Текст книги "Неоднажды в Америке"

Автор книги: Светлана Букина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Уехали явно не все. На обоих кладбищах полно народу. Для меня – непривычно полно. Тут надо пояснить для тех, кто не в курсе, как выглядят кладбища в Америке. Я не знаю, кто ухаживает за христианскими кладбищами (некие христианские организации, вестимо), а за еврейскими ухаживает консулат синагог, объединяющий все деноминации. Тут нет оград, их не разрешают строить. Нет цветов на еврейских кладбищах, это не наша традиция. Русскоязычные эмигранты приносят, конечно, цветы и даже венки по старой памяти, но их рано или поздно забирают.

Все, абсолютно все кладбища «отманикюрены», травка зеленеет, солнышко блестит, чистота, красота и благодать. Родственники приходят просто постоять над могилой и положить камушек (или цветы – уж какая там у вас традиция) на памятник.

Да вот только не приходят они. Пара человек тут да там, и то не всегда. Тратят сумасшедшие деньги на похороны (средний гроб влетает в несколько тысяч), устраивают пышные поминки, хоронят… и всё. Заняты все, часто живут далеко, а могилы ведь ухожены, беспокоиться не о чем.

У нас есть очень хорошие друзья – она украинка, а он коренной американец. Его родители умерли давно, в сравнительно молодом возрасте. Сначала трагически погибла мать, потом сгорел от преждевременной болезни отец. Сын их помнит, любит, фотографии на стенках висят, а на могилах не был лет десять. Когда его украинка-жена (тогда ещё новая) об этом узнала, то пришла в ужас и потащила мужа на кладбище. Как это, говорит, это ж твои родители! Цветы принесли, постояли, поговорили о них, поговорили с ними… Он ей очень потом благодарен был. Надо же, сказал, какая ты молодец. А мне бы в голову не пришло.

Так вот, шла я с Востряковского кладбища, поцарапанная и обкрапивенная, и думала думу горькую. С одной стороны, то, что в России так запускают могилы людей, у которых не осталось родственников (или остались, но не могут или не хотят приезжать), – это позор. Позор церквям, позор синагогам, позор государству. Нельзя так поступать со своими мёртвыми. Они не ничьи, они все ваши. Они на этой земле жили, работали, воевали, строили, рожали и умирали. Вокруг их могил как минимум надо полоть сорняки и очищать проходы. Денег нет – так субботник бы устроили. Собрали б народ, пошли на кладбище и расчистили весь этот бардак за день-два.

С другой стороны, как здорово, что люди приходят на могилы! Часто без машины, с тремя пересадками, потом на маршрутке, с веником и ведром в руке, в любую погоду, тратя большую часть дня… Но скажите, ухаживай в России кто-то за могилами бесплатно, ходили бы люди на кладбища в таких количествах? И ведь Россия – страна довольно централизованная. Если кто-то родился и вырос в Москве или в Питере, то вряд ли уедет оттуда в Псков. Возможно, конечно, но шансы невелики. А Америка – одна из самых мобильных стран мира. Люди переезжают постоянно. Поговоришь со стариками, так у них в среднем из пяти детей в часе езды от родителей живёт один. Обычное дело: старушка-мать доживает дни в Бостоне, один сын обитает в Калифорнии, другой в Техасе, а дочь во Флориде. В лучшем случае в Вермонте. А их дети будут жить в Северной Каролине, Вирджинии или Юте. Не поездишь.

А может, и не надо? Может, важнее жить в памяти, в рассказах, в молитвах, в тостах, в фотографических альбомах и в окружающих предметах? Камень ведь – просто символ, под ним гниющее тело, души там давно нет. Я, например, деда помню и своим детям рассказываю. И с мамой мы часто его вспоминаем. От того, что его памятник осел и затерялся в бурьяне, наши воспоминания не меняются. Лично мне память детей и внуков куда важнее, чем камушек на обелиске. И всё же… хочется, чтобы тебя навещали. Ну хоть иногда. Если честно, обидно, что не нашла дедушку. Не за него, а за себя. Хотелось поговорить с его портретом. Почему-то с портретом легче говорить, чем с абстрактным образом в голове, особенно если знаешь, что под портретом – он.

Американцы помнят своих родных, любят рассказывать о предках, показывать фотографии, вспоминать, делиться, улыбаться, смахивать слезу, залезать на стул в поисках старых альбомов и писать мемуары. На кладбища они ходят очень редко. Но иногда ходят. Проходят по тихим аллеям, по аккуратным рядам, чинно стоят у памятников. На этих кладбищах хорошо медитировать, думать, отдыхать душой. Вокруг работают брызгалки, поливают траву. Кто-то подметает дорожки. Да не кто-то, а работники, за которых мы все платим. Ответственность за могилы лежит на общине. Каждый по отдельности может быть забыт. Мёртвые – не забыты. Даже если на кладбище уже лет пятьдесят никого не хоронили, за ним будут ухаживать. Американское кладбище – действительно смиренное кладбище. И это лёгкая память, прогулочная. Как пыль стряхнуть с фотоальбома.

К российской памяти надо прорубаться через бурелом с веником и ведром в руке. И не медитировать, аккуратно положив цветочек, а причитать, жаловаться, хвастаться и делиться, обметая паутину и пропалывая сорняки вокруг ограды. И знать, что если ты завтра заболеешь и не придёшь, тут всё придёт в упадок, заржавеет и осядет в землю. Не даёт кладбище забыть, не отпускает. Дорого стоит эта память, да не деньгами берёт, а потом, временем, силами.

Какие разные жизни! Какие разные смерти! Какие разные жизни после смерти. Какая разная история и разная правда. На кладбище многое становится понятно про страну и про народ. А где-то там, наверху, летают души, все одинаковые – что русские, что американские, и слушают. «И пусть не думают, что мёртвые не слышат, когда о них потомки говорят» (Н. Майоров).

Просто жисть заокеанская

Свадьба

I. Благие намерения

По странному стечению обстоятельств моя страна и мой муж решили оформить со мной отношения в один и тот же день. Хватит, говорят, в грехе жить, пора гражданство/брак оформлять. А я что – я не против.

Свадьба пришлась на среду. Вообще-то, за свадьбами этого не водится, но нам очень хотелось совместить официальное празднование с неофициальным. Дело в том, что начало совместной жизни мы отсчитываем от того дня, когда я, собрав манатки, перебралась к будущему супругу в его крошечную однокомнатку, где мы стали счастливо жить да поживать, деля хату с тараканами. И хотелось нам праздновать именно этот день, а то, как говорит один приятель, сначала отмечаешь юбилей, потом отмечаешь ебелей, a водки на всех не напасёшься. Раз «ебелей» пришёлся на среду, мы и юбилей засунем туда же, радостно решили мы. Договорились с раввином совохупить (хупа – еврейская свадьба, если кто не знает) нас в его же кабинете, по дешёвке, в полдень. И пригласили семью и близких родственников. А кто ж ещё приедет в среду?

За две недели до окончания греховной жизни приходит пакет из иммиграционной службы. Приходи, говорят, в среду в 10 утра гражданство получать, а то живём вместе уже семь лет, неудобно как-то. Муж (тогда ещё будущий) предложил не беспокоиться. Он гражданство за несколько месяцев до этого получал, и заняло это буквально пару часов. Заберут, говорит, грин-карту, выдадут сертификат о натурализации, задерёшь клятвенно правую лапу – и иди домой. Но мы на всякий случай момент торжественного совохупления на три часа дня перенесли. В предбрачной суматохе умудрились не обратить внимание на то, что гражданство мне должны были дать в Флит-центре – огромном стадионе, где играют бостонские хоккеисты и баскетболисты, тогда как муж получал гражданство в маленьком правительственном здании, в каком-то актовом зале.

II. Гражданство

Итак, я еду получать гражданство. Для начала попадаю в непролазную, мёртвую пробку. До Бостона километров 30 (20 миль), даже меньше. Я ехала два часа. Ползла. Обматерила бостонский Биг диг (год на дворе 1997-й, весь город перекопан), всех водителей и их матерей, чёртову иммиграционную службу, два года тянувшую резину с моим гражданством, штат Массачусетс и ещё много кого и чего. Приехала в 11 и решила, что гражданства мне не видать как собственных ушей. На гараже Флит-центра вывешен знак «Мест нет. Гараж заполнен». Вокруг никого. Запарковаться в этом районе Бостона в будний день практически невозможно. А я уже на час опаздываю.

Объехав все соседние районы, чуть не схватив удар на нервной почве и окончательно испугавшись, что мне как злостно опоздавшей не только гражданство не дадут, но и какую-нибудь бюрократическую бяку устроят, минут через пятнадцать я чудом нашла место на тихой улочке. Вокруг жилые дома. Никаких знаков, запрещающих мне парковаться, вроде нет, да и чёрт бы с ним, в конце концов. Влепят штраф – переживу. Как заяц выскакиваю из машины и бегу к Флит-центру.

Захожу. Ничего не понимаю. Вокруг тьма народа всех цветов, говорят на десятках языков, дефилируют по коридору, не спеша проходят в зал. Бегу в зал. Спортивная арена медленно наполняется народом. Ничего ещё не началось, опоздания моего никто не заметил. Это при том, что на часах 11:30, а звали к десяти. Нам объясняют процедуру: по секциям будем спускаться вниз, по очереди сдавать грин-карты клеркам, сидящим на арене, получать сертификаты и возвращаться на места. Когда все свои сертификаты получат, будет перерыв, а потом церемония с речами конгрессменов, торжественной клятвой и т. п. Смотрю на арену: там четыре или пять клерков, которые никуда не спешат. Флит-центр забит до отказа. Спрашиваю у какого-то служаки, сколько это всё займёт. Да весь день, вестимо. Объясняю ему, что у меня сегодня свадьба. На что мне вежливо говорят, что в среду свадьб не бывает, расскажите вашей бабушке и что американское гражданство получают раз в жизни. Надо радоваться и гордиться, а не придумывать тут чёрт знает что.

Бегу искать телефон. Пока до нашей секции очередь не дошла (ещё пару часов ждать, я так понимаю), можно выходить из зала. Нахожу телефоны. К ним километровая очередь. И только стоя в очереди, я окончательно осознаю, что здесь происходит. Иммиграционные службы города Бостона пошли на рекорд. Во-первых, из-за новых иммиграционных законов куча народа, жившего в стране годами и в ус не дувшего, внезапно поспешила подать на гражданство. Во-вторых, 1 апреля 1997 года в Бостоне был рекордный снежный шторм, и около тысячи человек, которые должны были в тот день получить гражданство, не смогли попасть в город. Их присягу пришлось перенести на сентябрь. Короче, 17 сентября 1997 года в Флит-центре находилось почти пять тысяч человек. И всем этим людям как-то забыли сообщить, что ими будут бить рекорды. У многих кто-то из родственников и знакомых гражданство уже получил и рассказал, что займёт это пару часов; на пару часов большинство и рассчитывали.

В очереди царит паника. Люди истерически звонят всем, кому могут дозвониться, пытаются найти бэбиситтеров на непредусмотренный остаток дня, объясняют, что придут не в час, а неизвестно когда, а бабушке нужно вколоть инсулин, переназначают важные встречи. Кто-то что-то исступлённо твердит на непонятном языке… В туалете плачет беременная женщина: в Центре продают только хот-доги, претцелы и подобную дребедень, есть она это не может, её тошнит, а еды с собой не взяла, думала, что пару часов…

Из здания никого не выпускают, дабы взявшие сертификат не смотались без принятия клятвы. Мы в ловушке. Посреди всего этого довольно расхаживают иммиграционные чиновники. Они хотят всем рекордам свои звонкие дать имена. Я звоню домой – никого. Бегать, думаю, пошёл. Очень кстати. Звоню будущему свёкру, объясняю ситуацию. Перезвони, говорит, через час, я тут разберусь с ситуацией.

Пока жду, решаю купить чего-нибудь поесть. Ещё одна километровая очередь, ну да нам спешить некуда. Лезу в сумку и вдруг осознаю, что ключей от машины в ней нет. Вываливаю всё содержимое на ближайшую поверхность, переворачиваю сумку вверх дном – ключей нет. Понимаю, что ключи украли, пока я тут бегала кругами. Вокруг тысячи людей всех мастей, и найти ключи в этом вавилонском столпотворении совершенно нереально. Свадьбу, судя по всему, придётся на год перенести (ну запали мы на этот день в году, важен он для нас), «Мазду» мою любимую стибрили, жрать нечего… Настроение, мягко говоря, непраздничное.

Через час перезваниваю свёкру. Раввин, говорит, весь день у себя в кабинете, у него работы полно. Просил не волноваться, хупу сделает в любое время. Родственники подождут. Только мужа твоего нет как нет, второй час никто дома не отвечает. Почему-то отсутствие мужа меня в этот момент не трогает, я волнуюсь за машину.

Следующие несколько часов я помню плохо. Бегала, звонила (мужа нет!) безуспешно искала ключи, получила сертификат, опять бегала, не-помню-кто толкал речи не-помню-о-чём, клялась в верности Соединённым Штатам Америки, вышла не помню даже когда на улицу и побрела к своей машине, не надеясь её увидеть. Мне было уже всё равно: нервные силы кончились.

Машина, как ни странно, оказалась на месте. Но ключей нет. Телефонов вокруг тоже нет (как мы жили без мобильников?). Вокруг жилые дома. На улице пусто. День моей свадьбы скоро подойдёт к концу…

III. Приключения с машиной

Заглядываю в машину, проверить, всё ли на месте. И вдруг вижу: под сиденьем что-то блестит. Присматриваюсь – ключи! Впопыхах я уронила их на пол, а машину, естественно, заперла. Ура, ключи нашлись!

Что делать? (Про «кто виноват» скромно умолчим.) Иду искать признаки жизни и телефон. Через пять минут ходьбы нахожу крошечный магазинчик, кажется, книжный, и прошу разрешить воспользоваться их телефоном. Объясняю про свадьбу, про гражданство, про запертую машину… Мне, чувствуется, не верят, но решив, что раз уж я такую историю наплела, то позвонить куда-то действительно нужно, милостиво пододвигают телефон. Звоню в ААА, объясняю всё сначала и прошу приехать поскорее, отпереть машину: свадьба у меня. А мне в ответ уже знакомое: не бывает свадьб в среду, не придумывайте лишь бы что, только б влезть без очереди, приедем в течение двух часов, у нас полно таких.

Бреду обратно к машине, думая, что через два часа можно уже точно никуда не торопиться. Пока жду, пытаюсь чем-нибудь подручным всковырнуть замок. Ага, сейчас. Машина хорошая, японская, сработана на славу, не подцепишься. Неожиданно из соседнего подъезда выходит мужик с железной вешалкой и предлагает помочь «такой симпатичной девушке». На всякий случай сообщаю ему, что у «симпатичной девушки» сегодня свадьба. Дядя слегка вянет (спасибо, что хоть не упоминает про день недели), но уходить ему уже неудобно, и мы начинаем вместе ковырять машину вешалкой. Подозреваю, что изредка проходящим и проезжающим картина кажется забавной, если не подозрительной: средних лет мужчина в домашнем прикиде и молодая девушка в парадном кремовом костюме изо всех сил пытаются вскрыть стоящую на обочине машину. В полицию никто, по счастью, не позвонил. Видно, не очень мы вписывались в образ взломщиков. А могли бы и позвонить.

Мы уже расковыряли всю резину, огибающую стекло, а замок – ни в какую. Дядя неуверенно промямлил, что ему пора домой, и щедро предложил оставить мне вешалку. Он уже почти ушёл, но тут с нами поравнялись двое молодых парней весьма подозрительного вида. Была б я там одна, ни за что бы их окликнуть не решилась, очень уж парниши напоминали ребят, сбежавших из мест не столь отдалённых, но в присутствии мужчины с вешалкой набралась смелости и вежливо поинтересовалась, не помогут ли мне открыть машину. То, что произошло дальше, надо было видеть.

Я подобное лицезрела только в кино. Ребята остановились, переглянулись, кивнули. Один из них взял у меня из рук вешалку и буквально за секунду – я даже понять ничего не успела – открыл машину, после чего спокойно отдал мне вешалку. Парнишки, буркнув «u’re welcome» на моё прочувствованное «thank you so much», так же спокойно удалились. С некоторым усилием оторвав челюсть от земли, мужчина забрал свою вешалку и, пожелав мне весёлой свадьбы (ха!), ушёл домой.

Поездку домой не помню. Вообще. Весь промежуток времени между уходом дяди с вешалкой и прибытием домой безвозвратно утерян из моей памяти. Доехала, видать, на автопилоте. Прихожу домой. Времени уже… а чёрт его знает. Пять? Шесть? Мужа нет. Тут вспоминаю, что его не было дома целый день и на телефонные звонки никто не отвечал. Если раньше я на этот факт обращала мало внимания, благо своих забот хватало, то теперь не на шутку встревожилась. Мелькнула шальная мысль: может, сбежал из-под венца в последнюю минуту? Гоню её: не, не может быть. Объяснений, правда, тоже найти не могу. Тут замечаю, что на автоответчике горит огонёк. Быстро включаю автоответчик. Оттуда доносится буквально следующее:

– Светка, я в полиции. Я тут мужика сбил, то есть я его не сбил, но он говорит, что сбил, а я поспорил с полицейским, и он меня арестовал. Сижу в тюрьме в…

На этом сообщение обрывается.

IV. Я срок мотал…

Услышав такое, я вмиг забываю о свадьбе, гражданстве, машине и лихорадочно пытаюсь выбить из автоответчика остаток сообщения. Безуспешно: плёнка кончилась. Боже мой, где он сидит, что случилось, может, его выкупить надо? Непонятно, куда звонить и что делать. Звоню в полицейский участок. Не было, говорят, никаких тут происшествий, позвоните в полицию других городов. У нас вокруг таких маленьких городков – вагон и маленькая тележка, в каждом свой отдел полиции, и никакой общей базы данных. Как же, спрашиваю, полицейские в телевизионных шоу сразу находят, в каком городе сидит тот, кто им нужен? «А вы шоу больше смотрите по телевизору, говорят мне, – мэээм». С детства люблю, когда меня «мэм» называют. А ещё «мэдам». Сразу становится тепло на душе. Обзваниваю штук пять окрестных отделов полиции – ничего.

И вдруг поворачивается замок и входит муж. В беговых шортах и в майке, небритый и какой-то потрёпанный.

– Всё, я уже дома. Сейчас переоденусь, побреюсь и пошли жениться, а то поздно уже.

– Пардон (расцеловав и обняв), ты мне не хочешь рассказать, что произошло?

– По дороге расскажу, надо ехать, а то опоздаем.

То, что Боря рассказал мне по дороге, было ещё более невероятным, чем всё, что в тот день произошло со мной.

Итак, утром, поняв что вернусь я не скоро и надо как-то убить полдня, Боря решил побегать, но вспомнил, что давно хотел купить себе новые кроссовки. Он оделся для бега, сунул в карман кредитную карточку и права, взял ключи и поехал в спортивный магазин. Походил там, того, что нужно, не нашёл и собрался ехать в другой магазин. Выходит и видит, что около его машины ошивается какой-то очень потрёпанный негр, не то бомж, не то наркоман – доверия не внушает.

Надо сказать, что район наш не из бедных, чёрных в округе раз-два и обчёлся, а те, что попадаются, оказываются, как правило, адвокатами или учителями истории. И выглядят совсем не так. День будний, утро, парковка практически пустая, и неопрятный негр, явно ждущий чего-то у машины, выглядит более чем подозрительно. С другой стороны, машину он не трогает, агрессии не проявляет, и придраться не к чему. Боря садится в машину – негр не двигается. Стоит себе в паре метров от него и в ус не дует. Может, он ждёт кого-то, может, у него свидание с наркодилером тут назначено – кто его знает. Не будем брать в голову. Боря заводит мотор и трогает машину. В ту секунду, когда машина едва-едва, на пять сантиметров буквально, двигается вперёд, негр наш ловко бросается под колёса. Муж резко тормозит, но толчка нет, так что Боря абсолютно уверен, что задеть этого типа он не успел. Тем не менее негр начинает истерически орать, что его стукнули, что он не чувствует спину, что ему за это заплатят…

Дальше – больше. Приезжает полицейский. Негр ему рассказывает, что вот он тут стоял, никого не трогал, а этот мужик поехал прямо на него и у него теперь спина болит. Муж пытается вставить свои пять копеек, но милиционер ему строго так говорит, что он всё уже записал, всё понял и в показаниях больше не нуждается. Борька начинает кипятиться и кричать: как же так, это же всё враньё, он же… Полицейский ему опять спокойненько так: не кричите на меня, молодой человек, я всё записал, будете сцены устраивать – я вас арестую за оскорбление полицейского чина. Честно говоря, Боре и в голову-то не пришло, что полицейский это серьёзно говорит: он ведь не угрожал, ничего не делал, да он вообще тут в шортах и в майке, в очках своих толстых, кому от него вред? Это ж Америка, тут так не бывает, моя полиция меня бережёт… Короче, начинает он ещё более рьяно убеждать полицейского, что не виноватый он, и руками при этом размахивать. А полицейский вдруг вынимает наручники, на руках у Бори их застёгивает и начинает ему его права зачитывать. Приехали. Время 10 утра.

В полицейском участке Боря пытается объяснить, что это всё недоразумение, что у него сегодня свадьба, что он никого не трогал… Угадайте с трёх раз, что ему сказали про свадьбы по средам. И вообще, просто так никого не арестовывают. Единственным положительным моментом явилось то, что раз уж арестовали человека, надо у него показания взять, и у Бори появился, наконец, шанс выложить свою версию событий. Дальше опять повезло: полицейский, берущий показания (не тот, который арестовывал), позвонил в спортивный магазин и спросил, были ли свидетели происшествия. Как ни странно, свидетель нашёлся. Какой-то парнишка, один из работников, оказывается, собирал в это время тележки на парковке и всё видел. Более того, он дословно подтвердил Борин рассказ. План чёрного ублюдка содрать с нас деньги с треском провалился.

А вот арест за оскорбление полицейского остался в силе. Сидит муж мой в полицейском участке и не знает, что делать. Попросил адвоката. Ждал его пару часов; слава богу, разрешили хоть домой позвонить. Адвокат пришёл, каким-то удивительным образом поверил в свадьбу в среду, в глупость ситуации и в необходимость срочно выбраться оттуда, не повредив репутацию. Впрочем, может, ему верить и сочувствовать по работе полагалось. По крайней мере, он поехал с Борей в суд, поговорил там с кем-то и принёс следующую новость: надо признать себя виновным и заплатить сто долларов штрафа. Тогда отпустят и в личное дело не запишут. Мужик мой, правда, опять раскипятился. Какого хрена вину признавать, если он не виноват? Твоё дело, говорит адвокат, но тут твоё слово против слова полицейского, и угадай, кому поверят. А начнёшь артачиться – будешь ночевать в тюрьме, это уж точно. Зная своего мужа, я на 100% уверена, что он бы лучше в тюрьме неделю ночевал, чем виновным себя признавать, но мысль о том, что я его жду «у венца», что сегодня наш день и что все будут волноваться, убедила его в необходимости компромисса.

Потом они долго ждали свою очередь в суде, Боря признавал сквозь зубы свою вину, платил штраф, ловил такси, чтобы добраться обратно до парковки злосчастного спортивного магазина, где всё ещё стояла машина, и ехал домой.

Он рассказал мне свою историю, я ему свою… и мы испугались. Может, это знак какой? Что же это такое – в день свадьбы, причём у обоих? Не по себе как-то от такой кармы. Решили спросить у раввина, стоит ли нам вообще после этого жениться.