Текст книги "Продается дом с кошмарами"
Автор книги: Светлана Гончаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
Опрокидывая кружки, члены правления вскочили с мест. Сколько ни колотили они Пыню меж лопаток и ниже, сколько ни рубили его ладонями под дых, чтоб выбить фисташку, сколько ни вспоминали, что бы ещё такое сделать, ничего не помогло. Несчастный председатель мичуринцев через несколько минут испустил дух. Он остался лежать на полу неподвижный, синий, страшный. Пахло от него смертью и пивом, пролитым на рубашку.
Нелепая гибель Пыни потрясла мичуринцев. Им ничего теперь не осталось, кроме мести. Считается, что это блюдо надо подавать холодным, но от промедления оно всё-таки теряет остроту. Заместитель, друг и подельник Пыни, Вован Тартасов, он же Дрель, следующей же ночью окружил со своими ребятами избу старухи Каймаковой. У ребят имелись серьёзные пушки и большой опыт подобной непыльной работы.
Старуха, напротив, вела себя легкомысленно. Она даже не удосужилась закрыть ставни! Её окошко ярким желтком сияло в ночи, из-за занавески доносилось бормотание героев сериала «Единственная моя».
Но даже если б её ставни и были прикрыты и до упора прикручены изнутри болтами, что эти трухлявые деревяшки для ребят с Фокинского рынка! Ребята шли по саду тихим кошачьим шагом. Они видели, что за занавесками в горошек ясно проступает сутулый старушечий силуэт.
Дрель прицелился спокойно – так целятся в утку в парковом тире. Ни капли не дрожала его большая жёсткая рука.
– Брень! – звякнула пуля, отправившись почему-то не в бабкино окно, а в ствол вековой берёзы.
Берёза эта, в темноте почти не различимая, стояла далеко в стороне. На её стволе на уровне человеческих глаз была прибита жестянка – донышко консервной банки из-под килек. Кем прибита, когда, зачем? Скорее всего, на берёзе, на этой жестянке, некогда висел рукомойник.
Пуля странным образом попала именно в ржавое донышко! Срикошетив, она впилась в лоб человеку по прозвищу Дрель. Человек этот, как подкошенный, свалился в вонючую помидорную ботву. Кто-то из ребят бросился к нему, а остальные побежали к избушке, крича и беспорядочно паля.
Никому из храбрецов не суждено было добраться до проклятого окна – один в потёмках напоролся глазом на сухой и острый, как шило, сучок, другого тупо, но чувствительно что-то ткнуло повыше щиколотки. Много позже – слишком поздно! – выяснилось, что был это гадючий укус. Спасти парня не удалось.
После столь ощутимых потерь мичуринцы присмирели, но было уже поздно. Рок то и дело неумолимо гвоздил захватчиков Копытина Лога и подстраивал всякие мелкие, но противные каверзы – мышиные нашествия, перебои с электричеством, бездонные ямы на дороге, которые неизвестно откуда брались. Обычно машины дачников застревали в лесу, в паре километров от посёлка. Когда на другой день Бурезин слал технику, чтоб засыпать провал, дорога оказывалась ровной, как полотенце, а на месте вчерашней ямы лежал весёлый букетик ромашек.
Скоро мичуринцы совсем перестали рваться на природу. Как ни живописны здешние места, почти все решили свои дачи продать. Только никто дачи эти не спешил покупать. Слухи – и правдивые, и с тремя коробами прибавлений – ползли и ползли. К Костиному приезду посёлок совсем обезлюдел.
– Теперь одни Шнурковы, соседи ваши, всё лето на даче кукуют, – заметил профессор. – Однако им тоже тут не удержаться. Попомните моё слово: лет через десять на месте улицы Мичурина будет шуметь лес. Природа хрупка, но бессмертна. Она всегда возьмёт своё. А если не возьмёт, тогда и всему конец. Вспомните: брат академика Сеченова выпивал три ведра водки в неделю, однако…
Профессор вдруг осёкся на полуслове и весь обратился в слух. Он даже выпростал из своих зеленоватых кудрей небольшое красное ухо и, приложив к нему ладонь рупором, замер. Его красно-голубые глазки сделались неподвижны, как у манекена в бутике.
– Что такое? – удивился Костя.
Он пожал плечами. Что тут можно услышать? Кругом дичь да глушь, да шуршит в елях хвойный прибой, да какая-то птица иногда сварливо вскрикивает.
