Текст книги "Убийство по лицензии"

Автор книги: Светлана Успенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Вешнев взял в руку фотографию.

– Нет, ну как похож! – вновь изумился он. – А вы знаете, Андрей, в Японии есть такой интересный обычай… На предприятиях в туалете ставят надувную фигуру начальника и биту рядом с ним. Это для того, чтобы подчиненные могли избивать своего патрона в перерыве и таким образом сбрасывать психологическое напряжение… У вас тоже есть шанс использовать для этого фигуру, только не надувную, а самую что ни па есть настоящую… Сможете излить на него всю свою злость!

– Не переживайте, – заверил его Губкин. – Я его и так прикончу… – и подтвердил через секунду: – Запросто!

Время в самолете, на высоте девять с половиной тысяч метров, отчего-то всегда тянется намного медленнее, чем на земле.

Дима Елисеев сладко похрюкивал на сиденье рядом, то и дело ныряя подбородком вперед. Очевидно, он принадлежал к касте счастливчиков с чистой совестью и медными нервами-проволоками. Алексей Михайлович Парнов явно не принадлежал к их числу. Как ни устал он за последние дни, но сладкий Морфей отчего-то не желал мазать ему медом веки. В голову лезли дурацкие мысли.

«А что, если это ониподстроили все это? Подсунули мне Елисеева, затащили в самолет, чтобы безнаказанно кокнуть? Подложат бомбу – и поминай как звали, – сквозь дрему размышлял Парнов, тщетно пытаясь отключиться. – Но зачем им это надо? Не понимаю… А вдруг их наняли мои конкуренты? Например, те, кому я перешел дорогу, заняв пост председателя комиссии по нефти и газу?»

Он приподнялся в кресле и испуганно оглянулся. Пассажиры спокойно беседовали. Приторно-любезная стюардесса дефилировала вдоль кресел с газированной водой на подносе. Никаких злобных конкурентов, покушавшихся на жизнь бывшего председателя комиссии по нефти и газу, в самолете не наблюдалось.

«Нервы ни к черту, – успокаиваясь, сказал себе Парнов и поудобнее устроился в кресле. – Довели меня до ручки своими развлечениями… Скорей бы уж домой… Черт с ними, с этой фирмой, только бы наконец оставили в покое. А то этот «Нескучный сад», кажется, превращает мою жизнь в нескучный ад…» Да, надо признаться, последние три недели его жизни трудно было назвать скучными…

– Слушай, а ты кого-нибудь из наших встречал в последнее время? – локтем ткнул дрыхнувшего приятеля в бок Парнов. Ему было скучно и тревожно, хотелось развлечься легким разговором.

– А? Что? Кого? – спросонья вскочил Елисеев, водя по сторонам сонными глазами. – Что, уже прилетели?

– Нет, до Москвы еще два часа.

– А…

– Говорю, наших видел кого? – настойчиво повторил вопрос Парнов.

– Наших? Кого это? Ах, наших… Ну, встречу иногда кой-кого. – Елисеев звучно зевнул, прикрывая рот рукой. – Да, Батенькин, знаешь, сейчас в Министерстве торговли отделом заведует.

– Батенькин? Неужели? – изумился Парнов. – Неужто вылез из своего Тьму-Тараканска?

– Вылез… Он-то мне и помог кое-чем. Ну там поставка икры в рестораны Европы и прочее… У него же связи…

– Понятно… Надо будет созвониться с ним… А еще кого видел?

Самолет ровно и надежно гудел точно шмель, попавший в спичечный коробок.

– Кутепова, говорят, в Германию с мужем уехала.

– Да ты что?

– Да. Она же наполовину немка. Ну, как только ветер подул в ту сторону, они сразу вызов себе оформили. Аркаша Хайт, естественно, в Израиле. У него там своя сеть парикмахерских. Лидка – помнишь, рыженькая такая? Ну, у тебя с ней еще роман был на третьем курсе?..

– Ну?

– Умерла от рака легких… Лапкин Генка спился. Говорят, бомжует теперь у трех вокзалов. У Хайруллина семеро детей и уже пятеро внуков. Переехал жить в деревню – там, говорит, расходов меньше. А Раечка…

– Какая Раечка?

– Ну, не темни… Та самая. Так вот, организовала какое-то турбюро, говорят, преуспевает. Это понятно, им, инвалидам, большое послабление. Налоговые льготы.

– Постой, постой, какая Раечка?

– Как какая! Темненькая, шустрая такая. На евреечку похожа. Резник. Она еще, чтобы поступить на наше режимное отделение, фамилию сменила. Помнишь? У вас еще история была… Говорят, она даже от тебя аборт делала…

Парнов медленно покраснел:

– Нет. Вранье это.

– Да брось ты! – Елисеев заговорщически толкнул его локтем в бок. – Уж я-то знаю! Моя Нюся ей тогда передачи в больницу носила, они ж подруги были…

– Да нет же, говорю тебе. – Парнов с раздражением повысил голос и добавил уже тише: – Не делала она ничего… Сын у меня… От нее.

– Правда, что ли? – Брови Елисеева удивленно поползли вверх.

– Да, представь. Отличный парень. Умница, головастый – весь в меня. МГУ, факультет журналистики окончил. Красный диплом. Сейчас работает экономическим обозревателем. Да, знаешь, я ведь уже дедушка! Целых полгода! – В приглушенном голосе звучала гордость.

– Ну поздравляю! – Елисеев вздохнул. – А мои оболтусы чего-то все тянут… Говорят, время сейчас такое, не для детей…

– А мой-то и знать меня не хочет, – мрачно добавил Парнов. – Мать, наверное, науськала…

– Что ж, ее можно понять, она после той истории к креслу прикована, говорят, инвалид…

– Я б тебе фотографию Славкину показал, но… – Парнов развел руками, – документы украли… Жалеть обо всем не жалею, а так… Чего-то все думаю в последнее время, может, встретиться с ней, помириться… Может, и сын тогда признает… Тянет меня к нему, знаешь ли.

– Конечно тянет, – солидно подтвердил Елисеев. – Своя кровь. Ну а жена твоя что?

– Что… Она манекенщица… бывшая. Фигуру бережет… Детей – ни в какую!

Сомневающийся взгляд Елисеева вновь наткнулся на полосатые брюки и застыл, разглядывая мазутное пятно, намертво присохшее к коленке. Елисеев вспомнил ресторанный разговор, бредни бывшего однокашника о пятикомнатной квартире на Тверской-Ямской и подумал: «Надо бы его психиатру показать. То нормальный-нормальный, а то заговариваться начинает. Манекенщица, фирма своя, шофер… На алкоголика вроде не похож, но явно не в своем уме». Вслух он осторожно спросил:

– А со здоровьем у тебя как?

– Со здоровьем? – Парнов легкомысленно отмахнулся. – Да нормально! Все как положено – пробежка по утрам, два раза в неделю – зал силовых упражнений, солярий, массаж. К врачу даже и не хожу, только для профилактики. Жена западных романов начиталась, недавно к психотерапевту меня потащила. Сейчас, говорит, мода в Америке такая, чтобы, значит, раз в месяц душу свою изливать и еще деньги бешеные за это платить…

– И что тебе сказал психотерапевт? – напряженно спросил Елисеев, слегка отодвигаясь от приятеля.

– Да психа из меня чуть не сделал. – Парнов простодушно улыбнулся. – Спрашивал все, не занимался ли онанизмом в детстве, за девочками в раздевалке не подглядывал ли. Подглядывал, говорю. Ты, говорю, сам небось тоже подглядывал. Пытался он сначала мне очки втирать: мол, комплекс тот, да другой, да фиксация на ранних эротических впечатлениях, а я ему…

Елисеев уже не слушал. «Точно, не в себе Алешка, – думал он. – Еще втянет в какую-нибудь историю…»

Заложило уши. Самолет мелко задрожал, пробираясь за плотную пелену облаков. За толстыми стеклами иллюминаторов как будто разлили белое молоко.

– Прошу пристегнуть привязные ремни, – показывая все свои зубки, произнесла стюардесса. – Наш самолет начал снижение в аэропорту города Москвы.

– Ну, слава Богу, – с облегчением вздохнул Парнов. – Сейчас, Димка, возьмем такси и сразу ко мне. Я тебе деньги за билет верну и с женой познакомлю.

