ладно, пусть оставляет он надписи на двери не только тебе, но и доброй половине подъезда, и почти все они в рифму. Ну и что? Все равно приятно. Конечно, хотелось бы, чтобы стихи эти были прекрасны, возвышенны и лиричны. Ну или хотя бы точны. Но – как в том анекдоте – а не слишком ли вы много хочете? Жаль, конечно, что придверный рифмоплет не ошибся лишь с временем года, а остальное – мимо нот на два лаптя по карте. Для начала я не готка и сроду ею не была, да и стильные дольчики с чёрно-серебрянными спиралями бытия – это вам вовсе не какие-то вульгарные колготки! Только слепой перепутать может. Но это же не повод вешать над моей дверью следилку, в самом-то деле!

Прислушиваюсь к себе. Но возмущения настырностью управдомши и ее посягательствами на мое личное пространство нет. Только умиление. Жаль. Я почти надеялась. Лёгкого раздражения как раз хватило бы, чтобы написанные несмываемым маркером буквы пожухли и осыпались с рыжей самоклейки «под дерево», словно школьный мелок с антивандального покрытия. Вместе с зазевавшейся ночной бабочкой, случайно попавшей под чужую раздачу. Впрочем, она сама была бы виновата – нечего на моей двери окукливаться! Но раздражения нет. Даже самого наилегчайшего, а я еще не сошла с ума, чтобы пытаться вызвать его искусственно. Живи, бабочка!

Все, что не случается – не случается к лучшему. И никаких вам следилок.

Ковыряюсь ключом в замке, довольная, как три слона перед вагоном морковки. Я вообще не умею злиться, давно уже, да и творчество неизвестного пачкуна – такая же неотъемлемая часть моей жизни, как и заныканная под подушкой шоколадка, отличная такая шоколадочка, кстати, двухсотграммовая, с миндалём и апельсиновыми цукатами, как вспомнила – так сразу слюнки и потекли. Подожди немножко, моя дорогая, я уже почти дома и скоро к тебе приду, как же я без тебя скучала! Только лишь мысль о тебе и грела меня во время долгой прогулки по старому кладбищу… нет, ну по парку, конечно, но ведь все знают, на месте чего он разбит, да и плиты местами вполне себе сохранились, умело прикидываясь частью ограждения или дорожек. Но между могильными плитками и тобою, моя роскошная двухсотграммовая и совсем ещё даже ненадкусанная, огромная разница! И глупо было бы думать, что я могу предпочесть их тебе. Ты и только ты – властительница моего сердца и желудка! Мимолётная интрижка с батончиком из автомата не в счёт, сколько его было, того батончика, одно название, что Марс…

В прихожей темно, но свет зажигать лень, на ощупь пробираюсь в комнату. Плюхаюсь на диван прямо в кедах, дрыгаю ногами, но обувка сидит крепко. Ну и пофиг, всё равно скоро придётся вставать и идти на кухню ставить чайник. Но прежде… Сую руку под диванную подушку и достаю её – огромную и восхитительную двухсотграммовую чёрную богиню моего сердца. Обожаю звук сминаемой фольги, но куда больше – сладкую горечь на языке. Что ещё надо человеку для счастья? Телевизор? Ага, как же! Он у меня есть. Модный и навороченный, с 4-ди эффектом и выходом в сеть. Пылится в углу, даже толком и не распакованный. Родители подарили на новоселье. Они меня очень любят, но всё ещё продолжают робко надеяться, что когда-нибудь я стану такой же, как все. Но я – не как все, и телевизор мне для счастья не нужен вовсе. А что нужно?

Конечно же, шоколадка! И книжка.

Хорошая, интересная, про космос или таинственные приключения, добрая и трогательная, и обязательно с продолжением, чтобы удовольствия хватило на подольше. Книжка лежит на своем обычном месте, под диваном, куда мне удобно будет в любой момент дотянуться рукой. Терпеть не могу лишних движений! Вечером с ребятами собирались в кино, но до семи уйма времени и я успею покайфовать. Однако хороший кайф требует подготовка, крепкий горячий чай и прочее вкусненькое из сумки и холодильника – не ревнуй, шоколадка! Ты всё равно была первой.

Иду на кухню.

