Текст книги "Убийство по лицензии"

Автор книги: Светлана Успенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

– Егор Максимович Титаренко – наш новый директор, – почти нежно отозвалась секретарша. При упоминании о директоре ее глаза загорелись знакомым Парнову влюбленным огнем. – Прекрасный человек, великолепные деловые качества… Но что я вам рассказываю… Вы, Алексей Михайлович, наверное, были хорошо осведомлены об этом, раз продали ему нашу фирму.

– Я продал фирму? – Парнов осекся. Перед глазами встал темный подвал, скрюченная фигура в углу, пачка бумаг на столе и его рука, с бесшабашной легкостью подписывающая один лист за другим, один лист за другим…

– Но это же была шутка! – закричал Парнов. – Розыгрыш! Это же не всерьез!

– Извините, мне пора работать, – холодно обронила Лариса и отвернулась.

– А-а-а! – что есть силы заорал Парнов и бросился наперерез к лифту. – Я вам всем покажу!

– Ненормальный! – взвизгнула секретарша, отскакивая в сторону.

Охранник вспомнил, для чего он здесь посажен, и кинулся оборонять лифт. Завязалась легкая драка. Через несколько секунд Парнов, скрученный железной рукой бывшего самбиста, вылетел через вертящиеся двери на улицу и некрасиво распластался на тротуаре. Прохожие неодобрительно оглядывались на него.

Трижды Парнов врывался в вестибюль собственной фирмы и трижды был выносим на улицу встречным ураганом. На четвертый раз раздраженный охранник поднял трубку и стал выразительно набирать 02. После этого бывший директор сдался.

В ожидании обеденного перерыва он нервно барражировал пространство перед офисом, с тоской раздумывая над тем, каких змей в лице секретарши и охранника он пригрел на груди. Он жаждал объяснений.

Лариса была как всегда пунктуальна. Даже конец света не смог бы изменить ее привычек. В тринадцать ноль-одна вертящаяся дверь вытолкнула наружу ее старообразную фигуру в мужском пиджаке и с кожаным портфелем в руке.

– Лариса, нам надо поговорить, – забубнил Парнов, идя следом за своей некогда преданнейшей работницей. – Объясни, что случилось… Ну, пожалуйста… В память о нашей дружбе, о нашей совместной работе…

– Идите за мной сзади, вроде бы мы незнакомы, – не разжимая губ, проговорила секретарша. – Если донесут директору, что я с вами разговаривала, меня уволят…

Они устроились за столиком в кафе. Лариса неумело прикрывала лицо рукой и все время нервно оборачивалась на звук открываемой двери.

– Я толком ничего не знаю, – тихо сказала она. – Неделю назад появился какой-то тип, предъявил документы и доверенность на свое имя и сказал, что вступает в права руководства. Я ничего не понимаю… Все бумаги у него в порядке… Он сказал, что вы продали ему все предприятия, а сами остались работать за границей… И еще он сказал, что все, кому не нравится такая ситуация, будут уволены… А вы знаете, как сегодня трудно найти работу. Я… Я так ждала вас, звонила вам домой… – Она сдавленно зарыдала, кривя рот и вздрагивая сутулыми плечами.

– И что же дома?

– Ваша жена тоже была в шоке. Сказала, что вы продали квартиру вместе с мебелью, а ее даже не поставили в известность. Она… Она тоже плакала…

– Где она теперь? – спросил Парнов с бьющимся сердцем.

– Сняла все деньги с вашего счета и уехала с каким-то молодым человеком, кажется, его зовут Влад.

– Куда?

– Не знаю… Не знаю… Ничего не понимаю… Что произошло? Вас так долго не было… Теперь вы появляетесь в таком виде… Вас били? Может быть, вам обратиться в милицию?

Парнов неожиданно быстро взял себя в руки. Он даже улыбнулся.

– Не надо никуда обращаться. Вот что, Ларочка. – Он по-отечески нежно положил ладонь на плечо секретарши. – Ты не поверишь, но это всего-навсего шутка. Да-да, шутка. Милый, дружеский розыгрыш.

– Розыгрыш? – Слезы еще блестели в глазах некрасивой Ларисы. – Как это?