– Ложись! – вдруг скомандовал Безносов.
Тихо, но по-военному решительно скомандовал.
Затем он толкнул Костю в густой боярышник, который разросся на поляне. У старика оказалась тяжёлая рука – Костя отлетел в сторону легко, будто куль, набитый тряпками. Сам профессор рухнул рядом. Между собой и Костей он поставил ведро с дарами леса.
– В чём дело? – возмутился Костя.
Земля под ним оказалась сырой не в эпическом, а в самом буквальном смысле: к локтям и коленкам сразу прилепились заплаты из грязи, а уж к заплатам прилип лесной сор, вроде того, что пестрел в профессорской шевелюре.
Костя попробовал встать, но профессор схватил его за шиворот и ткнул лицом прямо в колючую траву.
– Молчите! – прошипел он.
Руку с воротника Кости он не снял.
Так Костя и лежал, прижавшись щекой к грубой щетине августовской травы. Ничего интересного он не видел, разве что какую-то зеленобокую козявку, которая перед самым его носом, мелко перебирая лапками, карабкалась по длинному стеблю. Это было скучное зрелище, зато Костя наконец расслышал треск веток и голоса.
Голоса приближались. Скоро чьи-то ноги (кажется, пары три) протопали по тропинке мимо боярышника. Стало по-настоящему страшно. Костя решил, что оранжевое профессорское ведро прохожие обязательно заметят. Что тогда делать?
Он скосил в сторону профессора глаз, укушенный комаром. Странное дело: разглядеть Безносова среди пестроты кустов оказалось невозможно. И ведро, и зелёная борода, и фиолетовые сланцы неразличимо вплелись в лесной узор. Даже надпись «Спецстрой» на комбинезоне казалась стайкой ромашек.
– Я кафы рыжие сам видел, – донёсся сквозь кусты голос такой хрипоты, какая нарабатывается лишь годами тяжёлой и неправедной жизни.
– Будем брать, – ответил другой голос, тоже хриплый, но с астматическим присвистом.
Хруст веток и хриплые голоса стали удаляться. Скоро они совсем стихли. Тогда профессор Безносов с поразительной лёгкостью поднялся на ноги. Он не стал стряхивать с себя новую порцию сухого былья и паутины, зато протянул руку Косте.
– Кто это такие? – спросил Костя, вставая. – Зачем мы от них прятались?
– Это Толька Пирогов, местный уроженец, – пояснил профессор. – Недавно отсидел шестой срок. Отморозок! Кажется, опять что-то замышляет – вот и дружки к нему откуда-то с севера прикатили. С такой компанией я с глазу на глаз предпочитаю не встречаться. Запросто грибы отнимут!
– Неужто и почечуйницу? – удивился Костя.
– Не исключено. Страшный человек Толька, непонятный человек, непредсказуемый. Знаете, какое у него погоняло, то есть кличка, то есть ник? Нога.
– Почему?
– Посмотрите-ка сюда.
Профессор указал пальцем на тропинку. Там на сыроватой почве довольно внятно отпечатался след громадного ботинка. Узорные следки соучастников бывшего зэка петляли рядом. Они казались игрушечными, хотя были самого ходового мужского размера. Если бы Костя сам не видел, как прошёл мимо него страшный человек Толька, ни за что бы не поверил, что Толькины следы подлинные.
– Вот так и рождаются антинаучные мифы о йети, снежных человеках всех широт и прочая лабуда, – заметил профессор. – Природа – вот творец всех чудес. Одно из них – ноги Тольки Пирогова. А женская красота разве не чудо? Это ж надо было додуматься приделать именно в этих местах эти штучки…
– Вы, Фёдор Леопольдович, наверное, биолог, – решил Костя.
– А вот и не угадали! Я радиотехник. Сейчас на покое и изучаю мать-натуру. Обратите-ка внимание на колючки, что прикрепились к вашим ляжкам.
Костя осмотрел колючки.
