Текст книги "Метро 2033: TOD MIT UNS (СИ)"

Автор книги: Сурен Цормудян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

– Вася! Борщов!

– Да, товарищ майор!

– Что там наши гости?

– Ну, апартаменты, как велели, я им выделил. Покушать, там, всякое…

– Ты, надеюсь, не забыл, что им нужно было подмешать?

– Конечно. Порошок из желтого мха. Они сейчас оба в отрубе. Нескоро в себя придут. Как велели.

– Молодец, Вася. Это то, что нужно. У меня к тебе еще одно ответственное поручение.

– Слушаю…

– Этот придурок Загорский опять пошел в тот коридор, где недавний инцидент случился. На сей раз один. Нагони его и верни. Мне он нужен очень срочно. И постарайся, чтобы он оттуда явился сразу ко мне. Есть одно крайне важное дело, в решении которого я рассчитываю на него.

– Понял, това…

– Не торопись в стойку вставать, Борщов. Я не договорил. Сделай это без лишней суеты. Чтоб ни одна душа. Ты понял? Не надо за ним отправлять никого. Я знаю, что многие мои поручения ты местным никчемным молодым задротам поручаешь. А это выполнишь сам. Лично, понял?

– Так точно…

– Смотри у меня! Все. Я жду с нетерпением. Ты еще здесь?..

И вот теперь Борщов шел уже за той массивной дверью, факелом освещая себе путь в хитросплетениях коридоров и помещений. Заблудиться здесь можно в два счета. К счастью, Крот пометил стены стрелками, рисуя их пастельными мелками и добавляя над каждой последовательность цифр, что еще больше облегчало ориентирование в этом лабиринте.

Василий неторопливо ступал, морщась от хруста штукатурки под ногами. А еще пол был устлан обломками каких-то деревянных тар и битыми лампами накаливания. Даже пара обрывков газет попалась. Подняв один такой обрывок, Василий ничего не понял. Все на непонятном немецком языке. Можно было разобрать только дату. Вроде как январь 1945 года. Он отбросил клочок пожелтевшей бумаги, старой настолько, что она готова была рассыпаться, как пересушенный гербарий. «Очередная стрелка. Над ней цифра пятьдесят два. Дальше. Стрелка, пятьдесят три. Дальше. Кажется, выходим на финишную прямую».

Действительно, стрелки больше не приглашали свернуть за угол. Они вели вперед по одному длинному коридору, в котором все реже попадались боковые ветки и помещения, а теперь они и вовсе пропали. Только длинная прямая с заметным уклоном вниз. Стрелка № 86. Впереди уже замаячила еще одна массивная дверь, слегка приоткрытая. Петли ее заржавели настолько, что заставить дверь шевелиться так и не удалось. Но, видимо, и не особо пытались, учитывая, что в зазор может протиснуться человек.

Подойдя к чернеющей щели проема, Борщов остановился. Оттуда, из темноты, слышался какой-то ритмичный нарастающий звук. Василий прислушался. Точно! Приближающийся топот и какое-то жуткое мычание, подпевающее этому топоту. Что же это такое?!

Борщов попятился, выставив перед собой факел. А топот был все ближе.

* * *

Дыхание совсем сперло. Казалось, он глотал бетонную пыль, и протестующие против такого ритма и страха легкие выльются сейчас вместе с подкатывающей к горлу рвотной массой. Его не смутил маячивший впереди свет в щели, который, по идее, должен быть черным. Он просто не думал об этом свете. Все мысли поглотил страх того, что позади. Колодец. Лестница из ниоткуда в никуда. Страшный взгляд из-под воды. Всплеск и мокрые следы. К черту все! Вперед! Подальше от всего этого!

Загорский влетел в дверную щель, больно ударяясь о кромку массивной и ржавой железной двери. Сумка зацепилась за поручень, и лямка оторвалась. Крот машинально подхватил падающую сумку рукой и… Яркий свет, жар, жуткий крик чего-то мягкого, во что он врезался.

Они повалились на крошку осыпавшейся штукатурки этого коридора. Кто-то напуганно вопил совсем рядом. Александр размахнулся и с силой саданул сумкой его по голове.

– Крот, падла, это ты?! – взвизгнул «кто-то». – Какого хрена ты творишь, урод?!

Диггер замер и уставился на распластавшегося человека, сжимающего в дрожащей руке горящий факел. Это был Василий Борщов.

– Что?! – заорал Загорский.

– Это я тебя спрашиваю, придурок чертов! Что такое?! Зачем меня ударил?!

– Ты что здесь делаешь?!

– Тебя ищу, идиота кусок!

Александр вскочил на ноги и со всей силы навалился на ржавую дверь.

– Помоги! – закричал он, изо всех сил пытаясь заставить ее закрыться.

– Зачем?!

– Помоги, ну!

– Что там?

– Не знаю и знать не хочу! Да помоги же!!!

Они навалились на дверь вдвоем, но все их попытки остались тщетными. Тогда Крот зарычал от злости и бросился бежать, подхватив сумку. Борщов кинулся следом.

– Постой! Да что такое?! Объясни ты толком!

Однако Загорский не отвечал. Он бежал, тяжело дыша и поглядывая на оставленные им на стенах метки. «Семьдесят восемь, семьдесят семь, семьдесят шесть… сорок четыре?!.. Черт! Не туда! Вот! семьдесят пять, семьдесят четыре, семьдесят три…»

Наконец они достигли первой двери, задев деревянные балки распорок, установленных в месте расчищенного завала. Выскочили из лабиринта, и Загорский снова навалился на дверь. Эта поддалась и закрылась. Тогда Крот приложил все усилия, чтобы опустить массивный запор – подхватил большой обломок бетона и принялся колотить по его неподатливой ручке.

– Ты что творишь?! – закричал так ничего и не понимающий Борщов. – Ее же потом не открыть совсем!

– И хорошо!

Он, наконец, запер дверь и обессилено рухнул на пол, прислонившись к этой двери спиной, выдохнув:

– Вот и все!..

– Псих чертов! Ты можешь, наконец, объяснить, что там такое?! – заорал Борщов.

Загорский мотнул головой, чувствуя, что не в силах что-то говорить.

– Зачем ты меня искал? – прохрипел он после паузы.

– Тебя комендант срочно хочет видеть.

– Зачем? Я же вроде недавно…

И тут мощный удар с той стороны сотряс только что закрытую дверь. Загорский в ужасе возопил, чувствуя, что последние остатки рассудка вот-вот покинут его сознание. Вскочив на ноги, он бросился к так же кричащему и перепуганному Борщову. От страха они даже обнялись и вместе уставились на дверь.

– Мать твою, да что же там такое?! – взвизгнул Василий.

– Это… Это… Н-н-наверное… Балка упала… Которую мы з-з-задели… И п-п-по двери… – заикаясь пробормотал Крот, изо всех пытаясь заставить себя поверить в эту версию.

– А если нет? – дрожащим голосом зашептал Борщов. – Эта дверь ведь открывается и с той стороны тоже…

Глава 6
Особое задание

Четыре наспех изготовленные могильные таблички. На трех – православные кресты. На одной – полумесяц. Это могила Мусаева. Он мусульманин. А остальные… Скворцов, Кошевой, Велисов… Ничто не разделяло их. Одна присяга. Одна Родина. Одна пережитая страшная мировая катастрофа на одной общей для всех планете. И одна дата смерти, в конце которой стоял год. 2033-й.

Похоронная команда устремила в небо стволы автоматов. Раздался залп. Еще один. Третий. И четвертый. Патронов в красноторовской колонии было много. Гораздо больше, чем людей. Возможно, больше, чем людей на всей Земле. Зачем их жалеть? О патронах, конечно, речь. Не о людях…

Стечкин мрачно смотрел на свежие холмики могил позади бывшего автопарка. Можно, конечно, думать, что потерять в бою четырех человек убитыми и девятнадцать ранеными при потерях противника до полусотни только «двухсотых», это успех. Можно так считать. И утешать себя этим. Но гвардии майор Павел Стечкин так думать не мог. Он знал этих парней столько лет. И одному покинувшему своих грешных чад Богу было известно, через что им довелось пройти, когда вся цивилизация провалилась в жуткую бездну апокалипсиса. Наверное, им самим до конца было неведомо, что они пережили за все эти годы и как важны стали друг для друга. Это был первый настоящий бой. И первые потери не от болезней и всей той заразы, что окружала их крохотный обитаемый мирок. Впервые майор Стечкин столкнулся с тем, что после общечеловеческого самоубийства люди снова убивали людей. Не радиация. Не крабы. Не химические туманы. Не голод. Люди!

И он, наверное, впервые в полной мере ощутил тяжкий груз ответственности за жизни вверенных ему судьбой жизней. И смерти.

Он все думал о том, а можно ли было всего этого избежать? И, конечно, думал о своем роковом выстреле там, на пляже, возле полигона. Может, именно он поспешностью своего решения погубил этих парней? Инстинкт указательного пальца, так ведь Боря Колесников сказал? У нас полно оружия. А оружие рано или поздно будет пущено в ход. И начнется карнавал смерти. Хотя, что может значить эта стычка после того, что прокатилось годы назад по всему миру? А с другой стороны, может, сейчас две последние группы выживших встретились, чтобы добить друг друга и освободить, наконец, этот мир от человеческого существа окончательно…

– Василич, – тихо проговорил подошедший к нему Колесников.

– Да, Борь, чего? – не сводя глаз с могил, буркнул майор.

– Вестовой снизу пришел. Сказал, что люди собрались в актовом зале. Ты должен выступить.

– Я знаю. От Михеева есть вести?

– Нет пока. Но ты же знаешь, этого Самохина не так просто уговорить.

– Н-да… бюрократ чертов. А еще в погонах… Ладно, командуй. Уходим в бункер…

Похоронная команда и те, кто вышел на поверхность проститься с павшими воинами, стали покидать кладбище. Кто-то на ходу оборачивался, бросал прощальные взгляды на могилы товарищей. Майор уходил последним. Перед этим он водрузил на голову свой черный берет, принял строевую стойку «смирно» и отдал могилам воинское приветствие.

– Когда-нибудь мы обязательно встретимся, братишки, – сказал он, уходя.

* * *

«Что-то я зачастил сюда в последнее время. Не к добру, небось…»

Такие мысли о кабинете Главы общины Пятого форта Самохина вклинивались в рой жутких образов, которые еще будоражили разум и холодили душу. Саша Загорский сидел, сгорбившись на стуле, и сжимал коленями свои сомкнутые ладони. Наверное, если этого не делать, то руки снова начнут предательски дрожать. Ну с ладонями понятно. А вот что делать с застывшим ужасом на лице и бегающими глазами под линзами очков?

– И что за канитель опять с тобой приключилась? – Самохин хмуро смотрел на Диггера, сложив перед собой на столе руки. – Ну, чего молчишь-то?

– А чего говорить… – сделав глубокий вдох, выдавил Александр, пытаясь скрыть дрожь в голосе. – Да ничего не случилось, собственно…

– Да что ты? – криво усмехнулся Самохин. Он медленно выдвинул ящик стола, извлек оттуда остатки какой-то книги. Оторвал кусок страницы. Какое-то время разглядывал вырванный текст. Затем стал насыпать из кисета табак.

Теперь Загорский пристально наблюдал за действиями майора. Это немного отвлекало от того страха, который накрепко охватил его сознание в том проклятом коридоре у колодца.

«Как же все-таки легко мысли и знания превращаются в пепел и дым…»

– Федор Семенович. Мне не нравится, как вы поступаете с книгами, – осторожно произнес Александр.

– Это всего лишь конституция, – поморщился руководитель общины. – Потерявший смысл закон несуществующей больше страны.

Выпустив клуб дыма, он сплюнул в урну у стола.

– Ну так что же все-таки случилось там, в казематах тех, а?

– Да ничего, говорю же…

– А вот Борщов докладывает обратное. Говорит, что когда увидел тебя, ты был похож… Да ты вообще ни на что не был похож. Чего ты так испугался там?

– Темноты и одиночества, – проворчал Александр. – Вы же знаете, фобия у меня. После того похода с одноклассниками.

– А чего же ты бравировал тогда недавно? Да я! Да мне по фигу все! Один пойду! А?

– Тупанул, что тут скажешь…

– А знаешь, ты меня разочаровал. Я очень на тебя рассчитывал в одном деле. Но коль уж ты так боишься этих подземелий…

– Федор Семенович, вот вы так любите вечно издалека заходить да непонятно излагать, – перебил его Загорский. – Не могли бы вы сразу к делу перейти? У меня живот что-то крутит.

– Не дерзи мне, парень! – зашипел Самохин, резко нахмурившись. – А то ведь самой страшной фобией для тебя будет мой гнев. Понял?

– А я не дерзю… держу… дерзаю… Короче, вы меня не так поняли.

– Да все я прекрасно понял. Разлагает тебя дружок твой, сосед этот сомнительного племени.

– Вы о чем? – Загорский поднял взгляд и уставился в злые глаза Самохина.

– О чем? О ком! О горце этом, Баграмяне!

– Вообще-то он не горец. Что за глупость…

– Заткнись, Крот! Ты вообще, что ли, страх потерял?!

«Страх потерял… Ах, если бы. Этот чертов страх наизнанку просто выворачивает», – думал Диггер. И сейчас, после того страха, вся эта демонстрация угрозы простым лысым человеком выглядела даже комично. Ужас того, что он пережил у колодца, теперь не оставлял место каким-то другим, менее значимым страхам.

– Федор Семенович, может, все-таки скажете, что от меня требуется? Мне, правда нездоровится, и я…

– Да ты вообще живешь не тужишь, Саня. Никакой трудовой повинности. Никаких работ. Бродишь все по казематам, и толку…

– Электричество, – напомнил Загорский.

– Ну да, конечно, – Самохин вроде бы смягчился. Или сделал вид. Либо и гнев, и мягкость были наигранными. Скорее всего, последнее. – Только видишь ли, Крот, мне надо больше. Сильно больше. И уж коль ты так заступаешься за своего дружка-Баграмяна, то вот вместе с ним и займись поисками. Заодно не так страшно тебе будет в норах своих кротовых и темноте.

– Да о чем вы? – вздохнул Александр.

– Ты слышал о метро? – руководитель общины поднялся и скрестил руки на груди, внимательно глядя на Диггера.

– В смысле, о книге, что ли? – Загорский приподнял голову и уставился на хозяина.

– Не дуркуй, Саня. Я тебе толкую про метрополитен. Туннель. Рельсы. Поезд. Улавливаешь?

– Ну, слышал. Однажды был даже, в Москве. Мне лет пять тогда, наверное, было. А что?

– Да нафиг московское! Я тебе про местное метро говорю.

– Ерунда, – Александр наконец освободил одну ладонь и махнул рукой.

Самохин прищурился:

– Это почему же?

– Да, была такая легенда, что у немцев был секретный метрополитен в Восточной Пруссии. Я сам его искал даже. Только это всего лишь легенда. Здесь грунт непригоден. Болота. Плывуны. Грунтовые воды. Песок.

– Умный какой! А ты в курсе, что в Ленинграде, в смысле в Питере, тоже метро есть? Ну было, точнее.

– Ну знаю, да.

– А знаешь, какой там грунт? Почва еще хуже, чем здесь. А ты говоришь, болота да плывуны. И отчего тогда ты, не веря в здешнее метро, веришь в подземный город?

– Я не говорил, что я верю в подземный город. Я верю, что тут были секретные заводы под землей. И лаборатории. Есть места, где они могли быть построены. Грунт не везде одинаков. И соединялось все это узкими коридорами, которые проще сделать и содержать в наших условиях. И гидроэлектростанция, работающая от грунтовых вод, которую я нашел, – тому доказательство.

– Ну да, – соглашаясь, кивнул хозяин. – А ты помнишь тех двух немцев, которые в ваших поисках помогали, когда вы заблудились перед самым концом?

Конечно, Александр помнил этих представителей германского консульства, которые при помощи старых архивных карт и схем подземелий помогали местным властям в поисках пропавших школьников: Руслана Махеева, Егора Хрусталева, Лены Бергер и его – Саши Загорского.

Потом и эти немцы, и он, и Самохин со своим водителем оказались во мраке подземелья, спасаясь от вспышки и взрыва. От смерти земной цивилизации. Пожилые германцы прожили недолго – преклонный возраст, осознание того, что они больше никогда не увидят свой дом, и масса других факторов быстро закончили их жизнь.

– Разумеется, помню. Я тут один из немногих, кто почти свободно владеет немецким языком. Недолюбливали они меня, правда. Может, из-за того, что здесь по моей вине оказались и не погибли со своими семьями, что было бы предпочтительней, наверное. А может, потому, что они какие-нибудь бывшие гитлеровцы, а я им показался евреем.

Самохин засмеялся:

– Ну, ты почти в точку попал. Клауса помнишь?

– Это который седой весь? Даже брови белые?

– Его. Ну так вот. Знаешь, кем он был в молодости? В сорок пятом…

– Понятия не имею, – Загорский пожал плечами.

– Унтерштурмфюрером[11]11
  Звание, учрежденное в 1934 году. Соответствовало воинскому званию лейтенанта.


[Закрыть] СС, – произнес с каким-то пафосом Самохин. – И я ведь тоже в немецком языке волоку немного.

– Да, я в курсе.

– Ну так вот, – продолжал хозяин. – Пообщались мы с ним перед его смертью. Можно сказать, что он исповедовался. И вот какая занятная вещица получается, Крот. Он сказал, что был в этом метро…

* * *

Четыре человека наружной вахты форта тоскливо посматривали на пасмурное небо через сводчатый вход, поросший уродливыми переплетениями какого-то колючего кустарника. Верхушки бедных в последние годы на листву деревьев покачивались от ленивого и сонного ветра. Стояла жуткая тишина. Они давно не слышали пения птиц. Хотя не так… Двое из этих четырех его не слышали вообще никогда. И вот в этой тишине, где покачивающиеся темные от контрового света прятавшегося за облаками солнца, силуэты деревянных истуканов, где дышать по-прежнему рекомендовалось через маски, а из-за мрака вечной жизни под землей на глаза приходилось надевать все, что могло предохранить от ослепления дневным светом, они источали тоску своими отрешенными и обреченными взглядами. Старший сделал несколько шагов вверх по каменным ступенькам, шелестя пробивающейся в уголках лестницы травой. Присел на лежащий у входа обломок внешней стены. Слегка оттянул респиратор от лица и стал принюхиваться к воздуху, делая осторожные вдохи. Затем, сделав вывод, что сегодня, после ночного ветра, воздух более-менее безопасен, снял респиратор и повесил на шею. Потом сложил руки на карабине и стал прислушиваться. Как назло двое молодых из вахты начали скрести желтый мох с кирпичей у входа. Здесь его почти не осталось. Это самое первое и ближнее место, где его можно собирать. Но эти парни нашли-таки какие-то остатки.

– Эй, потише там! – недовольно буркнул старший и поморщился. Его крик был каким-то неестественным на поверхности, в этой могильной тишине.

Бойцы стали скрести гораздо деликатнее, стараясь не издавать при этом резких звуков. Четвертый вахтенный присел на ступени и, кажется, уже дремал.

Метрах в сорока, в густых зарослях, подступающих со стороны города, раздался отрывистый свист. Раз, другой. Старший насторожился, напрягая слух. Теперь послышались громкие удары молотком по пустой артиллерийской гильзе, которая висела там, на ветке сухого дерева. Три стука с короткими интервалами, три – с длинными, и снова два с короткими. Это был установленный на сегодня условный сигнал группы разведчиков. После шестичасового отсутствия, они вернулись из города. Старший поднес к губам пустую ружейную гильзу и дунул в нее столько же раз и с такими же интервалами, как и звонкие удары из зарослей.

Показалась группа разведчиков. Поскольку их основным родом деятельности было прочесывание руин города, то иногда их еще называли урбанами. Видимо, от латинского «urbanus», что означало «городской». Их было четверо. Четверо? Но ведь уходило пять. Старший наружной вахты насторожился, вглядываясь в процессию. А нет. Вроде все в порядке. Вон и пятый показался. Просто отстал от своих товарищей шагов на тридцать.

Разведчики были облачены в прорезиненные накидки с капюшонами, плюс респираторы и очки, как полагается. На плече у каждого оружие, за спиной – рюкзаки с добычей. Двое тащили двухколесную тележку с канистрами и крупногабаритным грузом.

– Эй, наши вернулись! Идите, помогайте, – приказал старший вахты молодым подчиненным. Встрепенулся и третий, тот, что задремал на ступеньках.

Дозорные направились на встречу урбанам. Помогли разгрузить тележку и потащили добытое в подземелье.

– Как там? – спросил старший у проходящих мимо разведчиков.

– Все так же, – угрюмо отозвались урбаны, погружаясь обратно в полумрак подземелий форта. Отставший комично козырнул старшему смены оттопыренной ладонью, совсем «по-Швейковски».

– А, Тигран! Ты?

– А Тигран – я, – хмыкнул разведчик, стягивая с лица маску. – Сегодня дышится неплохо, да?

Вахтенный кивнул:

– Да, терпимо. Как там? Больших ос, как в прошлом году, не встречали?

– Нет, хвала небесам, не было! А что там, в кустах, за БТР припаркован? – Баграмян кивнул на те заросли, откуда они появились.

– Ну как, что? Гонцы из Красноторовской колонии, понятное дело.

– Стечкин приехал?

– Да нет, кто-то из младших. Двое. И дюже озабоченные чем-то. Говорят, дело срочное.

– И давно?

– Да часа три тому, вроде как. Еще до моей смены было, – старший вдруг оглянулся и, приблизившись к Тиграну, тихо зашептал. – Вообще какое-то мутное дело. У одного из морпехов на комбезе кровь свежая. И он вроде как мужикам с предыдущей смены советовал посты усилить и вообще, говорит, беда пришла. Но ничего толком. Понимаешь? Торопился он к Самохину.

– А хозяин что?

– Да тут, – вахтенный снова оглянулся, – говорят, что после беседы с хозяином опоили тех гонцов зельем из мха этого проклятого и заперли.

Беззаботность слетела с лица Баграмяна, как по дуновению ветра. Он нахмурился и задумчиво покачал головой.

– Ну, майор, я твой дом труба шатал, – проворчал он тихо. – Что за странности такие, а Петрович?

– Поди его разбери, Самохина нашего. Да и красноторовцы тоже хороши. Хрен их поймешь, чего им надо было.

– Ладно, – буркнул Баграмян и двинулся дальше. – Разберемся…

* * *

Загорский недоверчиво смотрел на Самохина. Речь ведь шла о том, о чем говаривал еще его прадед, штурмовавший восточно-прусскую цитадель. Большинство легенд, которые увлекли еще отца Александра и заставили заняться эдакой самостоятельной археологией, происходили именно из уст прадеда. Про бункеры с хитроумными ловушками. Про вылетающие из-под земли истребители. Про неуловимый бронепоезд, который внезапно появлялся на узком перешейке между морем и заливом и попортил много крови красноармейцам на ближних подступах к военно-морской базе Пиллау, позже именовавшейся Балтийск. Рассказывал он и про тайное метро. Правда, сам старик не видел его и также услышал от кого-то. Но все эти истории от прадеда не дали никакой конкретики в исследованиях. Только определили наследственно передаваемый интерес к этой теме.

– Вы хотите сказать, что этот метрополитен в самом деле существует? – наконец вымолвил Александр.

– Это слова Клауса. Вот послушай. В сорок пятом году, когда наши уже приближались к Кенигсбергу, тут, конечно, царила суматоха и паника. Молодой эсесовец Клаус Хабихт только получил новое звание. Текучесть кадров была тогда, сам понимаешь. Снайперы хорошо выкашивали командный состав, особенно, если речь шла о «черном ордене». И если до генерала добраться было сложней, то младшие офицерские чины, бывавшие на передовой, быстро ловили свою пулю. Вот мало-мальски хорошо подготовленных унтеров и ставили на освободившиеся очередным выстрелом должности. Так случилось и с нашим стариком. Однажды ему и, соответственно, находившейся под его командованием группе поручили особое задание. Первое задание в его новой должности. Обеспечить погрузку некоего эшелона. Речь шла о погрузке разного добра: секретных архивов диверсионно-разведывательных школ Абвера и шестого департамента РСХА,[12]12
  RSHA (сокращение от «Reichssicherheitshauptamt») – Главное управление имперской безопасности. 6-й департамент являлся разведывательной структурой данной организации Третьего рейха.


[Закрыть] плюс кадровые архивы подразделений СС из низших и покоренных народов. В основном все архивы, что успели эвакуировать из Прибалтики. Довеском шли награбленные в СССР культурные ценности и много чего еще. Конечно, грузить должны были не сам Клаус и его подчиненные манны и шютце[13]13
  Манн-СС, шютце-СС – низшие (рядовые) воинские звания в частях СС.


[Закрыть]. Работой занимались рабы: советские военнопленные, поляки, литовцы и так далее. Задачей Хабихта было обеспечение порядка на погрузке – охрана и тому подобное. Наш добрый друг Клаус очень удивился, когда эшелон, который должны были загружать, оказался… под землей. Они вышли к подземной станции через какие-то подземные ходы, ведущие отсюда, из пятого форта. Узкоколейка. Туннель. Десяток вагонов. И еще какая-то группа СС без знаков различия. С ними был только один при погонах и петлицах. Какой-то штандартенфюрер. Ну, такое звание. Уже не полковник, но еще не генерал.

– Я знаю, – кивнул Загорский, с интересом выслушивающий эту историю.

– Ну так вот, – продолжал майор, – Клаусу сказали, что на время операции он в полном подчинении этого сверхполковника. Полсотни невольников грузили ящики разных размеров. Они загрузили семь вагонов. Остались три. В два заперли рабов, в последний сели те странные вооруженные люди в эсэсовской форме без знаков различия и тот штандартенфюрер. Клаусу же и его людям было приказано вернуться на поверхность и отправиться в Пиллау. Видимо, эта подземка была настолько секретной, что даже ему и его людям не доверили по ней прокатиться. На поверхности уже ждали грузовики, в которых группу Клауса сразу повезли в Балтийск, то есть в Пиллау.

– Да я понял.

– Ну там по пути они вроде под бомбежку попали, но добрались. И вот приехали они на базу подводных лодок, что там была. И видят, что бы ты думал? Те самые вагоны того самого поезда. Тех самых странных людей и сверхполковника. Те же самые рабы разгружали эшелон и таскали ящики. Грузили часть на подводную лодку – кстати, тоже без опознавательных знаков, – часть на два морских транспорта. Там же, на причале. А с той лодки они таскали в эшелон какие-то ящики. По словам Клауса, очень тяжелые. Один даже уронили. Странность в том, что оттуда при падении выкатились простые консервные банки…

У Загорского расширись глаза, и он уставился на Самохина. Ящики с консервными банками! Уж не те ли, которые нашел Тигран за рухнувшей кирпичной кладкой?!

– Эй, Крот, ты чего? С тобой все в порядке? Ты со своим больным животом мне тут кучу не наложишь? – нахмурился майор.

– Да нет. Я это… Ну, вы про консервные банки с подводной лодки без опознавательных знаков рассказали, я просто фильм вспомнил. Ну помните? Шубин, «Летучий Голландец» и все такое.[14]14
  Речь идет о многосерийном фильме «Секретный фарватер», снятому по одноименному роману Леонида Платова. В свое время этот фильм был культовым, особенно для подростков Калининградской области, поскольку многие действия данного произведения происходили именно в этом регионе.


[Закрыть]

– А это тут при чем? – Самохин недоуменно развел руками.

– Да так. Просто вспомнилось в контексте. Простите, что перебил. Чего дальше-то было?

– Да ничего. Все погрузили. Поезд с консервами и вооруженными людьми, что их сопровождали, ушел обратно, наверное, на подземную станцию. Транспорты отчалили и ушли в море. Штандартенфюрер уплыл на подлодке. А к Клаусу приставили трех офицеров ГЕСТАПО, которые должны были проконтролировать выполнение последнего приказа в этой операции.

– Какого приказа?

– Не догадываешься? В течение часа умертвить всех пленных, что участвовали в погрузке.

– И он это сделал?

– Естественно. Он же был офицером СС. И за его спиной стояли люди из ГЕСТАПО. Он это сделал.

– И все это он вам рассказал сам?

– Конечно сам, не пытал же я его. На смертном одре и покаялся. Говорил, что очень мучился от содеянного всю жизнь. От казни той. Прощения просил за то, что они принесли на нашу землю в той войне. И помер. Но с его слов я понял, что он потом интересовался этим железнодорожным туннелем. Вроде как он тянулся через весь Земландский полуостров и охватывал также бункеры неподалеку от Красноторовки. И шел прямиком в Балтийск. А возможно даже – и под каналом, на Балтийскую косу. Или дальше, хотя куда дальше-то? Но Клаусу быстро намекнули, чтоб забыл про свое любопытство. Потом фронт, ранение, плен, лагерь севернее Магадана. В общем, домой он попал только после смерти Сталина.

– Погодите. Но бункер Красноторовской колонии построили наши, уже после войны. Он проектировался уже из расчета на ядерный удар…

– Как ни странно, все личные бункеры Гитлера также были способны выдержать ядерный удар, хотя никакой атомной бомбы тогда не было. Это первое. Второе: там были и немецкие казематы и подземелья. Часть из них немцы затопили или взорвали, часть наши приспособили как дополнительные помещения нового, противоатомного бункера. Именно там сейчас и сидит наш добрый друг майор Стечкин со своими морпехами.

– А что вы от меня хотите?

– Неужели не понятно? Мне нужен этот туннель. Найди это метро. А в помощники я тебе дам твоего дружка Тиграна, чтоб тебе скучно и страшно не было. Только найди мне его быстро.

– Да но…

– И еще, Саня, – Самохин уперся кулаками в стол и склонился над Загорским. – Это ведь не просьба. Это приказ.