– Да-да, именно розыгрыш. И самое смешное, что я из своих денег оплатил эту затянувшуюся шутку…

– Значит, все это неправда? – с надеждой в голосе спросила Лариса. – Значит, вы вернетесь?

– Конечно. Я сам долго не мог понять что к чему, но недавно до меня дошло. Это только шутка!

Лариса с сомнением посмотрела на своего шефа.

– Понимаешь, долго объяснять, но, поверь, это недоразумение, скоро все выяснится. Мне нужно закончить кое-какие дела… Шутка слишком затянулась…

Лариса шмыгнула носом, достала из портфеля носовой платок в крупную клетку и громко высморкалась.

– Я пойду, – сказала она. – Мне пора. Всего полчаса перерыва, а мне еще нужно в магазин заскочить…

– Подожди… Как мне найти этого Титаренко? – спросил Парнов.

– Не знаю. – Лариса безнадежно пожала плечами. – Свой телефон он мне не оставил, в офисе появляется редко. Говорит, если надо будет, я сам вас найду. Темная лошадка… Так я пойду…

– Подожди, Лариса… У меня совершенно нет денег… Ты не могла бы одолжить? Совсем немного, пока все утрясется…

Хлюпая носом, Лариса молча достала из кошелька две купюры по сто рублей и положила на залитый компотом столик.

– До свидания, Алексей Михайлович.

Громко сморкаясь, она вышла из кафе, ее сутулые плечи все еще подрагивали.

Парнов, оглушенный и обессиленный, остался сидеть за столиком. Оставалось одно последнее место на земле, куда он мог направиться.

Сейчас он появится… Он прибежит сюда затравленный, грязный, оборванный, униженный. Он будет ползать на коленях и умолять ее. Он будет униженно просить пощады. Будет – но она его не простит. Он должен выпить до дна всю чашу унижений. До дна, до самой последней капли. Чтобы в ней уже ничего не осталось. Ничего и никого…

А она будет смотреть на его мучения. Смотреть чужими глазами, но при этом будет знать о каждом его шаге. Он будет бросаться от надежды в бездну отчаяния, от восторга – к смертельной тоске. Как когда-то бросалась она. Она? Или та юная смеющаяся девушка на фотографии, выбегающая из моря. Счастливая на долю секунды, несчастная – на всю жизнь. Он не знает, каково это быть – всю жизнь на грани смерти, на грани безумия, на грани небытия. Пусть теперь узнает…

Он не знает, как это – когда слепящий миг счастья обрывается безжалостной равнодушной рукой и черная бездна отчаяния поглощает все вокруг. Он не знает, как это – прощаться с нерожденным сыном, стоя на подоконнике, лицом к бесконечному пространству, полному звенящей пустоты. Он не знает, как это – лететь сквозь семь этажей, будто проходить семь кругов ада, а потом на всю оставшуюся жизнь застрять в последнем, самом ужасном. Этот ад – и внутри, и снаружи. Она – изломанная, старая кукла… Слишком старая и слишком изломанная, чтобы кому-то еще пригодиться. Да ей это и не надо. В ней все умерло, живы – только мозг, только фантазия, только память… Да, ее память жива. И память требует – отомсти. Конечно, она может лишь сидеть в инвалидном кресле, неподвижная, как египетский сфинкс, безжалостная, как Парка, – богиня, вечно прядущая нить чужой судьбы. Она опутает его этой нитью, она совьет из нее крепкую веревку. И заставит его на ней повеситься. Конец его жизни – будет и для нее концом. Ей больше незачем жить… Цель ее существования достигнута.

Но сперва он узнает, как это – не жить той жизнью, которая тебе дана, не быть любимым, не ласкать близкого человека, не нянчить детей. Позволять сиделкам, а не ласковым рукам раздевать тебя и укладывать в постель. Если бы он знал, какие у сиделок холодные, равнодушные руки! Пусть он узнает то, чего никогда не знал. Пусть он узнает…

Двери особняка в «Нескучном саду» были распахнуты. Сильно пахло краской, свежие следы побелки вели из дверей по крыльцу. Изнутри долетали визгливые звуки пилы, басом жужжала дрель, доносилось уханье молотка. Шел ремонт.

Удивленно озираясь, Парнов вошел внутрь.