Меня зовут Катя. Для друзей – Катёнок или Кошк. Люблю чёрный цвет, разные вкусности и добрые книжки про всякие тайны. Из-за плохо сросшейся в детстве голени терпеть не могу обувь на каблуках, но достаточно высока, чтобы не страдать из-за невозможности бегать на десятидюймовых шпильках. Мне двадцать лет, я вполне симпатична. Приложив некоторое количество усилий, могла бы сделать из себя настоящую супер-красавицу, от одного взгляда на которую встречные мужики сами укладывались бы в штабеля у моих косолапых ног, а кинопродюсеры и модельные агенты толпами дежурили бы у подъезда с контрактами наперевес. Но мне лениво. К тому же самой себе я нравлюсь как есть. И да – я не гот! Во всяком случае, не в том значении, которое обычно в это слово вкладывают. Хотя и крашу в чёрное волосы, ногти и губы. И подводку делаю «а-ля голодный вампир». И ношу только чёрное, вот уже почти десять лет. Ну что поделать, если мне так идёт чёрное? Но философия пессимизма и вечного умирания – не моё ни разу. Я слишком люблю жизнь и всяческие её удовольствия.

А ещё я бог этого мира.

Так получилось…

И это значит, что я всё-таки каким-то боком немножечко god…

* * *

– И когда только ты перестанешь носить свой траур? – спросила меня как-то мама. Давно ещё, года два как. Не знаю, действительно ли она имела в виду то, что сказала, уточнять я побоялась. Мамина проницательность меня иногда просто пугает – и это ведь при полном её нежелании что-либо понимать и замечать!

Пока закипает вода, нарезаю свежекупленное копчёное мясико и вынутую из холодильника колбаску тонкими ломтиками, а сыр – толстыми кубиками, открываю банку маслин – зелёных, с анчоусом! – и споласкиваю крохотные помидорки прямо в пластиковом контейнере. Покупаю их скорее не из-за вкуса – из-за удобства употребления, не надо ни резать, ни откусывать, как раз на один жевок, очень в тему, если имеешь привычку есть лёжа. Высыпаю на поднос пачку зубочисток – необходимая вещь, если не хочешь пачкать книжку сырно-колбасными пальцами. Алиса была права и не права одновременно – от сдобы добреют, конечно же, но далеко не только от сдобы. Сытый человек всегда добрее голодного, вкусная еда делает благодушнее и приятнее любого. Вот я, например – голодная я злая, а оно мне надо? Натворю чего с голодухи, потом переживать… нафига? Лучше последовать примеру Винни-Пуха и вовремя подкрепиться. Тем более что застрять в норе мне не грозит.

Окно в моей кухне огромное, в нём много неба и зелени далеко внизу, и почти нет города. В комнате есть ещё и балкон, и с него тоже видны лишь редкие крыши, кроны деревьев – парка и расположенной за ним лесополосы, сверху так похожей на самый настоящий дикий лес. Я знаю, что за лесопосадкой есть заводы, но раз я их не вижу, то можно притвориться, что ничего там вовсе и нет и лес настоящий. Там всё лето полно опят, чуть ли не с мая, и я иногда их собираю под настроение, когда лень ехать на рынок, а жареных грибочков хочется. В парке тоже растут, но всё больше белые да подосиновики, а по мне так опята куда вкуснее. Но самые вкусные грибы, конечно же, совы.

Не знаю, как они называются по-научному, большинство моих знакомых зовёт их поганками и обходит сторонкой, к вящей моей радости. Меня ими впервые накормила подруга по имени Альфа. Вообще-то по паспорту она Ленка, но Ленка в наше время давно уже не имя, а местоимение. Вот её все Альфой и звали. А она звала те грибы совами – потому что их огромные шляпки сплошь покрыты словно бы пушистыми совиными пёрышками. Их надо счистить, пёрышки эти, и отрезать ножку – она одеревеневшая. Не прожуешь. А шляпку просто жарить, целиком – если влезет на сковородку, конечно, ведь совы бывают и с велосипедное колесо. И получается офигительно вкусное нечто, больше похожее на нежную и тающую во рту телячью отбивную, чем на гриб.