– Эти семена совершенны, – объявил профессор. – Мудрые творения природы! Путешествуя на вас, они жаждут продолжить себя в вечности. А грибы! Как-нибудь я покажу вам книгу академика Амирханяна. Это самый полный и глубоко научный труд о грибах. Кое-что есть по этой теме у немцев, ну, и вездесущие англичане… Только мура всё это! Какие в Англии грибы? Тогда как здесь мне лично довелось…
Профессор не замолкал ни на минуту. По лесу он шёл легко, как олень – Костя едва поспевал за ним вприпрыжку. Скоро вместо заветного местечка, где очень много хвороста, они оказались на деревенской улице. Причём деревня была незнакомой. Выглядела она куда исправней и цивилизованней, чем Копытин Лог.
– Конопеево! – объявил Фёдор Леопольдович.
Глава 4
Костя возмутился:
– К чему мне Конопеево? А где же хворост? Вы обещали!
– Проявите чуточку терпения, – сказал профессор. – Поверьте, будет вам и хворост, вот только в аптеку зайдём на минутку…
Делать было нечего. Костя поплёлся вслед за профессором к деревянному домику, в окнах которого были выставлены линялые плакаты с витаминами, мазями и памперсами. Поперёк глухой стены горело огромное слово «гандоны», выполненное красной краской из баллончика. Последняя буква вышла невнятной – очевидно, в момент её написания кто-то схватил автора за шкодливую руку.
Раздвинув резаную лентами клеёнку, которая защищала дверь от насекомых, профессор вошёл в аптеку.
– Здравствуйте, Леночка! Чудный сегодня день, не правда ли? А выглядите вы просто очаровательно! – с порога закричал он.
Его лицо зарумянилось, а глаза стали такими голубыми, что стали казаться ненастоящими. Зелёная борода раздвинулась в сладкой улыбке.
Предметом профессорских восторгов оказалась аптекарша. Была она лет тридцати, бледная худенькая блондинка. В своём белом халате она очень напоминала бесцветную редиску сорта «сосулька». И глаза были у неё узенькие, холодные, и нос тоже сосулькой, и помада на губах синеватая.
Радостные крики профессора ничуть не тронули Леночку. Не говоря ни слова, она принялась выставлять на витрину одинаковые коричневые пузырьки. На каждом пузырьке была этикетка «Настойка боярышника спиртовая».
– Вот ваш десяток, – сказала аптекарша скучным голосом.
Профессор налёг на витрину и молодцевато отставил в сторону грязную ногу в фиолетовом шлёпанце. Речь он завёл о своём, привычном – о природе, о женской красоте и академике Амирханяне. Иногда он вынимал из оранжевого ведра какой-нибудь гриб неестественной формы и то протягивал его аптекарше, то отправлял себе в рот. Аптекарша не отвечала ни слова. Она скромно смотрела в окно. Туда же глянул и Костя.
Вид из окна оказался скучным: по пустой улице среди разномастных кур ходил парадным шагом белый петух. У него были злобные глаза, а вместо хвоста торчал какой-то квач.
Через некоторое время послышался гнусавый рёв. Куры лениво расступились, и мимо аптеки на мотоцикле проехал участковый Бабай собственной персоной. Наверное, стёкла в аптеке были бракованные и сильно искажали картину мира, потому что таких широких мотоциклов, какой был под Бабаем, не делают нигде на свете.
Выезд Бабая поднял целую тучу белесой пыли. Окна аптеки заволокло, так что куры и злой петух вновь стали видны нескоро.
– А это молодой талантливый писатель, – вдруг объявил профессор и ткнул в сторону Кости пальцем.
Имя таланта он, кажется, забыл, зато аптекарша наконец улыбнулась. Даже блеснуло что-то её серых глазах – так рыбка мелькает под тонким льдом.
– И знаете, какая у таланта беда? – продолжил профессор. – Мёрзнет бедолага! Даже водка не помогает. Чего вы хотите? Пощупайте: слой подкожного жира у него нулевой.
Всё-таки пакостный оказался старик – такую чушь понёс про малознакомого человека!
Обидевшись, Костя пошёл к двери.
Аптекарша окликнула его:
– Постойте! Если вы мёрзнете…
– Я не мёрзну, – оборвал её Костя.– Просто я хочу растопить камин.
– Мы шли за хворостом в лес, – подхватил профессор, – однако ноги сами принесли нас сюда. Как всегда! Удивляетесь? Зря! Вы, Леночка, настоящий магнит! Мы хотели…
– Мне нужны дрова, – угрюмо закончил Костя.
– Дрова? Минуточку!
Аптекарша скользнула куда-то прочь. Скоро она вернулась с охапкой таких чудных, сливочной белизны поленьев, от каких не отказался бы и Бунин.
– У нас в аптеке отопление печное, никак газ не дотянут, – сообщила Леночка. – Дрова уже выписали на всю зиму. Берите! Нам хватит. И приходите ещё! Хорошие дрова, сухие, берёзовые!
– И к чему я вас в аптеку затащил? – сокрушался Фёдор Леопольдович на обратном пути.
Старик явно ревновал, но крепился.
– Это нонсенс, что женщинам нравятся писатели, – бормотал он себе под нос. – Даже самые невзрачные из писателей…
Костя попробовал его утешить:
– Поп-певцы нравятся женщинам ещё больше.
– Певцов у нас не бывает. Поймите, я на Леночку виды имею – когда-то это называлось «серьёзные намерения». Работает она теперь в Конопееве, а раньше была фельдшером у нас в Копытином Логу. Потом фельдшерский пункт прикрыли. Леночка через два дома от меня живёт. Скажите, когда-нибудь в жизни вы встречали такую красавицу?
– Встречал и получше.
– Лжёте! Где вам! Впрочем, вы видели её только за прилавком и не могли оценить формы.
– Формы чего?
– Да ну вас! Не слепой же вы? Сами перед ней так и рассыпались в комплиментах.
– Ничего подобного! Это не я рассыпался. Мне ваша аптекарша ничуть не понравилась.
Нести дрова в охапке было неудобно. Костя стал подозревать, что профессор нарочно выбрал самый трудный и извилистый обратный путь, чтоб помучить соперника. Дорога теперь шла всё время в гору, никакого ельника не было и в помине. Попадались лишь редкие осинки да какие-то трескучие кусты. Косте напекло голову. Очень хотелось бросить дрова и почесать коленки, исколотые мудрыми творениями природы.
– Не унывайте, юноша! – подзуживал профессор. – Писатель обязан впитывать в себя массу разнообразных впечатлений, чтоб потом облечь в слово радость, разочарование, боль, оргазм, тоску, восторг… Посмотрите лучше, как бодро шагают вон те женщины! Как лёгка их походка! А ведь каждой чёрт знает сколько лет.
– Это, наверное, дамы, которые видели, как спит Колчак?
– Они, сердешные. Травознавицы наши, целительницы-шептухи. Живучи, как галапагосские черепахи.
Три шептухи действительно показались в редколесье. Завидев их, профессор не стал валиться в кусты, как при встрече с Толькой Пироговым. Он весело раскланялся.
Старухи ответили сдержанно. Шли они порознь, на приличном расстоянии друг от друга. Поминутно они наклонялись, что-то срывали в траве и клали в свои громадные потрёпанные кошёлки. Все три шептухи имели зловещий вид. Оделись они по-походному, в несусветное тряпьё, и были друг от друга неотличимы, как сёстры-близнецы. Костя так и сказал профессору.
Тот захихикал:
– Никогда не рубите с плеча! Эх вы, писатель, инженер человеческих душ, как говаривал этот кошмарный товарищ Сталин! Нет, все три дамы очень разные. Вон та, в солдатских сапогах – Пелагея Демьяновна Пухначёва. Добрейшей души человек, но самогон варит отвратительный. Как можно спутать её с Марьей Афанасьевной Разиной, у которой весь нос в бородавках?
Теперь и Костя узнал старуху, наславшую смерч на Кристинку.
– А Матрёна Трофимовна Колыванова славится своей неуживчивостью, – продолжал Безносов тоном экскурсовода-энтузиаста. – Часто она дерётся с Разиной из-за ягодных мест. Узнать Матрёну Трофимовну легко по левому глазу, который всегда прикрыт. Глаз этот контужен шальной пулей её мужа-ревнивца, а окончательно вытек совсем недавно, накануне запуска первого искусственного спутника Земли.
«Меня теперь тоже – проклятый комар! – легко узнать по прикрытому глазу, – с горечью подумал Костя. – А ещё по репьям на затылке и занозам до локтей».
– Шептухи что! Вот ваша ближайшая деревенская соседка, Клавдия Степановна Каймакова, интереснейшая особа, – добавил профессор.
– Это та старуха, в которую стреляли?
– Она самая. Сильная личность…
Наконец-то показался Копытин Лог, и путники расстались.
Вечера Костя едва дождался. Как только смерклось, он притащил в гостиную дарёные поленья. Красивой кучкой, похожей на фигуру для городков, он разложил их в камине. Оставалось только чиркнуть спичкой.
Костя достал из кармана коробок, но тот оказался пустым.
Быть этого не может! Когда Костя отправлялся в лес, коробок был почти полным. Зажигать спички сегодня не пришлось. Может, есть другой коробок в другом кармане?
Нету! Да и не было никаких других коробков, только один. Почему же он пустой? Куда подевались спички? Не могли же они выпасть, когда профессор толкнул Костю в кусты. Или могли? Но тогда они бы вывалились вместе с коробком…
Костя не знал, что думать. Он слышал, что ловкие карманники обчищают клиентов, хлопая их по плечу, отряхивая от воображаемой извёстки или обознавшись и крепко обнимая. Но сегодня Костя ни с кем не обнимался. Правда, профессор ткнул его лицом в траву и держал, положив руку на загривок, но коробок-то был во внутреннем кармане на груди! Туда профессорская рука не добиралась. Да и к чему профессору воровать спички?
Костя окончательно разозлился. Нет ничего глупее, чем сидеть перед холодным камином и смотреть при электрическом свете на домик из поленьев. Надо что-то делать! Магазин, конечно, давно закрыт, но разве Копытин Лог необитаемый остров?
Костя вышел на пустую, померкшую улицу Мичурина. Темнота пахла грибной сыростью и трещала грустными песнями кузнечиков. Идти в сторону заброшенной дачи не хотелось, и Костя повернул к Шнурковым.
Там горели окошки, весело ухала музыка и противным голосом орал ребёнок. Во дворе, у самой калитки, двое горячо беседовали. Из-за кустов и темноты разглядеть их было невозможно.
– Неправда это, Ир! Фигня! Врут, – бубнил мужчина.
– Я знаю всё, – отвечала женщина, и низкий голос её дрожал. – Только не надо оправдываться. Я этого не выношу.
– Чего мне оправдываться? Я тебе никогда не изменял. Что?.. Ах, это? Ну, почти не изменял. А конкретно со Снежанкой никогда!
Раздался сочный звук. Такой звук Костя много раз слышал в кино, когда один герой лупил другого кулаком по мужественному лицу. Однажды даже показали по телевизору, как такой звук получается: сидит кинематографист и бьёт изо всех сил по кочану капусты.
Неужели Шнуркова ударила Шнуркова кулаком?
Похоже, ударила: Шнурков сразу пошёл на попятный.
– Ну, Ир, один всего только раз! По пьяни! – заныл он.
– Где один, там и два, – заметила Шнуркова строго, и снова раздался звук, похожий на удар по капусте.
Костя решил, что лезть в разборку незнакомых людей со своими спичками бестактно. Он побрёл дальше.
Улица с каждым шагом становилась всё темней и неуютнее. За мрачными заборами высились нежилые дома. На их калитках белели зловещие бумажки «Продаётся». «Тут легче дачу купить, чем раздобыть спичку. Скорей бы Колдобины вернулись! Загорают где-то себе, а я, как дурак, неизвестно что тут стерегу, – злился Костя. – Гиблое местечко! Вот куда теперь податься? Где спички брать? Надо в деревне идти по домам. Интересно, отпускают ли тут на ночь собак? Впрочем, собак и днём не видно… И можно ли узнать в потёмках дом профессора Безносова?»
Костя вернулся к колдобинской даче и через дыру в заборе проник на тропинку, что шла вдоль обрыва. Он огляделся: ни луны, ни огней. Темно, как в подвале! Земля будто специально к ночи покрылась буграми и ямами – Костя то и дело спотыкался.
«Не хватало ещё здесь шею свернуть!» – подумал он и потому не стал разыскивать профессорскую избу, а постучался в окно первой попавшейся.
Окошко выглядело приветливо: ставни не закрыты, желтеет за занавеской симпатичная слабосильная лампочка, из телевизора несутся позывные КВН.
На Костин стук к окну приблизилась старушечья фигура. Тощей рукой она сделала знак войти со двора.
Как ни удивительно, у старухи и калитка во двор была открыта, и собаки не водилось. «Всё правильно! – решил Костя. – Местных бабок и без собак боятся, как огня. Ведьмы! Кажется, именно эту профессор назвал сильной личностью?»
Сильная личность выглядела убого.
– Извините, пожалуйста, – вежливо забормотал Костя. – Дело в том, что у меня кончились спички, и я…
Старуха пошире распахнула дверь:
– Проходите, проходите…
Костя знал, что разучиться плавать невозможно. Но он тонул!
Снова и снова он медленно шёл ко дну. Липкие водоросли не давали шевелить ногами, на руках повисли кошёлки, бросить которые почему-то нельзя.
«Помогите!» – кричал Костя.
Он кричал душой, потому что неподвижные связки и язык, толстый и неживой, как огурец, не могли издать ни звука. Кругом была вода – непрозрачная, тусклая. Вот проплыла перед носом большая жаба, небрежно сдвигая и раздвигая длинные ноги. Рядом текла по подводному стеблю улитка. Узкие рыбки, похожие на ножички, блеснули и исчезли.
Над головой тоже вода. Так много, так много мутной воды… Она давит на макушку, вбивает в глубину, в черноту, в ил!
«Помо…»
«Фу! Вечно гадость какая-то приснится! Тону уже вторую ночь. Ещё бы: в каждом углу торчит Айвазовский!»
Костя вылез из гостевой кровати (бельё для неё полагалось розовое, как обои) и отправился на кухню. Там он съел крайне невкусный завтрак, который состоял из колбасы, хлеба и чая. Хлеб на вольном воздухе Копытина Лога затвердел, как кирпич. Ярлык чайного пакетика вместо того, чтобы висеть снаружи, ловко юркнул в чашку. Костя долго вылавливал его ложечкой, вилкой и пальцем, но ничего не вышло. Зато с первым же глотком ярлык влез Косте в рот. Выплюнув его, Костя решил: хватит ерунды, пора заняться творчеством. День выдался подходящий, серенький. Главное, не думать про спички и камин…
Кстати, как там камин? Костя совершенно не помнил, что случилось с ним вчера, после того, как старуха из ближней деревенской избы дала ему спички и угостила чаем с мятой.
Кроме мяты, эта ведьма в чай наверняка и бузины подмешала! Ведь во сне, перед тем, как попасть в мутную воду с жабами, Костя ел какие-то странные пироги. Затем он пел на американском английском, а старуха играла на баяне. Да, приплёлся ещё тот старик с сизым носом, что позавчера заглядывал в заборную дыру вместе с профессором. Старик танцевал вприсядку, и при этом пылал камин. Или не пылал?
Костя нарочно сходил в английскую гостиную и заглянул в камин. Поленья немного обуглились, но не прогорели. Значит, огонь всё-таки был. А старик? А баян? А пироги?
Стоп! Хватит задавать себе дурацкие вопросы!
Костя вернулся в розовую комнату. Он сел за ноутбук и перечитал первые фразы нового романа. Они удались на славу: «Вечерело. В высоких сапогах Баррекра хлюпала зловонная жижа».
Костя задумался. Хорошо бы теперь от жижи перейти к поединку оборотней… Но в эту минуту на крыльце постучали. Громко постучали, настойчиво.
Открывать Костя не собирался. Вчерашнего танцора он решил не пускать и на приглашения профессора Безносова не откликаться. Пора взяться за ум!
Прежде чем сделать вид, что его нет дома, Костя всё-таки высунул голову в форточку. Надо же знать, кто из местных ненормальных ломится?
На крыльце стояла соседка Шнуркова – блондинка, загорелая, как папуас. Она барабанила в дверь кулаком.
Костя спустился открыть.
– Здравствуйте; меня зовут Ирина Шнуркова, мы тут рядышком живём, – сказала соседка и по-хозяйски пересекла прихожую. – Кирюшка предупредил, что вы здесь жить будете, что вы писатель; я сама много читаю. Ваше что-нибудь я тоже почитать могу. Вы пишете женские романы? Нет? Но я и ваше попробую; я не работаю, надо же чем-то заняться. На даче так скучно; мне нужна ваша помощь.
Всё это Ирина выпалила, не глядя на Костю. Похоже, лёгкие у неё были могучие: на одном вдохе и одной ноте она могла выговорить очень длинную фразу. Вот только голос её дрожал – совсем как вчера у калитки. Интересно, какого рода помощь ей нужна? Бить неверного Шнуркова? Но с этим она прекрасно справилась бы и сама. Крепкая, смуглая, в белых шортах, белой майке и кроссовках, она выглядела очень спортивно. И лицо было у неё энергичное, и кулаки увесистые.
– У меня пропал брат, – вдруг сообщила она совсем упавшим голосом.
– Как пропал? – не понял Костя.
– Второй день его нет; я думала, может, он к вам зашёл? И вы загуляли, нет? Он тоже молодой человек, ему здесь скучно; мог притащиться к вам, напиться до соплей и свалиться, ничего не помня. Нет?
Костя пожал плечами. Вчерашний вечер он помнил плохо. Кто-то вполне мог напиться и до соплей. Однако здесь, на даче Колдобиных, утром никто не валялся. Дом пуст – Костя проверял.
– Боюсь, я совсем не знал вашего брата, – виновато признался Костя.
Ирина ему не поверила:
– Быть такого не может; все его знают, как облупленного. Вот его фотография. Видели его, нет?
Круглое коричневое лицо со снимка очень походило на энергичное лицо самой Ирины, тоже коричневое. Но главное, Костя в самом деле узнал парня-крепыша, что крутил педали на террасе Шнурковых. Кирилл ещё с ним поздоровался…
– Артур? – припомнил Костя имя мускулистого соседа в плавках.
– Точно! – обрадовалась Ирина. – Мой брат Артур Зайцев. Он к вам заходил, нет?
– Нет.
– Тогда где же он? Чего молчите? Признавайтесь!
– Ясновидящий я, что ли? – удивился Костя такому натиску. – Я вашего брата видел издали и только один раз. Было это позавчера, и выглядел он весёлым и бодрым. Вы лучше поспрашивайте старожилов!
– Я обошла всех. Никто ничего не знает.
– Может, он в город уехал?
– Не уехал: машина на месте, мобильник на тумбочке.
– Он мог уехать на автобусе, – предположил Костя.
– Не мог; он никогда не сядет в общественный транспорт. Да я про автобус уже спрашивала и здесь, и в Конопееве. Народу у нас мало – кто в автобус садится, примечают. Никуда Артур не уезжал! Как вы думаете, что могло с ним случиться?
Она с надеждой уставилась на Костю. Тот сразу вспомнил байки профессора про исчезнувших грибников, про любителей шашлыков, не вернувшихся из чащи. Лес, по которому они с Безносовым вчера бродили, сразу представился зловещим, полным угроз. Однако пугать женщину, даже такую крепкую, как Ирина Шнуркова, было нехорошо.
Костя изобразил на лице спокойствие и сказал:
– Думаю, Артур найдётся. Мало ли что…
– Что именно?
– Скажем, есть здесь поблизости привлекательные девушки?
– Откуда? – фыркнула Ирина. – Да Артуру девушки и ни к чему! Он боди-билдингом увлекается.
– А в лес он любит ходить? – осторожно спросил Костя.
– Вы что, смеётесь? Терпеть не может! Ни разу на природе не был. За калитку его не выгонишь – я, говорит, человек мегаполиса.
– Зачем же тогда он здесь жил?
Это был ненужный, бестактный вопрос. Ирина сразу помрачнела и вздохнула всей своей широкой грудью.
– У, чёртово местечко! – сказала она со злостью. – Сидели бы мы в Анталье, если б не… Короче, это неважно. Но здесь ума можно сойти! Сами поглядите: дебри кругом, народ дикий, соседи поразъехались. Голым можно по улице пробежать, и никакого эффекта не будет, потому что вокруг ни души. Что угодно тут может случиться. Вам не кажется, что у Боголюбовых кто-то завёлся, нет?
– Кто завёлся? Где?
Ирина ткнула коротким пальцем в сторону заброшенной дачи. Той самой, где полосатые шторы!
– Мой муж слабак, а вы писатель. Поэтому я хочу вам кое-что предложить. Одну вещь, – вдруг сказала она.
Костя струхнул не на шутку. Что за вещь? Только не любовь женщины, чьи кулаки молотят по физиономиям, как по капусте!
Всё оказалось проще и страшнее.
– Давайте прямо сейчас туда сходим, – сказала Ирина.
– Куда?
– К Боголюбовым.
– Я не пойду, – отрезал Костя. – И не упрашивайте.
– А вдруг там Артур? Где же ещё ему быть? Я всё обошла, и никакого результата. Разве вы сами не замечали, что у Боголюбовых что-то не так? У меня есть предчувствие… Пошли!
– Ни за что! Это незаконное проникновение – так, кажется, называется? За это и посадить могут. Если у вас есть какие-то подозрения, обратитесь в милицию.
– К Бабаю? К этому борову, который со всеми местными заодно? И это говорит писатель?
Костя даже попятился:
– Ну и что, что писатель? Не дурак же я, чтоб ни с того, ни с сего вломиться в чужой дом!
– Почему чужой? Я сто раз бывала у Боголюбовых. Это наши приятели; они в претензии не будут; ещё и спасибо скажут, что зашли, проведали, всё ли в порядке. Пошли, пошли! Только штаны наденьте подлиннее – там крапивы пропасть.
– А вы как же? Вы вообще в шортах.
– Вы мужчина или нет? – снова возмутилась Ирина. – Будете идти впереди и протаптывать дорогу.
– Может, лучше не надо?
– Вы что, такой же кисель, как мой муж? – спросила Ирина, и Косте показалось, что она вот-вот стукнет его по уху. – Такой же студень на ножках? Такая же мокрица в кедах?
– Я не мокрица, – неуверенно возразил Костя.
Этого было достаточно, чтобы Ирина вытолкала его в дверь и потащила к калитке Боголюбовых.
– У меня и ключ боголюбовский есть, – сообщила она. – Отобрала у этого недоделка, моего мужа. Вот вам палка, будете лупить по крапиве. Начинайте! Вот так! И топчите её, топчите!
Они пробирались к заднему крыльцу Боголюбовых так же медленно и трудно, как первопроходцы джунглей Юкатана. К прежним занозам и комариным укусам Костя добавил крапивный зуд.
У дверей он снова замялся:
– Всё-таки это незаконно…
– Ерунда, – отрезала Ирина, гремя замком. – Чего вы разнылись? Если что, скажете, что не местный и заблудились. Теперь жалюзи откройте – темно тут, как в заднице. А пылищи!
Пустые, почти без мебели комнаты Боголюбовых в самом деле выглядели серо. Застарелая духота пахла тленом. Уныло желтели полосатые шторы. Нетронутые круги паутины пристроились в самых неожиданных местах и были удивительно правильны. По ним, мелькая острыми коленками, в панике бежало к потолку несколько разномастных пауков.
– Здесь лучше ни к чему тут не прикасаться, – вздыхала Ирина, размазывая по белоснежным одеждам липкую пыль. – До чего место поганое! И вообще весь этот Копытин Лог… Не будь муж под подпиской, жарилась бы я теперь на солнышке в Дубае.
Даже представить страшно, как она загорела бы в южных краях!
– Ну вот, обошли все комнаты, и нигде никаких признаков жизни, – сделал вывод Костя, когда они вернулись к выходу.
На душе у него стало легко. Значит, страшная рука, задёрнувшая штору, всё-таки примерещилась!
– Есть ещё полуподвал, – вдруг вспомнила Ирина.
Костя только отмахнулся:
– Да ну его! Кто туда полезет, когда в комнатах такой простор?
– Вы сейчас полезете. Или вы такой же слизняк, как мой муж, нет?
Костя не пожелал числиться слизняком. Вместе с Ириной он ступил на неприветливую лестницу, которая круто спускалась вниз.
– Смотрите-ка, от задней двери тут кто-то дорожку протоптал, – вскрикнула зоркая Ирина, тыча пальцем в ступени.
Костя пригляделся и тоже заметил, что справа, у стены, пыли на ступеньках меньше. Спускаться в неизвестные потёмки расхотелось.
– Чего вы встали, как бревно? – поинтересовалась Ирина и ткнула Костю в спину необыкновенно крепким кулаком.
– А если там кто-то есть?..
– Не думаю; но если кто-то на вас нападёт, я его стукну вот этой лопатой. Я её специально в сенях захватила. Хватит болтать, вперёд!
И она снова подтолкнула Костю. Как выяснилось, орудовала она не кулаком, а черенком лопаты.
Пришлось спуститься в полуподвал. Там было так же пыльно, паутинно и уныло, как повсюду у Боголюбовых, и даже ещё сумрачнее из-за малого размера окошек, по-тюремному прорезанных под самым потолком.