– Куда прешь? – раздался грубый окрик. – Не видишь, прохода нет!

– Мне бы Вешнева увидеть! – крикнул он куда-то в пустоту.

– Нет его, – эхом донеслось из гулкого помещения. – Не видишь, что ли, ремонт.

– А где он? Мне нужно срочно! – продолжал надрываться Парнов.

– Через месяц заходи, может, будет…

Парнов сидел на холодном бортике фонтана и тупо глядел на свои полосатые брюки, на пятно на коленке, очертаниями напоминающее паука. Казалось, жизнь кончена. Остается только умереть. Вокруг ни единой души, кто бы интересовался им. Он больше не нужен никому, даже себе самому.

Склонив голову с побелевшими, точно подмороженными утренними заморозками висками, он долго сидел, раздумывая над тем, что же произошло. Но нет, он не сдастся. Он будет бороться до конца.

Занавеска на одном из окон второго этажа старинного особняка слегка шевельнулась. За ней показалось бледное пятно. Чье-то лицо долго смотрело на печальную одинокую фигуру человека у фонтана, клонившегося головой на грудь. Кажется, уголки губ этого лица были приподняты, лицо улыбалось.

Парнов встал и, засунув руки в карманы, медленно побрел прочь. Занавеска на окне опала, бледное лицо исчезло.

Оставался последний человек в мире, более или менее лояльно расположенный к Парнову. Это была Лариса. Она жила на окраине города со своей престарелой сестрой-вдовой и слегка повредившейся в уме матерью. Парнов когда-то давно побывал у нее – завозил к ней старый, выработавший свой ресурс, безнадежно отставший от прогресса компьютер, который в качестве поощрения презентовал секретарше на ее тридцатипятилетие. Тогда в глубине души он надеялся, что на этом ветеране офисных баталий Лариса будет доделывать срочную работу. Теперь же этот выживший из ума ящик был его последней надеждой.

Целый день Парнов бродил по городу, забыв о еде и холоде. Он обдумывал ситуацию. Ждать целый месяц он не мог. Где ему жить все это время? В коллекторе? На вокзале? И питаться у «Братьев Иисуса»? Или идти па поклон к бывшим компаньонам – может быть, отстегнут ему по старой памяти деньжат? Только это вряд ли! Или заняться поисками неверной жены Кристины, присвоившей все денежки и бежавшей в неизвестном направлении с неким Владом? Ох, чуяло его сердце, когда он оформлял своей женушке право доступа к счету в банке, – не надо этого делать! Ох не надо!

На звонок в дверь никто не вышел. Парнов позвонил еще раз – опять тишина.

Секретарша появилась лишь поздно вечером, с сумками, полными продуктов, с портфелем под мышкой.

– Лариса, милая, – проговорил Парнов, вставая ей навстречу со ступенек лестницы. – Я к тебе, за помощью…

– Денег у меня нет, – мрачно сказала Лариса, желая сразу расставить точки над «i».

– Мне не нужны деньги, – покраснел Парнов. Он первый раз выступал в роли попрошайки. – Мне адрес одного человека посмотреть бы… У тебя же есть СД-диск «Вся Москва»?

– Проходите, – мрачно предложила Лариса, открывая квартиру. В нос шибануло острым кошачьим запахом.

На диске отыскалось сразу же шесть Константинов Вешневых. И старый приятель Дима Елисеев тоже отыскался сравнительно легко. Из массы однофамильцев и полных тезок он легко выявлялся по месту жительства – Кузьминки.

Обладателю такого списка предоставлялось широкое поле деятельности. Парнов с тоской оглянулся на вонючее тепло однокомнатной квартирки (как ему, бездомному, хотелось остаться в ней – хотя бы на одну ночь), подождал немного, не предложат ли ему поужинать (не предложили), и опять окунулся в сиротливую темноту сумеречного города. Первым делом он направил свои стопы на поиски школьного друга.

Глава 27

На одутловатом, с солидными брылями лице Димки Елисеева не написалось ничего, кроме неумело маскируемого раздражения.

– И как ты меня отыскал? – с неудовольствием отозвался он на явление в дверном проеме своего однокашника, с которым сутки назад расстался в подъезде дома на Тверской-Ямской при довольно странных обстоятельствах.

