Текст книги "Сказки мышонка Сухарика"

Автор книги: Светлана Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

ТИСЛОЕ КЕСТО

Сидит дед Полешко на чурбачке у поленницы. Другой чурбачок в руках держит. Подбежал Пашутка:

– Что будешь делать?

– Ушат для кислого теста.

– Ушат – это легко. Это и я могу сделать.

– Попробуй.

Натесал Полешко гладких выгнутых клепок. Надо их друг к дружке подогнать. Не хватает у Пашутки терпенья. Тяп да ляп. Подогнал кое-как. Стянул обручем. Пришли ребята, стали звать Пашутку на горку. Пашутка и вовсе заторопился. Одно ухо к ушату приладил, где полагается. Другое чуть ли не к донышку.

Дед Полешко повертел Пашуткину работу в руках, ничего не сказал. Сказал только:

– Отнеси бабке Анфисе.

Бабка Анфиса руками всплеснула:

– Что за ушат такой?

– Для кислого теста, – хотел сказать Пашутка. Заторопился и крикнул: – Для тислого кеста!

Завела бабка тесто в ушате, накрыла теплым платком, на лавку поставила.

Назавтра проснулся утром Пашутка, вышел на кухню попить. Слышит: на лавке кто-то пыхтит.

– Кто тут? – испугался Пашутка.

– Это я – Тислое Кесто.

– А чего пыхтишь?

– Хочу с лавки спрыгнуть, да никак не могу.

– Давай помогу.

Спустил Пашутка ушат с лавки на пол.

Тислое Кесто ему глазом подмаргивает:

– Давай убежим!

– Давай, – согласился Пашутка. Оделся тихонько, чтобы бабка не слышала. Тислое Кесто бабкин платок завязало потуже – и за порог.

– Айда, – предлагает Пашутка, – на речку. Вчера лунки долбили. Будем рыбу ловить.

Пашутка торопится. Тислое Кесто едва за ним поспевает. С боку на бок переваливается, пыхтит, сопит. Шло, шло – остановилось.

– Ты чего? – обернулся Пашутка.

– Устало. Больно далеко твоя речка. Нету терпения идти… Давай коня запрягай.

Пришли они на конюшню. Вывел Пашутка во двор коняшку Пегашку, вынес сбрую, отдал Тислому Кесту. Стало Тислое Кесто коня запрягать. Заторопилось, в вожжах и постромках запуталось, на землю свалилось.

Лежит, подняться не может, на всю конюшню ругается. Кони из дверей конюшни выглядывают, над Тислым Кестом ржут. Поднял Пашутка ушат, поставил на ноги.

– Не хочу, – дуется Кесто, – не желаю коня запрягать. Пошли лучше пешком.

Идут они дальше по улице.

Едет свадьба навстречу. Разохалось Тислое Кесто:

– Ох, коней остановите! Ох, подвезите!

Остановили коней. Село Тислое Кесто рядом с невестой, Пашутка рядом с женихом.

Шли на рыбалку, попали на свадьбу. Сидят за столом. Только Тислому Кесту никак не сидится. Пыжится Тислое Кесто: я да я. «Я до потолка достать могу, если пожелаю». Чем больше пыжится, тем выше поднимается. Хозяева беспокоиться стали: сейчас на стол, на гостей полезет, всю свадьбу испортит. Хозяйка догадалась и говорит:

– Что до потолка можешь достать – верю. А вот что до трубы – никак не поверю.

Тислое Кесто из ушата вон вылезло:

– Это я не могу достать до трубы? Я могу выше трубы!

Кинулось к печке, заслонку откинуло, через дымоход, по трубе и на крышу. Сидит на крыше. Пашутка с кособоким ушатом стоит. Рядом собака грызет кость от холодца.

– Прыгай! – Пашутка снизу кричит.

Тислое Кесто как плюхнется вниз! Прямо на собаку и угодило! Скорей-скорей в ушат впрыгнуло и дёру! Откуда и прыть взялась. Собака от лая захлебывается: нигде не видела, чтобы тесто в ушатах по дворам бегало. Гости из дому выскочили: шум, переполох. Собака заходится, лает, цепь обрывает. Оборвала, за Тислым Кестом по улице гонится.

