Текст книги "Дыра"
Автор книги: Светлана Шипунова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)
Сам дед Костя, которому через пару часов должно было исполниться сто лет, находился туг же. Бывший главный архитектор города Хорошевский усаживал его на сцене в позе того самого памятника, который ему – по независящим от него причинам, как-то: отсутствие воды и тепла – так и не удалось изваять. Столетний дед Костя оказался на удивление понятливым, принял ту позу, которую именно хотел архитектор, и сидел в ней неподвижно, дремля, что было для него делом, в общем, привычным.
По вестибюлю прохаживался также молодой человек в толстой куртке и выкрашенном серебрянкой шлеме, на котором было написано, видимо для тех, кто забыл или не догадается: «Гагарин». Стоял, прислонившись к окну, кудрявый блондин в телогрейке с томиком Есенина в руках, а рядом подпрыгивал с мячом человек в ушанке и во вратарских перчатках с нашитыми на них инициалами «Л.Я.». Попадались на глаза и литературные герои. В углу зала сидел некто в длинном черном пальто с жирным черным котом, свесившимся с его шеи вместо воротника и поблескивавшим зеленым глазом, – надо понимать, Воланд; покачивала бедрами и коромыслом, перекинутым через плечо, Аксинья в коротком полушубке, а между публикой шастал в кепке, полосатом шарфе и высоких валенках Остап Бендер, норовивший притереться к карманам гостей. Многие из участников маскарада держали в руках свечки, так что в вестибюле было, в общем, светло, а на загримированных лицах блуждали хаотические тени, придававшие им загадочности и театральности. Кроме практической цели освещения вестибюля, держание свечек в руках должно было, по замыслу Тюдчева, символизировать акт прощания с XX веком.
– Прошу внимания, господа! – сказал писатель-фантаст, взявший на себя функции распорядителя карнавала. – Сейчас мы проведем первый конкурс – на лучший маскарадный костюм. Прошу всех подойти поближе и повернуться лицом к сцене, чтобы члены жюри могли по достоинству оценить каждого.
Члены жюри, они же члены «Комитета-2000», стали пристально вглядываться в зал, при этом время от времени улыбались, толкали друг друга локтями, а иногда и показывали на кого-нибудь пальцем. Наконец, было отобрано десять лучших и они приглашены на сцену. Теперь предстояло всем залом выбрать из них троих, а потом и одного. Для этого отобранные должны были пройтись по сцене и что-нибудь сказать как бы от имени своего персонажа. У кого получится наиболее достоверно, тот и победитель.
Персонажи стали прохаживаться вокруг живого памятника и, подходя к краю сцены, бросать в зал отдельные слова и целые фразы.
– Великая Октябрьская революция, о необходимости которой…
– Поехали!
– Главное – начать и углубить!
– Я за тот Интернационал, в котором…
– А может, тебе еще ключи от квартиры, где деньги лежат?
– Квартирный вопрос их испортил…
– Шта-а?
Публика покатывалась со смеху.
Тем временем в вестибюле появился Дед Мороз. Он вытащил на середину большой, но, по-видимому, легкий мешок, на котором было написано: «Подарки».
– Ну-ка, Дедушка Мороз, что ты нынче нам принес? – игриво спросила Снегурочка голосом Антонины Васильевны.
– Я вам денежки принес за работу за декабрь! – сказал Дед Мороз голосом Христофора Ивановича и тут же добавил: – Шутка!
Он открыл мешок и стал вынимать из него разноцветные бумажки. На каждой бумажке были написаны какие-нибудь слова, Дед Мороз громко их зачитывал и вручал кому-нибудь из вставших в круг гостей.
– Списание долгов по квартплате за 1998 год. Кому?
– Мне, мне! – протягивалось к нему сразу несколько рук, Дед Мороз отдавал разрисованную снежинками бумажку и лез в мешок за следующей.
– Освобождение от натурального налога сроком на один квартал!
– Мне! Мне!
– Охотничья лицензия на зимний сезон 2000 года! Льготная!
– Ого! Мне! Нет, мне! Сюда давайте!
– Плацкартный билет до Москвы!
– Мне-е-е! – не своим голосом заорал кто-то.
Все обернулись и увидели входящего в вестибюль Гогу-Гошу.
– Новогодняя шутка! – виноватым голосом сказал Дед Мороз.
Все засмеялись, а какой-то мужик подошел к Гоге-Гоше вплотную, дернул за подбородок и сказал:
– Ты смотри, не снимается, ты что, прямо к морде приклеил, что ли?
Потом обернулся в сторону жюри и крикнул:
– Эй! Вот кому первый приз! У него маска живая! Видать, импортная!