Глава 26

В своем тонком, летящем на ветру плаще Лидия Марушкина решительной походкой вошла в дом, притаившийся в глубине зеленого сада. Весь ее вид свидетельствовал о непреклонной твердости.

Нет, это решительно невозможно! Нет, она не будет участвовать ни в каких коллективных поездках, окончательно и бесповоротно – нет! Они хотят использовать ее имя в рекламных целях – нет, и еще раз нет! Этот номер у них не пройдет! Ее, актрису мирового класса, пытаются использовать как юную неопытную девчонку!

Хорошо, что она совершенно случайно узнала, кто там еще будет, кроме нее… Та несносная особа, с которой она застукала Влада! Надменная шкидла с анемичным телом чахоточной больной! Та…

Конечно, что было, то быльем поросло… Она уже сто лет как и думать забыла о своей безумной любви. И давно выкинула из памяти смазливого альфонса, который всю жизнь мыкается от одной женщины к другой, как паломник по святым местам. Сейчас даже смешно вспомнить: она, Лидия Марушкина, сверхновая звезда на небосклоне концептуального кинематографа, переживала из-за какого-то сопливого мальчишки… Но все равно видеть эту белобрысую девицу не доставит ей никакого удовольствия. А тем более общаться в поездке в узком кругу, где придется жить бок о бок…

Конечно, может быть, они и организовали съемки фильма, который принес ей мировую известность, но без ее таланта, без ее актерского шарма фильм просто развалился бы! И теперь они чего-то хотят… Но ведь им заплатили за их работу! И заплатили немалые деньги! Они в расчете.

Ей показали фотографии… Нет, это, конечно, ужасно… Трупы, вырезанные глаза и все такое… Она не испытывает тяги к подобным зрелищам. Ей не нужны опасности, и она не желает рисковать. Ей, конечно, жалко всех этих людей на снимках, но чтобы самой – бр-р! Ей показали и егофотографию, мол, не правда ли, как похож на ее мужа? Да, пожалуй, ответила она. Ну и что? С мужем она на грани развода. И он согласен дать ей свободу. Осталось утрясти кое-какие формальности, разделить имущество – и все! Она не испытывает к нему ненависти. У нее нет на него зла. Она даже ему немного благодарна… За то, что он сделал из нее то, кем она стала… Так что этот номер у них не пройдет!

– Я никуда не еду, – категорично заявила Лидия Марушкина, влетая в знакомый кабинет на втором этаже особняка. – Я не желаю участвовать в…

И остановилась… Кроме Константина Вешнева к которому, собственно, и адресовались эти слова, в комнате находился еще какой-то мужчина. Приятная внешность, твердый взгляд, мужественное лицо. Он бросил в ее сторону беглый взгляд – а у нее внутри все вдруг точно облилось горячим жаром, запылало, затрепетало…

– Хорошо, я позвоню вам, и мы уточним, – произнес мужчина, вставая и направляясь к выходу. – До свидания.

Лидия посторонилась. Он прошел мимо нее, не удостоив даже взглядом.

– Кто это? – спросила она, когда дверь за ним захлопнулась.

– Ох, извините, я вас не познакомил, – спохватился Вешнев. – А ведь это ваш будущий коллега, можно сказать… Он тоже едет.

– Понимаете, – смущенно забормотала Лидия, уже не слишком уверенная в собственных словах, – я вообще-то не хочу… И я вообще…

– Он бывший офицер, сейчас – крупный предприниматель, – продолжал Вешнев, не слушая ее. – С радостью принял наше приглашение. Будет кем-то вроде главного в вашей компании…

– Вообще-то я…

– Не женат. Все еще не женат – сами понимаете, одна война, другая… Прекрасный человек! Кстати, отъезд немного задерживается, по техническим причинам. Вас это не слишком расстроит, Лидия Павловна?

– Нет, я… – Она замолчала, вертя в руках ремень от сумочки. И неожиданно для себя добавила: – Я зашла узнать подробнее, что там будет…

– Так вы решились, едете?

– Да, еду, – сказала она. – Еду…

В аэропорту Парнов проявлял распорядительность и здравый смысл, удивительные для сумасшедшего. Отказавшись от предложений бойких таксистов у самого выхода с летного поля («Здесь ломят страшные цены», – шепнул Елисееву), он быстро договорился по сходной цене на стоянке подальше от входа.

Лицо у него откровенно сияло, когда легковушка, весело подпрыгивая на выбоинах асфальта, стремительно неслась вперед, туда, где в розоватой закатной дымке голубел город.

– Сейчас приеду и первым делом в сауну, – доверительно делился своими планами Парнов. – У меня всегда в холодильнике холодное пивко стоит, запас крабов. Сейчас мы с тобой, Димка, косточки попарим, а потом по стопочке холодненькой, из морозилки…

Елисеева мучило любопытство. В голосе Парнова звучало такое тонкое знание предмета, что его убежденность в том, что друг молодости окончательно съехал, поколебалась. Ему самому захотелось убедиться, что квартира на Тверской-Ямской и жена-манекенщица – не бред сумасшедшего. И любопытство удерживало его от желания хлопнуть таксиста по крутому плечу и небрежно бросить: «Эй, приятель, поворачивай-ка в Кузьминки!»

– Направо и во двор, – уверенно указал Парнов на узкий проезд между домами. – Вот и моя хата…

«Хата» оказалась вполне приличным домом сталинской постройки с консьержем в подъезде и охраняемой стоянкой во дворе.

– Мужчина со мной, – уверенно бросил через плечо Парнов, вальяжно вплывая в подъезд.

Елисеев покорно трусил сзади. Теперь он был почти совершенно уверен, что его друг в здравом уме и говорил правду.

– Простите, ваш пропуск. – Охранник вырос поперек дороги монолитной глыбой, высеченной из цельного куска гранита.

– Дома, – небрежно дернул плечом Парнов.

– Пропуск. – Охранник насупился и как будто даже увеличился в периметре.

Парнов удивленно приподнял уголок левой брови:

– Ты что же, дружочек, не узнаешь меня?

Охранник отчего-то запыхтел, но промолчал.

– Парнов, из 187-й, – высокомерно напомнил блудный жилец.

Елисеев настороженно посматривал то на своего приятеля, то на консьержа.

– Из 187-й выбыли, – неохотно буркнул охранник.

– Что значит «выбыли»?

– Выехали.

– Как это?

– Продали квартиру и выехали.

– Куда? Кто?

Охранник молча пожал плечами.

– Ерунда какая-то. – Парнов недоумевал. – Вы что-то напутали.

Он сделал решительный шаг вперед и нажал кнопку лифта.

– Не могу без пропуска, – с тупой настойчивостью продолжал охранник, заслоняя своим корпусом лифт.

– Да что же это такое! – взвизгнул Парнов. С самоотверженностью самурая он кинулся на железные кулаки консьержа, однако мгновенно получил легкий тычок по печени и со слабым стоном осел на пол.

– Пожалуй, я пойду, – пятясь, точно вельможа на приеме у императора, пробормотал Елисеев. Он не хотел быть замешанным в скандал с психом. Хлопотно да и заняло бы много времени. Он тихо притворил за собой дверь с наружной стороны и заспешил в сторону метро.

– Здесь живу я и моя жена Кристина! – истерически визжал Парнов, совершенно теряя лицо. – Вы не смеете меня не впускать!

Охранник нажал кнопку на столе.

– Через пять минут здесь будет патруль милиции, – буркнул он, выразительно массируя кулак.

Парнову ничего не оставалось, как признать свое поражение. Он ретировался, держась одной рукой за печень, а другой грозно потрясая в воздухе.

– Я уйду. Но я еще вернусь… Я вернусь не один, и ты пожалеешь о том, что сделал! – грозно прошипел он и добавил: – Считай, что с сегодняшнего вечера тебе нужно искать работу! Я буду жаловаться!

– На здоровье, – насмешливо хмыкнул охранник. – Хоть в ООН, хоть в «Нескучный сад», – пробормотал он сквозь зубы, закрывая за скандалистом дверь.

Тот резко обернулся:

– Что-что? – переспросил он, не услышав, а скорее угадав последние слова.

Но охранник уже индифферентно накручивал диск телефона за стеклянными дверями.

