Текст книги "Корректировщики"

Автор книги: Светлана Прокопчик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Отлично, – сказал Илья.

Савельев остро и нехорошо посмотрел исподлобья:

– Я бы так не сказал. Твой отец настроен весьма пессимистически. Ему кажется, что до инициации Вещего Олега осталось совсем немного. А остальные, все, кого знаем и кого не знаем, сам понимаешь, детонируют.

Если антикорректор четвертой ступени и реал-тайм корректировщик инициируются с промежутком меньшим, чем в два месяца, Полю кранты. Это Илья и без Савельева, и без прогнозов понимал. Непонятно другое: что лично он мог изменить в этой ситуации? Не убрать же Фильку, в конце концов… Нет, до Ильи доходили слухи, что в критических ситуациях некоторых корректировщиков, мягко говоря, устраняют, – но если это и было правдой, то занимались этим никак не простые парни на подхвате вроде Ильи Моравлина. Для этого Особый отдел существовал.

Савельев подался вперед, положил локти на стол, заговорил чуть потише:

– Знаешь, откуда я узнал про Фильку? Он сам и сказал. Пришел вставать на учет.

– Невероятно.

– Но факт. И я не я, если из того, что он говорил, хоть слово – правда. Он сказал, понятно, что боится натворить непоправимых глупостей в Поле, а еще больше боится собственной инициации… Вранье. Ему нужен партнер-блокатор. И он прекрасно знает, что даже я или Жабин его заблокировать не сможем. При такой ступени на блокаду ставятся только “постовщики”.

– Ага…

– Про тебя он ничего не говорил. Но есть такое подозрение, что масштаб твоих возможностей ему известен.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Илья потихоньку начал понимать, к чему клонит Савельев.

– Я полагаю, исходные данные он получил от Цыганкова, – продолжал Савельев. – И быстро построил логическую цепочку. Кроме тебя, других “постовщиков” в Селенграде нет. Значит, если он встанет на учет, то мы просто обязаны откомандировать тебя на сопровождение Фильки. А вот тут и начинается самое интересное. Филька наводил справки про Вещего Олега. И я думаю, что Филька пришел сдаваться не потому, что боится. И не потому, что через тебя надеется завязать хорошие отношения с московскими отделениями Службы. Прежде всего потому, что ему нужен Вещий Олег.

Илья развел руками:

– Он всем нужен. Только с кем он будет работать, он решит сам. И думаю, что вряд ли с кем-то станет при этом советоваться. До инициации он Фильке не нужен, а после ему не нужен станет Филька. Так что нам вообще нечего с этой стороны бояться. Опять-таки, насколько я помню историю, Олега не мог водить за нос вообще никто. Он же прославился как раз своей прозорливостью.

– Это, конечно, да. Только Фильке это вряд ли известно. А потому он будет совать нос в наши дела. Поэтому я решил, что Фильке тебя не отдам, вместо этого я уже послал запрос на усиление нашего отделения хорошим блокатором. А ты, будь любезен, с ноября – на занятия. Я имею в виду, на серьезном уровне. Хватит тебе на подхвате бегать. Мало ли, пригодится. Не Фильку, так Олега в инициации будешь блокировать.

Ну наконец-то, думал Илья, нашлось и для меня какое-то место.

* * *

14 октября 2082 года, среда

Московье

Валерия открыла дверь, пропуская мрачного Павла. Выждала, пока он разуется, пересадит ее зверей с кушетки на стол и плюхнется на свободное место. Сама забралась в кресло напротив и подогнула ноги под себя.

– Ну и на хрена ты это сделал?

Павел рассеянно ковырял ногтем этикетку на пивной бутылке. Красив, мерзавец, подумала Валерия с восхищением. Высокий, сложенный, как гимнаст, самоуверенный до хамства и чарующе наглый. А рожа – только в кино сниматься. Жгучий брюнет, изменчиво-зеленые глаза ведьмака, ухмылка Казановы. И абсолютно правильные, римские черты лица.

Он исподлобья посмотрел на Валерию, густейшие ресницы коснулись бровей. Опять отвел глаза:

– Ну, дурак я. Чего еще надо?

– Да нет, просто интересно, что ты в Соколовой нашел?

– Я? – он искренне удивился.

– Головка от… Я что ль с ней в комнате запиралась?

Павел неожиданно залился багровым румянцем. Валерия покачала головой: создает же Господь такое на муку женским глазам. До чего хорош… По крайней мере, у тех, кто вешается ему на шею, есть вкус. Вот только с мозгами порядок лишь у нее самой да у Оли Пацанчик. У Валерии хватило ума не втюриться в этого красавца, а у Оли – не приставать к нему. В результате Павел почитал Валерию за самую умную из всех известных ему женщин – что ей безумно льстило – и втайне вздыхал по Оле. Валерия это знала, естественно, поскольку Павел ей доверял, но ничего не сказала Оле – незачем. Девка никуда не полетела бы, пока не выяснила бы отношения с Павлом. А сие закончилось бы плачевно.

– Я не запирался, – буркнул Павел.

Валерия вздохнула, закурила.

– Ты б рассказал, как есть, – негромко заметила, пуская дым тонкими кольцами.

– Оля знает?…

Валерия чуть не рассмеялась: как они похожи! И даже жаль, что Павла придется выпроваживать из Московья. Валерия ненавидела слезливые и пошлые мелодрамы в кино, но обожала любовные интриги в жизни. А Павел – не тот парень, который будет поступать по каким-то стандартам. Ох, жаль, не удастся посмотреть на их встречу…

– Я тебе потом про нее расскажу.

Павел очень тяжело вздохнул. В несколько глотков выхлебал оставшееся в бутылке пиво, полез в свою сумку за следующей. Перехватил насмешливый взгляд Валерии, пояснил:

– Оно безалкогольное.

– А зачем тогда пьешь его?

– Потому что пить хочется. – Опять тяжко вздохнул, посмотрел на Валерию. Фиг ты у меня открутишься от объяснений, сказала она ему взглядом. Дернул у нее сигарету, сделал безразлично-циничный вид: – А нечего мне рассказывать. Сидели в баре – я, Колесников, Мамин. Пришел Белов с Соколовой. Я, понятно, спросил у Ленки, где ее подруга, – ну, вроде как одни ребята собрались, скучно же. Она скривилась и сказала, что Оля слишком себя уважает, чтоб со мной в одном баре сидеть. Я для нее – никто и звать никак… Ну, короче, я взбеленился. Сказал, что трахну ее. Белов начал подзуживать: она об меня ноги вытрет и всякое такое. Кончилось тем, что поспорили. На ставку записались, как положено. На сотку еврей. Дали мне срок – месяц. За месяц я должен был уложить ее в постель, причем не силой, а чтоб она сама захотела. Ну, вот и все.

– Да, но ты ж не с Олей заперся, а с Соколовой.

– Потому и говорю, что дурак. Она после этого спора подошла ко мне и говорит, что Белов ей свинью подложил, поэтому она готова помочь мне – ну, если я выиграю, Белов же сотку еврей из своего кармана платить будет, не из чьего-то. А денег у него – ни копья, ну, это и я знаю, Белов вечно в долг живет. Сказала, что уговорит Олю – они ж подруги. Через неделю приходит и говорит, что все улажено. У Оли проблемы с аттестацией, и если я ей помогу, она меня отблагодарит. Короче, от меня требуется по звонку устроить аварию на подстанции, чтоб компы по всему зданию вырубить. А через час Оля будет ждать меня в своей комнате в общаге. Девчонки, соседки ее, обедать пойдут, с ними уже условлено, и у меня будет два часа. Я сначала хотел отказаться – да хрен с этими бабками, что я, Белов, что ли, что у меня ста еврей не найдется? Ну, просто противно вот так, за что-то укладывать девку в постель. Потом подумал – у меня после этого будет шанс… ну… в общем, чтоб все нормально было. Лер, понимаешь, она же мне не на два часа нужна, – он почти умоляюще посмотрел на Валерию.

– А че ты на меня смотришь? Мне-то что, хоть на три, – попыталась она отшутиться. – Ты рассказывай.

– Да, собственно, все. Соколова звякнула мне, я зашел на подстанцию, взял пожарный топор, рубанул к черту все кабели и ушел. Поехал в общагу. Соколова мне сказала, что я могу сразу в комнату Оли подниматься и там ждать ее. Приезжают девчонки, соседки ее, на меня уставились. И тут приходит Соколова. Девок как ветром сдуло, а она мне говорит: Оля просила замок поменять на двери, чтоб никто случайно не вошел, ну, пока мы вместе будем. И как-то так повернула, что я должен помогать Соколовой с замком, пока Оля там закончит рапорт об аттестации составлять. Соколова барахло за моей спиной ворошит, а я, как дурак, вожусь с этим замком. Сделал, Соколова в коридор какую-то сумку вытолкала и дверь захлопнула. Тут я понял, что облажался. А она деловито так раздевается и говорит, что если я ее не трахну, то она накатает на меня телегу ректорше – ну, что это я аварию устроил.

– И дальше?

Он пожал плечами:

– Дальше не было ничего. У меня просто не встал. Я под конец и сам уже взбесился – всегда стоит, как положено, а тут облом. Она и так, и сяк, и в рот, и грудью потрется – дохлый номер. Спросила, в чем дело. Я возьми и ляпни, что меня на подстанции током долбануло, может, из-за этого. Ну, она оттаяла, сказала, что тогда на несколько дней отложим, чтоб я в себя пришел. Короче, я все понял. Мне теперь мотать подальше надо, да?

Валерия едва заметно улыбнулась.

– Лер, – осторожно позвал он. – Как ты думаешь, Оля знает?

Она медленно кивнула. Павел скрипнул зубами.

– Соколова хорошо подготовилась. Мне еще в столовой во всех подробностях расписали, как ты за два часа секса с Соколовой устроил аварию и сейчас трахаешься в комнате Пацанчик. Вся академия только об этом и говорила.

– Значит, труба дело. А Оля?

– Что – Оля?

– Ей… ей все равно было?

– Трудно сказать, – неопределенно ответила Валерия. – Я только знаю, что она прошлой ночью благополучно прибыла в Селенград.

– К-куда?! – Павел приподнялся, голос сорвался до свистящего шепота. Ведьмачьи глаза стали серебристо-серыми на фоне побелевшего лица.

– В Селенград. Она решила перевестись в Академию Внеземелья, – весело сказала Валерия. – Говорит, экономика никогда ей не нравилась. А там интересно. В Космос ей хочется, понимаешь? И всегда хотелось. А тут шанс подвернулся.

Павел вполголоса выругался. Расширенные зрачки шарили по комнате.

– Валидольчику? – сочувственно подсказала Валерия.

– В задницу, – бросил Павел.

– Валидол – в задницу?! – она откровенно расхохоталась.

Он опомнился. Встал, решительно направился к двери.

– Ты куда?

– Забирать документы. Я тоже перевожусь в эту, как ее… Академию Внеземелья. Мне все равно надо ноги уносить. А там, как ты говоришь, интересно. Мне тоже всегда в Космос хотелось.

Валерия посерьезнела:

– Погоди. Присядь. И успокойся. Я уже заказала тебе билет до Улан-Удэ. Ночной рейс послезавтра, часа в два старт, что ли… И договорилась, чтоб тебя перевели в Академию на тот же факультет, что и Олю.

Павел рухнул обратно:

– Лерка, ты чудо…

– Не чудо, а просто знаю, чего хочу и как этого добиться. А теперь слушай меня внимательно. Олю там не ищи специально и за ней не бегай. Она девка с причудами, не так поймет. Выжди годик… Что ты на меня так уставился? Она тебе нужна или нет?

– А если она сама?

– Вот если сама – другое дело. Только ты уж убедись сначала, что никто из ее тамошних подружек не помог этому “сама”. И еще. Твоя задача – защищать ее. Больше морально, чем физически.

Нет, все-таки он не был бесчувственным чурбаном, как показалось Валерии вчера – когда она услышала, что он занимается сексом с Соколовой. Потому что сейчас уловил нотки тревоги, весь подобрался, подался вперед, глаза из серебряных стали прозрачно-зелеными…

– Я не могу ничего тебе рассказать. Просто вполне возможно, что ее начнут травить. Проследи там, ладно?

Павел самоуверенно ухмыльнулся:

– Давай билет и тамошний адрес, куда обращаться. А то еще передумаешь…

Когда окрыленный Павел унесся, Валерия заперла дверь, села на его место. Обняла большую плюшевую собаку, уткнулась подбородком в теплый игрушечный лоб. Чудо… “Не чудо я, – грустно думала Валерия, – а вербовщик из Службы. Пусть даже в моем удостоверении и написано ни к чему не обязывающее слово “наблюдатель”, все равно я вербовщик. И останусь им, потому что лучше быть вербовщиком, чем узнавать о чьей-то гибели и запоздало рвать на себе волосы”.

* * *

16 октября 2082 года, пятница

Московье

Моравлин проснулся глубокой ночью, проснулся ни от чего, резко распахнул глаза, уставившись в темноту. Сердце билось отчаянно быстро, как после внезапного испуга или быстрого бега. А перед глазами застыла картина: зеркало в ванной треснуло наискосок. И в каждой половине были свои отражения. В правом нижнем углу, где стекло было чистым и ясным, он успел узнать себя, жену, Звонкова. В левом верхнем, посеревшем и мутном, были очень знакомые лица, но мелькали так быстро, что он успел узнать только одно. Своего сына. А концовка была еще кошмарней: в зеркале отразилась верхняя половина женского лица, и трещина прошла точно между глаз, расширенных от боли.

Нехороший сон. Будучи прогнозистом, Моравлин в дурные приметы не верил: примета это факт, а факт не может быть плохим или хорошим, таким может быть толкование. Как истолковать сон, он понимал. Трещина – граница. Он оказался с сыном по разные стороны какой-то границы. Ничего особенного, пророческого тут не было: он пять лет знал, что они по разные стороны. Один человек, другой корректировщик. Про женщину Моравлин не понял, может, потому, что это лицо было абсолютно незнакомым.

Тряхнув головой, осторожно вылез из-под одеяла. На цыпочках, чтоб не разбудить жену, прокрался на кухню, налил стакан воды. Выпил половину. Потом зачем-то заглянул в ванную. Включил свет, распахнул дверь… И почувствовал, как режущей болью зашлось сердце.

Зеркало треснуло по диагонали.

Часть 2
Охота на ведьм.

Глава 3
Академия.

19 октября 2082 года, понедельник

Селенград

Павел заметил Олю сразу, как только поднялся на пятый этаж второго корпуса. Она пряталась в стайке девушек, щебетавших в оконной нише. Павел решительно подошел к ним, спросил:

– Девушки, 521-ая аудитория – это где? А то я заблудился по первому разу.

Стайка уставилась на него разноцветными глазами. К немалому удивлению Павла, взгляды были любопытными, но не оценивающими. Самая рослая спокойно сказала:

– Направо по коридору, первая открытая дверь. А кто нужен-то?

– Нужна группа В-1011, – охотно ответил Павел. – Меня туда учиться отправили.

Оля смотрела на него круглыми испуганными глазами. Павел улыбнулся ей, вроде как только что увидел:

– Привет. Не ожидал…

– Я тоже. Я учусь здесь, перевелась.

– Уж не в одной ли группе окажемся?

Она нервно кивнула. Павел искренне обрадовался:

– Класс! По математике подсказывать будешь.

Конечно, Павлу хотелось сказать совсем не это. Он же не дебил и красивых слов знает предостаточно. Только нельзя к Оле вот так сразу, хоть бы и с самыми красивыми словами.

Вспомнил прощальную истерику Соколовой, усмехнулся: ни одна девчонка не понимала, в чем же отличие Пацанчик, что с ней нельзя как с другими. Соколова рыдала: ну как же так, Пацанчик ни одеться не умеет, ни парня закадрить, на тусовке не появляется, крутости ни на грош… Одно слово – пацанчик. Потом начала говорить, что над Павлом все ребята ржут: запал на лохушку. Павел ничего не сказал. Он-то знал, как ребята относились к Пацанчик. Клинья к ней подбивать просто боялись. Это как кощунство. Даже в голову не приходило, что с ней можно запросто, как со всеми, – шлепнуть ладонью по заду, сказать, что грудка аппетитная, все такое. Но Павел не знал никого, кто б хоть раз не мечтал о том, что Пацанчик подойдет сама. А чтоб она не догадалась, как страстно хочется, чтоб она обратила внимание, теребили вот с такими идиотскими школьными вопросами вроде подсказок.

А все-таки здорово, что они очутились в одной группе.

Аудитория оказалась меньше стандартных московских, это Павлу понравилось. Не любил он современные белые, как процедурные комнаты в больнице, учебные залы. Нравились вот такие, с триграфиями и репродукциями “великих” на стенах, с пыльными шкафами, с жалюзи на стеклянных, а не пластиковых окнах, с кафедрой для преподавателя. Было в этом нечто от университетских традиций, а где университеты, там и славное своими вольностями настоящее студенческое братство.

На пороге Павел остановился. Двадцать компьютеров стоят в четыре ряда. Занято только шесть машин, но около остальных стоят сумки или лежат какие-то вещи. Ну и куда ему сесть? Недолго думая, Павел обратился к парню, сидевшему ближе всех:

– Свободные машины есть?

Тот, почти не глядя, кивнул на соседнее с собой место:

– Вообще, эта машина занята, но ее хозяина отчисляют. Так что располагайся по-свойски.

Павел невозмутимо устроился, протянул соседу руку:

– Павел.

– Александр.

Голос у парня был спокойный, рукопожатие – без липкой заискивающей слабости или агрессивных попыток раздавить пальцы. Впрочем, Павел и без этого понимал, что парень – один из лидеров группы, уж больно уверенно он держался. Тем лучше. В любом месте, в любой компании знакомство нужно начинать с лидеров.

– Переводом? – парень красиво щелкнул по “энтеру”, откинулся на спинку стула, весело разглядывая новоявленного соседа. – Откуда?

– Московье, Академия экономики и планирования.

– А-а. А я из Екатеринбурга. Тоже переводом. В приемнике всех переводных в эту группу отправляют.

Лицо парня показалось Павлу знакомым. Он слегка нахмурился, пытаясь вспомнить, где видел этого белобрысого, слишком широкоплечего для пятнадцати лет деятеля. Александр в этот момент резко наклонился, полез за чем-то в сумку, стоявшую в ногах. И это движение корпусом сказало Павлу все:

– Слушай, а ты не Черненко, случайно?

– Совершенно случайно – Черненко, – парень ухмыльнулся. – А ты чего, любитель этих дел? – он сделал еще одно свое характерное движение, будто намеревался нанести боковой удар.

– Да так, помаленьку.

Что– то Павлу раньше казалось, что чемпион Союза по рукопашному бою среди юношей если и учится где-то, то никак не на техническом факультете захолустного вуза. Чемпионы должны учиться где-нибудь в престижном месте вроде Московского университета спорта. Впрочем, Царев что-то намекал относительно престижа Академии Внеземелья вообще и военки в частности.

– Классно! – обрадовался Черненко. – Сходим, – многообещающе сказал он. – Тут спорткомплекс – не всякий клуб себе такой позволить может. Не, это здорово, что ты тоже по этим делам… А то прикинь – мне заниматься не с кем!

– Знаешь, – осторожно сказал Павел, – я о себе хорошего мнения, но не настолько.

– Фигня! Я тебя по нашей системе поднатаскаю – все путем будет.

К Павлу подходили ребята, интересовались, кто таков, знакомились. Приняли его как-то сразу, без долгих приглядок, и очень спокойно, из чего наблюдательный Павел сделал вывод: очевидно, здесь хорошие девчонки. Если б были стервы, то и ребята были бы озлобленные. Ему и лекции за предыдущие полтора месяца, прошедшие с начала учебного года, скинули сразу же.

Обживаясь, Павел не забывал все время косить одним глазом на дверь аудитории. Девичья стайка заняла свои места перед самым звонком. Оля на него не посмотрела, уселась за первый компьютер в третьем ряду от окна. Точно перед Павлом. Ее соседка, обладательница косолапой походки и причудливой прически, обернулась и долго рассматривала Павла. Глазки, впрочем, не строила, просто глядела, как на витрину в музее.

Лекции здесь читали очень плотно, что Павел уже заметил по объему конспектов. Чтобы успеть, приходилось полностью сосредоточиваться на том, что говорит преподаватель. Ему стало страшновато. На блестящие способности к учебе он пожаловаться не мог, таким талантом Бог обделил его. Значит, заниматься придется куда как серьезней, чем он привык в Московье.

На перемене к нему подошла соседка Оли:

– Привет! Ты меня помнишь?

– Нет, – удивился Павел.

– Рита, – подсказала она. Уточнила: – Летний археологический лагерь в Миассе.

– Никогда там не был.

– Да? Странно… Тебя ведь Георгием зовут?

– Павел, – неохотно сказал он, уже просчитав ее нехитрую методику знакомства.

Она изобразила легкое разочарование:

– Ну извини, я ошиблась.

И вернулась на свое место. Павел покосился на Сашку.

– “Прописали” тебя, – сказал тот и пояснил: – Девчонки вежливый интерес проявили. Правда, я не понял пока, Рита общий интерес выражает или просто прислушивается, кто в их тусовке наибольшим вниманием пользуется, и пытается закадрить общего любимчика. Она считает себя красивой и мудрой, потому что на год старше остальных.

– На рожу вроде ничего. Ноги короткие, правда.

– Мне ее подружка больше нравится.

– Оля?!

– Ты ее откуда знаешь?

– Из одного места переводились. Банковское дело.

– А я че-то думал, она по программазе училась.

– Вообще-то у нас она считалась хакером номер один.

– Круто. Не, я всегда думал, что парни должны заниматься хардом, а девчонки – софтом. Девчонка-хакер – самое то, что нужно…

– Вору-медвежатнику для приятной компании, – подхватил Павел.

До конца занятий Оля так ни разу и не посмотрела в его сторону. Павлу было слегка обидно, успокаивал себя тем, что она вообще не смотрела по сторонам. Только на преподавателя. Не крутилась, не хихикала с Ритой. Время от времени нервно поправляла волосы, а Павел втайне любовался. И ловил себя на почти болезненном желании подойти сзади и самому поправить ей непослушные пряди, почувствовать их в своих руках…

* * *

29 октября 2082, четверг

Селенград

Только здесь Оля поняла, что такое находиться на своем месте. Так хорошо, как в Селенграде, ей в Московье никогда не было. Ей порой становилось страшно, настолько легко и правильно складывались отношения с людьми. Конечно, она и сама вела себя иначе, но окружение было совсем-совсем другим.

Там, в московской Академии экономики и планирования, она привыкла к разделению группы на крутых и лохушек, к тому, что девушки ненавидят друг дружку из-за ребят, подличают и плетут интриги. Там ей всегда было стыдно за свою немодную одежду, за неумение быть циничной и развязной, за то, что она девственница, в конце концов.

А здесь… Оле даже не верилось – здесь девушки думали об учебе. И на переменах обсуждали не тряпки и мальчиков, а задачки. И как-то так сложилось, что к Оле почти сразу начали обращаться за подсказками. Она старалась не отказывать, памятуя о печальном московском опыте, и была растрогана до слез, когда после первой контрольной ребята, даже имен которых она не знала, поблагодарили ее.

Конечно, ее здорово поддержала Рита. Вот кого Оля нисколько не ожидала увидеть, с робостью войдя первый раз в аудиторию, так это ее. Последний раз они виделись в летнем лагере четыре года назад. Обрадовалась несказанно. Да и другие девушки были замечательные. Наташа Володина, выглядевшая не девушкой, а молодой женщиной, – она была крупной, почти на голову выше всех ребят, и статной, – сразу взяла над новенькой шефство. Как старшая сестра. Катя Добрушина, тоже очень милая, хотя и не красавица. Еще Женя и Аня, две сестры, помешанные на турпоходах… И, главное, все всегда держались единой кучкой, Наташа бдительно следила, чтоб никто из девчонок не оказался в одиночестве.

Как– то Оля засиделась в библиотеке вместе с Наташей. Разговорились. Наташа сказала, что ее дома тоже травили -за рост, полноту, нежелание жить мещанскими интересами. А здесь все иначе потому, что в Академию почти невозможно поступить. Сюда попадают только те, кто действительно хочет учиться. Конкурс на все факультеты такой, что многие вполне сознательно поступают переводом. Потому и программа в первом семестре облегченная, что за годы существования Академии здесь привыкли к переводникам. И группы на первом курсе всегда переполненные. Наташа тоже поступала переводом, и еще несколько ребят в группе. Но на зимней сессии отсев идет страшный.

– Знаешь, я на самом деле удивилась, почему девушки не делят ребят. Ну, не обсуждают, кто на кого запал, – осторожно сказала Оля.

– А что обсуждать? Зимой один зачет не сдашь – и свободен, как фанера над Парижем. А из четырех экзаменов пересдать можно только один. Лабораторки не оформишь вовремя – недопуск к сессии. Некогда тут о личной жизни думать. Флирт до лета подождет. Все равно зима здесь такая, что особо не погуляешь.

Почти все ребята в группе были симпатичными. Особенно Оле нравился светло-пепельный Саша с брюнетской фамилией Черненко. Он рукопашным боем занимался, по фигуре в нем спортсмена за километр видно было. Колосов, тоже яркий парень. И Лосев – крупный, почти квадратный, с восточными глазами. Руслан Ходжаев – наполовину узбек, наполовину дагестанец. Только увидев Руслана, Оля поняла, каким был Ходжа Насреддин.

А потом Оля увидела Павла. Он появился в группе в тот самый день, когда Оля наконец почувствовала, что боль от разлуки начала слабеть. Ехала утром в Академию и думала, что напрасно так убивалась, что жизнь длинная, и если судьба, то Павел никуда не денется. А если не судьба, то нечего хоронить себя. Наташа еще отметила, что Оля на удивление хорошо выглядит, и в эту же минуту Оля увидела его. Это было настолько неожиданно, что ей стало неподдельно плохо, ноги совсем отказались слушаться, и дыхание перехватило. Хорошо, что он не заметил ее растерянности. И уж конечно, сразу затмил всех остальных ребят: они ж были симпатичными, а он – красивым.

– Вот это красавец, – негромко сказала Наташа. – Блин, жалко мне таких ребят.

– Почему? – удивилась Рита. – Наоборот, с такой внешностью кого угодно выбрать может.

– Вот именно. На таких бабы с десяти лет вешаются, а к пятнадцати парень привыкает, что ему все на свете за красивые глаза достается. К двадцати спивается.

Конечно, с того момента, как Павел появился в группе, Оля ни на минуту не могла расслабиться. Она старалась не оборачиваться, но в маленькое зеркальце, прилепленное к монитору, видела, что он пялится ей в затылок. Хорошо еще, что ничего ехидного по ее адресу не говорил, ограничился только требованием подсказки. Вот оно, Московье! Зачем еще нужна Пацанчик, кроме как для этого?

На перемене Рита сказала, что с Павлом знакома. Ничего удивительного, Оля успела привыкнуть, что Рита знакома со всеми интересными людьми Академии. Это все летние лагеря. Оля попросила Риту – она смелая – подойти и осторожно выяснить настроение Павла. Ну, Рита сможет построить разговор так, что сразу станет ясно: будет Павел травить ее насмешками или нет. Рита легко согласилась, а потом рассказала, что Павел поморщился, когда Рита упомянула Олю.

После занятий Оля рассказала Рите историю своей тайной любви. Специально для этого они отправились в центр, прогуляться по проспекту Алтуфьева.

– Ты все неправильно делала, – рассудила Рита. – Тебе надо было подойти и поцеловать его.

– Как – поцеловать?! – опешила Оля. – Самой?!

– Ну да, – невозмутимо кивнула Рита. – А что такого?

– Ну, знаешь… – Оля растерялась. – Он такой, а я…

– Что – ты?

– Ну, я некрасивая…

– Тебе так кажется, – уверенно сказала Рита. – Нет, конечно, в “красавицы года” ты не попадешь, но ты вполне симпатичная. А у ребят разные вкусы.

– Вот у него такой вкус, что ему нравилась моя бывшая подруга, – убито сказала Оля. – А меня он терпеть не мог. И тут – его лишь подсказки интересуют. Ты ж сама сказала, он поморщился…

– Может, у него зуб болел? – весело предположила Рита.

– Ничего у него не болело. Вот увидишь, скоро он издеваться надо мной начнет, он же знает, что я в него влюблена…

– А вот этого ему никто не позволит, – веско заявила Рита. – Здесь не те люди. Если что, я с братом своим поговорю. Павел ведь его друг. Славик напишет ему и объяснит все.

Оля раньше не подозревала, что у Павла есть друзья в Челябинске, но мало ли о чем она не подозревала?

За две недели Оля, кажется, прожила целую жизнь. Рита прочно подружилась с Павлом, Оля часто видела, как Рита подходит к нему и Саше Черненко, они втроем разговаривают и смеются. Потом Рита рассказывала, что они что-то вспоминали, всякие смешные случаи из жизни археологов и спортсменов. Насчет Олиного больного вопроса Рита сказала: Павел и не собирался высмеивать незадачливую Пацанчик. Он вообще оказался парнем воспитанным и тактичным. А потом он отколол номер.

После занятий в тесной раздевалке их корпуса образовалась очередь. Оля честно стояла в общей куче, а Павел нагло растолкал всех, пролез первым, схватил куртки для себя и кого-то из ребят. Наташа на него рявкнула, он огрызнулся, но так, не зло: Наташин авторитет признавали все. Она могла такой подзатыльник отвесить, что мало не покажется. Павел, Черненко и Лосев смылись первыми. Девушки, как обычно, провозились у зеркала. На улице Оля увидела ребят, ждавших на углу корпуса. Когда девушки подошли, Черненко и Лосев, давясь от смеха, попятились в сторону, а Павел шагнул вперед, загородив дорогу девушкам. Простер над их головами руки – росту-то высокого – будто благословляя:

– Стойте! Как вы смеете мимо меня идти?!

Абсурдность этого высказывания вкупе с театральным пафосным тоном вызвала дружный смех. Павел даже не улыбнулся. Оля нашлась первой:

– Ну ты стоишь, как столб, посреди дороги, вот мы мимо и идем.

И подала пример, обогнув его. Он поплелся сзади, тем же тоном обещая всех неверных – девушек, то есть – отправить в ад за непочтение. Объявил себя могущественным волшебником и потребовал жертв в свою честь.

– Слушайте, а давайте мы его побьем? – провокационным тоном предложила расхрабрившаяся Оля. – Ну, для профилактики.

– А тебя, если ты такая смелая, я в сказку отправлю! – вдруг пообещал Павел.

Оля обернулась. Он загадочно улыбался, и взгляд у него был такой, что у нее екнуло сердце. Светло-зеленые глаза лучисто смеялись, обдавая ее волшебным теплом.

– Бабой-Ягой, что ли? – язвительно уточнила Рита.

– Принцессой! – поправил Павел. – К дракону. Только подберу такого, чтоб он не успел ее съесть до того, как я ее спасу, и отправлю. А ну-ка расступись, слабые смертные, я пройду! А то затопчу кого-нибудь ненароком.

– Вот еще! – засмеялась Наташа. – Я если встану, меня трактором не сдвинешь!

Девушки дружно расхохотались.

– Да я быка сбиваю! – крикнул запунцовевший Павел.

Но на него уже не обратили внимания. На “Академической” разошлись в разные стороны: кроме Оли, Наташи и Риты все жили в южной части города. Оля часто вспоминала предложение Царева насчет переезда, и порой жалела, что отказалась. Тут же успокаивала себя тем, что Солнечный – очень красивый район. И, между прочим, на одной линии с Академией. А Наташа с Ритой пересаживались на “Айвазовской”.

Наташа хотела пройтись по магазинам, она ждала в гости родных, Оля с Ритой не стали ее дожидаться. Сели в прозрачный тубус вагона метро, Оля усмехнулась:

– Как ты думаешь, чего это на Котлякова нашло?

– Да дурак он, вот и все! – в сердцах сказала Рита.

Оля стушевалась, как будто это не Павел, а она разыграла совершенно непонятную сценку. Виновато спросила, что это Рита такая сердитая. Рита сказала, что не сердитая, просто сегодня годовщина смерти ее лучшей школьной подруги, вот и все. Девочка погибла в аварии маршрутки, и такой подруги у Риты больше не было. Оле тоже стало грустно, подумала, как это, наверное, ужасно. Хоть и говорят, что маршрутки – транспорт безопасный, но что-то слишком часто слышно об авариях. У Риты подруга умерла, Оля сама такую же аварию видела, у Ирки в Московье брат чуть не погиб…