355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Светлана Букина » Неоднажды в Америке » Текст книги (страница 7)
Неоднажды в Америке
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 21:27

Текст книги "Неоднажды в Америке"


Автор книги: Светлана Букина


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Инфляция дружбы

Как нам в шестнадцать от любимых нужен

только взгляд!

Он, как монетка чистая, блестит,

А вместо той монетки три засаленных рубля

Нас не устроят к двадцати пяти.

ИВАСИ. «Инфляция любви»

Редкая дружба долетит до середины жизни.

Трудно на середине жизни найти настоящих, близких друзей.

Поэтому кризис дружбы у нас сейчас. Или кризис общения. Часто и того, и другого. Не у всех, и слава богу, но у многих.

Ах, как легко было дружить в юности! Само «дружилось» по большей части. В институте у всех были свои компании. Учились вместе, виделись каждый день. Часто шли к кому-нибудь домой и там гурьбой ели и пили, пели и плясали, болтали и зубрили, травили анекдоты и любили… Некоторые вообще в общаге жили и маячили друг у друга перед глазами практически круглосуточно. Нам тогда так немного надо было: некая общность интересов, отсутствие откровенной подлости или предательства со стороны другого и возможная, хоть и необязательная, близость социальных кругов.

Некоторые из нас в силу взаимодополняемости характеров сходились ещё ближе. В каждой большой «рыхлой» студенческой компании были ячейки своих в доску, от двух до четырёх человек. С ребятами из своей ячейки мы делились почти всем и готовы были идти с ними на край света. «Дружба» и «общение» были синонимами – мы дружили с теми, с кем общались. И наоборот. Вот так просто.

Потом мы выросли. И друг из друга выросли, как из старого детского пальто. Один направо пошёл – много денег нашёл, другой налево пошёл – коня потерял, а третий вообще до сих пор на развилке сидит, башку чешет. Разные образы жизни, разного возраста дети, неблизкие друг другу супруги, несхожие взгляды на политику, да мало ли что ещё…

Даже когда, вопреки всему, через годы, через расстояния мы сохраняем юношескую дружбу, общения всё равно не хватает. Мы ведь часто в разных странах живём, не говоря уж о разных городах. Недавно я ездила в Чикаго повидаться с несколькими институтскими друзьями. К счастью, мне с ними до сих пор хорошо и уютно, но мы чертовски далеко друг от друга обитаем и редко видимся. С теми, кто в других странах оказались, вообще раз в сто лет встречаемся. Так хочется частого, качественного общения с людьми, близкими по духу. Но не получается. Друзья уходят из нашей жизни: то путём духовного отчуждения, то физического удаления, а то и того и другого… Как в песне: «Друзья уходят, что же остаётся?»

Мы много говорили об этом там, в Чикаго. В какой-то момент общение начинает вращаться вокруг детей или их отсутствия. Я не могу ходить на поздние вечеринки, мне вообще трудно вечером куда-то выбраться. Лучше уж бранч какой-нибудь. Те, у кого маленьких детей нет и везде вазочки-безделушечки расставлены, моё семейство приглашать не рвутся, и я их не виню. А няньку нанимать каждый раз, когда хочется сесть и по душам поговорить, – так никаких денег не хватит.

Многие начинают дружить с родителями детишек, которые ходят вместе с их чадом в садик, лагерь, школу или кружки. Мои друзья из Чикаго так поступают, да и мы порывались. Только вежливый разговор за чаем – разговор ни о чём – с возрастом всё больше напрягает. Жалко жизнь на эту ерунду под названием «small talk» тратить. Хочется дружить с теми, с кем общаешься, и наоборот. В какой-то момент осознаёшь, что воплотить эту мечту в реальность с годами и с детьми всё сложнее и сложнее.

Возьмём, например, политику. А вместе с ней возьмём моего мужа. Мы оба консервативны, но я мирно консервативна, меня либералы не напрягают, а его – напрягают. Мы даже с парой человек во время выборов двухтысячного года рассорились. Они пытались моему мужу объяснить, почему надо за Гора голосовать, а он им высказал всё, что думает по поводу Гора и голосующих за него. Впрочем, я по поводу этих людей не очень переживала. У нас вообще мало общего было. Только дети одного возраста и родной русский язык. А этого, как оказалось, мало.

Насколько важны общий язык, общие культурные ценности и схожие политические взгляды для качественного общения? Можно ли быть друзьями, не имея ничего общего из вышеперечисленного? Если да, то как, о чём говорить? А если общее только что-нибудь одно из списка? Почему то, что пятнадцать – двадцать лет назад получалось само собой, теперь требует таких усилий?

Мне чертовски не хватает качественного общения в реальной жизни, поэтому искать единомышленников лезу в виртуальную. В Интернете людям не важно, что мой младший сын сносит все вазочки на своём пути, а старший не даёт никому рта раскрыть. Там можно отвлечься от диаметральной противоположности политических взглядов и сосредоточиться на общей любви к поэзии или классической музыке. Там можно с упоением и огромным удовольствием общаться с человеком, которого никогда не видела, понятия не имея, есть ли у него что-то общее с его виртуалом. Но это в Интернете. А в жизни дружба становится всё дороже и дороже…

И девочек наших ведут в кабинет

Когда Боря сказал, что Джим хочет жену из России или Украины по каталогу выписать, я чуть со стула не упала. Джим преподавал экономику у мужа в университете, и они сдружились. Доктор экономических наук, умница, денег зарабатывает кучу, на быстрых барышень не падок. Интеллигентный, мягкий Джим. Не очень вышел внешностью, зато вышел всем остальным. Я даже комментировала как-то: вот, мол, бабы дуры, за красавцами гонятся, счастья своего не знают. Ну не везло ему с женщинами, ну лет уже хорошо за тридцать, но по каталогу?! Он что, не знает, зачем эти дамы сюда приезжают и чем дело обычно заканчивается?

Первый раз я столкнулась с русской женой «по вызову» в колледже. Колледж был маленький, русскоязычных меньше десяти, и все друг друга знают; все иммигранты – беженцы, вроде меня. И вдруг в один прекрасный день появляется она. Высокая, рыжая, красивая бестия с потрясающей фигурой. Модель. Я как-то сразу себя маленькой и толстенькой почувствовала. Вот это да! Русская девушка, родители в Москве, как сюда попала-то? А просто. Американца в Москве сняла. Некий фотограф приехал в Москву на пару дней снимать репортаж для журнала, увидел её – и всё. Вызов прислал, привёз, женился. Год на улице не то девяносто первый, не то девяносто второй, из Москвы в Америку уехать – мечта. Она поначалу счастливая бегала, всему радовалась, учиться к нам пошла, а потом как-то…

Мужа мы увидели на какой-то вечеринке. Нет, совсем не урод, отнюдь не старик, но совершенно никакой. Невысокий серый дядя, лет тридцати с гаком (ей двадцать плюс-минус), работает тут и там фотографом, причём не на полную ставку, зарабатывает (как она нам рассказала) тысяч тридцать с небольшим и ничем не блещет, включая ум. Жена молодая на тот момент уже в Америке пообтёрлась, поняла, что кусочек полакомей может урвать, да и тридцать тысяч, в Москве тогдашней сумасшедшими деньгами казавшиеся, на местном фоне слегка поблекли. А дальше по книжке – получила грин-карту и тю-тю. Я ещё своему мужу тогда сказала: с ней-то всё понятно, но о чём мужики-то эти думают? Неужели не видят, что баба не по зубам? На что надеются? Ведь разница, искусственно создаваемая наличием разных паспортов в кармане, быстро стирается, а Крот Дюймовочке не пара.

Я потом ещё несколько таких пар видела. Один взгляд – и всё ясно. Высокая красавица модельного пошиба с очень средненьким молодым или немолодым человеком. Может, думаю, они всё понимают? Просто где они себе ещё такую бабу найдут? Хотят, воспользовавшись экономическим неравенством между державами, хоть годик пожить-пощеголять с красавицей? Или влюбляются по уши и совсем голову теряют?

Самый грустный случай произошёл с одним знакомым моего мужа, только в этой истории, наоборот, жену жалко. Знакомый был на самом деле просто приятелем приятеля, муж его и видел-то пару раз, но наслышан был. Дело в том, что молодой человек (назовём его Майком) серьёзно увлекался садизмом. Не шлепками там-сям, а по полной программе, с хлыстами, прищепками на сосках, шипами, наручниками, асфиксией и прочим подобным. Был он маленьким, чертовски некрасивым и вечно потным – прямо отрицательный герой из плохого романа. Стоит ли удивляться, что американки на него не клевали? Нет проблем – русскую выпишем. Причём не из Москвы, а из тьмутаракани, да ещё с ребёнком – чтоб ноги целовала. И она готова была. Целовать. Но поцелуи остались невостребованными. Ему другого было надо. Что там у них в спальне происходило, одному богу известно, только полугода не прошло, а она сказала, что хрен с ней, с грин-картой, она домой хочет. Но тут сыночек встрял. Ему лет 14—15 было. Ты, говорит, куда хочешь езжай, а я тут остаюсь. Что я, дурак, из Америки уезжать обратно в эту дыру? И она осталась ради сына. А приятель тот её потом видел – они ходили куда-то вместе, и она его выспрашивала про американских мужчин. Странные, говорит, американские мужчины. Наши ласку любят, а этим плётку подавай. Приятель как мог пытался объяснить, что Майк – нетипичный американский мужчина, что вот он лично как раз ласку любит. А она не верит. Глаза грустные. Хотела в Америку попасть – и попала. Чем дело кончилось, я не знаю; мы переехали, дети появились, и с тем приятелем муж уже давно не общается. Очень хочется верить, что она получила-таки свою грин-карту и послала Майка далеко и надолго.

Ни одного удачного брака «по вызову» я не видела. Один сценарий хуже другого. А тут Джим. Он ведь умный, он всё понимает. Что ему в голову ударило? «Надеется на исключение», – лаконично сказал мой муж, и на этом разговор закончился.

Джим получил каталог, посмотрел, почитал, выбрал пару-тройку претенденток и поехал знакомиться. Возвращается и звонит Боре: совет нужен. Джим сузил круг претенденток до двух и хотел узнать Борино мнение как бывшего жителя России, да и просто как друга и мужчины. Показывает он мужу две фотографии. На одной очередная модель. Москвичка, 22 года, красавица. На другой очень милая и симпатичная, но куда более земная женщина лет тридцати с хвостиком, из украинской деревни, с девятилетним сыном. Джиму, естественно, первая больше нравится: у него такой в жизни не было, а уж обхаживала она его в Москве… Боря ему: ты с ума сошёл?! Ты серьёзно думаешь, что она тебя хочет? Куда мозги подевал, доктор наук? И все вышеописанные истории ему рассказал. И про садомазохиста тоже. «А что, – спрашивает Джим, – та жена тоже сюда за грин-картой ехала?» Боря задумался. Да нет, та вроде счастья хотела, только не повезло ей. «Вот и вторая моя женщина то же самое говорила, – вторит Джим. – Там деревня какая-то, все мужики спились, а она ещё молодая, умная, хочет вырваться из всего этого и новую жизнь начать». «Вот и выбери её, – посоветовал муж. – Нечего за молодыми красотками гоняться, седина в голову – бес в ребро».

Потом мы гуляли на свадьбе Оли и Джима, потом переживали за них, когда у них долго не получалось ребёнка, потом ужасно радовались, когда получилось, причём дважды, а Оле было уже за сорок, потом наши дети вместе играли, пока мы мирно беседовали о жизни, потом… мы забыли, что подобные браки не работают. Только недавно вспомнили, в разговоре с кем-то. Нас уверяли, что браки по каталогу обречены. И они действительно обречены, если женщина хочет просто в Америку, а мужчина – воспользоваться американским гражданством и сорвать куш, который ему не по зубам. Но ведь бывают исключения: два человека, ищущих счастье, уставших от неудач. Какая разница, из каких они стран и как познакомились?

Исключения редки, но не случайны. Это не лотерея.

О богатых, которые не плачут

На свадьбе Джима и Оли мы оказались за одним столом с семейством Патнэмов. Если вы не живёте в Америке и не крутитесь в финансовых сферах, имя Патнэм вам может ничего не сказать. Поэтому поясню: Putnam – одна из крупнейших финансовых фирм США. А семейство, в честь которого компания названа, принадлежит к весьма узкому кругу американской аристократии. Вроде Кеннеди, Бушей или Вандербильдов. И вот один из отпрысков сего достопочтенного клана, George Putnam III (уже третий Жора), сидел в двух метрах от нас и, в отличие от меня, ни на секунду не задумывался, что делать с пятью вилками и тремя чайными ложками, лежащими перед ним.

Третий Жора не хотел быть…надцатым претендентом на престол родительской фирмы и открыл свою. Взял пару-тройку семейных миллионов на раскрутку, нанял Джима и кучу финансистов помельче, и дело пошло. Джим – доктор экономических наук, довольно крупный специалист в своей области, книги пишет. Он у них за главного по мозговой части – первая башка королевства. С Патнэмом он общался ежедневно и не мог, естественно, не пригласить шефа на свадьбу. А пригласив, не знал, куда посадить. Не с родственниками же. Решил почему-то, что мы составим Жоре с семейством хорошую компашку, и посадил с нами. Нам не оставалось ничего делать, как поддерживать весь вечер вежливую беседу с рядовым миллиардером и одним из наследников патнэмского состояния.

Третий Жора (какое счастье, что евреи называют детей в честь умерших родственников, а то представляете – Хаим третий, Исаак Исаакович, Арон младший – ужас!) был сух и немногословен. Джим потом объяснил: он с плебеями не якшается, хоть и вежлив до безобразия. Воспитание сказывается. Но что ты не его поля ягода, чувствуется сразу. Муж мой тоже, мягко говоря, не болтун. Поэтому общалась я с Жориной женой, которую звали, кажется, Сюзан. И вот что она мне поведала. Семейство Патнэм обитает в основном в Нью-Йорке, в Манхэттене. А Жорик свою фирму хотел открыть в Бостоне. Ну захотелось ему. И вот встал вопрос: где жить?

Я вам скажу где. У семейства нашёлся лишний дом в Бостоне. Туда они и переехали. Ну как описать вам тон этой фразы? Вот представьте, что вы пришли в гости к приятелю и пожаловались между делом, что порвали утром тапочки и теперь надо ехать новые покупать. А приятель говорит: «Слушай, я как раз случайно лишние купил вчера, забыл, что у меня уже одни есть. Давай я тебе тапочки отдам». Так вот Сюзан абсолютно непреднамеренно, в живой и непринуждённой беседе поведала мне о лишнем доме в Бостоне, как тот приятель о лишней паре тапочек. У них куча запасных домов, я так понимаю. Решил бы Джордж открыть фирму в Сиэттле, наверняка и там бы домик завалялся.

Дом, между прочим, в одном из самых дорогих пригородов Бостона, целая усадьба. Налоги на такое сокровище – тысяч пятьдесят в год, если не больше. Плюс уборка, садовники, счёт за свет-газ, кто считает. Содержание домика влетает как минимум в пару сотен тысяч в год. А он стоял несколько лет невостребованный, ждал своего часа. Час настал: третий Жора решил в Бостон переехать. А мог и не решить.

Одно дело теоретическое знание – ну миллиардеры, ну денег у них много; другое – болтать за обедом с симпатичной женщиной и слышать о случайно завалявшихся усадьбах. И понять, что между тобой и этой женщиной – пропасть, что случайно, волею судеб столкнувшись с этим миром, ты скорее всего больше не столкнёшься с ним никогда. Потому что миры наши параллельны, и когда они, вопреки всем законом экономики и геометрии, случайно пересекаются, Эвклид переворачивается в гробу одновременно с Адамом Смитом. И ещё понять, что богатые не плачут. Нет, деньги не спасают их от несчастной любви, разводов, неблагодарных детей и семейных склок. От этого вообще ничего не спасает, кроме известного всем лучшего средства от головной боли. Но проблем, преследующих простых смертных в повседневной жизни, у них нет. Я даже не говорю о бытовых проблемах – это вообще смешно. Это другая планета, куда посторонним вход воспрещён. Нужно переехать – есть лишний дом. Хочешь открыть свою фирму – папа даст сколько надо. Не нравится лучшая частная школа – найми дитяте светило по каждому предмету для частных уроков. У каждого ребёнка по паре нянек. Даже ночью они к собственным детям не встают. И о поступлении в университет не волнуются: подарят универу обсерваторию или спортзал, и чадо радостно примут куда угодно.

Сидит рядом со мной женщина, ей за сорок, внешность среднеобычная. Но одета в Шанель. Причёсана частным парикмахером. Персональный тренер, персональный повар.

У детей опять же няньки. Худа как щепка и выглядит как огурчик, особенно если учесть еженедельные походы в салон. Впрочем, никуда она не ходит – ходят к ней. И хочется сказать что-нибудь нехорошее, а нечего. Живут хорошо, двух детей растят. И не плачут.