В эту минуту снаружи послышался странный, быстро нарастающий шум. Все повернулись к двери, она сама собой распахнулась под сильным порывом ветра. Одни кинулись на улицу посмотреть, что там происходит, другие, напротив, отпрянули к сцене, и одна женщина в парике и шляпе Аллы Пугачевой сказала низким прокуренным голосом:
– Ну, все. Звездец.
На пороге кинотеатра «Космос» стояли, задрав головы вверх, Гога-Гоша, Татьяна Ларина с перекинутой на грудь косой, зам мэра Козлов с бровями Брежнева, другой зам, Нетерпыщев, с усами Сталина, начальник депхаоса Бесфамильный в фуражке а ля Штирлиц и начальник милиции Надыкта в костюме капитана Жеглова. Позади, в дверях напирала массовка. Прямо на них надвигалось с | неба что-то темное, неразличимой формы, с беспорядочно мигающими огнями, и это «что-то» поднимало внизу такой вихрь, что с участников новогоднего маскарада вмиг слетели все маски и накладные брови, а сами они еле-еле удерживались на ногах.
– Что это? – стараясь пересилить гул, закричал Дед Мороз.
– То самое! – хором крикнули ему в ухо усатый и бровастый.
– Конец?
– Похоже, что да.
– Нет, это похоже на гигантский астероид! – крикнул писатель-фантаст Тюдчев, сверкая круглыми очками.
– Да нет же, нет, это просто самолет! – громче всех заорал Гога-Гоша.
– Такой большой? – не поверили ему.
– Такой большой! – орал Гога-Гоша. – Это съемочная группа летит снимать наступление нового века! Мои ребята!
Темное нечто стало между тем приобретать подозрительно круглые очертания.
– Ой! – вскрикнула Татьяна Ларина. – А может, «эти» за вами вернулись?
Гога-Гоша отпрянул и спрятался за спину Штирлица.
Нечто уже совсем закрыло до того ясное и звездное небо, и стало совсем темно и страшно. Вдруг в этой темноте все услышали неестественный, словно пропущенный через длинную трубу голос:
– Осталось пять минут шестьдесят секунд…
– Что? Кто это говорит? Что они говорят?
– Осталось пять минут пятьдесят девять секунд…
Бежать и прятаться было бесполезно, куда убежишь и где спрячешься? Да и любопытство брало верх над страхом: как все это будет, если это, конечно, ОНО? Стоявшие на ступеньках кинотеатра так и остались стоять, можно сказать, замерли и почти уже не дышали – не от страха даже, а от ощущения необыкновенной важности и торжественности момента. Пять минут истекли, как одна секунда, и когда нечеловеческий голос сверху сказал: «Осталось ноль минут одна секунда», – все обнялись друг с другом и зажмурились, готовые, если надо, умереть, исчезнуть, раствориться в темноте или быть унесенными космическим вихрем.
В следующую секунду на землю обрушился поток ярких огней, осветивший все вокруг, и тот же трубный голос произнес:
– Осталось 99 лет 364 дня 23 часа 59 минут…
Алла Пугачева потеряла сознание и осела на ступеньки. Сталин целовался с Никитой, Буденный с Боландом, а Дед Мороз чуть не удушил в своих объятиях Снегурочку.
– Люди! Выходите! – кричал распорядитель маскарада Тюдчев. – Ничего не бойтесь! Они дают нам еще сто лет! Целых сто!
– Что это было? – спрашивали люди друг друга, выходя на ступеньки кинотеатра.
– А черт его знает – что! Неважно – что! Главное – сто лет впереди!
Вестибюль совсем опустел, все высыпали на улицу, обнимались и поздравляли друг друга с Новым годом, кто-то уже затеял свалку в снегу, кто-то отобрал у Деда Мороза мешок, в котором ко всеобщей радости оказалось, кроме разноцветных бумажек, кое-что посущественнее, а именно – три бутылки шампанского, как видно, из стратегических запасов.
И никто не обратил внимания на то, что на сцене опустевшего вестибюля все в той же позе остался сидеть столетний дед Костя. В распахнутую настежь дверь врывался холод и залетал снег. Дед Костя сидел неподвижно, глаза его были закрыты, лицо спокойно, седая непокрытая голова свесилась на грудь, в зарослях усов и бороды какое-то время еще клубилось живое облачко дыхания, но скоро и его не стало. Внук Коля кругами бегал в это время по снегу и с криком «За Родину!» рубил его настоящей буденновской саблей. А друг его Санёк, великодушно отдав теплую чапаевскую папаху Алле Пугачевой, у которой сдуло с головы и унесло в неизвестность летнюю широкополую шляпу, теперь держал ее под локоток и увлеченно объяснял, что Новый год, который они только что встретили, это не первый год нового тысячелетия, а последний год тысячелетия старого, потому ничего страшного и не произошло. А все еще впереди.
– Ой, не говорите мне про эти вещи! – хохотала, как сумасшедшая, Алла Пугачева. – Я так переволновалась, что вообще ничего не соображаю!
Гоги-Гоши среди веселящейся компании не было. Люба пошла искать его и нашла в кабинете директора кинотеатра, служившем гримерной для участников маскарада. Когда-то давно при кинотеатре «Космос» были студия бального танца и народный театр. С тех времен в шкафу директорского кабинета сохранились коробки с париками, накладными усами и шляпами, и все это пригодилось теперь для бала-маскарада. Что же касается бальных платьев, то их еще лет пять назад растащили по домам народные артисты, имевшие дочек на выданье. Платьев хватило, правда, всего шестерым невестам, но свадеб с тех пор сыграли в Тихо-Пропащенске только две. Остальные платья еще ждали в шкафах своей очереди.
Гога-Гоша лихорадочно щелкал кнопками старенького директорского телевизора, тот мигал жалким, еле голубым светом и не хотел давать картинку.
– Работает! – обрадовалась Люба. – Надо только антенну повернуть!
– Какую еще антенну? – Гога-Гоша никогда не имел дела с телевизорами старого поколения.
Люба подошла и покрутила туда-сюда стоявшие на телевизоре усики. Появилась прыгающая картинка. Люба взяла антенну и стала пятиться с ней от телевизора. Когда она дошла до двери, картинка перестала прыгать, установилась, но не было звука.
– Стой там! – крикнул Гога-Гоша.
Звук не появлялся. Тогда он махнул рукой, сел и стал жадно смотреть на экран, забыв про Любу, которая оставалась стоять в неудобной позе, держа антенну на вытянутых руках. Показывали новогодний прием в Кремлевском дворце. Гога-Гоша увидел президента, его жену и дочь и еще какого-то незнакомого тщедушного человека, сопровождавшего президентскую семью. Потом в кадре появились и стали рассаживаться, по-видимому, члены правительства, большинство которых были Гоге-Гоше уже не знакомы. Зато он узнал нескольких вечных депутатов Госдумы и двух-трех олигархов, чем-то сильно озабоченных, промелькнул и один хорошо знакомый ему криминальный авторитет в сопровождёнии знаменитой немолодой певицы. Когда все расселись за красиво накрытыми столами, президент встал и беззвучно зашевелил губами, камера показывала то его, то гостей с застывшими на лицах улыбками, и вдруг…
Вдруг Гога-Гоша увидел… себя. Он сидел за Одним из ближайших к президентской семье столов, был одет в черный смокинг и красную бабочку, держал в руке бокал с шампанским и улыбался вместе со всеми. В первый момент Гога-Гоша подумал, что все это ему показалось, и он даже скосил глаза на Любу: как она реагирует. Люба во все глаза смотрела на экран, взгляд ее отражал вместе восторг и удивление.
– Яблочки… апельсинки… тортики какие… – завороженно шептала Люба и была в этот момент похожа на маленькую девочку, которая стоит у витрины закрытого на обед кондитерского магазина и вот-вот заплачет. Гогу-Гошу там, в телевизоре, она то ли не заметила, то ли не узнала.
Тем временем камера отъехала и теперь взяла крупным планом весь зал, залитый огнями, с огромной елкой посередине и множеством гостей, из-за смокингов и вечерних платьев странно похожих друг на друга.
«Что же это? – думал Гога-Гоша. – Что все это значит? Если я там, то кто же тогда здесь? А если я здесь, то кто же…» И как уже было с ним однажды, не успел он додумать свою мысль до конца, как в мозгу его сам собой отозвался ответ: «Это значит, что твое место там занято».
И тут, словно молния сверкнула, – он вспомнил, наконец, свою фамилию.
Но это не имело уже никакого значения.
МАЛЕНЬКИЙ ЭПИЛОГ
В пятом часу утра на середине речки Пропащенки сидели у проруби три мужика с удочками, в одинаковых черных полушубках и шапках-ушанках, натянутых до самых глаз.
– Так я не понял, – сказал один. – Мы сейчас в каком веке живем? Еще в том или уже в этом?
– Вы как хотите, а лично я – еще в этом.
– А я уже в том, в новом! Надоел мне этот XX век – во как!
Третий рыбак молчит и сосредоточенно смотрит в прорубь, где неподвижно стоят три поплавка.
– А ты, Гош, чо молчишь? Скажи чо-нибудь.
– А чо я вам скажу? Вы лучше меня все знаете, – говорит Гога-Гоша.
– Нет, ты скажи, по-твоему, мы в каком веке сейчас живем – еще в том или уже в этом?
– А какая, хрен, разница, – говорит Гога-Гоша. – Света-то все равно нет.
1998 – 1999 гг.