Сегодня я грибы не собирала, хватит с меня и копчёностей, да и готовить лень. Походила под липами, пообещала, что к ночи сделаю дождь. Вообще-то я его не люблю, и потому наш район славится аномально солнечной погодой, но липы жалко, сохнут они. Ничего, пусть льёт всю ночь, а к утру закончится, вот и будет всем нам счастье. Уходя, раскланялась с Баронетом. Вряд ли он на самом деле баронет или какой другой аристократ, по манерам так скорее купец из не особо родовитых, но надпись на его плите совсем стёрлась, не прочитать. Так что пусть будет хоть граф, если ему так хочется. Сетовал на жару и воробьёв, на последних он всё время жалуется. Его плита у самых ворот, справа, и он никогда не отходит от неё далее чем на тридцать-сорок шагов. На нём вечная чуть потёртая чёрная пара и котелок, но столь странный костюм почему-то не выглядит нелепым. Иногда мне кажется, что он сам по себе, что вовсе не я его придумала, он всегда был в этом парке, задолго до меня, задолго даже до самого парка. Я просто первая заметила.

Может быть, мне так кажется оттого, что Баронет меня совсем не боится. Хотя и знает, кто я такая. Родители тоже не боятся, но каждый раз сильно расстраиваются, если случайно вдруг видят что, и всё ещё продолжают надеяться, что это возрастное и скоро пройдёт. Остальные же, когда узнают, сразу же пугаются страшно, я так нескольких лучших друзей потеряла, давно, в школе ещё. Хорошо, вовремя сообразила захотеть, чтобы они всё забыли. А то было бы проблем. Теперь же предпочитаю не рисковать и казаться друзьям просто немножечко сумасшедшей – пусть лучше считают, что у меня в башке тараканы, и все мои закидоны на них списывают. Они хорошие ребята, не хочется их расстраивать, а потом ещё и память править. Да и лень, если честно. Изобразить лёгкую придурь куда проще.

Чайник издает тонкий свист и щёлкает, выключаясь. Наливаю кипяток в свою любимую кружку – литровую, чтобы десять раз не бегать. Выбираю три пакетика из разных коробок – с лавандой, мелиссой и просто зелёный классический, завариваю все три вместе. Добавляю три столовых ложки тёртой с сахаром облепихи, старательно размешиваю. Три – хорошее число, правильное. Не то что два. Или, тем более – две. У меня вообще нет ничего парного. Кроме обуви. Но тут уж ничего не поделаешь, отращивать третью ногу влом, а влом – причина уважительная. Ставлю чашку на поднос, где уже уютно разместились тарелочки с булкой, мясом и сырными кубиками. Ну и майонез, конечно же – не мне бояться лишних калорий, я не потолстею до тех пор, пока сама этого не захочу.

Удобно быть богом!

Я могла бы, конечно, сделать всё это силой мысли, но если честно – руками намного проще. И вкуснее получается. У намагиченной колбасы вкус совсем не тот, а чай и вообще отдает освежителем воздуха, и никакого от них удовольствия. Несу поднос на тумбочку рядом с диваном, осматриваюсь придирчиво. Терпеть не могу вскакивать за чем-то забытым, когда уже уютно устроилась «на почитать». Но вроде бы всё на месте, в пределах дотягиваемости – плед на спинке дивана, если вдруг станет прохладно, подушка под боком, телефон рядом с подносом, книжка чуть выглядывает из-под дивана. Ну вот и отлично…

Снова ложусь на диван, но на этот раз обстоятельно, даже кеды снимаю, долго возясь со шнуровкой. Вчерашняя надпись на двери, кстати, как раз про них была. И тоже мимо нот.

 
«Эта готка, а не та
Носит чёрные гэта,
А сиреневые кеды
Есть у той, а не у этой»
 

Вот же забавный! Гэта я носила один раз, в седьмом классе, когда играла мёртвую гейшу в самодеятельной постановке по японским страшилкам. Жутко неудобные деревянные тапочки, да ещё и щёлкают при каждом шаге, словно кастаньеты. И нету у меня сиреневых кед, что за пошлость! Только чёрные. Высокие, на шнуровке. Испещрённые узором из черепов и берцовых костей нежного светло-лилового оттенка, счесть который сиреневым может разве что законченный дальтоник.