Смешанный брак

Пару лет назад о них писали в газетах, а теперь всё затихло. Иногда я вижу их на улице: всех четверых, идущих в синагогу в пятницу вечером, или только одного-двух детей, играющих на площадке. Мне хочется поинтересоваться, спросить, как они, узнать, чем дело кончилось, но они меня не знают. Да хоть бы и знали – чего лезть людям в душу?

Живёт в Шэроне мать-одиночка, ортодоксальная еврейка. Городок наш небольшой, и знают её многие, особенно после судебного процесса, описанного всеми уважающими себя газетами штата. Если не знать предыстории, то отличить эту семью от других невозможно: евреев вообще и ортодоксов в частности в Шэроне пруд пруди. Обычная миловидная женщина, трое подрастающих деток – ничего особенного. То, что дети в результате всех пертурбаций остались нормальными, заслуга, безусловно, матери и общины – очень крепкая в нашем городе община. Впрочем, какими они вырастут после всего, что им выпало, остаётся только гадать.

Когда-то, лет 15 назад, симпатичная еврейская девушка познакомилась в колледже с не менее симпатичным молодым человеком из протестантской семьи. Обе семьи были в меру либеральны, а уж дети и того либеральнее. Религия интересовала их мало, смешанных пар вокруг было пруд пруди, и родители против союза не возражали. Каким там богам молились их предки, молодых не трогало. Ребята повстречались некоторое время, решили, что любят друг друга, и побежали жениться. В мэрию – религиозных браков нам не надо. Потом они несколько лет очень неплохо жили и троих детей народили. Я, честно говоря, не уверена, что произошло раньше – раскол в их отношениях или уход одного из них (а то и обоих) в религию. События эти были близки по времени и взаимосвязаны. Только в итоге муж стал ярым христианином, born-again Christian, и начал ходить в баптистскую церковь. А жена перешла в ортодоксальный иудаизм со всеми вытекающими отсюда последствиями. Супруги развелись, разъехались, а дети, как водится, остались с матерью.

Дальше начался кошмар. Каждые выходные приезжал отец, забирал своих еврейских ортодоксальных, в кипах и с пейсами, детей и увозил к себе домой, где в течение двух дней рассказывал малышам об Иисусе Христе, баптизме, Новом Завете, а заодно обещал, что гореть они будут в геенне огненной, ежели учение Христа-спасителя не примут. В понедельник – обратно к маме, к кошерной еде, Торе, иудаизму. Дети, как известно, народ впечатлительный, а описания ада у папаши получались хорошо. Даже слишком. Кому верить? За кем идти? Последовали истерики, неврозы, ночные кошмары. Перепуганная мать бросилась в суд. Нет, она не пыталась отнять у бывшего мужа право видеться с детьми. Отец у ребят был примерный: не курил, не пил, деньги исправно платил, детей любил, придраться к нему было невозможно. Она просто хотела, чтобы за визитами кто-нибудь наблюдал, не давал отцу проповедовать христианство и пугать малышей адом и медленным поджариванием на сковородке.

Тут начался цирк. Такого случая у нас в штате ещё не было. Противники смешанных браков, естественно, завопили: «А мы вам говорили!» Еврейские и христианские родители тыкали своих слишком оторвавшихся от религии и традиций деток носом в статьи об этом процессе. Газеты наперебой обсуждали, кто прав, кто виноват. Мать хочет здоровья и душевного покоя для своих детей – что ж тут не понять? С другой стороны, кто отнимал у отца конституционное право говорить с детьми о своей вере, центральной в его жизни? Опять же, претензий к отцу, кроме миссионерства, не было никаких.

В итоге мать суд выиграла. К отцу приставили наблюдателя и запретили плохо говорить об иудаизме или проповедовать христианство. Он аппелировал, причём не раз, рыдал в суде, что хочет спасти души своих малышей, но каждый раз проигрывал. Очевидно, суд решил встать на защиту детей. Кто бы ни был прав в этой истории, детям с матерью жить, в её общине, а рассказы отца подрывали их душевное здоровье, не говоря уж о психике.

После решения судьи истории об этой семье из газет исчезли. Дети подросли, хорошо выглядят, хорошо учатся. Хочется надеяться, что все их проблемы позади и по ночам они спят спокойно. Я вижу их бегущими в школу, идущими в синагогу… И спрашиваю себя: а можно ли было предотвратить эту трагедию?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю