Текст книги "Похищение Елены"

Автор книги: Светлана Багдерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Выполняйте! – рявкнул трилионский царевич.

– Постойте! Что за шум? – Раздвигая стену воинов взглядом, в круг вошел высокий статный старик в длинной белой тоге.

– Ничего особенного, отец. Поймали стеллийских шпионов, и я приказал сбросить их с крыши.

– Это не простые шпионы, ваше величество, – вмешалась Елена. – Этот человек – мой бывший муж. Мы можем получить за него хороший выкуп или договориться о снятии осады. Объясните это вашему сыну, пожалуйста!

Царь Трилиона пожал плечами.

– Нам не нужны их вонючие стеллийские деньги. И если мы убьем Меганемнона, то осада исчезнет сама собой. Сбросьте их с крыши.

– Ты такой же мерзавец, как твой сынок, Антипод! – плюнул ему в лицо Меганемнон.

Тонкие губы царя исказились в неприятной улыбке.

– Париж, ты говоришь, что это стеллийские шпионы. А вы уверены, что их было только трое? И как они попали в город? И не проберутся ли по их стопам еще? Пытайте этого человека и выясните у него все, что сможете. А остальных сбросьте с крыши.

Стеллиандра подняли под руки и уволокли, невзирая на протесты Елены, вниз по узкой лестнице.

– Ну вперед же! – нетерпеливо махнул рукой Париж стражникам.

Тяжелый удар в грудь выбил из нее дыхание и привел Ивана в себя.

Что бы ни творилось в его частной вселенной, а в их общем мире его и Ирака собирались быстренько скинуть через парапет и пойти завтракать, и с этим приходилось считаться.

Иванушка изо всех сил стал упираться ногами, а мысли его в агонии заметались внутри черепной коробки, заполошно налетая на стенки, сталкиваясь и давя друг друга.

Иметь самое ужасное оружие во всей Стелле и ее окрестностях и быть не в состоянии использовать его? Ни королевич Елисей, ни отрок Сергий в такой нелепой ситуации не оказались бы, если бы даже специально старались. Но что он мог сделать, если руки, заломленные торжествующими солдатами за спину, уже хрустели в суставах, грозя вот-вот покинуть природой предназначенные для них места, а все заклинания работали только со снятым сапогом.

Все.

Кроме тр… кота и невидимости.

Но что от них сейчас толку! Только трилионцев удивлять…

Удивлять.

«Криббле, Краббле, Круббль!..»

Толкавшие его к парапету стражники ахнули, сразу и безоглядно поверив одному, не самому надежному, но самому настырному чувству – зрению.

Человек, которого они буквально мгновение назад держали в руках, исчез! Без следа! Прямо у всех на глазах!..

Боги Мирра!..

Пальцы, державшие пленника, непроизвольно разжались, и тут трилионцев поджидал второй шок.

У одного из них меч сам по себе вынырнул из ножен и воткнулся в плечо одного из солдат, державшего второго лазутчика, после чего сам же выдернулся и, скользнув по панцирю, ранил в шею другого солдата.

– Боги Мирра!..

– Это боги вмешались!

– Боги защищают их!..

– Чудо!.. Чудо!..

– Ирак, бежим!..

– Дураки! Это не боги – это черное колдовство, – первым опомнился рассвирепевший Париж. Он выхватил меч у ближайшего к нему стражника и сделал мастерский выпад в сторону Иванушки. – Смотрите, он просто невидим! Его можно убить!

И впрямь – меч царевича трилионского окрасился кровью.

– Бейте под меч, – кричал Париж. – Он там! Не уй…

И вдруг он повалился со стрелой в горле под ноги солдатам.

– Мими, сажай Масдая в сторонке и не сходи, мы сейчас же сматываемся! – раздался сверху божественный голос.

С эффектом, который он произвел на Иванушку, не мог бы сравниться даже сводный хор старших и младших богов Стеллы под руководством Дифенбахия, выбери они это место и время для своего выступления.

Над головами ошарашенных трилионцев просвистело нечто огромное, прямоугольное, сыплющее стрелами, и унеслось в район бассейна. А с неба на них свалился сгусток стали и ярости.

– Иван, сделайся видимым, не то я тебя порежу по ошибке! Ирак, отступаем к ковру!

Деморализованный, сконфуженный, оставшийся без командира отряд оказывал чисто символическое сопротивление, и наши авантюристы были уже в шаге от спасения.

– Щиты сомкнуть! – проревел сзади голос Антипода. – Взять их!

С царем на помощь своим растерянным друзьям подоспел свежий отряд раза в два больше, не видевший никаких чудесных исчезновений и появлений, а только трех вооруженных чужаков, которых надо было захватить или уничтожить.

Иванушка быстро огляделся, держа оружие наготове. На них со всех сторон медленно, но неумолимо надвигалась монолитная стена из бронзы и меди. Не меньше шестидесяти человек!.. Откуда их тут… так… так…

От резкого движения головой поплыли пурпурные круги перед глазами, все закружилось, трофейный меч со звоном упал на каменный пол, и он едва успел ухватиться за Ирака, чтобы не потерять равновесие.

– Ион ранен! – обхватил его испуганно стеллиандр. – Из груди кровь так и хлещет! Ликандр! Что делать?!

Иван ранен! Ах, чтоб тебя…

Волк дернулся было к другу, но вовремя вспомнил, что, повернись он лицом к Ивану, за спиной у него окажутся несколько десятков чрезвычайно недружелюбно настроенных аборигенов. Единственным средством, позволившим бы им убить двух зайцев и гораздо большее число стражников, было бы пламя из Иванова сапога, но и ради спасения собственной души Серый не смог бы вспомнить сейчас нужного заклинания, не говоря уже об именах тех чудаков-волшебников.

Оставалось одно.

– Мими! – завопил он что есть мочи.

Он хотел добавить, чтобы она скорее подгоняла ковер прямо сюда, пока сужающийся круг был еще достаточно велик, но не успел.

Стена солдат взорвалась щитами, копьями и шлемами, летящими (иногда вместе с головами) в разные стороны, и сквозь пролом в центр сужающегося круга ворвалось с низким злобным шипением отвратительное чудовище с головой гигантской змеи, телом льва и… нежным козьим хвостиком. Издав хриплое рычание и выпустив серпы-когти, страшилище бросилось на откачнувшийся в ужасе строй дворцовой стражи, и враг дрогнул.

– Убейте ее! Убейте ее! Убейте ее! – уже не кричал, а визжал Антипод. – Всех запытаю!..

Солдаты остановились, нервно переглянулись, быстро взвесили, кого они боятся больше – огромной свирепой химеры или своего царя, срочно перестроились и, снова сомкнув щиты, осторожно, бочком, по-крабьи, пошли в атаку. Несколько наиболее предприимчивых метнули в химерика копья. Одно из них оцарапало его, и он, разъяренный, снова бросился на мечи.

– Мими! Зачем ты его отпустила?! Они же его убьют! – не помня себя, заорал Волк.

– Как убьют? Не дам!

И в разорванный строй пронырнула Медуза, очень взъерошенная и взволнованная.

Само несоответствие жестокости кровавого противостояния и невесть откуда взявшейся пигалицы-подростка в голубой тунике и с полусотней тощих косичек поразило стражников, и оружие немного опустилось.

– Дева, уйди! – бросился к ней Ирак и, прикрывая собой, стал оттеснять ее от строя. – Что ты тут делаешь? Тебя же сейчас убьют! Спасайся! Беги отсюда!..

– Убейте их всех! Убейте! Немедленно! – выкрикнул еще раз приказ Антипод, и медно-бронзовая волна опять пришла в движение, смыкая ряды над павшими.

– Мими! На Масдае надо было прилететь!.. Теперь мы все – покойники… Сделай же что-нибудь! – отчаянно взмахнул руками Волк.

– Нет… Я не могу их превратить, – испуганно, но упрямо затрясла лохматой головой горгона. – Столько человек!.. Столько… столько много… Я не могу! Нет!

Копье ударилось и отскочило от каменной плиты рядом с Ираком. Еще одно, пролетев над головой Меки, пробило насквозь щит чересчур вырвавшегося вперед трилионца.

– Изрубить!.. В куски!.. В клочья!.. – заходился где-то за спинами солдат криком царь. – Всех!..

Строй ускорил шаг.

Ирак подтащил неподвижного Иванушку поближе к Волку, стараясь в то же время на всякий случай быть подальше от Меки, настолько, насколько это было возможно, не перебегая на сторону противника.

– Скорее! – отчаянно затряс Серый за плечо бледную, на грани нервного срыва Медузу.

– Я сейчас… Сейчас… Нет… – беспомощно шептала она, и слезы стояли в синих глазах.

Волк и Ирак приготовились к последнему сражению, образовав с химериком треугольник вокруг истекающего кровью царевича и испуганной Медузы.

– В атаку! Трусы! – надрывался Антипод.

Строй перешел на бег.

– А кто тут обижает нашу Мимочку? – уже второй раз за утро донесся трубный глас с небес.

– Это что еще за сброд мужланов, а? Я вас спрашиваю! – поддержал его другой, не менее трубный, но еще более неприятный.

Ни один дворец в мире не мог до того и вряд ли когда-нибудь после сможет похвастать такой большой, так мастерски исполненной скульптурной композицией воинов в полном вооружении, смотрящих с ужасом в небо, из белого и розового мрамора.

– Ниечка! Риечка! – буквально взвилась от счастья мгновенно вышедшая из ступора Мими. – Как я рада видеть вас!.. Вы не поверите!..

– Не поверим, – усмехнулась одна из горгон.

– Так, кто у нас тут еще есть? – незамедлительно перешла к делу другая.

Среди недвижимых изваяний мелькнула тень.

– Это он!

Один мощный взмах крыльев – и Медуза перемахнула через выставку военной скульптуры и оказалась прямо перед Антиподом.

– Вы – очень нехороший человек, – сурово нахмурившись, сказала она ему.

Он ничего не ответил.

Чугунные истуканы вообще очень редко говорят.

Одним ударом тяжелой лапы Мека отбросил его на лестницу, и болванчик, с грохотом пересчитывая ступени, покатился вниз.

В это время бледный как смерть Волк упал на колени перед царевичем. На груди у того, почти там, где сердце, медленно расплывалось и блестело ярко-красное пятно.

Не пытаясь нащупать пульс, он нервно дрожащей рукой быстро стащил со среднего пальца Иванушки серебряное кольцо старого Ханса, не сразу попав, надел его себе на тот же палец, возложил обе руки на голову друга, как показывал им когда-то старик, и сосредоточился.

Ничего.

Ответного импульса не было.

«Ну давай же, давай, милое, работай!..» – напрягался Серый изо всех сил.

Но все напрасно.

Кольцо было немо.

– Может, он умер? – раздался над ним мягкий незнакомый голос.

– Нет! – ни не секунду не задумываясь, яростно выкрикнул Волк.

– Тогда, может, я смогу помочь? Я знаю, где живет знаменитый лекарь Апокалепсий, и если вы полетите на этом вашем волшебном гобелене, вы там будете через несколько часов. Но нельзя терять ни минуты! – несколько нервно добавил говорящий.

Только теперь Волк поднял глаза.

Перед ним стояла молодая женщина в розовом гиматии, и на прекраснейшем лице ее были написаны неподдельное сочувствие, жалость и… и… страх?..

Впрочем, в присутствии Меки эта эмоция являлась преобладающей у подавляющего большинства людей.

– Где живет твой лекарь? – решительно поднялся на ноги Волк.

– На острове Фобос, – быстро ответила женщина. – Я покажу. Возьмите меня с собой…

Ловко лавируя между статуями, лукоморец помчался к Масдаю.

– Ну что, кто победил? – прошелестел ковер, поднимаясь в воздух.

– Мы. Иван ранен. Сейчас погрузим его и быстро – ты понял? – БЫСТРО полетим на какой-то остров недалеко отсюда, к знахарю. Дорогу нам покажут.

Откуда-то с улицы донеслись шум, крики и звон меди.

«На нас идут», – мелькнула мысль у Серого.

– Мека, Мими, Ирак! Быстрее сюда! – закричал он сверху, пикируя в центр каменного круга.

Втроем они бережно перенесли раненого на Масдая, женщина в розовом поспешно уселась рядом, стараясь расположиться как можно дальше от умильно поглядывающего на нее химерика, и ковер ласточкой взвился вверх, сопровождаемый, как президентский самолет истребителями, почетным эскортом из двух ухмыляющихся горгон.

Снизу, с лестницы, перекрывая звон меди и стоны умирающих, донесся яростный рев:

– Где ты, проклятая?.. Я убью тебя!..

Женщина вздрогнула и закрыла лицо руками.

Пролетая над городом, Волк рассеянно глянул вниз.

На улицах кипело настоящее сражение.

Одни стеллиандры старательно рубились с другими, а женщины и дети стояли на крышах и бросали всем подряд на головы цветочные горшки и черепицу. Словом, все развлекались, как могли.

«Однако шуму мы тут понаделали», – слабо подивился Волк и тотчас забыл бы об этом, если бы Ирак не бросился к краю ковра и не замахал кому-то внизу руками.

– Эй, Трисей, Трисей, мы здесь! Смотри наверх! Трисей!

– С края уйди, дурак! – рявкнул Масдай, но было поздно.

С последним, нелепым взмахом рук Ирак подстреленным лебедем закувыркался вниз.

Правильно заметил классик: «Рожденный падать летать не может».

Но, видно, в Книге Судеб для него была уже зарезервирована какая-то иная смерть, потому что вместо объятий мостовой сына Удала приняли в воздухе сильные руки быстрой Медузы.

Глаза их встретились…

И героини километров и килотонн прочитанных романов в один голос возопили от восторга, а вокруг стали распускаться метафизические розы и запели аллегорические соловьи.

– С тобой все в порядке, о доблестный юноша? – автоматически прошептали дрогнувшие губы Мими прочитанные где-то и когда-то строки.

– Благодарю тебя, о прекраснейшая из дев, – срывающимся голосом ответил стеллиандр, – за мое спасение…

– Для меня великая честь – спасти такого мужественного воина, как ты…

– Для меня честь – быть спасенным такой красавицей, как ты… – Кажется, он тоже где-то читал что-то подобное, но никогда не думал, что оно может когда-нибудь пригодиться.

– Твои слова для меня, безусловно, лестны, – зарделась она и потупила взор.

– Это не лесть… Ты действительно… Такая… Необыкновенная… – В поисках нужных слов молодой человек, у которого в школе любимым предметом была физкультура, экстренно перетряхивал мозги, но ничего подходящего больше не выпадало, кроме: – Но твои косички… косички… они так похожи на змей… иногда…

– Что?!

Соловьи испуганно замолкли, а розы попытались забиться обратно в клумбу.

– Я говорю, твои косички, – продолжал ничего не подозревающий Ирак. – По-моему, они просто замечательные! Я никогда таких раньше не видел! Это ты сама придумала?

– Сама, – от удивления и неожиданности соврала Медуза.

Иногда, если хорошо потрясти, из старого ридикюля на чердаке может выпасть бриллиант.

– Кхм, – отважно откашлялся Ирак. – Дева…

– Мими…

– Да, Мими… Какое ласковое имя… О волоокая Мими, чей стан стройнее кипариса… не старше тридцати лет… а губы… губы… как вишня… две вишни… только без косточек… и черешков… и листиков… а руки твои, словно… словно… у лебедя… крылья… без перьев… а плечи… плечи… тоже есть… как… как… у лебедя…

Волоокая Мими расширила свои большие очи и с открытым ртом слушала признания своего героя. Ни Изоглоссе, ни Хлориде, ни Полифонии – никому из героинь ее романов поклонники никогда не говорили ничего подобного!.. Вот это да!..

Что-то подсказывало Ираку, что над его комплиментами надо бы еще поработать, и он решил взять быка за рога, пока предмет его внезапного обожания не понял, что ему, собственно говоря, сказали.

– Не согласишься ли ты стать моей женой и войти в дом моего отца… если он когда-нибудь построит дом для себя? – отважно выпалил он.

Пораженная горгона чуть не разжала объятий, но вовремя спохватилась, сконфузилась, покраснела еще больше, вспомнила, что во всех книжках девушки берут тайм-аут на обдумывание этого вопроса, и едва слышно пролепетала: «Да».

– О, как я счастлив!..

– Ах, как я рада!..

И пусть кто-нибудь после этого скажет, что браки совершаются не на небесах.

– А кстати, почему мы летим по воздуху, как птицы, и не падаем?..

Доктор Апокалепсий выпрямился, вытер пот со лба тыльной стороной широкой ладони и пошел мыть руки.

– Дедушка, лечите же его скорей! – ухватил его за рукав Волк, стараясь заглянуть старику в глаза.

– Я мертвых не лечу, юноша. Его земной путь кончился еще часа два назад. Мне очень жаль, но теперь о нем сможет позаботиться только Эвтаназий, бережно донеся его до царства мертвых – Сабвея. Лекарства смертных тут бессильны.

– Но нет… Нет… Нет… Вы не поняли, – отчаянно замотал головой Серый. – Этого не может быть! Этого никак не может быть! Вы не поняли! Он не может умереть! Это… Это… Это неправда! Не верю, нет!.. Нет!.. Иван!.. Иванушка!.. Миленький!.. Что ж они сделали с тобой, уроды окаянные!.. Ванюшка!..

И Серый упал на тело друга, обнял его, как будто надеясь так передать ему кусочек своей жизни, и зарыдал.

– Как убивается-то… – сочувственно покачал головой Апокалепсий. – Наверное, это был его ближайший друг?

Ирак только молча кивнул.

– Похоже, они оба чужестранцы? – не унимался лекарь.

Ирак снова кивнул.

– Я так и подумал, – удовлетворенно хмыкнул Апокалепсий. – Такие нелепые педилы могут быть только за границей…

Серого как палкой по голове ударили.

Он вскочил.

– Что?.. – с ненавистью прищурился он и угрожающе двинулся по направлению к опешившему доктору. – Что ты сказал, повтори! Ах, ты!.. Да я тебя за такие слова… Да я…

– А что я сказал? Что я сказал? – в панике отступал старичок к своей хибаре. – Что я такого сказал?..

– Как ты нас обозвал?

– Вас? Кого – вас? – не понял Апокалепсий.

– Нас с Иваном! А?! Каким словом?..

– Вас с усопшим? – изумился лекарь. – Да что ж я, дикарь какой?

– А кто сказал: «педилы»? – обвиняюще уперся руками в бока Волк.

– Педилы? Я сказал, – недоуменно пожал плечами старик. – А что тут такого?

– Может, это у вас ничего такого, а у нас знаешь, что это значит?..

– Может, это у вас Дифенбахий знает, что значит, а у нас это значит «грубо сделанные сандалии»!..

Как воина, отважно сражавшегося и погибшего в бою, Иванушку решено было сжечь на следующий день на большом погребальном костре из священных пород деревьев, посвященных богам Мирра. Теперь только оставалось сообщить об этом решении Ликандру.

После истерического всплеска эмоций утром Сергий замкнулся в себе, и ни сочувствующий Мека, ни заботливая Мими, ни грустная Елена не могли пробить Вамаясскую стену отчуждения Волка, чтобы предложить разделить и облегчить его горе.

Он молча сидел рядом с телом друга, медленно раскачиваясь и уперев голову в колени, и не хотел ни есть, ни пить, ни замечать что-либо или кого-либо вокруг себя.

Удрученно покачав головой, Медуза отошла к своим сестрам после десяти минут безуспешных стараний покормить своего приятеля.

Последнюю попытку утешить знакомого, примирить его с печальной действительностью сделал Ирак.

– Послушай, Ликандр, – сочувственно начал он, осторожно присев рядом. – Ион был не только твоим другом – он был дорог нам всем. И теперь, когда он погиб, мы все плачем о нем. Но с этим ничего нельзя поделать. Мы все когда-нибудь умрем, и чернокрылый Эвтаназий унесет наши души в царство Хтона и Хризоморфы, откуда нет пути назад. И никому не по силам обратить необратимое, примирись с этим… Для живых жизнь продолжается, а мертвые обрели вечное существование в подземном мире. Ведь лишь однажды, как гласит античное предание, безумный певец Арфей, играя на кифаре, разжалобил сурового бога мрачного Сабвея и его жену и вывел из царства смерти тень невесты своей – Эврики, но и то, возвращаясь на землю, огля…

– Что? – вдруг четко выговорил Волк, поднимая голову.

– Я говорю, что возвращаясь на землю, огля…

– Он вывел ее, – не спросил, а констатировал факт Волк, и глаза его прояснились и заблестели.

– Нет, я же говорю, что, возвращаясь на землю, огля…

– Он ее вывел, значит, – задумчиво ударил кулаком по ладони Серый. – А раз так, то и я Ивана выведу. Нечего ему в чужой покойницкой делать. А ну-ка, рассказывай, где ворота этого вашего подземного царства И пусть им всем будет хуже.

– Но, Ликандр!.. Это же невозможно! Это же всего-навсего древний миф. Это опасно. Ты можешь остаться там сам на всю жи… сме… навсегда.

Один из бесчисленных входов в Сабвей, как подсказали заинтригованные горгоны, находился на соседнем острове – Деймосе, в двух часах лету от Фобоса.

Заросший полынью и бессмертником, Деймос был едва ли больше полукилометра в длину и приблизительно столько же в ширину. Посередине его возвышалась невысокая голая скала с маленькой и ничем не примечательной с виду пещерой у ее подножия, вход в которую неумело закрывал ядовитый плющ. Вокруг нее неохотно росло с десяток чахлых кипарисов.

Даже когда во всем мире ярко светило солнце, на Деймосе стоял серый промозглый безнадежный вечер, и низкое бесцветное картонное небо могильной плитой давило на психику смертных, навевая мысли о тщете всяческого существования.

– …Не надо!

– Но, Ликандр, ты сейчас вне себя от горя и не можешь реально оценивать…

– Не надо меня отговаривать, я уже все решил!

– Но это опасно!

– Ну и что?

– Ты можешь не вернуться!

– А могу и вернуться.

– Но никто еще не возвращался!

– Арфей вернулся.

– Это легенда!

– То есть неправда?

– Нет, это правда. Наверное…

– Тогда я иду. Все.

– Ну хорошо. А ты решил, на чем ты будешь играть?

– Играть?..

– Да, играть. Аккомпанировать себе. Ведь Арфей из легенды играл на арфе…

– Кифаре.

– Свирели!

– Синтезаторе!..

– …а у тебя ничего нет! Даже расчески!

Возбужденные голоса спорщиков разносились по всему острову, вспугивая заспанных летучих мышей и легкомысленных кукушек.

– У меня есть… У меня есть… У меня есть ковшик!

– ЧТО?!

– Ковшик.

– И что ты будешь с ним делать?

Потратив полчаса времени, три мотка тетивы, лист пергамента и медный ковш для умывания, Серый смастерил нечто, по форме напоминающее домру, а по звучанию – старую электрогитару. По кусочкам выбрасываемую с девятого этажа в пустой мусорный бак, подвешенный на столбе.

По конструкторскому замыслу это должна была быть балалайка.

– И ты умеешь на этом играть? – с подозрением спросила Рия, оглядев получившийся инструмент.

– Нет, – честно ответил Волк. – Но это и неважно. Ирак говорил, что главное – это умение петь. А уж петь-то я умею, будьте спокойны.

Отрок Сергий вообще не понимал, как можно не уметь петь. Это же было так просто! Сам он гордился своей способностью спеть одну и ту же песню десять раз подряд, и ни разу одинаково. Несмотря на поношения завистников.

И теперь настал его звездный час.

Он им всем покажет, что может творить настоящее искусство.

Если вернется.

– Ладно, пока. Без меня не уходите, – махнул на прощание рукой Волк и, отведя своим балаковшиком (или ковшелайкой?) в сторону бессильно истекающий ядом плющ, решительно шагнул в полумрак спуска.

После долгого и колдолбистого пути вниз перед ним наконец открылась черная река Винт – граница мира мертвых и мира живых, перейти которую можно было только в одном направлении.

Спрятавшись за кустом остролиста, Серый внимательно осмотрел поле предстоящего боя.

У хлипких мостков стояла, уткнувшись носом в зеленоватую сваю, большая плоскодонка, а в ней, закутавшись в залатанный плащ, развалился толстый мрачный лодочник.

Перевозчик душ.

Хаврон.

На берегу стояла и громко ссорилась толпа полупрозрачных белесых людей.

– Я первый умер – значит, мне первому и переправляться! – расталкивал локтями тени в воинских доспеха юноша в короткой сиреневой тунике, казавшейся в тусклом свете подземного царства не стиранной со дня изобретения туник как таковых.

– Все, кончилось твое первенство, Париж! – отталкивал его от пристани воин в трилионских доспехах.

– Ты самый первый погиб, еще утром! – поддержал его товарищ.

– Вот именно! И где ты все это время ходил, а?

– Я искал свою мать!

– Маменькин сынок!

– Моя мать – богиня, и она могла похлопотать перед Дифен…

– Жулик! – обрушился на него солдат в стеллийском панцире. – Даже тут обойти честных людей старается!

– Умереть достойно – и то не может!..

– Трилионцы – трусы! Дорогу стеллиандрам! – стали напирать тени сзади.

– Трилион – держаться! – раздался зычный голос откуда-то из середины.

– Хаврон! Лодку царю Трилиона и его…

– Ага, еще один жулик полдня по богиням бегал, умирать не хотел, пока мы проливали свою кровь за него.

– Подыхать-то никому не хочется!..

– Только других на смерть посылать спешил!..

– Это ты там был царь – а тут ты…

– Ах, так вы дерзить?.. Ну я вам сейчас покажу!..

Среди теней началась свалка.

В общей куче с быстротой ножей миксера мелькали руки, ноги, шлемы, сандалии, и то и дело бесплотный кулак одного пролетал насквозь бесплотный подбородок другого, чтобы встретиться с бесплотной пяткой третьего…

Хаврон равнодушно обозрел бескровное побоище.

– Я сказал – десять теней за раз. Разберетесь – разбудите, – ворчливо бросил он, завернулся в плащ и мгновенно заснул.

Пробуждение его было ужасным.

Вой и стенания истязаемых демонов, вопли и рев терзаемых вечными муками душ, визг листов меди, раздираемых великанами на полоски, показались бы по сравнению с раскатывающимися по водной глади Винта звуками сладчайшей музыкой небесных сфер.

А Хаврон был существом старым, больным, от стрессов отвыкшим…

Тихо охнув, перевозчик закатил глаза, схватился за сердце и обмяк. Обеспокоенный отрок Сергий, оборвав песню на полуслове и пол-аккорде, бросился бегом к старику, проносясь сквозь испуганно притихшие тени, как сквозь туман.

Он быстро пощупал своей жертве пульс – жилка на виске слабо, но билась.

Жив.

Но в сознание приходить и исполнять свои прямые обязанности упорно отказывался.

Серый на минуту задумался, пожал плечами, кряхтя, вытащил грузного лодочника на песок и, оставив его на попечение обескураженных теней, сам сел за весла, не забыв положить на дно Инструмент, как он гордо теперь его стал называть.

Первая преграда на пути к спасению души Ивана была преодолена, хоть и немного не так, как он полагал.

Оставалась сущая ерунда – обойти трехголового сторожевого пса Гербера и уговорить, разжалобить или обхитрить чету богов подземного царства – Хтона и Хризоморфу.

Как бы то ни было, оставлять за собой груду бездыханных тел в чужом монастыре Серому не хотелось, и он дал себе слово впредь подходить к выбору репертуара более осмотрительно, «Разлуку» больше не петь, а остановиться, пожалуй, на чем-нибудь повеселее. Например, на частушках.

Решив так, он с удвоенный энергией налег на весла, и через полчаса плоскодонка уже ткнулась носом в противоположный берег.

Метрах в десяти-пятнадцати от берега, прямо из черного холодного песка поднималась и уходила в небо стена из сероватого клубящегося тумана. По прочности и прозрачности она не уступала любой уважающей себя каменной, как быстро убедился разочарованный Волк.

Пришлось искать ворота.

Они находились тут же, неподалеку, метрах в ста вверх по течению напротив скрипучей щелястой пристани – видно, течением его снесло немножко сильнее, чем он предполагал.

Из калитки выглядывали три любопытные слюнявые морды знаменитого стража.

Серый передернул плечами, откашлялся – атмосфера здесь явно была не самая здоровая: сырость и липкая прохлада так и пробирали до костей – и ударил по струнам.

Не дожидаясь вокальной части, Гербер умоляюще заскулил в три глотки, замотал башками и быстро попятился в будку.

«Второй есть. – Довольный Волк щелкнул мысленно костяшками счет. – Остались еще две. В принципе их можно считать за одно препятствие. Это радует. И-и-эх!..»

И, распахнув калитку, он решительно ступил на дорогу из черного кирпича, обсаженную кипарисами и пирамидальными тополями. «Во дворец», – гласила надпись на стрелке, прибитой к полосатому столбику, и Сергий удовлетворенно кивнул головой.

Во дворец так во дворец.

Будем брать быка за рога, как выразился однажды царевич. Тогда Серый подумал, что более глупого выражения он еще не слыхал, и всем известно, что быка надо брать не за рога, а на прицел, если уж дело дошло до того, что хорошую племенную скотину приходится пускать на мясо. Если ты хочешь, конечно, чтобы на мясо ушел все-таки бык. Но было в этой дурацкой поговорке что-то такое заразительное, и запала она в память, и теперь вот вынырнула ни к селу ни к городу, напомнив лишний раз о том, кого он и так не забывал.

Ну что ж – держись, подземка!

И Серый ударил по струнам.

 
А шарабан катит,
Колеса стерлися,
А вы не ждали нас,
А мы приперлися!..
 

Так для потрясенной усопшей и не очень стеллийской общественности Сабвея открылись тридцать восемь минут сорок четыре секунды лукоморской культуры.

Потому что на тридцать восьмой минуте и сорок пятой секунде в затянутом фиолетовыми тучами низком небе прогремел гром, яростно сверкнула черная молния, ударившая почти под самые ноги отроку Сергию, и раздался гневный глас на грани нервного срыва:

– Кто из живых набрался столько наглости, что посмел потревожить покой мертвых?

Серый быстро затушил дымящиеся носки сандалий в клумбе с бессмертниками и вопросил:

– А с кем я, собственно, разговариваю?

– С тобой, о ничтожный смертный, говорит бог царства мертвых Хтон!

– Меня зовут Ликандр, и я пришел, чтобы забрать в мир живых тень моего друга Ивана!

– Ха. Ха. Ха, – было ему ответом.

«Ах, ха-ха-ха?» – мстительно подумал Волк и выдал на «бис» хит сезона – «Разлуку».

– Перестань! Перестань немедленно!!! – Неблагодарная аудитория и здесь не дала ему закончить. – Хулиган! Убирайся отсюда! Я сейчас поражу тебя молнией прямо в сердце!

– Не страшно! – бледнея от собственного нахальства, выкрикнул в ответ Серый. – Вы не можете убить меня здесь. К вам приходят души уже умерших, и над ними вы имеете власть! А пока я живой – я могу находиться здесь сколько угодно и делать что угодно!..

Громовой глас сконфуженно замолчал.

Инструктаж, проведенный Мими, не пропал даром.

Волк лихорадочно ухмыльнулся.

– Ну так что скажете, уважаемые? – снова выкрикнул он. – Отпустите его. Пожалуйста. Я вас очень прошу. Он попал сюда по недоразумению. Ему очень некогда, ей-богу!..

Снова тишина.

– Ну тогда, пока вы думаете, я спою вам еще одну свою любимую, – дружелюбно сообщил Серый. – Музыка народная. Слова народные. «Во субботу день ненастный». В Сабвее исполняется впервые, – торжественно, как конферансье на правительственном юбилее, объявил он и, не откладывая дела в долгий ящик, вступил:

 
Во субботу день ненастный,
Нельзя в поле работать…
 

Где-то недалеко, у ворот, завыл в ритм песни на три душераздирающих голоса Гербер, и вся вселенская тоска, безнадежность и отчаяние слились в этом пронзительном четырех-голосье человека и его друга.

Потревоженные души, мучимые неведомой доселе печалью, застенали, заплакали и заметались по всему подземному царству.

Казалось, еще чуть-чуть, и сама твердь земная и гладь небесная расколются от необъятного горя и прольются слезами мира наводнения и потопы.

– НЕТ!

– Стой! Перестань! – завизжал с неба истеричный женский голос.

– Ну хорошо. Давай, поговорим, – согласился раздраженный мужской, и перед отроком Сергием из ниоткуда материализовались две одетые в черное фигуры. И что-то во всем их виде намекало на то, что они были чрезвычайно недовольны.

Может, это были языки пламени, вырывавшиеся у супругов из ушей.

Может, молнии, плясавшие вокруг сжатых кулаков.

А может, просто такое выражение лиц, увидев которое в другое время даже Серый недолго думая перешел бы на другую сторону улицы, а еще лучше – города.

Но сейчас на карту было поставлено все, и времени на сантименты не было.