Текст книги "Крестовые походы. Идея и реальность"

Автор книги: Светлана Лучицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Светлана Игоревна Лучицкая
Крестовые походы
Идея и реальность

Введение

Крестовые походы – наряду с рыцарством, готическими соборами или феодальными усобицами – одно из самых типичных и узнаваемых явлений средневековой истории. Они представляют собой своеобразную «икону» Средневековья, олицетворяя целую эпоху. К тому же идеи, образы и риторика, связанные с крестоносным движением, использовались и в последующие эпохи, и потому крестовые походы, как и некоторые другие феномены Средних веков – например, рыцарство, – пережили сами себя. Во всяком случае никакие другие события средневековой истории не порождают столько дискуссий, не вызывают столько противоречивых оценок и мнений – от энтузиазма, восторженного интереса, когда крестовые походы рассматривают как одну из самых ярких и славных страниц средневековой истории, – до критических оценок, даже морального осуждения, явного порицания и неодобрения самой идеи войны ради религиозных целей. Пытаясь изучить крестовые походы, как говорили древние, «без гнева и пристрастия», мы сталкиваемся с неким парадоксом. Уже почти тысячу лет они являются предметом пристального внимания. Достаточно сказать, что до XVIII в. не было ни одного крупного писателя, который бы так или иначе не откликнулся на эти события, а начиная с XIX в. их непрестанно изучают историки. Однако, как ни парадоксально, до сих пор у нас нет четкой дефиниции крестового похода, и мы не можем дать ясного ответа на вопросы: что такое крестовые походы? кто такие крестоносцы?

Казалось бы, ответ лежит на поверхности: ведь сегодня нам очень хорошо известна событийная история крестовых походов.

Действительно, кто не знает о военно-религиозных экспедициях в Палестину, направленных на освобождение Гроба Господня? кто не слышал о подвигах Готфрида Бульонского или Ричарда Львиное Сердце? о созданных крестоносцами на Востоке государствах? о духовно-рыцарских орденах тамплиеров и госпитальеров?

Однако как только мы пытаемся за поверхностью событий обнаружить суть явления, начинаются трудности. Ведь в конечном счете представляется почти невозможным дать какое-то общее определение крестовых походов. Действительно, как свести к общему знаменателю такие разные явления, как, например, военно-религиозные экспедиции XII в. в Святую Землю с целью отвоевания христианских святынь у неверных – с одной стороны, – и происходившие в то же время военные экспедиции в Прибалтику, где не было никаких христианских реликвий, которые нужно было бы защищать, – с другой? А как вписать в общую схему конфликты римских пап и германского императора Фридриха II и его преемников в XIII в., которые тоже принято рассматривать как часть крестоносного движения? И почему мы называем альбигойскими крестовыми походами военные кампании, которые в начале XIII в. по инициативе римских понтификов предпринимались против южнофранцузских еретиков? и т. д.

Можно ли вообще избежать упрощения, описывая такой сложный и важный для средневековой истории феномен? Не навязываем ли мы свои представления отдаленной эпохе, говоря о крестовых походах как о каком-то единообразном и самостоятельном явлении? Быть может, следует посмотреть на него глазами современников?

Но если мы обратимся к сочинениям самих средневековых писателей, которые начиная с XII–XIII вв. размышляли о сути крестоносного движения, то и там не найдем никакого четкого описания этого института, да и само это слово в источниках отсутствует вплоть до XV в. Нет его и в постановлениях церковных соборов и других памятниках канонического права, описывающих нормы и институты западнохристианского средневекового общества. Не найдем мы общепринятого термина для обозначения этого явления и в сочинениях теологов и хронистов.

Напротив, обращаясь к средневековым источникам, мы сталкиваемся с огромным разнообразием терминов. Так, в текстах XII в. крестовые походы, под которыми подразумевали военно-религиозные экспедиции на Ближний Восток, могли обозначаться и как «паломничество» (peregrinatio), и как «путь» (iter), но также как «дорога» (via), «поход» (expeditio), часто с соответствующими словами, указывающими на цель, – Иерусалим, Гроб Господень и пр. Потому говорили о «пути в Иерусалим» (iter Hierosolymitanus), «пути к гробу Господню» (iter Sancti Sepulchri), «дороге в Иерусалим» (via Hierosolymitana), видимо, ассоциируя крестовый поход с путешествием в Святую Землю к христианским святыням – т. е. по существу с паломничеством.

С другой стороны, военно-религиозные экспедиции называли «святой войной» (bellum sanctum) или «священной войной» (bellum sacrum). Начиная с XIII в. они также обозначаются как «святое дело» (sanctum negotium), «дело креста» (negotium crucis) или просто «крест» (crux). Соответственно, и крестоносцы фигурируют в источниках под разными терминами: «паломники» (peregrini), «рыцари Бога» (milites Dei), и, наконец, – с конца XII в. – «осененные крестом» (crucesignati).

Следует заметить, что все эти термины имеют достаточно нейтральное значение, и при этом ни один из них не употребляется в источниках систематически. Ни в одном из средневековых языков нет общего наименования для крестоносного движения. Кажется, будто авторы – очевидцы этих событий и позднейшие писатели – как бы играли словами и их значениями. Такое разнообразие терминов, обозначающих крестовый поход, порождает ощущение того, что сами современники не могли точно описать это явление и не имели четкого о нем представления…

Похоже, что с крестовыми походами дело обстоит так же плохо, как с феодализмом: все знают, что в Средние века был феодализм и что это был важнейший социальный и экономический институт, но наши попытки обнаружить само это понятие в источниках оказываются тщетными. То же самое с крестовыми походами, то было одно из самых значимых и ярких явлений Средневековья, но вряд ли мы найдем в памятниках этой эпохи какие-либо его дефиниции.

Не лучше обстоит дело и с периодизацией крестовых походов. До сих пор нет ясности в вопросе о том, когда закончилась эпоха крестоносного движения и сколько всего было крестовых походов. Принято считать началом этого движения 1095 год, когда на Клермонском соборе была высказана идея отправиться в Святую Землю отвоевывать Гроб Господень у неверных, а концом – 1291 год – дату падения г. Акры, столицы главного государства крестоносцев. Согласно этой периодизации, тщательно обоснованной еще историками эпохи Просвещения (Э. Гиббоном и др.), крестоносное движение было направлено в Святую Землю и длилось примерно два столетия. К XVIII в. относятся и первые серьезные попытки «посчитать» крестовые походы. Следует отметить, что их число варьировалось – в зависимости от того, включали ли историки в свою периодизацию те или иные отдельные события: сначала они полагали, что всего было пять крестовых походов, потом речь шла о тринадцати, и в конце концов сошлись на восьми крестоносных экспедициях – от т. н. Первого крестового похода, имевшего место в 1095–1096 гг., до, как они полагали, последнего – Восьмого крестового похода, предпринятого французским королем Людовиком Святым в 1270 г. Поразительным образом эта созданная еще в эпоху Просвещения периодизация дотянула свое существование до наших дней.

Но если вдуматься, подобная систематизация крестоносного движения не столько проясняет, сколько затемняет существо дела. Ведь хотя в конце XIII в. последний оплот на Востоке и был взят мамлюками, но другие государства крестоносцев (Кипрское королевство, Ахейское княжество и др.) еще продолжали существовать, в то время как Римская Церковь и в XIV–XV вв. не переставала предпринимать военно-религиозные экспедиции на Восток, но уже не против мусульман в Сирии и Палестине, а против турок в Европе и на Балканах. К тому же принятая схема не включает многие крестоносные экспедиции, относящиеся даже к XII–XIII вв. – например, крестовые походы в Прибалтику. Сегодня эта периодизация, сводящая все крестоносное движение к экспедициям XII–XIII вв. в Святую Землю, кажется странным анахронизмом. Такое узкое понимание истории крестовых походов, очевидно, совсем не было свойственным средневековым людям. По существу мы не можем пока дать точный ответ на вопрос о том, сколько времени длилась эпоха крестоносного движения и когда она закончилась. Невозможно это прежде всего потому, что вопрос о периодизации опять-таки упирается в проблему дефиниции крестовых походов, которые в средневековых памятниках всякий раз описываются самыми разными понятиями. Можно заранее предположить, что отсутствие ясного определения – прямое следствие сложности природы самого исторического феномена. Очевидно, что существовало некое социальное явление, которое мы сегодня называем крестовым походом, но которое не поддается однозначному толкованию. Как выделить его в источниках? Как воссоздать процесс крестоносного движения? Что же такое крестовые походы на самом деле?

Ответы на эти вопросы предлагаются в этой книге. Конечно, такие ответы не могут быть окончательными. Но мы будем стремиться рассмотреть крестовые походы под особым углом зрения. Мы попытаемся разобраться, как возникла сама идея крестового похода, как под влиянием различных исторических обстоятельств она изменялась и адаптировалась к происходившим в обществе процессам – иными словами, нас будет интересовать, как взаимодействовали идея и практика крестоносного движения.

Разумеется, изучая опыт крестоносного движения, мы не сможем обойти вниманием целый ряд вопросов: как были организованы крестовые походы; при помощи каких материальных средств планы крестоносных экспедиций осуществлялись в жизни; какими были практические итоги крестоносного движения и его культурно-исторические последствия; в чем состояло влияние этих событий на средневековый мир на Западе и на Востоке и др. В соответствии с поставленными задачами структура книги делится на четыре части: в первом разделе (главы 1–8) мы обсудим, как возникла идея крестового похода, как она трансформировалась на практике и как постепенно ее влияние в средневековом обществе сошло на нет. Во втором разделе (главы 9–13) мы будем изучать принципы и структуры крестоносного движения, а также его практические результаты, которые можно видеть в колонизационном движении и образовании государств крестоносцев. В следующем разделе (главы 14–15) мы рассмотрим, как реагировало на крестовые походы средневековое общество в Византии и на мусульманском Востоке, и, наконец, в заключительной части (глава 16) попытаемся проследить, как в сознании современников событий и последующих поколений на протяжении веков формировались разные образы крестовых походов.

Разумеется, мы не стремимся к тому, чтобы охватить всю историю крестоносного движения (это и не представляется возможным), но видим свою задачу в том, чтобы осмыслить крестовые походы как важный социально-политический феномен средневековой Европы. Следуя нашему замыслу, мы сначала попытаемся обратиться к истокам крестоносной идеологии.

***

Я чрезвычайно признательна издательству «Наука», которое приняло к печати настоящую книгу. Моя особая благодарность – сотруднику издательства А. Ю. Карачинскому, предложившему написать монографию для серии «Библиотека всемирной истории», – его помощь на всех этапах работы была неоценимой. Слова благодарности я обращаю другим коллегам – С. П. Карпову, П. Ю. Уварову, А. В. Бармину, В. А. Ведюшкину, Е. В. Казбековой, Г. П. Мельникову, Ф. М. Митлянскому, М. Ю. Парамоновой, О. И. Тогоевой, Η. П. Чесноковой и др. – за ценные замечания и советы, и отдельно – М. В. Дмитриеву и П. Ю. Уварову – за положительные отзывы на книгу. Я также хочу поблагодарить своих родных, без неизменной щедрой поддержки которых работа не могла бы быть завершена.

Часть I

Глава 1
Как возникла идея крестового похода

В начале 1095 г. в Пьяченце заседал церковный синод во главе с римским папой Урбаном II. Сотни прелатов прибыли в итальянский город, чтобы участвовать в обсуждении дел, связанных с проводимой папством реформой, цель которой заключалась в освобождении Церкви от вмешательства в ее жизнь светских властей и в укреплении статуса духовенства. На этот же совет явилась византийская делегация от императора Алексея I Комнина с просьбой о помощи против турок-сельджуков – грозных азиатских завоевателей, которые к тому времени захватили многие византийские владения в Малой Азии и Армении и продвинулись чуть ли не до самого Константинополя. В проповеди, прочитанной в Пьяченце, Урбан II призывал латинян помочь восточным христианам и византийскому императору освободиться от гнета мусульман.

После синода в Пьяченце папа совершил вояж по северной Италии и Франции в сопровождении целой свиты прелатов и посетил, в частности, монастырь Клюни – оплот церковной реформы, где он ранее был настоятелем. Он также встретился в г. Сен-Жиле с графом Тулузы Раймундом, а в г. Ле Пюи-ан-Велэ – с местным епископом Адемаром де Монтейль. Именно здесь, в Ле Пюи, папа принял решение созвать церковный собор, который состоялся 27 ноября в Клермоне и где Урбану II предстояло произнести свою знаменитую проповедь.

Клермонский собор. Себастьян Мамерот. «Хожения за море» (Ms. fr. 5594, f. 19 v)

По этому случаю туда прибыло так много людей, что папе пришлось держать речь вне стен города, в поле, где его слушали огромные толпы народа. Рассказав, как и прежде, о страданиях восточных христиан, Урбан II призвал собравшийся народ прекратить братоубийственные войны, объединиться для борьбы против «язычников» и отправиться на Восток с целью освобождения братьев по вере и отвоевания принадлежавших христианам территорий. В своей речи папа неожиданно упомянул не только Константинополь, но и Иерусалим, призвав христиан освободить также священный город с его святынями. С криками «Бог того хочет!» (Deus hoc vult!) тысячи людей, охваченные благочестивым порывом, откликнулись на призыв понтифика. Пример подал Адемар де Монтейль, приняв из рук папы крест. Это был красивый и заранее продуманный жест. Епископ назначался представителем римского папы в будущем войске. Собравшиеся на проповедь папы христиане давали обет пойти в поход на Восток воевать против неверных и в знак своей готовности присоединиться к «святому воинству» нашивали на правое плечо красный крест, ставший символом их религиозных намерений. Папа объявил участникам будущего похода индульгенцию, обещая отпустить их грехи и взять их под защиту Церкви, предоставив им целый ряд привилегий…

Так начинаются события, которые позже будут описывать как Первый крестовый поход. Сегодня, более чем через 900 лет после случившегося, мы тщимся расшифровать содержание проповеди папы. Четыре хрониста пересказали речь папы на Клермонском соборе, и у каждого она звучит иначе; к тому же все их сочинения были написаны уже после Первого крестового похода, когда Иерусалим был взят.[1]1
  Это Фульхерий Шартрский, Роберт Монах, Гвиберт Ножанский и Бодри Дольский.


[Закрыть] Что же случилось на самом деле? Была ли спонтанной реакция папы на обращения византийского императора? И почему совпали устремления папы и мирян? Наверное, ответы на эти вопросы мы получим в том случае, если будем рассматривать тот исторический фон, на котором происходили вышеупомянутые события.

***

Невозможно рассматривать призыв папы Урбана II вне того духовного возрождения, которое во второй пол. XI в. испытывала латинская Церковь. В это время начинается реформаторское движение, возникшее как реакция на обмирщение Церкви, сращение церковной власти с мирской, и как следствие падение ее морального авторитета. В тот период Церковь еще не освободилась от разлагающих феодализирующих тенденций, когда епископы получали от светских государей – прежде всего германского императора – земли, взамен соглашаясь на вассальные обязательства, и когда тот же император считал возможным назначать аббатов и влиять на посвящение в сан епископов, а папство находилось в зависимости от светских властей. Целью реформаторов, выступивших против подобных тенденций, было очищение и духовное обновление Церкви, укрепление власти и авторитета папства. Они призывали к «свободе церкви» (libertas Ecclesiae) – т. е. к полному освобождению Церкви от управления мирянами, осуществляемого посредством раздачи церковных должностей, к вытеснению светской аристократии из сферы церковного управления.

Нельзя сказать, что эта программа освобождения Церкви от влияния светской власти разделялась большинством высших западных прелатов. Многие епископы христианского Запада сопротивлялись переменам, и тогда проводником реформаторских идей стал монашеский мир, опиравшийся на авторитет Святого Престола. Вдохновляясь монашескими идеалами, лидеры движения требовали восстановления церковного порядка, строгого соблюдения церковной дисциплины и стремились восстановить утраченный Церковью духовный контроль над умами и душами верующих. Целые аббатства изымались из-под власти местных епископов и ставились под непосредственное начало папы – наместника св. Петра. Клюнийская конгрегация, непосредственно подчинявшаяся понтифику и притягивавшая к себе и реформаторов, и аскетов, являлась главной опорой папства в его соперничестве со светской властью, а клюнийские аббаты стали частыми гостями в римской курии. При папе Григории VII (1073–1085), который, собственно, и вдохновлял церковные преобразования, реформаторское движение вылилось в борьбу за инвеституру (право назначать на церковные должности) – конфликт между германским императором и римским папой за верховенство, столь характерный для всего Средневековья. В «Диктате папы» 1074 г. Григорий VII обосновал духовное руководство понтифика всем христианским миром и утверждал за собой право назначать епископов, созывать соборы, осуществлять высшую судебную власть и пр. Борьба за инвеституру началась как дискуссия о реформе, но быстро переросла в непосредственное противоборство светской и духовной власти, так что папа Григорий VII сначала условно, а потом фактически низложил германского императора Генриха IV, отлучив его от церкви.

При Урбане II – последователе клюнийской реформы и строгом григорианце – противостояние между папой и императором, «священством» и «царством» – продолжилось. В момент восхождения Урбана II на Святой Престол далеко не все германские епископы признавали его папой, большая часть Германии, а также Северная и Центральная Италия, включая Рим, поддержали антипапу – Климента III. В сложившейся ситуации Урбан II стремился обрести опору не только на Западе, но также в Византии. С самого начала своего понтификата папа вел переговоры с Алексеем I Комниным об укреплении отношений между церквами Рима и Константинополя и даже о военной помощи в борьбе против турок. Урбан II явно заранее обдумывал свои планы, но именно в ноябре 1095 г., – время успеха клюнийской реформы – он оказался достаточно силен для того, чтобы произнести свой призыв о помощи восточным христианам. К тому времени на его сторону склонился Рим, а во время путешествия по Франции после синода в Пьяченце сын Генриха IV Конрад, восставший против собственного отца, становится вассалом Урбана II. На фоне всех этих событий проповедь папы на Клермонском соборе приобретала немалое политическое значение – это был еще один ход в борьбе за инвеституру: Урбан II призывал защитить христиан и отвоевать их земли и по существу возглавил христианский мир в тот момент, когда сам он не признавал Генриха IV императором – т. е. практически понтифик находился на вершине светской и духовной власти. Так конфликт папства и императора, борьба за освобождение латинской церкви (libertas Ecclesiae) привели к борьбе за освобождение восточной церкви и к началу крестоносного движения. От борьбы за освобождение церкви клюнийские реформаторы в лице Урбана II перешли к освобождению восточных христиан, братьев по вере.

***

В своей речи на Клермонском соборе Урбан II не преминул рассказать о страданиях, которые восточная церковь терпит из-за иноверцев. Папа желал воздействовать на своих слушателей и сделать свой призыв более убедительным и с этой целью описывал бедствия восточных христиан: мусульмане завоевывают христианские земли, истребляя все огнем и мечом, чинят препятствия паломникам, разрушают церкви и глумятся над христианскими святынями: «Они опрокидывают алтари, осквернив их своими нечистотами, они обрезают христиан, выливая кровь обрезания на алтари или крещальные купели».[2]2
  Roberti Monachi Historia Hiersolymitana // RHC. Hist. Occ. P., 1866. Vol. 3. P. 727.


[Закрыть] «Братья Ваши, живущие на Востоке, – говорил в своей речи папа – остро нуждаются в Вашем участии, и вы должны поспешить помочь им, ибо, как многие из вас слышали, турки напали на них и завоевали территории Романии до берегов Средиземноморья».[3]3
  Fulcherii Camotensis Historia Hiersolymitana / Hg. v. H. Hagenmeyer. Heidleberg, 1913. P. 133.


[Закрыть] Обе темы – необходимость помочь Византии и оскорбление христианских святынь – Урбан II в своей проповеди связал воедино. Таким образом грядущая экспедиция на Восток рассматривалась как «дело Бога».

Саму идею освобождения восточной церкви от турок папа выразил на языке христианской этики, говоря о восточных и западных христианах как «друзьях» и «братьях»: «Братья наши, члены тела Христова, подвергаются побоям, угнетаются и притесняются… единокровные братья ваши… от единой матери рожденные… сыны Того же Христа и Той же Церкви».[4]4
  The Historia Ierosolymitana of Baldric of Bourgeuil. Boydell & Brewer, 2014. P. 6–7.


[Закрыть] Война за их освобождение представлялась благом, так как, по словам Урбана II, «положить жизнь за друзей есть милосердие» (Ин 15:13). В своей проповеди папа рассматривал помощь Востоку как проявление любви к ближнему – главной провозглашенной христианством этической ценности. Папа предлагал мирянам, прежде всего рыцарям, отправиться на Восток и с оружием в руках сражаться против мусульманских угнетателей христиан.

Такой ли именно поддержки ждала Византия от Запада? Император в самом деле просил военной помощи. Дело в том, что Византийская империя должна была постоянно бороться против многих врагов – сдерживать продвижение по Малой Азии турок-сельджуков, набеги печенегов и половцев. Для этого ей нужно было где-то рекрутировать новых воинов для своей армии. Их она часто вербовала из западных рыцарей, прежде всего воинственных норманнов – потомков викингов, избравших своим покровителем архангела Михаила, вождя небесного войска. Искатели счастья на чужбине, норманны с одинаковым рвением служили то папе, то византийскому императору, но очень скоро стали проводить собственную политику и вытеснили византийцев из Южной Италии. После битвы при Манцикерте 1071 г., в которой турки-сельджуки нанесли серьезное поражение Византии, ей пришлось пойти на значительные территориальные уступки. К тому же она была вынуждена обороняться от правивших в Южной Италии норманнских князей, вчерашних наемников империи, которые отныне представляли для нее угрозу. В этих условиях Алексей I искал союзника в папе римском и надеялся на помощь западных рыцарей в борьбе против своих врагов. Согласно западным хронистам, византийский император якобы писал, сгущая краски, о бесчинствах турок в Византии и притеснениях христианских пилигримов, графу Фландрии Роберту I, который в 1090 г. совершил паломничество в Святую Землю и, возвращаясь из Иерусалима, остановился в Константинополе, пообещав Алексею прислать 500 наемников.[5]5
  Epistulae ac chartae ad historiam primi belli sacri spectantes / Hg. v. H Hagenmeyer. Innsbruck, 1901. P. 129–136.


[Закрыть] На самом деле, идея просить папу призвать западных воинов служить василевсу могла возникнуть еще раньше. Известно, что в 1074 г. в результате обмена посольствами между Римом и Константинополем Григорий VII лично призывал западных рыцарей отправиться на помощь «христианской империи». Он обещал, что сам в качестве «полководца и понтифика» (dux et pontificus) возглавит войско и отправится на Восток воевать против врагов Христа и дойдет до Гроба Господня. Но этим планам не суждено было осуществиться: папа поссорился с Восточной Римской империей и даже одобрил вторжение норманнов в Византию. В 1089 г. начался новый виток переговоров папы с греками, во время которых обе стороны пытались заручиться поддержкой друг друга (папа в борьбе против императора, а василевс – в борьбе против норманнов), а уже на церковных соборах в Пьяченце и Клермоне понтифик усиленно призывал Запад освободить христианский Восток.

Подчеркнем – Византия отнюдь не призывала к крестовому походу, императора интересовала только военная поддержка Империи со стороны Запада. Война византийского государства с турками имела оборонительный характер, она не принимала форму религиозной войны. Никто из восточных христиан не требовал их освободить, паломники тоже не притеснялись турками-сельджуками. Но плохо информированные латиняне почти буквально воспринимали рассказы византийцев и западных путешественников о притеснениях христиан, и в сознании папы под воздействием просьб Византии о наемниках зародилась идея о совершенно новой вооруженной экспедиции на Восток западных рыцарей, которая, по его словам, была бы службой ради Христа, защитой христианской веры и христиан.

***

Сам по себе призыв помочь восточным христианам не мог воодушевить верующих. Ведь у большинства западных христиан были довольно смутные представления о христианском Востоке, о котором они очень мало знали. И потому не случайно в своей речи на Клермонском соборе папа упомянул об Иерусалиме. Участники будущей экспедиции, освобождая восточных христиан и их земли, по мысли папы, должны были дойти до Константинополя и далее продолжить военный поход вплоть до Иерусалима, также захваченного мусульманами. Так Урбан II соединил Константинополь с Иерусалимом, хорошо понимая значение священного города для средневековых христиан. Ведь в это время миряне могли не знать названия своей деревни или резиденции своего правителя, но об Иерусалиме они всегда могли услышать из мессы; его изображения они видели в церквах на витражах и фресках, о нем рассказывали возвращавшиеся из Святой Земли пилигримы. В представлениях средневековых людей Иерусалим был духовным центром мира; в Святой Земле находились самые важные святыни – места, связанные с пребыванием Христа (грот Рождества в Вифлееме, Голгофа, Гроб Господень), и главная реликвия – Животворящий Крест. Иерусалим был для христиан патримонием Христа, реликвией, вобравшей в себя священную силу пророков и святых людей, апостолов и первых христиан. Это город, где ступала нога Христа, где он проповедовал, совершал чудеса и принял смерть и где, согласно средневековым представлениям, состоится Страшный суд и конец света. В сознании простых верующих образ земного Иерусалима сливался с образом небесного града, олицетворявшего рай и Царство Божие. С этим городом были связаны мессианские ожидания и надежды христиан на спасение.

В средневековом обществе паломничество вообще считалось благочестивым делом. Примечательно, что еще в раннее Средневековье его рассматривали как покаянное действие, а потому оно могло стать основанием для получения индульгенции – считалось, что поездки к святым местам очищают от грехов. Такое представление постепенно утвердилось в средневековом обществе, и многие знатные сеньоры, совершившие тяжкие грехи – среди них, например, нормандский герцог Роберт Дьявол – неоднократно совершали путешествие в Палестину с целью искупления грехов. Трудности, которые испытывали пилигримы, желавшие достичь святых мест, рассматривались как важная духовная «составляющая» паломничества. Всякое путешествие к святыням интерпретировалось как символический путь к Богу, а пути паломников в Средние века часто уподоблялись поискам ветхозаветными евреями Земли Обетованной или восхождению Христа на Голгофу. Не случайно в Средние века статус паломников был достаточно высок – во время путешествия они находились под защитой Церкви и пользовались определенными привилегиями. Призвав участников будущей экспедиции дойти до Иерусалима, папа Урбан II тем самым связал цель крестового похода с издавна существовавшей религиозной практикой, обычной и понятной для западных христиан.

По сути дела, западные христиане посещали Иерусалим с самых первых веков христианства, о чем свидетельствуют многочисленные путеводители в Святую Землю и записки пилигримов. Паломничества идут непрерывным потоком вплоть до мусульманского завоевания Сирии и Палестины в середине VII в., когда Средиземное море покрылось арабскими судами. Затем полна путешествий несколько спадает, но жажда увидеть святые места не иссякает, и средневековые люди продолжают посещать паломнические центры. Более того – уже в эпоху Каролингов у латинской Церкви в Палестине появляются свои обители, и тогда же рождается легенда, согласно которой Карл Великий с 800 г. становится официальным патроном Иерусалима и в знак этой почести получает ключи от св. Гроба и знамя Иерусалима.

В середине XI в., незадолго до начала крестоносного движения, появляется и совершенно новый вид паломничества – коллективные, массовые, – как, например, путешествие в Иерусалим в 1065 г. под руководством епископов Бамберга, Майнца и Регенсбурга, в котором участвовали 12 тысяч человек. Примечательно, что в этих благочестивых странствиях пилигримов нередко сопровождали вооруженные рыцари. Заметим, что и в конце XI в. поток паломников к Иерусалиму не прекратился, хотя новые мусульманские завоевания – на этот раз турок-сельджуков – заставили пилигримов изменить свой маршрут: отныне они вынуждены предпочитать традиционному сухопутному маршруту через Малую Азию и Сирию морской путь – от Константинополя, Александрии или Кипра вдоль побережья, контролируемого Византией. Но Святая Земля по-прежнему как магнит притягивает новых путешественников, желающих прикоснуться к самым важным христианским святыням и реликвиям…

Никогда не прекращавшиеся паломничества в Святую Землю создали атмосферу религиозного воодушевления, в которой призыв Урбана II оказался понятен. Папа требовал от мирян, принимающих крест, не только освободить восточных христиан от мусульманского гнета, и тем самым проявить любовь к ближнему, но и отвоевать патримоний Христа – священный город Иерусалим, Гроб Господень и другие святыни, связанные с Христом, и таким образом выразить свою любовь к Богу. Наверное, неслучайно накануне крестового похода появилась приписанная папе Сергию IV фальшивая энциклика, которая напоминала христианам о разрушении Гроба Господня халифом Аль-Хакимом в 1009 г. и о необходимости защиты наследства Спасителя. Стремясь убедить своих слушателей в необходимости экспедиции на Восток, папа в своей речи на Клермонском соборе живописал картины осквернения святых мест неверными, рассказывая о глумлениях мусульман над главными христианскими святынями: «Иерусалим, пуп земли… почти земной рай. Наш Искупитель… освятил ее своими страстями, искупил ее смертью своей и прославил своим погребением… И этот царский город, находящийся в центре мира, ныне захвачен врагами и порабощен теми, кому неведомы пути народа Бога. Он страстно желает быть свободным и непрестанно молится о том, чтобы вы пришли ему на помощь».[6]6
  Roberti Monachi Historia Hiersolymitana// RHC Hist. Occ. P., 1866. Vol. 3. P. 729.


[Закрыть]