Куда Тислому Кесту деваться? К Анфисе на двор! Перед собачьим носом калитку захлопнуло, скорей на крыльцо да на кухню.

Бабка Анфиса обрадовалась:

– Вот и тесто подоспело!

Начинила она Тислое Кесто грибами да капустой, морковью да творогом. Посадила на противень в печь. Тислому Кесту и тут не сидится. И здесь оно пыжится. С противня лезет:

– Что за жизнь – в печке сидеть! Не для меня это место – не для Тислого Кеста!

Пыжилось, пыжилось, так и не досидело, сколько положено. Недопеченными пирогами из печи повыскакивало. Расстроилась бабка Анфиса: никто сырые пироги есть не хочет.

Отнесла соседскому Шарику в будку. И тот нос воротит. Ничего из Тислого Кеста не вышло.

– А все ты виноват, – ругает бабка Пашутку… – Твой ушат кособокий.

Взял Пашутка ушат, пошел к деду Полешко. Долго мудрили, пока новый не сбили. Старался Пашутка, аккуратно клепку к клепке подгонял. Зато вышел ушат – загляденье. Не кособокий, не кривобокий. И оба уха на месте.

РЕЗНОЙ ГРЕБЕШОК

Пашуткина мать далеко уезжала, оставила сыну Резной Гребешок. Гребешок утром рано Пашутку причешет, пригладит, будто ласковой рукой погладит. Вечером колыбельную песню споет:

 
Баю-баю-баюшки,
Храни подарок матушкин.
Береги Резной Гребешок,
Не ходи с Гребешком
За порог.
 

Забыл Пашутка утром, что ему пел Резной Гребешок. Вышел с Резным Гребешком за порог. Увидела его сорока-щеголиха, стала Пашутку приманивать:

 
Подойди ко мне, Пашутка,
Научу тебя летать —
До солнышка долетишь —
Подсолнушком угостишь.
Как на солнышке
Подсолнушки растут,
Паше семечек в карманы натрясут.
 

Пашутка к сороке близко подошел, схватила она Резной Гребешок и вмиг улетела. Ходит Пашутка, головы не поднимает, все под ноги смотрит – может, выронила сорока его Гребешок?

Искал – не нашел. Нет его ни под забором, ни за забором, ни в канаве, и на дороге нет. Нашел Пашутка только перья сорочьи. Пошел он там, где перья падали, и пришел к сорочьему дому.

Двери отворил – перед зеркалом сорока-щеголиха сидит, держит в цепких лапах Резной Гребешок и поет:

 
Резной Гребешок, спой-спляши,
Резной Гребешок, меня причеши.
Да и не как попало,
А чтоб краше павы стала.
 

Как пошел Гребешок петь-плясать! Как пошел сороку чесать!

 
Отпусти меня, сорока,
Не то будет тебе плохо.
Отпусти, щеголиха,
Не то будет тебе лихо!
 

Гребешок поет, сорочьи перья дерет, только пух по сорочьему дому летает. Выпустила сорока Резной Гребешок, Пашутка его подхватил и бежать. А сорока следом. Да не одна. Всю сорочью стаю собирает, стрекочет, кричит, Пашутку пугает:

– Поймаем – Резной Гребешок отберем! А тебя защиплем, заклюем!

Заслонил Пашутка руками глаза да к волку в дом и угодил. Волк обувался – от удивления сапог из лап выронил.

– Ой, спрячь меня, дяденька Волк, – просит волка Пашутка. – Гонятся следом сороки. Хотят Резной Гребешок отобрать. Меня заклевать, защипать.

– Вот удивил, – рассмеялся волк. – Когда это волки были малым ребятам защитниками? Да я всех коз в лесу разогнал. Я всех зайцев распугал! Не добуду сегодня ничего на охоте – и тебя не помилую!

Обул волк сапоги, взял ружье, заглянул в пыльное зеркало.

– Ох, и худ я стал. Шерсть как на бездомной собаке скаталась. Дай-ка мне, что ли, твой Гребешок.

Стал Гребешок волка причесывать. Водит по мосластой спине. Гладит по лобастой голове. Нагнул голову волк, глаза прячет, вздыхает:

– Так ласково меня только матушка гладила. Бери свой Гребешок. А сорок я сейчас распугаю.

Взял волк ружье – как пальнет! Разлетелась сорочья стая в разные стороны. Пашутка домой побежал. А сороки – хитрые. Стрельбу переждали, снова в стаю собрались – и вдогонку:

– Не ищи у волка защиты! Не ищи! Гребешок отберем, заклюем и защиплем!

Кинулся Пашутка с тропы в сторону и провалился в сугроб.

А в сугробе – заячий дом. Зайчиха у прялки сидит, куделю расчесывает.

– Ой, спрячь меня, тетя Зайчиха. По пятам сороки летят. Хотят заклевать, защипать, Резной Гребешок отобрать.

– Лезь к зайчатам на печку.

Залез Пашутка к зайчатам на печку, смотрит: зайчиха гребнем куделю дерет, сердится.

– Возьмите, тетенька, мой Гребешок.

Чешет куделю Резной Гребешок, да так ловко – ниточки не запутает, не порвет. А куделя все больше становится и все белей. Смотрит Пашутка с печи – куделя на мелкие хлопья рассыпалась. Разлетелись хлопья по лесу. От земли к небу, от неба – к земле. А зайчиха все прядет, колыбельную песню зайчатам поет:

 
Баю-баю-баюшки,
Вы усните, заюшки.
А зайчиха не спит,
Все у прялки сидит.
Время пряхе куделю прясть,
Время белому снегу упасть.
Прялка жужжит, а в лесу пуржит!
 

Смешала пурга небо с землею. Сорокам и хвостов-то своих не разглядеть. Разлетелись они, по домам попрятались. А прялка поет, прялка кружится. И видит Пашутка с печи – узорье на прялке точь-в-точь, как у его матушки на сарафане. И не прялка перед ним кружится – матушкин сарафан на ветру раздувается.

Подошла матушка, сняла Пашутку с печи, взяла за руку – из метели, из лесу домой вывела. Спать уложила, на ночь причесала и колыбельную спела. Проснулся утром Пашутка – он дома. А рядом с подушкой Резной Гребешок.

РАКИТОВЫЙ БАРАШЕК

Перед весной стала бабка Анфиса болеть. Лежит на кровати, кашляет, пьет горькое лекарство из пузырька.

– Бабушка, – тревожится Пашутка, – ты когда поправишься?

– Вот появятся на старой раките барашки, встану, пойду на них посмотрю – сразу здоровая стану.

Каждый день бежит Пашутка на речку Шептунью, к старой раките, не появились ли барашки? Увидел, что хвостики из почек торчат, и к бабке Анфисе:

– Бабушка Анфиса! Уже хвостики торчат! Одевайся, пойдем на Шептунью! Посмотришь на барашков – здоровая станешь.

Невесело бабка Анфиса взглянула:

– Не дойти мне, Пашутка, до речки. Вот если бы мне мою молодость хотя на минутку, сразу бы стала здорова.

– А где твоя молодость, бабушка?

– Ушла на дно речки, стала колечком, – сказала так бабка и отвернулась к стенке.

Побежал Пашутка на речку Шептунью. Засыпана снегом Шептунья, покрыта толстым льдом. Никого нет кругом. Стоит Пашутка на мосту под старой ракитой. Видит: барашек из почки выглядывает. Белый, точно голубь. А копытца – красные. Позвал его Пашутка:

 
Белая шубка,
Красные копытца,
Ракитовый барашек,
Выпрыгни из почки,
Пробеги, простучи
По мосточку.
 

Выпрыгнул барашек из почки. Пробежал, простучал по мосточку и спрыгнул на лед. Опять Пашутка просит:

 
Ракитовый барашек,
Белый, словно голубь,
Ударь об лед копытцем,
Пробей во льду прорубь!
 

Ударил барашек копытцем об лед и пробил во льду прорубь. Вода в проруби чистая, словно слеза. Каждый камешек видно. Много их, камешков, круглых, белых. Один камень серый, большой. А колечка на дне не видать. Все бы камешки Пашутка на дне перебрал, если б только до дна достал. Просит он барашка:

 
Ракитовый барашек,
Красные копытца,
Выпей, барашек,
Из проруби водицу.
 

Нагнулся барашек к полынье и выпил из нее воду. Стал Пашутка белые камешки поднимать, под ними колечко искать. Стынут Пашуткины пальцы, а камешков не сосчитать. Все их, до самого мелкого, перебрал Пашутка. А колечка не видать. Остался теперь один камень – серый, большой.

Уперся Пашутка в серый камень руками, толкает – с места его сдвинуть не может. Опять зовет барашка. Уперлись в серый камень: Пашутка – руками, барашек – копытцами. Толкали, толкали – столкнули камень с места! Под камнем – мокрый песок, а в песок колечко впечатано. Тоненькое, с бирюзовым маленьким камешком. Спрятал его Пашутка за пазуху и побежал домой.

– Бабушка Анфиса! Я нашел твою молодость!

Бабушка Анфиса верит и не верит. Держит колечко из-под камня, со дна речки, и глаза у нее ярче, чем бирюза в колечке, сияют. Поправилась Анфиса, не охает больше, только тихонько вздыхает. Даже на мизинец колечко ей не налезает.

– Пойдем, – говорит Пашутка, – пойдем на речку, попросим барашка, чтобы впору стало колечко.

Надела бабка Анфиса валенки, и пошли они на речку Шептунью. Встали на мостик под старой ракитой, зовет Пашутка барашка:

 
Красные копытца,
Белая шубка.
Ракитовый барашек,
Отзовись Пашутке!
 

Звал барашка, звал – не дозвался. Ракитовый барашек не отозвался.

Цикл «Лоскутный половичок»

ЛОСКУТНЫЙ ПОЛОВИЧОК

Тихо-тихо на кухне. Вдруг Тайка услышала шорох. Из-за печки вышел серенький мышонок.

– Ты зачем пришел?

– За лоскутами.

Назвала Тайка мышонка Сухариком. Нашла лоскуты от старой бабушкиной шали. Лоскут алый, лоскут желтый, лоскут черный. Сшил из них мышонок половик и зажил своим домом. Сухарей насушил, опять вышел из-за печки.

– Что тебе, Сухарик?

– Приходи ко мне вечером в гости.

Тут шмель залетел в окошко:

– Не ходи. Что хорошего у мышонка? Одни сухари да черствые корки. Не больно налакомишься. Вот у меня, у шмеля, дом из чистого сахара…

Ждал, ждал мышонок Тайку. Не дождался, погрыз черных сухариков, Тайке оставил белые. А Тайка уже далеко, в поле клеверном. Посреди поля – дом из белых кирпичей. Тайка лизнула – сладко. Не обманул ее шмель. Вместо стекол – леденцы разноцветные вставлены. Расписные пряники – наличники и ставни.

Расхвастался шмель:

– Я ем только сахар, варенье и мед!

Тут дождь проливной как польет! Сверкнула молния, ударил гром. И, как не был, – растаял сахарный дом.

– Где ты, шмель?

– На дереве я, нашел сухую щель.

– А мне где спрятаться?

– Вот уж не знаю.

А дождь как из ведра поливает. Ой, как сыро, как неуютно! Вдруг – половичок знакомый, лоскутный, из старой бабушкиной шали. Накрылась им Тайка. Тепло сразу стало! Это Сухарик принес. Укрылась рядом с ней голубая стрекоза. Стала в гости звать.

– Нет, сегодня нельзя. Я в гости иду к мышонку Сухарику.

– К этому серому? К этому маленькому? Где у тебя глаза?

Дождь перестал. Летит впереди стрекоза. Спешит за ней Тайка. Поле прошла, луг и лес пробежала. Вот и речка. Кружат над рекой стрекозы. Резвятся – играют в догонялки. Улетела к ним стрекоза и забыла про Тайку. Бредет Тайка домой. Идти далеко. Сбила ноги, хромает. Вдруг половичок ей под ноги – лоскут алый, лоскут желтый, лоскут черный. Ступила Тайка на него – не хромает больше, не больно ноги. И побежала легко тропой знакомой. Ночь наступила. Встала Луна. Запел соловей. Как чудесно он пел!

– Ты где, соловей? Я не вижу тебя.

– Я на Луне.

Пошла Тайка по дорожке из лунного серебра. К соловьиному дому пришла. Всю ночь она слушала, как пел соловей. Утро настало – соловей улетел. Весь день ждала его Тайка у окошка. Вечер пришел, закрыло Луну облаками. И не стало лунной дорожки. Как домой дорогу найти?

Луна светит мутно. Далеко-далеко внизу – половичок лоскутный, длинный. Каких только нет в нем лоскутков – тут и синий, и малиновый, и зеленый. Протянулся он через луг, через лес, через поле. На воду лег, протянулся по небу темному. Ступила Тайка на него. Привел половичок прямо к дому.

Мышонок Сухарик Тайку встречает. За печку отвел, налил Тайке чаю.

– А где же твой половичок?

Мышонок молчок.

– Тот, из бабушкиной шали, маленький?

– Он домой тебя привел, ты его не узнала?

– Это другой. Длинный. И лоскутов у тебя таких не было.

– Был маленький – стал длинный. Ведь он шел со мной за тобой следом. Лоскут зеленый – это лес. Луг с цветами – малиновый. Клеверное поле, где дом шмелиный, – лоскут розовый. Синий – речка со стрекозами.

– А темный такой, в белую крапинку?

Мышонок вздохнул:

– Это белые сухарики. Я копил их для тебя долго. А когда по небу бежал, раскрошил – запоминал дорогу. Всего один остался – черный. Он долго тебя ждал.

Пополам разделила Тайка черный сухарик.

ЛОШАДКА ЗОЛОТОЙ МАСТИ

Как на улице Ямской конский топот день-деньской. Булатные, каурые, пегие – сани тащат, везут телеги. И есть лошадка золотой масти. Ее не впрягают в телегу, на нее не грузят мешков, бочек, ящиков. У нее работа другая – она приносит счастье.

Золотая лошадка бежала по городу и там, где давно счастья ждали, оставляла подкову. Соседки по конюшне на лошадку косились:

– Жизнь у нее больно сладкая. Знай себе дари подковы. Все равно ведь завтра на Кузнецкой ей скуют новые. И за это ей дают сено и овес! Ее бы, золотую, да в наш тяжелый воз!

…Ковал на Кузнецкой подковы кузнец, приговаривал:

– На счастье подкова, на счастье…

Во что только хочешь такая подкова могла превращаться.

Под окном, где, как снег, белеют герани, ударила золотая лошадка копытом – подкову оставила. Девушка звон услыхала, вышла из дому. Стала искать свое счастье-подкову. Где же подкова? Девушка смотрит печально. Видит: в траве колечко блестит обручальное.

Под окном, где свет горел ночью тускло, тревожно, неслышно лошадка прошла, осторожно. И вот уснула усталая мать. А проснулась – сын весел, играет подковой.

У дома, где лодку смолили, обернулась подкова невиданной рыбиной. Вот счастье для рыбака!

А четвертая подкова стала светлым деньком без обид и хворей – счастьем для старика.

Бежит домой лошадка золотой масти. Бежит весело, легко. Ведь она приносит счастье. И никто не знает, как лошадке больно. Очень больно по камням бежать неподкованной. Наклонила лошадка золотую голову, и никто не видит, как она плачет. Если бы булыжники видеть могли, они бы, наверно, стали немного помягче.

Но среди слепых булыжников жестких прятался камешек-галька с протоки. Покатился-покатился круглый камешек-галька. Прикатился на Проточную, постучал в дом к Тайке. Про лошадку рассказал камешек глазастый. Пришло время, к дому Тайки завернуло счастье. На крыльце блестит, сверкает новая подкова. Что хочешь делай из нее, все, что душе угодно. Тайка вздохнула, завернула подкову в тряпицу, на Ямскую пришла.

Золотая лошадка ела сено из торбы.

– Это твоя подкова? Она тебе пригодится. Тебе не будет так больно.

И подкову оставила.

Расцвело сено в торбе луговыми цветами – незабудками, клевером, гвоздиками алыми. Каждый раз, как Тайка к лошадке приходит, эти цветы расцветают.

– Пойдем, – говорит лошадка, – я тебя покатаю.

Несет она Тайку шагом упругим, и мостовая под ней становится лугом. Не булыжники теперь под ногами – цветы и трава луговая. Скачет Тайка на лошадке золотой, как солнце, масти. Вот такое Тайке привалило счастье!

МЕДНЫЙ ПЯТАК

Кошка-копилка денег накопила, на Проточной улице дом себе купила. Идет по Проточной Кошка-копилка, бренчит. Троячки в ней звякают, двушки, пятачки. Глядит Кошка: на небе Месяц. Ярко светит, золотом блестит.

