Текст книги "Метро 2033: TOD MIT UNS (СИ)"

Автор книги: Сурен Цормудян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Вместо спазма перехватило дыхание, и майор сильно закашлял. Настолько сильно, что заболели глаза и виски.

Борщов украдкой поднял взгляд. Видя, как его хозяин надрывается, тщетно стараясь унять предательский кашель и, естественно, не может сейчас видеть своего верного вассала, Василий зло ухмыльнулся.

* * *

Усталость била по ногам даже привыкшего к долгим плутаниям среди калининградских руин Баграмяна. О своей усталости заявил и неврастеник Загорский. А вот Рита молчит. Тигран взглянул на нее. Видно, что ей невмоготу больше идти. Но она молчит. Не жалуется. Баграмян уважительно улыбнулся.

– Сколько мы прошли, уже не разобрать, – сказал он. – Предлагаю привал.

– Согласна, – выдохнула Гжель, которая словно ждала этих слов, точно манны небесной.

Они уселись на свои рюкзаки. Поскольку у Риты была только наплечная армейская аптечка, то Александр предоставил ей свой вещмешок. Женщина бессильно плюхнулась на него и тут же вскочила, вскрикнув и растирая ладонью ягодицы.

– Крот, что у тебя там такое?! – воскликнула она?

Тигран тоже вскочил, обеспокоенный ее вскриком. Он, правда, пару секунд как завороженный смотрел на ритмичные движения ладони женщины по собственной попе, но затем тряхнул головой, прогоняя из нее всякие глупости.

– Сань, чего там у тебя?

Загорский растерянно на них посмотрел, затем хлопнул себя по лбу:

– Ах, это! Там пара банок. Погоди, я переверну мешок.

– Что за банки? – спросил Тигран.

– Ну те, что за рухнувшей стеной в ящиках были, – ответил Александр, манипулируя со своим вещмешком.

– И зачем ты их с собой взял?

– Да неизвестно, когда я теперь вернусь в общину. А за это время Самохин узнает о комнате и явно наложит свои руки на эти ящики, как и на все, впрочем. Любопытно же, что в них. Может, откроем, раз уж на привале?

– Ага, щаз. У меня один нормальный нож остался. И тот не так хорош, как тесак, утопленный твоими горе-помощниками. Банки крепкие, враз лезвие затупится. Повременим пока. Тем более, что в банках, скорее всего, не еда. Но даже если бы и еда. Девяносто лет практически…

– Тогда что в них может быть? – спросила Рита.

– Ну, судя по весу, возможно, что и золото. Может, они переплавляли коронки, кольца там обручальные, снятые с узников лагерей. А потом, как почуяли запах русского пороха на своих улицах, верхушка решила слинять с этим золотом. Ну и замаскировали под консервы, для секретности.

– Так что же это, у нас тут, может быть, несколько кило золота? – и без того большие глаза Риты расширились еще больше.

– Ну, возможно, – пожал плечами Тигран, присаживаясь на свой рюкзак. – Только что проку? Нынче ни золото, ни бриллианты на фиг не нужны. Нужен ствол ладный, да клинок булатный. Ну и пожрать что. Кстати насчет пожрать. Пора бы нам подкрепиться.

Баграмян приподнялся и стал извлекать из рюкзака свои припасы. В самом деле, неплохо бы поесть. И организм получит заряд энергии, и рюкзак хоть чуточку, но легче станет.

Глава 17
Пакт

– И с чего мы начнем эти наши так называемые переговоры? – хитро и зло прищурился центурион.

Выслушав перевод и отпив кофе, Стечкин невозмутимо ответил:

– Для начала, нам не помешало бы узнать причину вашего нахождения на нашей земле. Исходя из них мы можем строить дальнейший диалог. Ведь вполне может быть, что ваши намерения на нашей территории неприемлемы для нас.

– На вашей территории? – седые брови Элиаса поднялись. – Надеюсь, вы не будете мне твердить о законности Ялтинских и Потсдамских сговоров азиата, шакала и инвалида?

Стечкин усмехнулся. В Потсдаме, вроде, уже не инвалид Рузвельт был, а Трумэн. А «Шакалом» Гитлер называл, кажется, Черчилля…

– Мои далекие предки, – продолжал Клаусмюллер, – родом из Пруссии. Они перебрались в Южную Америку в позапрошлом веке. Когда началась Первая мировая, кто-то из последующих поколений вернулся в империю и вступил в рейхсвер добровольцем. Их родовая ферма была на земле, которую вы забрали себе и потом отдали полякам.

– Я не отрицаю, что когда-то эта земля была Восточной Пруссией. Но позвольте теперь я вам расскажу историю своего рода. Мои предки жили в Белоруссии. Простые труженики от сохи. Потом вдруг пришли ваши предки. Среди ста пятидесяти восьми деревень, захваченных ими, оказалась и та, где жили родители моего деда и его сестра. Их сожгли. Заживо. В амбаре. Их троих и еще сто шесть человек. Тоже стариков, женщин и детей. Из всей деревни выжило двадцать детей, которых ваши предки отправили в Саласспилский[33]33
  Саласспилский лагерь находился недалеко от города Рига (Латвия). По некоторым данным, в нем за все время существования погибло около 100 000 человек. В том числе и дети, направленные в лагерь для отбора крови.


[Закрыть] лагерь смерти. И там из них выкачали кровь для раненых солдат Гитлера. Я надеюсь, вы понимаете теперь, отчего я по праву называю эту землю НАШЕЙ? Вы поняли причинно-следственную связь?

Клаусмюллер нахмурился. Пристально смотрел на Стечкина и играл желваками на лице.

– Может, вы хотите сказать мне, что сие действо было частью акта по освобождению нашего народа от большевистского ига? – зло усмехнулся майор.

– Мои предки были воинами. Солдатами, но не палачами, – отозвался, наконец, центурион.

– О да! Эту песню я знаю. Много раз мы слышали нечто подобное! Мы были солдатами! Мы не были в СС! Мы выполняли приказ! Была война!..

– Прошло почти сто лет! К чему теперь ворошить прошлое?!

– Да. Прошло почти сто лет. Но мы-то помним. Ибо забывать такое не просто нельзя. Забывать такое – преступление.

– И что же, вы теперь ненавидите за это всех немцев? – усмехнулся Элиас.

– О нет. К немцам и вообще к людям я нормально отношусь. Как говаривал один высокопоставленный грузин, «Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается и будет всегда». Даже среди моих людей есть этнический немец. Но вот это!.. – Стечкин вытянул руку и презрительно указал на нацистскую повязку центуриона.

– Ах, вот оно что! – Клаусмюллер покачал головой. – А теперь давайте перенесемся в наше скорбное время из овеянного мифами прошлого. Вы не забыли, во что превратился весь мир? Я подчеркиваю: ВЕСЬ МИР. Вы, возможно, долгие годы не сходили с места, но мы пересекли половину земного шара, чтобы добраться сюда, и повидали многое. Так вот. Всюду так. Всюду руины. Разрушенные города, ставшие надгробными курганами миллионов. И кто это сделал? Те, кто носил такие повязки? – Центурион в голос расхохотался. – В первую очередь это сотворили ВЫ! Носители высших псевдоидеалов! Победители гитлеризма! Вы уничтожили мир! Потому что если бы повсюду установился истинный национал-социализм, то не было бы нужды выяснять отношения. Царил бы железный и непоколебимый порядок на всей планете! Но ВЫ уничтожили все! Колесо истории неумолимо. Ваша страна в итоге развалилась на части, а это как раз то, чего желал ОН. Европа в итоге объединилась. И это то, чего желал ОН. Но вот всемирный апокалипсис как раз таки сотворили вы… Даже если вернуться обратно в это, так неуместно напомненное вами время. Кто применил бомбу первым? Злодей Гитлер? Или демократ Трумэн? А?

Теперь рассмеялся русский майор:

– Да если бы у вашего Адольфа была бомба, мы, скорее всего, вообще не имели бы чести с вами разговаривать!

Клаусмюлер вдруг переключился на какой-то эмоциональный разговор с переводчиком Паулем. Они быстро и вполголоса обменивались короткими фразами, причем центурион явно был чем-то очень недоволен. Затем, после нескольких минут такой заминки, Рохес снова заговорил по-русски:

– Простите, я не совсем точно перевел, – проговорил он, косясь на командира. – Речь шла о химическом оружии.

– О химическом? – Павел прищурился. – Кажется, вы чего-то недоговариваете. Какое отношение к данному контексту тогда имеет Трумэн, который применил первым все-таки атомную бомбу, а не какие-то газы?

Рохес что-то сказал командиру. Тот резко ответил, и Пауль продолжил переводить, оставив эту заминку уже в безвозвратном прошлом:

– И в этот раз, – говорил он, – вы открыли огонь первыми.

– Вообще-то первым открыл огонь ваш человек.

– Но вы его убили!

– Естественно! Ответным огнем, в целях самозащиты! – разозлился Стечкин, которому эти обвинения уже порядком надоели. – Это был акт обороны, но не агрессии!

– У нас свой взгляд на происшедшее.

– Я в этом и не сомневаюсь. Однако мы здесь встретились для того, чтобы кровопролитие прекратить, не так ли? И, как вы понимаете, это не проявление слабости. В нашей силе и боеспособности вы имели возможность убедиться. Но нам не нужны ваши жизни. И нам не нужна война. Впрочем, она нам никогда не была нужна.

– И что вы хотите? – спросил Клаусмюллер.

– Вопрос в том, чего хотите вы. И тогда я отвечу вам, смогу я согласиться с этим либо нет.

– Нам тоже не нужно кровопролитие. Мы пришли сюда с другими целями.

– И что за цели?

– Наследие.

Стечкин хмыкнул. Он уже хотел было сказать, что в курсе про некое «наследие основателей», однако не желал вольно или невольно навлечь этим неприятности на Рохеса. За прошедшее время он к нему уже привык.

– Можно подробнее? – сказал лишь майор.

– У нас это называется «наследие основателей». Как вы понимаете, нашу колонию в Чили основали некоторые представители элиты Третьего рейха, бежавшие от ваших штыков. Но, находясь между вашим молотом и западной наковальней, они сумели вывезти не все.

– Все это поэтично, конечно, но о чем конкретно речь?

– Оружие.

Стечкин нахмурился:

– Вы пришли сюда за оружием?

– Да.

– И для чего?

– А для чего оно вам? За несколько дней пребывания здесь мы так и не обнаружили каких бы то ни было монстров, возникших в этом «дивном» новом мире. Разве что странные огромные крабы. Возможно, мы еще не все знаем об этой местности. Возможно, вам банально повезло в этом вопросе. Но всюду, где мы были, мир кишит чудовищами, которых вы даже не можете вообразить. В Чили, в Аргентине, в Бразилии, на Кубе, в Северной Франции и Южной Британии. Всюду, где уже побывали наши экспедиции после катастрофы. Теперь у человечества общие враги. Их бесчисленное множество и великое разнообразие.

– Странные животные есть и на нашей земле. Только не конкретно здесь. На этом побережье условия вообще не благоприятствуют каким-либо формам жизни. Но оставим пока монстров. Вы хотите сказать, что проделали такой путь за оружием? Неужели на каких-нибудь военных складах той же Чилийской Республики или Аргентины его оказалось недостаточно? Неужели ничего ближе вы не нашли?

– Это вопрос унификации, – хитро прищурился Элиас.

– Не понимаю, – пожал плечами майор.

– Дело в том, что изначально в наших колониях было налажено производство образцов оружия вермахта. И для этого оружия нужны соответствующие боеприпасы и комплектующие.

Стечкин достал папиросу и закурил. Такое объяснение казалось настолько нелепым и притянутым за уши, что дальше некуда. Явно, что центурион недоговаривает. Однако было бы наивно ожидать от него полной откровенности. Учитывая, что еще утром они были непримиримыми врагами. Майор решил пока не копать глубже, ибо это могло привести к срыву перемирия.

– И где, по-вашему, это оружие? Нет у нас, конечно, многие десятки лет земледельцы натыкались на остатки винтовок, автоматов и прочего, оставшихся с той войны. Но вы хоть понимаете, в каком это состоянии?

Клаусмюллер засмеялся:

– Вы все же не держите нас за полных идиотов. Все эти десятилетия вы ходили по земле, в недрах которой покоились огромные подземные комплексы. Хранилища топлива. Цеха по производству снарядов и патронов. Огромные законсервированные склады. И все это основатели оставили в надежде вернутся в скором времени. Они шли на сотрудничество с любыми врагами вашего режима и ждали шанса для реванша. Но он не представился. А у нас так вообще другие задачи. Нам надо очистить землю от тех ползающих и летающих исчадий ада, что вы принесли миру вместе с катастрофой.

– И вы хотите получить доступ в эти подземелья?

– Именно. Наши условия: вы нам не мешаете, не устраиваете нам засад и не нападаете, а мы спокойно ищем эти комплексы. Возможно, даже поделимся с вами.

– Это все ваши условия?

– Почти. Еще мы хотим, чтобы Пауль Рохес остался у вас. Он будет в условленное время выходить с нами на связь. Мы не доверяем вам. И подозреваю, что вы так же относитесь и к нам. Вас такие условия устраивают?

– Вполне. Только не забудьте, демонстрируя свои миролюбивые намерения, снять свое знамя с того здания на берегу моря.

– Соглашусь. Тогда мы можем официально закрепить наш пакт о взаимном ненападении?

– Я должен где-то расписаться? – усмехнулся Стечкин.

– Времена бюрократов, любящих шелестеть бесчисленными бумажками и лепить в них гербовые печати, давно прошли. Наше закрепление мира будет примерно таким…

И Клауссмюллер извлек из-под сиденья довольно большую бутылку текилы.

* * *

Привал постепенно погружал его в дремоту. Сказывалась усталость и нервное напряжение, вызванное лицезрением родного жилища. Тихий разговор примирившихся Риты и Тиграна постепенно убаюкивал его.

Александру казалось, что он прикрыл глаза всего на секунду. Но, открыв их, он обнаружил, что его попутчики сами уже давно спят. Рита свернулась калачиком в объятиях храпящего Баграмяна и тихо посапывала. А этот чертов ловелас зарылся лицом в ее волосы и, казалось, храпел ей в самое ухо.

Загорский поморщился и презрительно фыркнул, глядя на эту отвратительную, на его взгляд, картину. Потом выключил фонарь и зажег масляную лампу. Поднявшись на ноги, он сделал пару нехитрых упражнений, разгоняя кровь по затекшим конечностям, и уставился во мрак коридора, в который им предстояло идти дальше. Там, на самой дальней отметке, которую достигал тусклый свет лампы, висело уже знакомое серое лицо с огромными впадинами пустых глазниц. Это бездонный мрак глядел прямо на него. Внутрь него. В самую душу.

Александр осторожно попятился и медленно присел, потянув руку назад, к лежащему рядом с Тиграном автомату. Для этого ему пришлось сделать назад несколько шагов. Но это проклятое и ужасное лицо дальше не стало! Оно переместилось ровно на столько же.

Загорский схватил оружие и, вскинув его, нажал на спусковой крючок. Однако ничего не произошло. Предохранитель! Переведя рычаг переключателя большим пальцем правой ладони в режим автоматического огня, он вновь надавил на спусковой крючок. Автомат задергался в руках, отправляя в цель пули и… Проклятое серое лицо стало надвигаться на него, увеличиваясь в размерах. Теперь уже были видны не только глазные провалы, но и огромная ухмыляющаяся пасть с десятками сверкающими сталью и острыми, как шило, зубами.

– Твою мать, да сдохни ты!!!..

Он открыл глаза и чувствовал, как судорожно дышит и как холодный пот стекает по вискам.

– Черт… сон внутри сна… – тихо выдохнул Загорский, растирая лицо и боязливо оглядываясь.

Справа от него стояли Рита и Тигран, внимательно и тревожно вглядываясь именно туда, откуда во сне пришел этот ужас.

– Может, не стоит туда идти? – прошептала женщина.

– А больше некуда, – тихо отозвался Баграмян, шаря впереди лучом фонаря.

– Но там что-то есть!

Загорский вскочил на ноги и его снова прошиб озноб, как во сне.

– О чем вы?!

– Рита говорит, что слышала какой-то скрип, – нервно дернул головой Баграмян.

– Ну да. Такой далекий, протяжный, с эхом. Ну неужели ты не слышал?

– Совсем ничего, – Тигран пожал плечами. – Прикорнул я немного. Ничего не слышал. А ты, Саня?

– Я тоже задремал.

– Рита, может, тебе показалось?

– Ничего мне не показалось! Я отчетливо слышала!

– Ну, значит, скоро узнаем. Саня, бери вещи да двинем дальше. Засиделись мы тут.

– Ребята, я не хочу туда идти! – с паническими нотками заговорила Гжель.

– Рита, я думаю, оставаться одна ты хочешь еще меньше. А мы с Саней идем именно туда. Верно, Саня?

Загорский поежился:

– В-верно…

* * *

– Вот это часть нашего убежища еще немцами построена. – Стечкин обвел участок на разложенной по столу схеме пальцем. – Найдите этому Гомесу там помещение. Итак, чтобы нужно было минимум охраны для возможности наблюдать за его перемещениями. Дайте ему книжек. Завалите его ими. Достоевского там, Пушкина… Нет, Пушкин африканец… Стругацких… Нет, Стругацкие евреи… А пофиг! Все подряд давайте. Пусть сидит в этой норе и читает. Да пусть держится подальше от этих участков. Это жизнеобеспечение. И от женщин пусть подальше держится. А то уж больно внешность у него экзотическая, а бабы – они того. Финики да бананы любят…

Все присутствующие тихо засмеялись.

– Никита, ты понял?

– Да, командир, – младший сержант кивнул. – Все сделаем быстро и в лучшем виде.

– Ну давай. Приступайте.

Часть людей покинула помещение и отправилась устраивать жилище для пленника, превратившегося в гостя, а точнее, в наблюдателя от противной стороны, с которой теперь заключен мирный пакт.

– Колесников, Боря. Усиленные посты остаются усиленными. Я этим крестоносцам не доверяю. Но первый выстрел по незваным гостям теперь не на поражение, а предупредительный, в воздух. У нас уговор: ни мы у них внезапно не появляемся, ни они у нас. Только после предварительной договоренности. Вот этот секрет на берегу моря от греха подальше переместить сюда, ближе к нам… Отсюда все равно можно наблюдать за их телодвижениями на берегу. Не так подробно, но все же.

– Все ясно, – кивнул Колесников.

Стечкин тяжело вздохнул и уселся на койку. Прикрыл глаза.

– Чертово мексиканское пойло…

– Что, командир, текила в мозг ударила? – усмехнулся Шестаков.

– Да ну ее! Только башка гудит, а удовольствия – никакого. Да еще изжога, мать ее.

– Папиросный пепел проглоти. Поможет от изжоги, – предложил старший прапорщик.

– Да знаю я… Так. Боря.

– Тут я, Васильич.

– Слушай, тебя тоже не отпускает этот эпизод про Трумэна и Гитлера?

– Это когда Рохес, типа, неправильно перевел? Да, есть что-то сомнительное. Тоже из головы не выходит.

– Вот и я о том. Ну ведь полный бред, что они приперлись тупо за патронами к своим «Штурмгеверам». Нелепица. Что-то здесь есть такое… особенное.

– А что было у немцев в то время? Ракеты «Фау»? – Прапорщик задумчиво потер подбородок. – Ну «Фау-1», еще куда ни шло. Но небольшая дальность полета и низкая точность сводят их эффективность почти к нулю. «Фау-2» слишком сложно в наше время. Топливо брать неоткуда, да и запускать их как? И зачем? И по кому?

– Оружие возмездия, – тихо проговорил Колесников.

– Эх, капитан! Эти ракеты – и есть то самое оружие возмездия, – усмехнулся Шестаков.

– Ни фига, – Борис по-ребячески мотнул головой. – Тут что-то другое.

– Боря, – Стечкин наконец открыл глаза. – Ты, кажется, на физмате учился, до того как по военной линии решил пойти?

– Да половину курса только. Не осилил. А что?

– Что ты знаешь об атомном оружии?

– Оно, мать его, разрушительное.

– Вот теперь, Боря, ты официально нарекаешься «Капитан Очевидность»! – захохотал, кашляя, Шестаков.

– Старый, а чего ты ржешь? На улице давно был? Там все в деталях про атомное оружие…

– Да не серчай, кэп, – улыбнулся Стечкин. – Что ты знаешь о немецком атомном проекте?

– Командир, ты думаешь, что где-то тут у нас закопана атомная бомба Гитлера, и они за ней пришли? Чепуха!

– Почему?

– Ну, – Борис развел руками, – даже не знаю, как сказать. Да, у них был свой атомный проект. И когда началась атомная гонка, они даже опережали британцев, американцев и наших. Но потом пошли по ложному пути и ничего не добились.

– А что за ложный путь, объясни?

– Да как я объясню? Тут в физике надо шарить.

– Ну, расскажи по-простому, – развел руками Стечкин. – На пальцах.

Колесников почесал затылок.

– Ну, короче. Начальная стадия – получение оружейного урана. Это ведь только потом до плутония дело дошло, а первая бомба урановая изначально. Даже у американцев. Короче, просто урановая руда не пойдет. Нужна технология получения урана, который даст нужный эффект бомбы. И есть два пути его получения: технология, основанная на графите и на тяжелой воде…

– Чую, эту тяжелою воду мы и пили, – проворчал Стечкин, снова прикрыв глаза. – Боря, ты продолжай. Я слушаю.

– Ну вот, сначала они провели опыты с графитом. Но графит был плохо очищенный. Опыт неудачный, короче. Они от него отказались и перешли на технологию тяжелой воды. Но этот путь намного сложнее. Следовательно, идя по этому пути, место лидера фрицы со временем упустили, Ну а потом девятое мая, и все. Привет.

Стечкин открыл глаза и уставился на Колесникова.

– Они что, один только опыт с графитом провели?

– Вроде да.

– И сразу отказались от него?

– Ну, бомбу ведь Гитлер не получил…

– Хм, – Стечкин задумчиво уставился в потолок. – Это не немецкий стиль.

– То есть?

– Ты видел этого центуриона. Весь такой аккуратный, чисто выбритый, подстриженный ровненько. Он чистокровный прусак, хоть родился и вырос в Чили. Немцы ведь педанты, аккуратисты до мозга костей. В основном. И особенно – в науке. Один неудачный опыт с грязным графитом не заставил бы их отказаться от этого пути. Да он вообще никого не заставил бы.

– Да, но…

– Погоди, Боря. А что если они для всего мирового сообщества физиков пошли по пути тяжелой воды, а на самом деле… Это лишь пыль в глаза для всего мира.

– Так ты хочешь сказать, командир, что тут немецкие атомные бомбы и чилийцы прибыли за ними? – усмехнулся Шестаков. – А не проще им было доплыть до Соединенных Штатов, ну или того, что от них осталось, и добыть какую-нибудь боеголовку из сохранившейся шахты?

– Эдик, современное ядерное оружие очень сложно привести в боевое состояние. Там много степеней защиты и элементарных «предохранителей от дурака». Много всяких «НО». А каков принцип урановой бомбы? Ну-ка Боря, блесни знаниями!

– Пушечно-ударный.

– А точнее?

– Два куска урана внутри бомбы выстреливаются навстречу друг другу. Врезаются на большой скорости, и это вызывает в них реакцию. То есть – взрыв.

– Ну, Эдик? Что может быть проще? По-моему, только получить по морде в баре.

Улыбка исчезла с лица прапорщика. Он взглянул на Колесникова.

– Кэп, скажи, что все это чушь. Что не было у Гитлера никакой атомной бомбы.

– Ну, если бы и была, почему он ее не применил? Тупо очканул? – развел руками капитан, обращая свой вопрос на командира.

– Не знаю я, – вздохнул тот. – Может, чушь все это на самом деле. Но давайте-ка, товарищи, будем исходить из наихудшего сценария. А именно, что атомная бомба все-таки была, и пришли они за ней.

– Может, все-таки наведаемся к Педро с паяльной лампой? – поднял левую бровь Шестаков.

– Нет, дружище. У нас пакт. Да может, он и сам ничего не знает. Но глаз с этих чертовых археологов спускать нельзя. Не приведи господь такому оружию попасть в руки тех, кто носит свастики на рукаве. Уж если мы умудрились такими штучками угробить свой мир, то на что способны нацисты?