Я могла бы его вычислить, этого дальтоника-рифмоплёта. Легко. Как выражается один мой приятель-программер – «как два файла сгигабайтить». Не пришлось бы даже особо напрягаться и тратить лишние силы – вполне бы хватило того хихи, на которое меня пробирает каждый раз при виде его скверных стихов и испачканной двери. Наоборот – каждый раз мне приходится прикладывать довольно значительные усилия, чтобы не выпустить импульс-другой куда не надо, закрыться наглухо и не вычислить его. Случайно. Просто от переизбытка сил.

Нет уж.

Хватит с меня башен.

Башни, да… Хорошая такая оплеуха по новорождённому божественному самомнению – даже боги не всесильны. Нельзя отменить того, что сделал сам. Нельзя отмотать назад и переиграть по-новой. Не помню точно, о чём я тогда думала, но вряд ли собиралась всерьёз, не такая же я была малолетняя дрянь, в самом-то деле? Просто случайность, не подумала, не предусмотрела, а когда поняла – было уже поздно. Просто разозлилась не вовремя, тогда я ещё умела злиться и не знала о пользе сдобных булочек для малолетнего бога. Цепочка нелепых случайностей – если бы мой отец не увлекался авиамоделями, если бы я знала заранее, если бы была постарше и поумнее или просто в тот день посмотрела другое кино, если бы не смотрела кино, а читала книжку, где всё закончилось хорошо и жили они долго и счастливо, если бы мне не дарили тех кубиков, если бы, если бы…

Если бы я не была богом.

Глупо.

Месть – вообще глупая штука, даже Монте-Кристо это в конце концов понял и отказался. Я просто тогда была маленькой и не сказать чтобы очень умной, и ещё ничего толком про себя не знала. А ручонки чесались. Сейчас же я вполне взрослая и состоявшаяся, как тот бизнесмен из анекдота, и могу себе позволить радиоуправляемый вертолёт. То есть, не вертолёт, конечно, нафига он мне, терпеть не могу вертолёты и вообще всё летающее, самолеты особенно. Летать должны только ведьмы – в ночном небе при полной луне, – и космические корабли – бороздя безбрежные просторы вселенной. И обязательно – в книжках. Нафига мне в реальности управдомша на метле? Нет уж! Только в книжках, и нигде более! Глупых, добрых и совершенно нереальных книжках, читать которые я, как успешная и состоявшаяся женщина, вполне могу себе позволить. Женские романы тоже можно, но скучновато. Страстный падишах, готовый ради твоих прекрасных глаз развестись со своим прежним гаремом, или сходящий с ума от любви к твоим недостаткам олигарх, готовый бросить жену, любовницу, бойфренда, четверых детей, фирму, политику и карьеру ради прогулки с тобой на Багамы? Скука. Ни капельки не весело, да к тому же ни грана фантастики. Стоит мне захотеть – эти шахи с олигархами будут драться за место под моим балконом и право сегодня спеть мне серенаду. И придётся поливать их водой, как мартовских кошек. А мне оно надо? Нет уж, нафига мне не сдалось столь сомнительное удовольствие. Потому и читать о таком скучно. Лучше про полтергейсты, аномальные зоны, гиперпространственные корабли и разнообразные инопланетянские заморочки. У них там такая гендерная психология, при шестнадцати-то полах, что мозги в трубочку сворачиваются, вот уже где проблем! И нашим доблестным космолётчикам с этими проблемами разбираться, не роняя честь Земной Конфедерации. Красота. И, главное, все эти проблемы не имеют – и никогда не будут иметь! – ни малейшего отношения ко мне. Я в этом твердо уверена, а, значит, так оно и будет. Разве не чудно?

В дверь звонят – длинно и нудно. Но я не собираюсь вставать – знаю, что это опять управдомша. Всё ещё надеется уговорить меня поставить камеру. Нет бы вспомнить про оставленный дома включённым утюг! Звонки обрываются, как обрезанные. Вот и чудненько.

У меня есть электронная читалка, но дома я предпочитаю читать бумажные книги. От них удовольствия на порядок больше – ни с чем не сравнимый потрясающий запах кожи, бумаги и клея, шероховатость уголков, гладкость тиснения, шорох переворачиваемых страниц… Обожаю! Удобно подминаю подушку под грудь, пристраиваю увесистый томик в полунаклонном положении, с опорой на диванный валик. Открываю заложенную страницу. Сегодня меня ждёт встреча не с благородным космическим торговцем, а с добрым и правильным вампиром, желавшим сделать всех людей счастливыми. Вполне себе наш современник и даже столичный житель. Там и других героев много, он вроде как даже не самый главный для автора – но он мне нравится более прочих. А значит, для меня эта книга не про тяжёлую судьбу светлого дозорного мага в современном двуцветном обществе, а про вампира, не пожелавшего становиться сволочью. Ну и ещё про оборотня, сговорившегося с врачом из детского хосписа, но про них там вообще лишь один абзац… Что ж, иногда и один абзац – тоже неплохо.

Я умею читать быстро, но не люблю. Тем более, когда читаю второй раз. Или третий. Люблю перечитывать понравившееся, смаковать каждую прочитанную строчку, иногда подолгу задумываясь о своём. Вот как про того оборотня, например. Он покусал умиравших детей. И они выжили, и стали оборотнями – а врач, слабенький светлый маг, получил разрешение спасти ещё нескольких, во имя восстановления нарушенного равновесия. Вроде бы мелочь. Но для меня эта мелочь сделала книгу, заставила перечитывать снова и снова. Хороших людей больше, я знаю, да – но как же приятно лишний раз убедиться, что не только я знаю это! И не важно, по какую они сторону терминатора, эти люди – они всегда найдут возможность договориться, пока начальственные сволочи дерутся насмерть за сферы влияния или кормовую базу. Потому что они, эти самые простые хорошие люди и нелюди, понимают, что спасённые дети важнее – и не так уж при этом важно, на тёмной или светлой стороне улицы они потом будут жить, эти спасённые, главное, что они будут жить.

Это я сейчас такая умная, да… Потому что злиться разучилась и всё знаю про важность вкусненького. Обжёгшись на кофе, дуют на колу, вот и стараюсь более не голодать. И уделяю самое пристальное внимание мелочам. Ибо пустяки как раз и есть самое опасное, они неожиданны и вроде как ничтожны, от них не ждёшь западла вселенского масштаба. А для ребёнка вообще нет пустяков, всё жутко важно и смертельно серьёзно. Одиннадцать-двенадцать, самый паскудный возраст в этом смысле, самой себе ты кажешься уже ну оооочень умной и совершенно взрослой. Первые мысли о мальчиках… первое недовольство собственным внешним видом, первые диеты.

Как же его звали, того блондина с третьей парты? Из-за него тогда и злилась-то по большому счёту, а фильм не очень-то и причём был. Хотя я всегда терпеть не могла эти киношные башни-близнецы – за предсказуемость. Практически в каждом фантастическом боевике – ужастике, триллере, экшне, постапе, катастрофе и так далее – их обязательно взрывали. А тут ещё и Валерик, бестия белокурая, альфа-самец прыщавый, ушёл в кино с конопатой Дашкой. Я его смотрела днём раньше, то кино, и сама хотела туда с Валериком как раз, поохать и повизжать, за его руку хватаясь. Он обещал! А тут Дашка… ох, и разозлилась же я тогда! Но почему-то не на Валерика, и даже не на Дашку – что на неё злиться? Она хорошая, пять лет за одной партой, она же не виновата, что Валерик таким козлом оказался! Обещал со мной, а пошёл с ней, Казанова из четвёртого Б! тоже, наверное, решил, что белый человек, а не тварь дрожащая, а потому право имеет выпустить из себя внутреннего льва, а тот оказался с рогами и бородой. За что на него злиться, на балбеса?

Забавно.

Даже тогда, ничего ещё толком не понимая, я уже не умела злиться на людей…

Я злилась на фильм. Дурацкое кино, глупый боевик, опять мировые террористы, катаклизмы вселенского масштаба и герой, спасающий Америку. Ну и падающие башни, конечно же, как же без них! Я построила их из кубиков, очень злая была. Думала пнуть ногой, но показалось слишком просто. И я взяла со стола в кабинете папин свежесклеенный боинг…

Когда человек падает на асфальт с этажа этак выше двадцатого, звук получается совсем нестрашный. И не то чтобы очень громкий. Влажный такой, словно мокрой тряпкой шлёпнули по мягкой земле. Очень мокрой тряпкой, чтобы разбрызгалось. Целых костей не остаётся, внутренние органы превращаются в кашу, действительно, просто мокрая красная тряпка. Шлёп. Снова шлёп. Шлёп-шлёп, шлёп-шлёп-шлёп… И бесполезно затыкать уши, зажмуриваться, кричать «Я не хотела!». Почему, хватая боинг, я не подумала про людей? Я ведь не была такой уж злой девочкой.

В башнях из кубиков людей не бывает. Наверное – поэтому.

Я орала так, что сорвала связки и несколько недель потом не могла говорить, только хрипела. Оно и к лучшему – вряд ли я бы тогда наговорила чего хорошего. А родителям и так несладко пришлось – дочь в больнице с непонятным диагнозом, и врачи переглядываются и смотрят сочувственно. Они всё понимали, мои родители, не могли не понимать! Но не хотели признавать очевидного и упорно меняли местами причину и следствие. К тому времени, когда я снова смогла говорить, я уже не спорила с ними, поняв, что им так проще. И приняв их право на эту простоту. Для меня с того дня всё тоже стало намного проще – и одновременно сложнее. С падением башен кончилось моё детство – с важностью мелких обидок и трагедиями из-за ерунды. Я словно сразу выросла, повзрослела лет на десять, через месяц вернулась в школу совершенно другой. И не понимала сперва, как могли остаться прежними одноклассники – мир-то вокруг изменился, причём так страшно! А они – нет. Словно не было в помине этих влажных булькающих шлепков…

С книгами было проще. Я буквально поселилась в читальном зале нашей библиотеки и глотала фантастику, только фантастику, одну лишь фантастику. По каталогу, запоем, наплевав на качество текста – главное, чтобы я не могла поверить в прочитанное, а, значит, не могла и воплотить его ненароком. А если бы и могла – то где-то там. Далеко, на другом краю безбрежной вселенной. Чем дальше – тем лучше. Поначалу я только про космос и читала, про другое боялась. Потом поняла, что не так важно – о чём, куда важнее – как.

Я не стала ничего объяснять одноклассникам – не из высокомерия, просто они же не были ни в чём виноваты. Виновата была только я. К тому же я уже стала взрослой, а взрослые не перекладывают свою вину на детей.

Чёт я грустная какая-то… ну это легко исправимо, вот мы сейчас на булочку мясико, да с оливочкой…

Чёрт!!!

Ну вот так и знала!

Ну вот всегда такое паскудство!!

Стоит умоститься получше – и обязательно окажется, что что-то забыла! Или перепутала – как в этот раз, взяв сладкую булку вместо солёной. Городской батон, он же с острым носиком, как могла перепутать, спрашивается, с тупорылой сладкой столичной сайкой? Да ещё и с изюмом! Ну как можно есть с копчёным мясом сладкую булку? Понятное дело, что никак! А, значит, придётся спускаться в наш минисупермаркет, хорошо ещё, что он прямо в подъезде. Но всё равно – вставать и надевать кеды, и зашнуровывать, и тащиться до лифта, и вообще прерванный кайф раздражает… ладно, ладно, не раздражает совсем, забавляет скорее, в движении жизнь и всё такое. Зато потом уже никуда не пойду. И в кино тоже не пойду – нафига мне сдалось это кино? Буду валяться, лениться, есть мясо с солёной булкой, закусывать шоколадкой, запивать чаем с облепихой и читать…

Перед входной дверью слегка медлю и громко хлопаю дверцей шкафа. Я всегда минуту или две топчусь в прихожей перед тем, как выйти. Даже если мне вовсе и не надо одеваться, даже летом, даже когда обута. Громко напеваю или разговариваю сама с собой, стучу расчёской по подзеркальному столику, долго щёлкаю замком туда-сюда, словно не могу открыть. Даю время уйти – всем тем, кто, возможно, снова написал стихи на моей двери. Я не хочу на них случайно наткнуться. Не хочу знать даже он это или они. Ведь могут же однажды они написать нечто такое, что меня разозлит по настоящему. Пусть на секундочку – но всерьёз. А ведь они наверняка хорошие люди, ну или он, если он таки один там, он хороший, я точно знаю, что хороший.

Я так хочу, и, значит, это правда.