Парнов вышел на крыльцо. Окна его квартиры были ужасающе темны. Их черные глазницы смотрели на него с равнодушием слепого. Впереди расстилалась безбрежная ночь, сверкающая цветными огнями города и холодными, промытыми дождем звездами.

Он опять был один на один с невидимым и неведомым врагом. Сценарий для него продолжался уже независимо от его желания.

Давным-давно решено – он едет. Еще две недели назад состоялась эта встреча, и все эти дни он не знает покоя. Конечно, он едет. Только скорей бы уж…

…Игорь Стеценко получил по факсу предуведомление о том, что с ним желает встретиться заместитель директора «Нескучного сада» Константин Вешнев. Причина встречи была обозначена туманно – обсуждение перспектив возможного сотрудничества. Какого рода сотрудничество может связывать фирму развлечений с фондом ветеранов? Стеценко знал немного Вешнева, у них были общие знакомые в фонде, но близко с ним он не сталкивался никогда. Так, виделись пару раз на официальных мероприятиях.

Вешнев производил на Игоря впечатление человека расчетливого и скрытного. Внешне любезен и корректен, однако не стремился посвящать кого-либо в свои дела и в свою работу. На вопросы бывших боевых товарищей предпочитал отшучиваться, говоря, что верен подписке о неразглашении, которую дал почти двадцать лет назад. Теперь Игорь Стеценко иначе воспринимал неразговорчивость Вешнева – тот знал слишком много чужих тайн. Знал и его тайну…

Они встретились.

– Мы сейчас организуем тур для нескольких клиентов. Надо заметить, тур совершенно бесплатный… – сказал Вешнев.

– Вот как? – Брови Стеценко поползли вверх. Фирма «Нескучный сад» до этого ни разу не была замечена в благотворительности.

– Да, это как бы призовое путешествие. Эксклюзивные развлечения, острые ощущения… Да, мы и тебе предлагаем поучаствовать. Клянусь, не пожалеешь! Мы как бы в долгу перед тобой – тогда не все прошло гладко…

– Ерунда. Не стоит вспоминать. Да и не нуждаюсь я сейчас в отдыхе. Кроме того, конец лета, оживление на рынке, глупо пропустить такое горячее время.

– Но ведь это ненадолго. От трех дней до недели вместе с проездом к Белому морю, смотря по обстоятельствам… Правда, спартанские условия, никакого комфорта, но зато… Зато азарт, аромат погони, невероятные ощущения. Такогоникто тебе не сможет предложить. И при этом, заметь, совершенно бесплатно!

– Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, – усмехнулся Стеценко.

– Заметь, что в мышеловке тоже стоит побывать хоть раз в жизни, чтобы более остро ощутить вкус жизни, – парировал гость. – И особенно приятно из нее выбраться целым и невредимым!

– Так что же там будет?

– Одно скажу: ты не пожалеешь…

– А все-таки?

– Ну, кое-что из того, что принято называть гонками на выживание, и не только это… Я не могу полностью раскрыть свою идею. Идея-то очень дорогая…

Заинтригованный Стеценко желал все же знать хотя бы суть.

– Ну что, гладиаторские бои? Охота? Турпоход в северных условиях? Запрещенная ловля китов? Что?!

– Что? – Вешнев интригующе молчал. Выдерживал паузу. – Ну, скажем так: все вместе. Охота? Да, пожалуй, и охота…

– На кого? – усмехнулся Стеценко. – На полярного волка, песца, белого медведя? Все это меня не интересует. Жаль убивать бедных зверюшек…

– Нет. Это будет охота на человека…

…После ухода гостя Стеценко сидел несколько минут как оглушенный. Услышанное не укладывалось в голове.

…Они задумали действительно эксклюзивное развлечение – охоту на живую мишень. Цель – пощекотать нервишки богатеям и их ошалевшим от безделья родственничкам. Нельзя сомневаться, желающих найдется полным-полно. Тем более, что все бесплатно. Бесплатно и совершенно безнаказанно.

Ах черт, какая соблазнительная идейка! – признал Стеценко. Тем более, что тот тип вполне заслуживает того, чтобы его прикончили даже без всякой охоты, просто по закону. Уголовник, растлитель детей, убийца женщин, второй Чикатило… Вешнев показал ему заметку в газете. Там была тюремная его фотография. Ну и отвратительная рожа! Лоснящаяся физиономия, тонкие губы, глубоко вдавленные в череп глаза. Глаза человека, который совершил много зла и боится быть наказанным, – небольшие темные глазки вот-вот испуганно забегают.

А статья была ужасная. Просто ужасная статья… Журналист, конечно, перегнул палку, подробно описывая все злодеяния этого выродка. Кажется, он почти смаковал натуралистические детали садистских убийств, однако и повод был ужасен! Этот маньяк семь лет безнаказанно орудовал в городах и весях! Даже, кажется, за границей побывал… Разыскивается Интерполом. Взяли его недавно, почти случайно, но предъявить ничего не смогли – нет улик. Этот тип страшно хитер, изворотлив, неуловим. Да и милиция у нас работает… из рук вон… Так, пришили минимальный срок за незаконное хранение оружия и отправили «на химию».

А буквально на днях стало известно, что этапируемый преступник бежал (очевидно, ему кто-то помог) и теперь скрывается где-то на Севере. Его должны были отвезти в дальние края «для перевоспитания трудом» – и вот что получилось…

Вот она, наша новая гуманность, усмехнулся Стеценко. Расстрелять бы этого выродка без суда и следствия! Распускают слюни наши новоявленные гуманисты, жалеют «бедных» преступников, прикрываются высокими словами о милосердии, о том, что человек не Бог, чтобы карать себе подобных, а тем временем… Тем временем вот такие ублюдки безнаказанно убивают детей и женщин… Слюнтяи чертовы эти журналисты! Пока не дойдет черед до их близких, будут все так же размазывать слюни жалости и взывать к милосердию. Попался бы этот гад ему в руки, ни за что бы не ушел…

Конечно, милиция его ищет, но пока безуспешно. Слишком поздно хватились, слишком велик район поиска. Задействованы военные из расквартированных в районе поиска частей, но что толку от безусых солдатиков, которые бродят толпами без оружия. Розыск называется!

Охрана в вагоне, который вез заключенных, не то упилась до бесчувствия, не то накурилась анаши – лежала в лежку чуть ли не сутки. О, эта вечная российская безалаберность, этот бесконечный, бездонный развал! Пока охрана блевала в туалете, двое заключенных вытащили раздолбанную решетку на окне и удрали. Правда, один из них, мелкий уголовник, шестерка в провинциальной банде, сломал себе шею, прыгая на ходу, а второй, тот самый маньяк-убийца, бесследно исчез. Дело осложнилось тем, что в это время шли затяжные дожди и следы размыло. Да и какие следы в северных болотах!

Правоохранительные органы опасаются, что преступник, какое-то время побродив по тундре, непременно выйдет к жилью. Ведь дожди, осень, холод. А он вооружен! Вооружен, озлоблен, готов на все. После побега ему еще три года припаяют. Три года – много это или мало, чтобы собрать все доказательства его зверств? Тем более, если этот тип не любит оставлять улики… А потом наши гуманисты вновь освободят его за недоказанностью? Или признают невменяемым и отправят на лечение в психушку? А оттуда его выпустят через пару лет, и опять начнется кровавый кошмар насилий и убийств… Нет, этот выродок не имеет права жить! Не имеет!

До боли сжав кулаки, Стеценко вспомнил фотографии изуродованных детских трупов на газетной полосе… На траве лежит мальчик лет шести. Светлые шорты, рубашка вся в грязи, кровавые потеки на теле, черные ямы вместо глаз – маньяк выкалывал жертвам глаза, чтобы они, даже если выживут после его зверств, никогда не смогли бы уже опознать его. А может быть, он боялся, что по старинному поверью в глазах жертвы отпечатается образ ее палача?

Рядом фотография молодой девушки… Светлый сарафан в цветочек разорван на полоски. Светлые, почти белые волосы разметались по земле. У нее отрезана грудь, вспорот живот. И визитная карточка преступника – выколотые глаза. Милиционеры даже прозвали страшного убийцу – Вырвиглазик. Жуткое прозвище… Этот выродок говорил следователю, что ненавидит слабых и беспомощных, что слабого нужно подтолкнуть к пропасти – это акт жалости со стороны сильного человека. Ницше, что ли, начитался, философ кошмара.

А шустрая фирма «Нескучный сад» как всегда вовремя подсуетилась! Эксклюзивное развлечение для клиентов – возможность поквитаться с выродком, поохотиться на нелюдя. Даже есть шанс получить благодарность общества в случае удачи. Быстро организовали под это дело тур, договорились с милицией, закупили оружие, приготовили транспорт… Молодцы, что и говорить. Не слишком это чистоплотно, но… Иногда добро идет окольными путями.

И вот еще казус. Кроме одной статьи в газете, свободная пресса об этом – ни-ни! Похоже, курс доллара волнует всех больше, чем безопасность беспомощных людей. Ведь опасный преступник теперь вооружен, ходит где хочет. «Значит, со злом должны бороться мы. Я должен», – сказал себе Стеценко, принимая решение.

Он поедет. Он убьет этого дьявола в человеческом облике. Пусть даже ценой собственной жизни. Недаром он с крестом шел на Голгофу. Отныне он призван на борьбу со злом!

Домашний телефон не отвечал, автоответчик не работал – долгие длинные гудки в трубке. Кристина запропастилась Бог знает куда. Где искать ее? Подруг у нее нет, родители до самой зимы обычно обитали в своей рязанской деревне, где телефонную связь еще не изобрели. Машина стояла в подземном гараже, и достать ее без электронного ключа, который хранился дома, не было никакой возможности.

Надвигалась холодная сентябрьская ночь. Точнее, она уже надвинулась и встала над городом, раскинув свой агатовый купол над светящимися огнями громадами домов.

Парнов медленно брел по залитой розоватыми огнями Тверской. А куда же ему податься? Он скорее провалился бы сквозь землю, чем решился пойти к кому-нибудь из своих знакомых с дикой и нелепой просьбой переночевать. Он, которому еще недавно завидовали коллеги по бизнесу, о ком почтительно шептались подчиненные, он, бывший председатель международной комиссии по нефти и газу, чью руку почтительно трясли самые богатые люди планеты, – да, сегодня он, Алексей Парнов, бездомный бродяга. Чтобы выбраться из этого унизительного состояния, надо потерпеть, дождаться утра.

Парнов подходил к Белорусскому вокзалу, его нос, до этого момента строго следовавший заданным курсом, несколько сместился вправо и уловил божественный аромат мясного супа. Флюиды, исходящие от горячей пищи, были столь сильны, что вызвали приступ болезненного слюнотечения и спазмы желудка. Ноги Парнова сами понесли его вправо. Это была передвижная бесплатная столовая библейского общества «Братья Иисуса», которая изредка баловала трехвокзальных бомжей горячим супом и проповедями о евангельской любви.

Наступив властной пятой на самолюбие, Парнов встал в хвост небольшой очереди, состоявшей из гнусного вида личностей смешанного пола. Они громко матерились пропитыми голосами, создавая равномерный гул, похожий па шум прибоя. Толстый раздатчик с глазами воришки сунул в руки Парнову одноразовую тарелку, которая приятно жгла ладони, кусок хлеба и пластмассовую ложку. Ужин состоялся тут же, на бордюре.

Пока Парнов давился, обжигая рот супом, к нему подсел слащавый тип с елейным голоском и длинными сальными космами.

– Знаешь ли ты, брат мой, о страданиях Господа нашего, Иисуса Христа? – нежно спросил он, пододвигаясь поближе к Парнову.

– Знаю, знаю, – поспешно ответил тот, давясь хлебом.

– Господь страдал за нас всех, – поучительно продолжал длинноволосый, настойчиво заглядывая в глаза собеседника. – Он учил нас любить ближних. Ибо любовь – вот смысл человеческой жизни. Кто много возлюбил, тому многое простится. А кто живет только ради живота своего, того да настигнет карающая длань Господа, и будет ему после смерти – нескучный ад…

– Что? Что ты сказал? – встрепенулся Парнов. – А ну повтори!

– Ад того ждет после смерти, – испуганно отодвигаясь, пробормотал длинноволосый. – А чё я такого сказал? Ничего такого… Ад, говорю, ждет того…

– Ничего, так, послышалось, – мрачно буркнул Парнов.

Он еле-еле отвязался от патлатого проповедника, заверив того, что он вообще-то мусульманин и не может отказываться от своей веры. Но «брат» все равно не отставал, умильно бубня о любви к ближнему и небесных карах грешникам.

Между тем рядом с бесплатной кухней с грузовика началась бесплатная раздача поношенных вещей. Бомжи деловито выбирали обновки из темной кучи шмоток и предусмотрительно надевали на себя по пять, шесть предметов – ожидалась суровая зима, к которой надо было готовиться загодя. Себе Парнов подобрал пальто, которое было бы совсем приличным, если бы не оторванный воротник и не здоровенное пятно бурой масляной краски на боку. Зато, надев его, Парнов почувствовал себя почти совершенно счастливым. Он присоединился к бомжам, которые полезли в канализационный колодец, чтобы переночевать в коллекторе.

«По крайней мере, здесь тепло», – подумал сытый и радостный председатель комиссии по нефти и газу и, привалившись спиной к обмотанным войлокам трубам, задремал, счастливо улыбаясь во сне. Ему снилось, что он дома.

К началу рабочего дня в своем офисе Парнов безнадежно опоздал – настолько тепло и приятно было в коллекторе. Чтобы не шокировать подчиненных своим внешним видом, он аккуратно свернул пальто, сунул его в дальний угол за трубами, причесался пятерней и выбрался из коллектора. Отдавая себе отчет в том, что вид у него не ахти, он тщательно умылся в вокзальном туалете, побрился бритвой Елисеева, завалявшейся в кармане, и, благоухая дешевым общественным мылом, отправился на работу.

В вестибюле своей конторы он появился деловитый и полностью готовый к решительным действиям. Стеклянная вращающаяся дверь пропустила его внутрь. Парнов заметил на зеркальном стекле мутные пятна и раздраженно подумал: «Разболтались тут без меня, дьяволы. Вот я им покажу!..»

Охранник на входе сидел, лениво развалясь за столом, и длинным, специально отращенным ногтем подбрасывал в воздух карту. Этим делом он мог заниматься сутки напролет.

Увидев своего начальника, охранник побледнел, его челюсть отвисла, глаза полезли из орбит. Карта шлепнулась на пол.

Парнов прошел мимо него, строго произнеся на ходу:

– Главбуха ко мне с отчетностью, горячий завтрак в кабинет…

Охранник вскочил на ноги и бросился наперерез:

– Вам нельзя туда!

Парнов удивленно остановился.

– С чего это вдруг? Что ты мелешь? – Холодная жаба дурного предчувствия зашевелилась внутри.

– Не велено пускать, – испуганно забормотал охранник, незаметно нажимая кнопку на столе. – Егор Максимович приказали…

– Кто это еще такой – Егор Максимович? И почему он здесь приказывает? Здесь я директор!

– Нет, – еще испуганнее пробормотал охранник.

– Что – нет?

– Вы не директор…

– Что ты мелешь! – Парнов взвился на дыбы. – Да ты знаешь, что я с тобой сделаю! Я тебя уволю! Я тебя сгною! Я тебя…

Двери лифта раздвинулись, и из них показалась секретарша Парнова Лариса. Малопривлекательная старая дева, которую он ценил исключительно за деловые качества. Смыслом ее жизни была работа. Работа – и он, ее руководитель, ее обожаемый директор. Лариса была предана своему шефу, как кошка котятам, и не раз выручала его в трудные времена, помогая всем, чем могла. В ней Парнов был уверен почти как в самом себе. Кажется, она была даже тайно влюблена в своего патрона.

– Лариса! – бросился Парнов ей навстречу.

Холодный презрительный взгляд был ему ответом.

– В чем дело? – ледяным тоном произнесла Лариса, обращаясь к охраннику.

– Вот, – тот кивнул на посетителя. – Хочет войти.

– Вы записаны на прием к Егору Максимовичу? – высокомерно спросила секретарша, окидывая оценивающим взглядом нелепую фигуру Парнова и обдавая его арктическим холодом. – Нет? Если вы с деловыми предложениями, я могу вас записать на прием только на будущей неделе.

– В чем дело, Лариса? – севшим голосом пробормотал Парнов. – Кто такой этот Егор Максимович? Вы что, все тут с ума посходили?