– Димон, выручи меня еще раз, – напрямик попросил Парнов. – Веришь ли, ночевать негде.

– Верю, – брюзгливо отозвался Елисеев. – Я же тебе предлагал на работу устроить… Говорю тебе, Алексей, хватит бомжевать! В твои-то годы! Ну, была у тебя неудача, так ведь от неудач никто не застрахован. Вот я, например…

Но все равно душ, еда и чистая постель были Парнову обеспечены – это он понял сразу.

Ранним утром сквозь дрему Парнов услышал, как супруга Елисеева раздраженно говорила мужу:

– Да, тебе хорошо… Ты на работу идешь, а я с ним остаюсь? А вдруг он меня изнасилует? Или обворует квартиру и меня ножом прибьет? Привел бомжа ночевать!

Хотя изнасилование этой даме не грозило, если бы даже она сама об этом очень просила, Алексей понял, что ему надо уходить.

– Давай я тебя довезу, – предложил однокашник, усаживаясь за руль старенькой, но бодрой «девятки». – Куда тебе?

У Парнова был уже заготовлен список адресов (шесть Вешневых). Лицо Елисеева, увидевшего список, вытянулось. Он понял, что не сможет вынести всех тягот и лишений мужской дружбы.

Однако ему повезло. Уже на третьем адресе (милая квартирка на улице Живописной, с видом на аэродром и игрушечные самолеты, парящие над домами) они попали в точку. Симпатичная девушка, открывшая дверь, подтвердила, что Константин Вешнев живет именно здесь, но в данный момент его нет дома.

– Скажите, он работает в фирме «Нескучный сад»? – спросил Парнов, его сердце билось в предчувствии удачи.

– Да, кажется, его фирма называется «Нескучный ад», – равнодушно подтвердила девушка.

– Как вы сказали? – встрепенулся Парнов. – «Нескучный ад»?!

– Ад? Какой ад? – удивилась девушка. – Я сказала «сад», вы не расслышали.

– Нет, я прекрасно расслышал, вы сказали «ад».

Молодая особа пожала плечами и возмущенно закатила глаза, не желая ввязываться в спор.

– А где Вешнев?

– Уехал в командировку, куда-то на Север…

– Надолго?

– На месяц или больше.

– А давно?

– Ну, может быть, с полчаса назад.

– Чем? Поездом? Самолетом?

– Самолетом.

Парнов, не оглядываясь, побежал вниз по лестнице.

– Вылет из Шереметьево-1! – любезно крикнула вдогонку девушка, сложив ладони трубочкой.

Елисеев выразительно посматривал на часы. Шел второй час его бесценного рабочего времени.

– Гони в аэропорт! – бросил Парнов, падая на сиденье. – Я его поймаю!

После часа бешеной гонки «девятка» Елисеева высадила пассажира около входа в аэропорт и, обрадованно визжа шинами, скрылась в голубой дали. Елисеев надеялся, что его дружеские обязанности полностью и навсегда выполнены.

В ближайшие два часа улетали три рейса на Север – на Архангельск, Мурманск, Воркуту. На архангельский рейс уже объявили посадку, на Мурманск регистрацию еще даже не объявляли, а на Воркуту регистрация уже закончилась. Парнов метался с вопросом о Вешневе между тремя стойками, где миловидные девушки в синей форме проверяли списки пассажиров.

– Таких справок не выдаем, – давали ему стереотипный ответ.

Бюро объявлений за скромную сумму стало взывать к невидимому Константину Вешневу и просило его подойти к справочному бюро. Но никто не спешил отзываться на страстные призывы. Около справочного бюро никого не было.

Парнов проверил всех пассажиров воркутинского рейса, вливавшихся тоненькой струйкой через контроль, – Вешнева там не было.

Не было его и среди пассажиров мурманского рейса, которые неторопливо подтягивались к стойке регистрации. В это время объявили окончание посадки на Архангельск.

– Пустите, я на минуточку, – умолял Парнов строгих служителей, чтобы его пропустили на летное поле. Напрасно – служащие аэропорта, кажется, уже родились со специально устроенным слуховым аппаратом, не пропускавшим никаких просьб.

Парнов метался по аэропорту. Пот тек с него градом, сердце прыгало до самого горла.

– Слышь, мужик, – ласково обратился к нему невысокий дедок в форменной тужурке грузчика. – Тебе на поле надо? Пошли проведу! Сотня.

Парнов обрадованно вцепился в рукав своего спасителя, свалившегося прямиком с небес.

Дедок завел его в небольшую каморку и протянул синюю куртку с нашивками.

– Надевай, – сказал он и строго добавил: – Только потом вернешь, понял?

Парнов обрадованно закивал.

Дедок, спокойно насвистывая какую-то мелодию, повесил на плечо моток свернутого в кольцо шланга, вручил Парнову ящик с инструментом и весело подмигнул: «Пошли».

Путаными переходами они вышли на летное поле.

– Во-он, архангельский-то, – кивнул старичок на белый лайнер, около которого толпились пассажиры.

Они подошли ближе.

– Его здесь нет! – панически охнул Парнов, оглядывая пассажиров в теплой одежде.

– Значит, уже там, в самолете, – развел руками дедок и, видя отчаяние своего спутника, предложил: – Сходи, внутри-то посмотри.

– Как?!

– Через багажный отсек. Там дверка в салон такая есть. Найдешь!

На грузчиков никто не обращал внимания. Багажный отсек был открыт. Подтянувшись на руках, Парнов залез внутрь и, наступая на чемоданы, баулы, сумки, пробрался в глубину. Пока он бродил в темном нутре самолета, посадка закончилась.

Багажный отсек захлопнулся, стюардесса задраила дверь пассажирского салона, трап отъехал в сторону, и самолет, подрагивая крыльями, покатился к взлетно-посадочной полосе. В своем брюхе он содержал одного безбилетного пассажира. Заяц сидел на чемоданах и с тоской раздумывал, что ему теперь делать. Кричать ли, звать на помощь или лететь зачем-то в Архангельск?

Самолет взмыл в небо.

– Клиент на месте, сценарий, начался, – послышалось в трубке сотового телефона. – Высылаю группу в район действия.

– Спасибо, – сухо поблагодарил голос с хрипотцой.

Голова с гладкими тусклыми волосами с облегчением откинулась на спинку кресла, тяжелые веки опустились, скрывая лихорадочный блеск глаз. Ну что ж, еще немного, и ее мечта сбудется. Как, оказывается, тоскливо и скучно, когда осуществляются мечты. Как обидно и грустно, когда цель жизни достигнута. Кажется, у нее осталось совсем немного сил, чтобы дождаться результата. Совсем немного.

Желтоватый палец с длинным ногтем надавил кнопку на столе.

– Костя, зайди ко мне…

– Час X наступил, – произнес Вешнев, входя в кабинет. – Клиент заглотил наживку. К вечеру будет на месте.

– Обзвони всех участников, предупреди – завтра вылет.

– Лучше послезавтра. Пусть он пока акклиматизируется.

– Хорошо, пусть… Как ты думаешь, Костя…

– Что, Раиса Александровна?

– Он догадался?

– Нет. Думаю, пока нет…

В архангельском аэропорту было холодно. Моросил мокрый дождь, переходящий в снег. Окончательно задубевший Парнов вывалился через багажный отсек и, не обращая внимания на удивленные физиономии местных грузчиков, зашагал на одеревеневших ногах к трапу. По лестнице уже сходили рваной цепочкой московские пассажиры. Вешнева среди них не было. Пока Парнов с надеждой всматривался в лица, появляющиеся из чрева самолета, пассажиры, дрожа от пронизывающего ветра, погрузились в автобус и уехали.

Парнов остался один на летном поле. Он растерянно оглядывался по сторонам, не зная, что делать. Вновь залезть в самолет и там ждать обратного рейса на Москву? Опять с ним случилась старая история – он один, в чужом городе, без документов и денег.

Вдруг он заметил неподалеку на летном поле белую машину с тонированными стеклами. Яркая надпись на ее борту разлетелась от капота до багажника. Надпись гласила: «Нескучный сад».

«Встречают Вешнева, – догадался Парнов. – Отлично, и я его встречу…»

Он подошел к машине и молча сел на заднее сиденье. Шофер – лысый парень в кожаной куртке – равнодушно погасил сигарету и спросил:

– Ну что, шеф, трогаем?

– Трогай, – автоматически произнес Парнов.

Машина рванула с места.

Мелькнули дома большого города – и остались позади. Шофер включил на полную громкость радио и что-то самозабвенно мурлыкал себе под нос. Докричаться до него было невозможно. Минут через сорок машина остановилась на причале. Множество мелких и крупных суденышек сновали по заливу. Впереди расстилалось сумрачное море, по которому бродили темные барашки. Небо грозно хмурилось и, казалось, сжимало в своих объятиях землю. Того и гляди, грозился пойти снег.

Шофер, ни слова не сказавший пассажиру за все время езды, наконец выдавил из себя: «Приехали» – и распахнул дверцу машины. Холодный безжалостный ветер ворвался в теплый салон. Парнов поежился в своей фирменной тужурке грузчика.

– Вас ждут, – заметил шофер и показал рукой на белый катер, прыгавший на волнах возле причала. На боку катера было ярко выведено голубой краской: «Нескучный сад».

На нетвердых ногах Парнов сделал несколько шагов. Кто его ждет на катере? Ждут, наверное, Вешнева, а появится он… Может, все же спросить, когда появится Вешнев? Пока он размышлял, машина развернулась и уехала.

Ветер рвал куртку и брюки, закидывал волосы на лоб. Масса свинцовой воды билась о берег, выплевывая в воздух белые комочки пены. Парнов нетвердым шагом спустился по сходням на палубу катера.

И никого вокруг. Парнов пошел вдоль борта. Где-то здесь должен быть вход во внутренние помещения… В это время катер вздрогнул, за спиной лязгнули убираемые сходни. Двигатель зачихал, и суденышко, поворачиваясь правым бортом, отошло от берега.

Парнов шел по палубе, поочередно дергая двери. Все было закрыто. Он отыскал трап, ведущий вниз, и осторожно спустился, держась руками за поручни. Здесь было значительно теплее, чем наверху. В очень теплой каюте, где на столе валялись открытая банка тушенки, полбуханки черного хлеба и испачканный жиром нож, также было пусто. Парнов почувствовал, что страшно проголодался. Он присел к столу, отрезал хлеба, зачерпнул тушенку и стал жадно есть.

Насытившись, он отвалился от стола и почувствовал, что глаза помимо его воли смыкаются. Он хотел было встать и продолжить поиски экипажа или пассажиров катера, но не смог справиться с внезапной дремотой. Уронив голову на телогрейку, пропахшую рыбой и испачканную чешуей, он задремал…

– Эй, там, внизу! Выходи! – хлестнул, как плеть, чей-то громкий окрик.

Он вскочил. Сверху тянуло холодом. Со сна его бил озноб.

Парнов натянул на себя телогрейку, на которой спал, и вышел на палубу. Небо над водой темнело. Невдалеке вставала темная громада земли.

Катер, напряженно дрожа, стал подходить к небольшому причалу. Коснувшись его резиновыми камерами, подвешенными к бортам, чтобы не оцарапать краску, судно замерло, слегка покачиваясь на волнах. Один шаг – и одинокий пассажир очутился на твердой земле.

Где он? Зачем он сюда приехал? Где Вешнев? Голова была чумная и тяжелая. Снова вокруг – никого. Сурово шумел лес на берегу. За спиной невидимая рука зашвырнула далеко на настил причала тощий рюкзак, из которого выглядывало дуло охотничьего ружья.

Ватными ногами Парнов сделал шаг вперед, на причал, приблизился к рюкзаку и наклонился, рассматривая его содержимое. На клапане кармана ярко выделялась этикетка «Саяны» с контурами гор, поперек которых четкими чернильными буквами было написано: «Вешнев К.С.». «Он здесь», – мелькнула мысль. В это время катер за спиной, мелко задрожав, стал отходить от причала.

– Эй, вы! – крикнул Парнов, бросая рюкзак и отбегая назад. – Эй-эй! А я?..

Он замахал руками и заметался по берегу. Катер, дав прощальный визгливый гудок, деловито запыхтел, борясь с волнами, вышел на открытую воду и, быстро удаляясь, вскоре превратился в светлую точку.

Парнов остался абсолютно один на берегу. Страшное, тоскливое чувство навалилось на него, точно клещ высасывая жизненные соки. Голова страшно болела, его мутило. Начал накрапывать дождь.

Парнов развязал рюкзак. Там лежали топор, спички, коробка патронов, упаковка сухого спирта, болотные сапоги, несколько банок тушенки, нож, хлеб, соль и еще какая-то мелочь. Парнов вынул ружье, осмотрел его и повесил через плечо.

«Меня приняли за Вешнева, – понял он. – Этот тип, видно, собрался на охоту, да не успел на рейс. Может, в пробке застрял или машина сломалась… Все равно он сюда приедет! А я его здесь подожду! – Парнов тряхнул ружьем и зло рассмеялся. – С такой экипировкой я смогу диктовать ему свои условия».

Стремительно темнело. Парнов натянул болотные сапоги, вскинул рюкзак на спину и решительно зашагал к берегу.

– Ну что, где тут у вас кемпинг или турбаза на худой конец, – произнес он вслух.

Он не знал, что ни кемпинга, ни турбазы ни даже охотничьей избушки на этом острове не было. А с моря надвигалась холодная северная ночь.

Едва катер с голубой надписью по борту приблизился к берегу с подветренной стороны, Лиза Дубровинская первая соскочила в шлюпку и, еле дождавшись, когда лодка заскребла по дну, выпрыгнула на сырой песок у кромки воды. Ее щеки раскраснелись от холодного ветра и горели румянцем, юное курносое лицо казалось от этого еще более молодым и привлекательным. В ярко-красной альпинистской куртке на гагачьем пуху и в таких же обтягивающих брюках ей было жарко. Лиза расстегнулась и брызнула холодной солоноватой водой на щеки. Ей было весело и от предстоящей охоты, и от ощущения праздника, и от заинтересованных взглядов этого парня, ну, певца, которого она недавно видела по ТВ.

– Здесь классно! – закричала она во все горло, перекрывая рев катера. – Где мы будем ставить палатку?

– Орет как ненормальная, – сквозь зубы процедил недовольный Стеценко, выбрасывая на берег из лодки рюкзаки с едой и запасной одеждой, канистры с керосином, свернутую палатку. – А если онуслышит? Бабы нам как пить дать все испортят. Эх, говорил я Вешневу… Мы бы вчетвером отлично справились!

– Не испортят, – легкомысленно заметил Андрюша Губкин, не сводя глаз с яркой фигурки на берегу. – Да и онвряд ли услышит. Здесь добрых пять километров по берегу…

– Звук над водой, знаешь, на сколько километров распространяется? – спросил было Стеценко, но Андрюша Губкин уже заспешил к сходням трапа, чтобы подать руку Лидии Марушкиной, которая не спеша и с достоинством истинной звезды сходила на берег.

Стеценко посмотрел в их сторону и с негодованием сплюнул сквозь зубы: дурак, что согласился на эту авантюру. Он думал, что это серьезное мероприятие, а на самом деле из опасного дела устроили цирковой балаган, развлечение для скучающих дамочек.

Точно полугодовалый щенок, выпущенный на волю, Лиза весело носилась по берегу, задирала голову, рассматривая встревоженных людским десантом чаек, швыряла камешки в воду и была вполне довольна жизнью. Еще бы – она никогда не была в северных широтах. Еще несколько десятков километров – и Полярный круг. Будет о чем рассказать своим богемным друзьям! Может быть, после этой поездки у нее даже появится серия картин, например «Будни Севера» или что-то в этом роде.

Батырин с плохо скрываемым раздражением смотрел на опередившего его Губкина. Этот мальчишка не дурак! Строит глазки девчонке и любезничает с гранд-дамой. Он, Батырин, всю дорогу галантно ухаживал за женщиной, чье фото в «Плейбое» поразило его несколько месяцев назад (правда, большего, чем просто ухаживание, он, видный политик, не может себе позволить), а этот петушок горластый задумал его обскакать. Эх, а дамочка-то недурна, совсем недурна!

Лидия Марушкина с некоторой опаской вступила на землю северного острова. Ее, конечно, занимала вся эта экспедиция, но природная осторожность и жизненный опыт говорили: ты ввязалась в опасное дело. «Впрочем, – подумала она, – у нас такие защитники… Такой защитник…» Затуманившимся взглядом она посмотрела на крепкую фигуру Игоря Стеценко, обтянутую полевой формой цвета хаки. Как жаль, что он совсем не обращает на нее внимания. А ее отчего-то привлекает этот хмурый, неразговорчивый человек…

Слава Воронцов взобрался на круглый валун на берегу и принялся рассматривать окрестности в бинокль. Вот красотища-то! Хмурое море, суровое небо, неяркая северная природа… В его голове стали складываться готовые строчки репортажа: «Мы стояли на земле, куда так редко ступает нога человека…»

Между тем катер, разрезая носом морскую гладь, взревел двигателем и вышел на открытую воду. Рулевой приветливо махнул оставшимся на берегу людям, но гудок давать не стал – из соображений конспирации. Шесть человек и груда рюкзаков остались на берегу.

– Палатку будем ставить здесь, – решительно заявил Стеценко, выбрав место посреди невысокого склона, поросшего мхом, в глубине леса.

– Почему здесь? – капризно спросила Лиза Дубровинская. – Давайте на берегу, там красивее. А то здесь деревья весь вид загораживают!

– Это не обсуждается, – категорически заявил Стеценко. Он, очевидно, чувствовал себя за главного.

Обиженно надув губки, Лиза отошла в сторону, всем своим видом демонстрируя обиду.

– А правда, почему не на берегу? – поддержал ее Губкин.

Стеценко нехотя разогнулся (он разбирал рюкзак, доставая колья для палатки):

– Во-первых, потому что я так сказал, – ответил он тихо, – а во-вторых, потому что только полоумные дамочки могут ставить палатки на берегу. Вам, Андрей, я могу объяснить: потому что там ветер и нет защиты над головой. А здесь склон, вода будет стекать по каменистому грунту во время дождя да и деревья защищают от ветра. Кроме того, труднее заметить нашу палатку с берега, если он сюда забредет.

– Ясно, – согласился Губкин и подтвердил по-французски: – Уи, мон женераль!

– Капитан запаса, – улыбнувшись, поправил Стеценко.

Когда среди ярко-зеленых ветвей елей появился купол палатки, а внутри зашумела небольшая керосиновая печка, разогревая чайник с водой, Стеценко объявил общий сбор.

– Самый главный вопрос, – жестко заявил он, – это вопрос о дисциплине. Не кричать, не стрелять, не шляться без дела по берегу, не жечь костров, не уходить дальше километра от лагеря. Особенно это касается женщин. Здесь вам не пионерлагерь и не турбаза! Мы на военном положении, и карать нарушителей будем по законам военного времени!

– Будете расстреливать? – дерзко спросила Лиза, усмехаясь.

– Расстреливать не будем, – без улыбки ответил Игорь. – Но если из-за нарушения приказа вы встретитесь один на один с ним… то думаю, вам не поздоровится! Онможет появиться в любую минуту! Вы, дамы, должны понимать, что опасность подстерегает за каждым кустом, за каждым камнем. Если у нас, мужчин, еще есть кое-какие шансы справиться с ним один на один, то ваши шансы на это равны нулю!

– У нас есть защита! – гордо заявила Лиза. Она потянулась к боковому карману, и на свету холодно блеснул ствол небольшого пистолета. – И стреляю я неплохо!

– Он отнимет у вас оружие, вы даже пикнуть не успеете! И тогда вас убьют из вашего же «пээма»! А потом и кого-нибудь из нас. Послушайте, Андрей, Слава, и вы, Евсей Самойлович, – обратился Игорь к мужчинам, – может быть, все-таки лучше изъять у женщин оружие? Боюсь, что это дает лишний шанс нашему противнику.

– И оставить женщин совершенно беззащитными? – возразил Воронцов. – Мы же не можем охранять их все 86 400 секунд в сутки. А кроме того, он может взять безоружных женщин в заложницы…

– Я никому не отдам пистолет! – решительно заявила Лиза, изо всех сил сжимая рукоятку. – Это нечестно!

– Действительно, Игорь, – примиряюще произнес Губкин. – Слава прав. Если женщины одни останутся в лагере, им даже защититься будет нечем.

«Понабрали баб…» – недовольно проскрежетал Стеценко сквозь стиснутые зубы, но вслух произнес: