Текст книги "Метро 2033: TOD MIT UNS (СИ)"

Автор книги: Сурен Цормудян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Глава 10
Город

Бронетранспортер медленно пробирался по бывшему сектору дачных участков и частных домиков Центрального района. Странно, однако, почему этот район назывался Центральным. Это была северозападная окраина Калининграда. Район города, наиболее близкий к аэродрому Чкаловский, по которому пришелся один из ядерных ударов. Это обстоятельство не оставило практически никаких шансов неказистым строениям, окружающим район Пятого форта. Мало что сейчас напоминало о постройках: что смела ударная волна, то сгорело от теплового излучения. А позже утонуло в дикой растительности.

Наконец бронетранспортер выбрался из узких и заросших проулков на широкий Советский проспект и медленно повернул направо. Транспорта здесь практически не было. Близость удара сказалась и на машинах, которые смело с дорожного полотна. На пути попадались разве что ржавые и причудливым образом изогнутые мачты уличного освещения да столбы дорожных знаков.

Разглядеть через бойницу, что происходит снаружи, было довольно затруднительно. Как ни старался Загорский, как ни напрягал зрение, перед глазами мелькали лишь уродливые кусты, гнутые столбы да торчащие за изувеченными деревьями руины. И даже это все являлось взору лишь обрывками. Причудливыми видениями, которые взгляд успевал захватить через небольшое отверстие в борту боевой машины.

– А можно наверх? – наконец не выдержал Александр.

– Чего ты там не видел? – проворчал Михеев. – Сиди уж, не дергайся.

– Ничего я там не видел! – воскликнул Загорский.

– В смысле? – Морской пехотинец обернулся. – Ты хочешь сказать…

– Именно, – перебил его Крот. – Я последний раз город видел, еще когда здесь люди жили. Троллейбусы ходили. Магазины работали…

– Вот оно как… – вздохнул Михеев. – Ну тогда тем более. Нечего там смотреть. Еще головой тронешься, не дай бог…

– Не тронусь. За столько лет уже ничего не тронет. Но это мой город…

– Ладно, Михей, пусть посмотрит, – Тигран хлопнул военного по плечу. – Я с ним буду.

Сержант поморщился. Эта идея ему совсем не нравилась, но спорить с Баграмяном смысла не было. Все-таки он местный добытчик и явно уверен в себе.

– Ну хорошо. Только респираторы наденьте. Здесь, конечно, не такой воздух, как у нас в Красноторовке, но все равно… На всякий, как говорится, случай. И это… Глядите в оба. Чтоб какой веткой или гнутым столбом вас с брони не смахнуло. Ясно?

– Да ясно, братан, – Тигран подмигнул ему и, протягивая Загорскому респиратор, стал открывать один из люков в крыше бронетранспортера, позади башни.

– И это еще, – продолжил Михеев. – Тут у вас твари всякие водятся?

– Немного, – кивнул Тигран. – Мелкие по большей части. В городе для крупных особо поживиться нечем. Твари в основном мигрировали на север, ближе к побережью и к Пионерскому. Там и воздух лучше, и растительность гуще, и зверья всякого для добычи тоже хватает. А тут есть, конечно, неприятные экземпляры, но они сами пугливые. На людей, может, и напали бы, но не броневик. Шума боятся. В городе уже столько лет тишь да благодать могильные. Ваш бэтэр для них – самый настоящий монстр…

* * *

Справа проплывали нагромождения руин в окружении поваленных и почерневших массивных плит, некогда бывших оградой. Эти развалины отличались от обрушенных и сметенных ударной волной домов тем, что тянулись по обе стороны от дороги на протяжении пары километров, которые путешественники уже преодолели.

– Погоди, – пробормотал Загорский, впервые созерцавший то, что стало с его городом много лет назад. – Это же… Это ведь строгач тут был? Тюрьма?

Тигран кивнул:

– Именно. На полторы тысячи душ.

– А что с зеками стало? Разбежались? – с тревожной дрожью в голосе спросил Александр.

– Сильно сомневаюсь, – мотнул головой Баграмян. – Этот район, как видишь, причесало взрывом капитально. Я думаю, большинство из заключенных, да и охраны тоже, даже не успели понять, что именно произошло.

– А вон там рыбоконсервный комбинат был! – воскликнул Загорский, приподнимаясь над броней и указывая дрожащей рукой влево. – У Ленки Бергер там мама работала…

Тигран схватил его за локоть и заставил снова присесть.

– Слушай, Саня. Ты уверен, что хочешь видеть все это? Может, вернемся внутрь, а?

Баграмян видел, что Крот на грани нервного срыва, и уже жалел, что потакал его желанию выбраться «на броню» и смотреть на современный Калининград.

– Да-да, все нормально, – часто замотал головой Загорский. – Я в порядке, Тигран. Просто… Это ведь мой город. Я понимаю, что, наверное, во всем мире так. Но… Я должен пройти через это. Обязан просто. Нельзя же всю жизнь прятаться от действительности в сырых казематах форта.

– Да я все понимаю, братан. Но уж как-то ты…

– Нет-нет, не волнуйся! – Александр снова часто замотал головой. – Я в норме. Хотя… Нет, конечно, нормой это назвать нельзя… Но ты должен меня понять…

– Ну ладно, – Тигран с сомнением посмотрел на Загорского.

Впереди открылся командирский люк и показался Михеев.

– Далеко еще до топлива твоего? Мы правильно едем? – спросил он у Баграмяна.

– Правильно. Сейчас будет развилка кольцевая – пересечение Советского, Борзова и Леонова. Едем по левой стороне, по Советскому. Военно-морскую академию помнишь?

– Институт, имеешь в виду? БВМИ?

– Да, он самый.

– Помню, конечно. Он, вроде, где-то скоро?

– Да, – кивнул Тигран. – Слева будет. Доезжаешь до широкого и чистого провала в ограде, и сворачивай налево. Там заезд чистый, не ошибетесь. Только возле него троллейбус перевернутый. Вот сразу за ним и сворачивайте. Потом покажу, куда дальше.

– Добро, – махнул рукой Михеев и скрылся внутри бронемашины.

Все чаще на пути попадались останки автотранспорта, и БТР стал двигаться медленнее.

– А как ты справился? Ну, в самом начале? – тихо спросил Александр. Ему даже показалось, что из-за респиратора собеседник его не услышал. Однако Баграмян молчал не потому, что до его слуха не дошел вопрос. Просто он задумался.

– Даже не знаю, – пожал он плечами после долгой паузы. – Время – как морские волны. Брось осколок стекла с острыми краями в море, и через некоторое время он станет красивым, гладким и мутным камнем. Даже намека на острие, о которое можно было порезаться, не останется. Я уже не помню первых впечатлений. Вроде понимаю, что тяжкие они были. Но как-то все… Человек ко всему привыкает. Со всем мирится. И живет дальше. Хуже, конечно, это способность к депрессии. Наша плата за разум. А так… – он снова пожал плечами. – Впечатления утонули в рутине. Притупились. Так же, как и любые впечатления. Первый раз с женщиной. Первый прыжок с парашютом. Первый увиденный мертвец. Первое осознание того, что все кончено… Все уносит время и шлифует своими волнами. Остается только здесь и сейчас. Сиюминутность. Добыть пожрать. Отоспаться после того, как добыл пожрать. Ну и так далее. Даже обидно как-то: к чему свелась наша эволюция! Творец наверняка не этого ждал от нас.

– И чего же он, по-твоему, от нас ждал?

– Не знаю. Может, он нас самих ждал? Сидел там, где-то на далекой планете, и ждал, когда мы прилетим. То есть – сумеем. Достигнем. Научимся. А мы не сумели. И эту-то, единственную планету, черт знает во что превратили… Ладно, Сань! Меня этот разговор что-то в такую трясину заводит, что ну его на фиг!

– Замяли, – вздохнул Загорский.

Бронетранспортер осторожно обогнул изувеченный корпус перевернутого троллейбуса и въехал на территорию бывшего военно-морского училища.

* * *

Бывший майор Самохин стоял в обнаруженном помещении и, скрестив руки на груди, хмуро разглядывал ящики со странными консервными банками. На один из ящиков он поставил масляную лампу, которая и освещала странный тайник.

Позади послышался виноватый кашель и тихий шорох. Староста общины резко обернулся.

В свежем проломе кирпичной кладки, который вел в жилище Баграмяна, стоял, пошатываясь, взъерошенный и бледный больше обычного Борщов.

– Штаны сменил, урод чертов?! – рявкнул Самохин.

– Да. То есть так точно, товарищ майор, – отрывисто сглатывая, промямлил Василий. Похоже, что в его голове водили хоровод дикое похмелье, лютая тошнота, изжога и неописуемый стыд, граничащий с суицидальным фатализмом.

– Так что здесь случилось, кретин, мать твою?!

– Я… я не помню… Меня ударили по голове… мне кажется…

– Тебе кажется?! – взревел начальник Пятого форта. Он резко приблизился к проштрафившемуся подчиненному. – По голове тебя ударили, значит? А потом смеха ради навалили тебе в штаны здоровенную кучу, да?!

– Н…нет… наверное… – Борщов повесил голову.

– Тебя, ишак, бесполезно бить по голове! Ты знаешь об этом, тупая скотина?! А знаешь, почему?!

– Н… нет…

– Да потому что там сплошная кость! – выкрикнув это, Самохин влепил Василию затрещину, отчего тот завалился на рваный край осыпавшейся стены, и его вырвало.

– О, да ты полюбуйся на себя, свинья!

– Простите… – простонал Борщов, медленно поднимаясь.

– Ну так ты вспомнил, что случилось?

– Я… нет… не могу… я ничего не помню…

– А ты помнишь, что я тебе вчера велел? А?! Отвечай!

– Караулить… кажется… Красноторовцев…

– Кажется?! Ты, дерьма кусок, теперь даже не уверен в моих приказах?

– Нет… я просто… голова…

– И где они?!

Борщов вытаращил глаза на своего командира.

– То есть?

– Это ты меня спрашиваешь, баран?! Я велел подсыпать им желтый мох! А что ты сделал?!

– Я все так и сделал, товарищ майор…

– А я думаю, что ты, падла, ополовинил порошок. Часть себе оставил, скотина! А они ночью пришли в себя и свалили! Замок сломан! Бронетранспортера нет! В одной из старых лазеек они сломали кладку и вылезли наружу, чтобы посты не заметили! А что в это время ты делал? Ты валялся тут и смердел, урод вонючий!

– Я не помню… – всхлипнул Борщов.

– Ну так я напомню тебе, мразота. Вот, записка этого Баграмяна, которую он оставил у себя на столе. Тут все черным по белому: «Мы с Диггером уходим искать туннель, который велел найти начальник. В Загорского просто бес вселился, весь на энтузиазме. Видимо, это выпитый с Борщовым алкоголь так на него повлиял. Хотя Рита Гжель сказала, что кроме алкоголя он употребил еще что-то. Судя по всему, желтый мох. Она пошла с нами, потому как теперь за Диггером надо медику приглядывать. Угомонить его все равно не получается. Борщов лежит в отрубе». Ну что, падла, вспоминаешь?! – Самохин стал трясти листком бумаги перед лицом Василия.

– Нет… я не помню… – дрожащим голосом проговорил Борщов.

– Но тебе оказалось мало того, что ты утаил от меня и должен был скормить красноторовцам. Ты еще и аптеку Гжелихи взломал!

– Нет…

– Нет?! Там шкафчик с препаратами взломан, и ботинок твой валяется!

– Нет… – Борщов схватился руками за голову и присел на корточки. – Нет… Не может этого быть… я не мог… это подстава какая-то…

– Гнида! – Самохин с размаху пнул Борщова в живот.

Несчастный завалился на бок и, свернувшись калачиком, зарыдал:

– Простите! Простите меня!

Весь мир, так четко выстроенный им, сейчас рушился прямо на глазах. Ему всегда казалось, что ключ к выживанию для него, это беззаветная, собачья преданность хозяину. И это всегда работало. Они пережили ту страшную катастрофу. Пережили главное лихолетье. И все для Василия шло хорошо, в рамках сложившихся условий. Он всегда был тенью и правой рукой своего хозяина. И вдруг теперь, по какой-то дикой, нелепой случайности, которую он никак даже не мог осознать, великодушие и расположение хозяина растворилось во мраке этого сырого подвала. А сам Василий Борщов разом превратился из особо приближенного к хозяину подчиненного в жалкую крысу, которую хозяин желал растоптать…

* * *

На территории военно-морского училища находилась небольшая часовенка незамысловатой архитектуры. Буквально каменный короб с щелями узких окон и цилиндрической башенкой на крыше, которую венчала «луковица» православного купола. Теперь остался один выгоревший короб, сменивший цвет белого мела на густые мазки черной копоти. В ближайшем разрушенном корпусе училища действительно имелся тайник с полудюжиной железных бочек. В пяти был бензин, который Тигран, наверное, годами сливал из разбитых машин, а шестая оказалась на четверть заполнена дизельным топливом.

– А чего соляры так мало? – разочарованно поморщился Михеев.

– Ну, так ее я по возможности сразу в форт таскал, – развел руками Баграмян. – Там бензин нужен не так, как масла и солярка: лампы масляные, несколько электрогенераторов… А тебе что, пятидесяти литров мало?

– Ну, хотелось бы побольше. Машинку ведь еще в Союзе проектировали. Тогда ни олигархов, ни атомной войны не было. Счету топливу не знали. Двигун, конечно, не самый прожорливый, но аппетит у него хороший. У тебя есть еще такие тайники?

– Есть. Забирайте эти полста и поедем дальше.

Загорский стоял чуть в стороне и с тоской смотрел по сторонам. Практически ничего, кроме корпуса часовни, здесь не устояло. А ведь когда-то давно здания училища со стороны казались ему весьма крепкими. Александр думал о военных моряках-офицерах, которые год за годом выпускались отсюда, получая золотые лейтенантские погоны. Некоторые из них погибли еще задолго до войны, на атомных лодках «Комсомолец» и «Курск». А кто-то дожил до того рокового дня. Не вышел еще на пенсию либо только начинал службу. Кто-то из бывших питомцев этого училища наверняка служил на подводных атомоходах и принимал участие в этом термоядерном хороводе смерти. А еще сюда хотел после школы поступить его одноклассник, рыжий мальчуган с соседней улицы по имени Егорка Хрусталев. И быть военным, как его отец, старший брат и дед.

Над опустошенным ядерным ударом районом города царила гробовая тишина. Как и полагается в царстве мертвых. Но отчего-то эта тишина совсем не вязалась с рассказами добытчиков о странных существах, появившихся в городе и окрестностях спустя годы после всеобщего конца. Тигран, правда, ничего подобного не сообщал. Он вообще не любил говорить о своих походах и о мире вне катакомб Пятого форта. Наверное, и в самом деле все появившиеся после Катастрофы твари сами перепугались непривычного для мертвого города рокота колесящей по нему бронемашины, и посему их не было видно.

Рита также стояла в стороне и с неописуемой глубины тоской смотрела на сгоревшую часовню, потирая и массируя озябшие ладони – день выдался пасмурным и довольно прохладным.

– Так, ну все, по машинам, – хлопнул в ладони Баграмян, когда Михеев и Кныш залили дизельное топливо из тайника в бак бронетранспортера. – Саня, давай, поехали! Маргарита Казимировна! Прошу, карета подана…

* * *

По мере отдаления от эпицентра термоядерного удара степень разрушения зданий уменьшалась. Некоторые из тех, что пониже, даже сохранили все стены, потеряв лишь кровлю. Однако здесь было больше следов длительных пожаров. Здания, что стояли ближе к взрыву, превращались в распыляемую крошку, а потому гореть просто не успевали. Конечно, они и их фрагменты вспыхивали от теплового излучения, но потом ударная волна, гнавшая прочь все, в том числе и воздух, сбивала с них пламя. А вот эти строения, что не были перемолоты полностью, потом горели сутками, а возможно, даже неделями.

Вот и искореженные, ржавые конструкции Калининградской телевышки. Она, разумеется, не устояла.

Дорога также менялась по мере удаления от эпицентра. Если в самом начале она была практически очищена от транспорта ударной волной, то теперь различные машины попадались все чаще. Их остановил электромагнитный импульс, а затем поджег импульс тепловой. Какие-то все же снесло, поэтому то и дело можно было лицезреть торчащий из стены частично обрушенного дома искореженный корпус.

Бронетранспортер сбросил скорость, поскольку был вынужден объезжать возникшие на дороге заторы.

– Тигран, а вот тут, кажется, магазин «Арсенал» был? – Загорский указал рукой на угол одного из зданий слева по ходу движения. – Там же оружие, патроны, ножи. Амуниция разная. Нам это не пригодится?

– Наивный ты, Саня, – усмехнулся Баграмян. – Оттуда в первые же дни все вымели. Вплоть до крючков для спиннингов, жалюзей и вывески.

Со скрежетом протиснувшись через плотную преграду из деформированных от огня и времени корпусов автомобилей, бронетранспортер двинулся дальше, в сторону Северного вокзала. Справа впереди, на углу пересечений Советского проспекта и улицы Генделя, среди разрушений возникла мрачная громада здания. Когда-то в нем находился имперский суд, потом, после вхождения Восточной Пруссии в состав СССР, там расположился комитет госбезопасности, а на закате цивилизации, – ФСБ. Здание уцелело, потеряв лишь покрытие покатой крыши, характерной для европейской архитектуры. В окнах были заметны множественные следы пожаров.

– Лезь внутрь, Саня! – резко бросил Тигран, открывая люк.

– А что случилось?

– Быстро лезь! После вопросы задавать будешь!

Загорский послушно нырнул в недра бронемашины. Тигран последовал за ним и захлопнул люк.

– Михей, – позвал он сержанта.

– Чего? – обернулся тот с переднего сидения.

– Постарайтесь тут не задерживаться. Нам вообще по-хорошему площадь и весь район на сверхзвуковой скорости проскочить не мешало бы.

– А что такое? – лицо Михеева приняло тревожное выражение. Он вернулся к своим смотровым приборам и усмехнулся. – А-а! Областное ФСБ. Боишься, что прописку у тебя спросят?

– Ты дурак, Михей, и не лечишься совсем.

– Да чего ты взъелся, старшой? Ну объясни толком, не ругайся, – Михеев снова обернулся.

– Нечисть там обитает какая-то. Посему задерживаться тут – себе дороже.

– Нечисть? – Михеев засмеялся. – Слышал бы тебя сейчас наш особист – обиделся бы несказанно. Ты сам погляди, следов пожарищ сколько. Кто там остался?

– Да не про особистов речь. И пожарища эти, к твоему сведению, не от удара были. Сами фэйсы жгли там архивы и всякие прочие документы уничтожали. Ждали военное вторжение. Сам же знаешь, тут в какую сторону камень не кинь, непременно попадешь в границу натовского государства. Вот и жгли. А потом ушли, кто уцелел. Куда – не знаю. А через несколько лет что-то странное в этом районе стало происходить.

– Что именно? – Михеев больше не смеялся. Весь настороженный, он внимательно слушал Тиграна.

– Ты слышал про общину Фридландских ворот?

Морской пехотинец мотнул головой:

– Нет.

– Ну, еще бы…

– Я слышал, – подал вдруг голос Загорский. – Она исчезла. И очень давно.

– Вот именно… Кныш, да не тормози ты! Тарань эту машину и езжай дальше на Ленинский проспект… Ну вот. На Фридландских воротах им не очень нравилось. Там казармы старые, никудышные. Вот они и решили этот район обжить, когда уровень радиации понизился. Все-таки центр, во всех смыслах выгодная позиция. А наиболее уцелевшее тут здание – это самое помещение бывшего полицай-президиума Кенигсберга. Тем более, что по слухам, там обширные подземные уровни остались. Пришли они сюда. Обосновались. И нет их больше. Никого. Потом двое наших там сгинули. Еще лет девять назад. Причем один даже не ходил внутрь. Мимо здания ночью шел. Отстал от группы. До ветру подался за угол, и все. Да еще две группы добытчиков с Третьего форта, пока он функционировал, вошли туда и тоже не вернулись.

Механик-водитель обернулся.

– А где Ленинский? Куда дальше сворачивать?

– Налево. Площадь огибай только. Я слышал, что поверхность скоро рухнет в подземную парковку. Хреново в наше время строили…

Михеев вперил взор в смотровые приборы. Теперь он пристально наблюдал за проплывающей справа громадой из красного кирпича с черными мазками пожаров над окнами. Здание угрожающе нависало на ползущим в его тени бронетранспортером, словно подтверждая мрачную историю Баграмяна этой безмолвной угрозой.

– А что, там действительно есть подземные уровни? – тихо спросил морпех.

– Есть, – заговорил Загорский. Он вдруг поежился от мысли, что если и завелась в здании какая-то нечисть, то пришла она снизу. Из подземелья. – Тут под площадью железнодорожный туннель проходил, прямо на Северный вокзал. Там, в туннеле, еще при немцах был перрон. Но не для остановок пассажирского паровоза. Туда привозили осужденных, а оттуда увозили приговоренных. Потом по подземным коридорам их вели с перрона прямиком под здание имперского суда. Ну, или наоборот, уводили из здания на поезд и везли куда-нибудь в концлагерь или на казнь. Делалось так, чтобы не водить их по центру города, а передвигать скрытно от посторонних глаз. Ну а под зданием, по слухам, вроде как камеры предварительного заключения или даже пыточные были. Я не знаю, использовались ли двери в туннеле и подземные коридоры для тех же целей, когда в этом доме были КГБ и ФСБ, но сами эти двери в железнодорожном туннеле видел. Правда, мне показалось, что они наглухо заварены, и очень давно. Отсюда до того туннеля метров сто. Но, возможно, когда реконструировали площадь и строили подземную парковку, то нарушили эти старые коммуникации. Хотя я и не уверен…

Бронетранспортер двигался дальше, оставляя позади мрачное здание и страхи путников. Хотя страхи – они всегда с людьми. Просто те из них, что касались этого большого дома из рыжего кирпича, растворялись в потемневших от гари окнах. Теперь справа была разрушенная мэрия, а слева – площадь Победы с поваленной стеллой, которой в былые времена некоторые местные жители дали неприличное название за фаллические ассоциации в ее формах. Второй по размерам храм Христа Спасителя из тех, что были в России, также не сохранился. О нем напоминала лишь огромная гора обломков и широкая, циклопическая лестница, что некогда вела ко входу в храм. Если присмотреться внимательно, то можно было разглядеть на ступеньках застывшие навеки тени испепеленных людей. Надломленные по прямым линиями, словно символизирующим излом эпох, который случился в считанные минуты когда-то давно. Александр перестал выглядывать в бойницы по бортам броневика. Он больше не мог на все это смотреть.