– Вот бы мои денежки так позолотить!

Стала копилка уговаривать месяц:

 
Месяц, Месяц —
Красная шапка,
Поясок крученый,
Сапожок золоченый.
Ты ярко светишь,
Золотом блестишь.
Мои медные денежки
Позолоти!
 

Молодому Месяцу слушать лестно. Спустился низко молодой Месяц. Бросила ему пятачок Кошка-копилка. Потер его Месяц об сапожок, позолотил. Увидели это мальчишки, сгребли пятаки, на улицу выбежали. Бросают Месяцу пятаки:

– И наши позолоти!

Позолотила пятак и Тайка. Прибежала за печку к мышонку Сухарику.

– Есть у тебя пятак?

– Есть один.

– Пойдем, мы его позолотим.

Золотые пятаки сыплет Месяц вниз. Все кричат Сухарику:

– Ну что же ты стоишь? Почему не бросаешь денежку?

– А вдруг Месяц за ней нагнется и на небе не удержится…

И ушел мышонок Сухарик домой. А Кошка-копилка фыркает, злится:

– Изведет всю позолоту Месяц на мальчишек. Заманю-ка я Месяц на свою крышу. Поставила на трубу миску со сметаной.

– Приходи ко мне в гости, пригожий, румяный!

Месяц спустился к Кошке на крышу. Все медяки перед ним Кошка высыпала: троячки, двушки, пятаки. Месяц старается, золотит. Да уж больно много медяков у кошки. Стер Месяц всю позолоту с сапожек.

– Золотить больше нечем…

Копилка шерсть дыбом.

– Угощу ж я тебя, глупый Месяц!

Сунула лапу в трубу, нагребла сажи. С головы и до пят Месяц измазала.

 
Месяц чумазый,
Шапка в саже,
Нос тоже —
Одет в рогожу.
 

Дразнит, язык кажет, а Месяц не видит: глаза запорошены сажей. Пошел он по крыше, об трубу ударился, вскочила шишка.

– Ой, больно шишку! Бедный я, бедный…

Кричит ему Тайка:

– Шишку надо потереть пятаком медным!

Месяц просит:

– Кошка-копилка, дай пятака!

Копилка деньги сгребла.

– Как бы не так!

Охает Месяц:

– Ох, больно…

Стали мальчишки по карманам искать: у всех одно золото. Пошли по домам. А на улице темнота. Стыдно Месяцу показаться, он и спрятался за трубу, вымазан в саже и шишка на лбу. Бредут по Проточной мальчишки: то на забор налетят, то об поленницу стукнутся. Бум! Бум! Бум! Набили шишек мальчишки, ругают темноту. На улице темнота, во дворах темнота. Ни в одном доме не осталось медного пятака. Все пятаки позолочены. А шишки болят, нету мочи! Золотыми пятаками шишки трут – не помогает. Тут вспомнила Тайка про мышонка Сухарика. Вызвала его из-за печки.

– Ты нам, Сухарик, шишки полечишь? Вынес мышонок свой медный пятак, трет им шишки, шепчет:

– Чтоб не болело, чтоб не ломило… Чтоб неповадно жадничать было…

Все как одна шишки пропали.

– А теперь пойдем лечить Месяц, Сухарик!

Поставили к кошкиной крыше лестницу, забрался на крышу Сухарик, стал лечить Месяц. Трет пятаком, водит по лбу то одной стороной, то другой. Пощупал лоб Месяц.

– Шишку как рукой сняло!

Умылся Месяц снегом с крыши, сажу смыл, чистым на небо вышел. Стало светло на Проточной от белого снега, от чистого Месяца. Кошка-копилка по крыше мечется.

– Деться куда? Вся на виду… Отберут золотые мои медяки, отберут.

Запнулась и с крыши – кувырк! Об поленницу стукнулась, остались от кошки одни черепки. Собрала их Тайка, кое-как склеила. Кошка-копилка спасибо не сказала. Пересчитала деньги и скорей домой. С тех пор копилка из дому ни ногой. Целый день в окошко глядит с подоконника. Боится – рассыплется, растеряет медяки. А Месяц с тех пор пятаков не золотит.