Текст книги "Большая игра (ЛП)"

Автор книги: Стюарт Слейд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Заговорил бог войны.

II Украинский фронт, 69-я гвардейская стрелковая дивизия, направление главного удара, Белая Калитва

Осталась пара минут, и все открыли рты. Не от потрясения или удивления, а чтобы уравнять давление и сохранить слух при адской артподготовке. Силы были потрясающими. Мощь II Украинского слагалась из пятисот пятидесяти тысяч стрелков, трёхсот тридцати шести танков, тысячи двухсот семидесяти смертоносных штурмовых самоходок ИСУ-152[55]55
  Тяжёлая самоходная артиллерийская установка, вооружённая орудием калибра 152-мм. Фактически, корабельный калибр на гусеничном ходу.


[Закрыть], более семи тысяч артиллерийских орудий и тяжёлых миномётов, почти восьми сотен РСЗО и пятиста самолётов. Удар, опирающийся на Константиновск, разворачивался на фронте шириной сто шестьдесят километров с 30-й стрелковой дивизией в первой волне. У каждой из передовых дивизий был свой сектор выдвижения шириной всего полтора километра. Это означало, что орудия или ракетные установки стоят через каждые двадцать метров. И они били с такой частотой, с какой расчёты могли заталкивать снаряды в казённик или укладывать ракеты на направляющие.

Вдобавок восточнее разворачивался I Украинский фронт, от Калача-на-Дону по направлению к Волго-Донскому каналу. Через сутки, ещё дальше на восток, двинется I Казахстанский фронт, ударив к Волге от Капустина Яра и Ахтубинска. Оставался ещё I Белорусский, но Николай Лукьянов не знал, куда он нацелен. Возможно, на Сталинград? Смысл в этом был, но тогда сражение окажется просто адским. Земля под ним содрогалась и шла волнами от каждого выстрела или ракетного залпа, выпущенного по немецким позициям.

Николай был бы не прочь посмотреть на стихию, сотрясавшую укрепления германцев, но знал, что лучше этого не делать. Он три года воевал, очищая землю России от бродячих банд, и научился не высовываться без дела. А если забыл, то живо напомнит Клавдия Калугина. Она расположилась всего в нескольких метрах вместе со своей наводчицей Марусей Чихвинцевой. Одна из пяти снайперский пар, приданных его батальону. Даже сейчас, в разгар артподготовки, её винтовка словно закаменела.

Несколько дней назад она свалила немецкого курьера с расстояния тысячи двухсот метров. Лукьянов знал, что у немцев тоже есть снайперы. Было бы ошибкой считать, что они менее способны, чем Калугина. Тем не менее, Клавдия явно одна из лучших. Просто потому, что до сих пор жива.

Чтобы взять крепость, расположившуюся перед ними, требовалось вывести из строя каждый элемент её внешней обороны. Всё вместе называлось «блоком» и походило на ладонь, лежавшую на столе. Кончики пальцев были бункерами переднего края. Три противопехотных ДОТа оснащены спаренными башенными пулемётами. Другие два – противотанковые, с башенной 88-мм установкой и спаренным с ней пулемётом. Собственно ладонь образовывал артиллерийский ДОТ с двумя 105-мм башнями. Разведчики говорили, что это башни от старых танков. Может да, а может нет, какая разница?

Слабым местом любой крепости оставались ворота. Здесь единственный вход располагался с обратной стороны артиллерийского бункера. Чтобы добраться до него, пехоте пришлось бы захватить весь узел обороны. Естественно, все свободные участки земли были надёжно перекрыты противопехотными и противотанковыми минами. Кроме того, блок не был изолирован. По бокам и в тылу располагались другие, способные прикрыть его пулемётным огнём и остановить танковую атаку. И это только передняя линия, основные укрепления вдоль Дона были куда более сильными. К уханью артподготовки добавился рёв штурмовиков, заходящий на цель. Пилоты здорово рисковали, прорываясь через зенитный обстрел, чтобы вывалить свой груз прямо на головы врага. Вой ракет вспорол небо и оборвался глухими хлопками ракет. Во все стороны потёк острый запах напалма и волны жара.

Комбат добрым словом американцев, которые поделились со своими русскими союзниками напалмом, единственным оружием, которое пугало немцев до потери разума. Фашисты называли его сгущённым газом. Если бы ДОТы были построены по старинке, с бойницами вместо башен, огонь просто выел бы весь воздух, но против таких методика выжигания не сработает. Однако напалм должен уничтожить внешнее прикрытие и фронтовики смогут атаковать форт. Точку поставили штурмовики, сбросив тяжёлые бомбы с замедлителями. Взорвавшись в толще земли, они заставят мины сдетонировать или сломаться. По крайней мере, большую их часть. Через остальные придётся пройти.

Наступила тишина, внезапная и всеохватывающая.

– За мной! Ура!

Зов подхватили по всей линии атаки. Фронтовики рванулись вперёд. 82-мм миномёты, которые всегда их сопровождали, окутали всю местность вокруг блока густым облаком дымзавесы. Всё правильно. Отсеки противника, лиши обзора и поддержки соседей. Скрой сектор от наводчиков, чтобы немцы не смогли вызвать артиллерийский удар. Солдаты бежали как только могли, стремясь быстрее преодолеть свободное пространство, пока контуженные немцы не пришли в себя. Первым делом надо было вывести из строя противотанковые орудия. Если исключить их из уравнения, ИСУ-152 смогут подойти ближе и безопасно уничтожить пулемётные точки. Сверху прогрохотала очередь вслепую.

Земля была горячей и рассыпалась прахом после артобстрела и напалма. Заграждение из колючей проволоки крайней мере, провод снижался, взорван и разорван артиллерийским ударом. Николай услышал треск мин. Несколько пехотинцев упали. Небольшие противопехотные заряды специально разработали, чтобы не убить, а ранить, повредив конечности. Ведь для эвакуации одного раненого в лазарет нужны три или четыре человека. Фронтовики предложили собственное решение. Если тебя зацепило, выбирайся самостоятельно или жди, пока не подтянутся санитарные команды. Жестоко, но так потери стали намного меньше. Загремели длинные очереди. Немцы очухались. Пулемётные башни стреляли непрерывно, заливая огнём пространство перед блоком. Один пулемёт стреляет, другой в это время остывает и перезаряжается. Так обстрел может продолжаться почти бесконечно.

Одна самоходка выползла из укрытия, подалась вперёд, и огромное орудие выстрелило по бункеру. Первый снаряд прошёл мимо. Прежде чем она успела перезарядиться, ответила длинноствольная «8–8» одного из противотанковых ДОТов. Лязг от удара в толстую броню ИСУ-152 смешался со звуками боя. Ответный выстрел, и снаряд разорвался точно между двумя пулемётными башнями центрального бункера. Чтобы подобраться ближе, затаившиеся пехотинцы пытались использовать краткие перерывы в обстреле, но получалось плохо. Сейчас, когда бункер временно замолк, они заняли участок побольше. Комбат увидел, как приоткрылся люк одной из 88-мм установок. Оттуда кто-то высунулся – вероятно, командир расчёта – и очень осторожно осмотрелся. Внезапно его голова разлетелась в мелкие клочья. Ещё один меткий выстрел Клавдии Ефремовны. Триста метров, даже хвастаться нечем. Самоходка получила ещё пару попаданий и затихла. Из открытых люков поднимался дымок. Лукьянов надеялся, что экипаж успел покинуть машину. По крайней мере, она находилась достаточно далеко, чтобы не опасаться пулемётчиков.

Справа от него вперёд метнулись три серых жгута. Они вонзились в орудийную башню, ту самую, командир которой свисал из люка. Скорее всего, орудие удалось повредить, так как вскоре из немного покосившегося ствола показался дым. Лукьянов собрался сделать очередную перебежку – раз одно из орудий наконец заткнулось – но какое-то смутное чувство заставило его в последний момент переместить ногу. Противопехотная мина. Всё ещё слегка нервничая, он вынул из-за пояса короткий красный вымпел и воткнул его в землю. Потом мину извлекут штрафники. Следующий выстрел из РПГ поразил пулемётную башню точно в середину, и та исчезла в облаке пламени. Броня у неё была намного тоньше.

Блок потерял обороноспособность. Одно 88-мм орудие нейтрализовано, центральный пулемётный ДОТ выбит. Теперь правый остался в одиночестве. Если выкорчевать его и добить вторую противотанковую башню, самоходки смогут расправиться с остальными огневыми точками. Комбат указал, куда двигаться дальше. Бункер продолжал отстреливаться, но теперь хватало мест для укрытия между перебежками. Бойцы по необходимости залегали, потом бежали дальше, но вскоре прошипели выстрелы из РПГ-7, и башенки разлетелись вдребезги. Раздался звук, как будто над головами проехал поезд. Оглянувшись, Лукьянов увидел, как пара ИСУ-152 из взвода огневой поддержки выехали из капониров и открыли огонь. Следом возле подбитой машины появилось пять фигурок. Они отбежали подальше и спрятались. Экипаж жив, отлично. А самоходку можно отремонтировать и через день-другой она вновь будет готова к бою.

Со своей позиции самоходки видели что-то, чего не наблюдал сам комбат, так как укрылся в ложбинке. Раньше проход перекрывала «8–8», но теперь путь был чист. Центральный пулемётный ДОТ получил попадание 152-мм снаряда и затих. Бойцы смогли продвинуться и зайти в тыл второй противотанковой установке. Послышалось несколько разрывов мин, взявших свою дань, но они звучали совсем рядом с башней. Гранатомётчики взяли её на прицел и поразили. Угроза миновала, ИСУ выдвинулись вперёд и добили ДОТ. Оставалась работа для пехотинцев. Артиллерийский бункер до сих пор так и не выстрелил. Предполагалось, что его задача поддерживать передовые, но… Сквозь дым и пыль можно было разобрать, что даже показавшиеся в поле зрения солдаты не вызвали интереса. Орудия оставались недвижимы. Причина, похоже лежала снаружи. Немецкий солдат с разбитой пулей головой. Ещё один в списке Калугиной. Ей наверняка было непросто выстрелить второй раз. Девушки в снайперских командах полагали, что достаточно одной цели за день, вторая – только если сама напрашивается, а третья совсем уж при случае. Все знали, что немцы делают с пленными женщинам, и снайперы находили в возмездии мрачное удовлетворение. Сожалели они только о том, что принцип «одна пуля – один труп» не даёт испытать немцам даже части страданий, которые они причинили другим.

Мёртвый «немец» выглядел странно. Николай знал: это миф, будто все немцы светловолосы и голубоглазы, но у этого были тёмные волосы, карие глаза и смуглая кожа. И выдающийся нос, даже при том, что большая часть головы отсутствовала. Оглядевшись, он понял, что произошло. Расчёт ДОТа драпал с такой скоростью, что даже Клавдия успела подстрелить самого последнего. Других свалили пулемётчики. Его бойцы? Или их собственные товарищи из других блоков? Уже никто не узнает.

Лукьянов подкрался ко входу. Створки были распахнуты, но здесь можно устроить ловушку, или внутри могли навешать растяжек. Но не за просто так мать-Россия платит ему щедрую зарплату и кормит досыта.

– За мной! – он вбежал и быстро осмотрелся. Входной коридор был выполнен с двумя прямоугольными изломами для перехвата осколков или ударной волны, за ним находилось боевое отделение. На стене висел портрет. Не Модель и не Гитлер, а какой-то неопрятно выглядящий мужчина в чёрном тюрбане и с взъерошенной бородой. Комбат понял – он наткнулся на нечто важное, такое, что обязательно надо сохранить до прибытия специалистов.

Снаружи, под стенами артиллерийского бункера, встали две ИСУ-152. Они тщательно выбрали позицию, чтобы не попасть под огонь противотанковых орудий тылового блока. Пехотинцы Лукьянова тоже рассеялись по укрытиям. Пересчитав бойцов, он вздохнул. Из пяти десятков не менее дюжины было потеряно, и ещё столько же, если не больше, остались позади с ранениями. Он подбежал к самоходчикам, надо связаться с разведкой и вызвать их на осмотр бункера. А пока пора было заняться следующим ДОТом. У фронтовиков ещё много работы.

Австралия, Канберра, парламент

Вышколенный персонал вёл себя тихо и осторожно. Принесли блюда для шведского стола, удостоверились, что всё в порядке, и удалились. Напитки поданы, еда наготове, включая чизкейк для тайского посла. Но даже сотрудники отвлеклись на теленовости, передающие русское наступление на Калмыкию, или Новую Швабию, как эти земли назвали немецкие оккупанты. Примета того, как изменился мир. Съёмки сделаны едва ли полдня назад. Русские передавали их сразу с фронта на всю планету, чтобы показать, как идёт освобождение последнего части их родины, где ещё стоит нога фашиста. И заодно – какую цену они готовы заплатить за защиту своей земли. Возможность наблюдать за сражением, когда оно ещё идёт, была совершенно новой. Сэр Шарп не совсем ориентировался в происходящем, он политик и экономист, а не солдат. Премьер-министр Джо Фрай разбирался лучше. Он служил рейнджером в австралийской армии, и был потрясен видом того, как русские прорываются через бетон и сталь немецкой оборонительной линии. Принцесса наблюдала с расчётливым интересом кадрового военного, оценивающего армию другой страны.

– Как они это делают, ваше высочество? – с опаской спросил Шарп, будто ответ перенесёт его на поле боя. – Как вообще кто-либо на это способен? Как это делали вы?

– Вот поэтому мудро набирать в армию мужчин, сэр Мартин. Но иногда приходит время бежать прямо на пулемёты, и лучше, когда рядом с тобой те, кто считает это хорошей идеей.

– О… – повисла долгая пауза. – Огооо… – до него наконец дошло. Иногда эксцентричные высказывания принцессы о равноправии требовали некоторого осмысления.

– Как поступила бы я? Да почти так же. Способов взломать подобную оборону не очень много. Американцы, конечно, просто испарили бы её атомными бомбами, но нам такой вариант не подходит. У немцев было двенадцать лет, чтобы всё это понастроить, и вскрыть такую преграду по-любому непросто и недёшево. Другой вопрос, что намерен делать Модель? Развилок много, но хорошей ни одной.

Новости перестали показывать хронику сражения и переключились на события внутри страны. В первую очередь, конечно, на похороны сэра Грегори Локока и других жертв взрыва на «Худе». Суриётай ненадолго задумалась, что же на самом деле сложили в гроб Локока, а потом нашла интерес в попытках отыскать себя в передаче. Премьер-министр и сэр Мартин занимались тем же. Телевидение было захватывающей новинкой. Обслуга тихонько пересмеивалась, наблюдая, как столь высокопоставленные персоны ведут себя неотличимо от простых людей. Кадры переключились на съёмку трёх индийских военных кораблей в порту Мельбурна. Их флаги на фок– и грот-мачтах были приспущены на обе стороны. Диктор объяснил, что это знак уважения и глубокого траура, и заметил, что последний раз такое случалось почти шестьдесят лет назад, после смерти королевы Виктории.

После окончания выпуска новостей совещание продолжилось. Похороны замечательно оправдали организацию тихой, скромной встречи на троих. Через несколько дней состоится конференция глав государств. Индийский президент Неру, генерал Сарит от Таиланда и австралийский президент. Ожидались нелёгкие переговоры. И все здесь присутствующие решили, что будет мудро заранее определить конечный результат. Принцесса изящно слизала с пальцев крошки чизкейка.

– Думаю, у меня есть хорошие новости. За последние на наши деревни у границы с Бирмой было совершено несколько нападений. Ни одно не было успешным, хотя крестьяне понесли потери при обороне. Да, кстати. Мы хотели бы купить еще несколько ваших превосходных индийских буйволов. Те деревни серьёзно пострадали, а буйволы – важная часть уклада сельской жизни. К сожалению, они очень уязвимы для миномётного огня.

– Никакой покупки, мадам. Ваши крестьяне потеряли друзей, семьи и имущество, сражаясь за всех нас. Подарить домашний скот и возместить потери – наименьшее, что может сделать Австралия.

Принцесса благодарно кивнула.

– Из этих инцидентов мы о многом узнали. Почти всё захваченной оружие – японское, и весьма современное. Пленные утверждают, что принадлежат армии государства Шань[56]56
  В РИ такого не существовало. Здесь введено в сюжет как марионеточное образование на базе группы племён народа шань, населяющих стык границ Бирмы и Южного Китая.


[Закрыть], но мы осмотрели мертвых и есть все причины считать большинство из них кадровыми японскими военными. Допрос некоторых пленных показал, что там есть и бирманские националисты, и китайцы. Наша дальняя разведка отследила отступление вражеских подразделений через границу с Бирмой и в некоторых случаях дальше в Китай. Так что враг однозначно определён. Ещё одна хорошая новость – похоже, у самих японцев есть угроза мятежа. Их попытка присоединить Вьетнам и Лаос не нашла поддержки населения, нападения на склады и японский персонал участились. Говорят, ответственность за них взяла на себя Вьетнамская народно-освободительная армия.

Все трое улыбнулись. Они хорошо знали, что это часть тайской контрпартизанской операции.

– Японцы усугубили положение, поставив там тупицу по имени Нгуен Тат Тхан. Марионетка. Коммунист-доктринёр, полный решимости распространить свою идеологию среди местных. Догадываюсь, что популярность у него так себе.

Сэр Мартин задумался. Значит ли это, что Нгуен Тат Тхан, кем бы он ни был, уже стал жертвой несчастного случая или вот-вот откинет коньки каким-нибудь другим способом? А потом вспомнил свой первый урок, вынесенный из ужасов революционной войны. Выбивай компетентных, а недоумки пусть живут. Так что ему ничего не грозило.

– Есть и плохие новости. Усилия по разжиганию бунта в Бирме оказались куда более успешными, чем в нашей стране. Есть провинции, в которых власть центрального правительства скорее умозрительна. Мы считаем, что скоро они попросят помощи японцев для поддержании мира и безопасности. Само собой, это означает оккупацию.

Принцесса потянулась за второй долькой чизкейка, а сэр Мартин тем временем обдумал сказанное и предложил:

– Для нас, похоже, наилучшим вариантом будет ввести войска первыми. Пусть там обоснуются наши миротворческие силы, и тогда оправдания японскому вмешательству просто не будет.

Фрай понял идею и развил её.

– Сэр Мартин, госпожа посол, могу я кое-что предложить? Глупо отрицать, что убийство премьер-министра Локока было направлено на создание отчуждения между Австралией и остальным Тройственным Союзом. Отправить австралийские миротворческие силы в Бирму – наилучший способ показать миру и тем, кто задумал диверсию на «Худе», что мы не поддадимся террористам. Скажем, одна или две дивизии. Сколько у нас времени?

Взгляд Суриётай на несколько минут стал отсутствующим.

– Не менее трёх месяцев, но не более полугода. Если в ближайшие дни ВНОА добьётся кое-каких успехов – немного дольше. Но рассчитывать стоит на три месяца.

Шарп, как это обычно бывало на их встречах, тут же решил перехватить инициативу.

– У меня есть дальнейшее предложение. Если войсковой конвой выйдет из Австралии через три месяца, можно придать ему для сопровождения наши корабли, которые сейчас стоять здесь. У вас мало собственных тяжёлых сил, оба бывших британских авианосца переделаны в транспорты, а два «Эссекса» ещё не на ходу. «Худ», «Рана» и «Раджпут» станут отличной демонстрацией, что планы и махинации наших врагов не удались.

– Очень хорошая мысль, сэр Мартин. Спасибо. Ваши корабли успеют вернуться из планового похода?

– Думаю, как раз вовремя. Что скажете, мадам?

– К сожалению, у моей страны нет каких-то весомых морских сил. Но мы рады видеть, что конвой будет в безопасности. Однако японцы от такого фокуса придут в ярость. И поэтому уверена, перед выходом десанта надо объявить об этом всему миру и особенно Штатам. Когда происходит непонятное, они нервничают. А когда американцы нервничают, то обычно бомбят направо и налево. Надо, чтобы их правительство понимало, в чём дело. Кроме того, они передали мне – несколько часов назад русские сообщили им нечто такое, что, по их мнению, стоит знать нам. Сэр Мартин, вы не против, если сэр Эрик будет сопровождать меня в поездке в США?

ГЛАВА ШЕСТЬ. ПЕРЕХВАТ

Россия, Москва, Новый Кремль, кабинет президента Черняховского

Вне всяких сомнений, постройка Нового Кремля сделала правительственную резиденцию только лучше. Немцы в некотором роде «помогли». Во время оккупации Москвы изначальный комплекс был разрушен настолько, что даже фундаменты вывернуло наизнанку. Многих искушало желание восстановить его, но Черняховский наложил запрет на любые замыслы восстановления старых зданий. «Незачем возвращаться ко временам царей», сказал он, «Россия должна идти вперёд, а не назад».

Таким образом, Новый Кремль спроектировали с нуля, как комплекс, оснащённый всеми новейшими системами, которые могут понадобиться правительству. Здесь было удобно и просторно. Большие окна и широкими коридоры создавали ощущение открытости. Разумеется, стёкла стояли пуле– и взрывостойкие, а по свободным коридорам охрана могла быстро перемещаться от одной позиции к другой. Стены тоже были не тем, чем казались. Стальной арматурный каркас и лучшая огнестойкость, которую только можно заложить в конструкцию были лишь двумя многих тайн, скрытых в них.

Доктор Вийнан прошёл вслед за своим сопровождающим в приёмную. Над дверью горел красный индикатор, но почти мгновенно переключился на зелёный. Сопровождающий доложил по селектору о прибытии и проводил гостя в кабинет. В свои пятьдесят три президент Черняховский был самым молодым маршалом русской армии за долгие годы, а способности и военные успехи сделали его преемником Жукова. Став президентом, он обозначил политику страны единственной фразой: «Хороший русский никогда не забывает ни кто его друзья, ни кто его враги». Он, не вставая из кресла, помахал гостю рукой.

– Рад вас видеть, доктор Вийнан. Вы теперь глава Международной комиссии Красного Креста. Как дела в Европе?

Вийнан сразу понял суть приветствия. Черняховский был готов выделить время на разговор с главой МККК, но не с европейским политиком. И ответил в тон.

– Доброе утро, господин президент. Мне всегда нравится приезжать в Россию и видеть, как быстро ваша страна восстанавливается после войны. Жаль только, что Европа не может обеспечить такой темп. Хотя Большой Голод ушёл в прошлое, нашим фермерам придётся ещё много работать, пока урожайность вырастет до довоенного уровня. У бомбардировки Германии есть долгосрочные последствия, которые ещё не полностью изучены.

– Сомневаюсь, доктора Вийнан. Я теперь, вообще-то, во многом сомневаюсь. Полагаю, на самом деле бог лишил Европу своей милости и отвернулся от её жителей. Думаю, Гитлер был Антихристом. Европа не выступила против него, когда он был слабым и бессильным, тем самым она предала и бога, и остальное человечество. А теперь, лишившись прежнего статуса, будет способна выжить, но не более того. Никакого веса в международной политике. Россия тогда тоже пострадала, но наша борьба, в которой нам помог бог и американские союзники, искупила ошибки. Теперь вам необходимо искупить свои. Но всё пройдёт, и надо смотреть в будущее.

Вийнан принял упрёк без возражений. После отхода от коммунизма возникла определённая пустота, которую заполнила вернувшаяся православная церковь. В новой форме эта религия приобрела спокойные и суровые черты. Она предполагала наличие строгого и требовательного божества, которое одинаково усердно вознаграждало добрые деяния и карало за злые. Тезис «Ненавидь грех, но не грешника» в этом уравнении не фигурировал. Безжалостное возмездие за дурные деяния и богатое вознаграждение за достойные. Грешники должны искупить своё прошлое, страдая как в этой жизни, так и в следующей. Спасённые обретали земной успех и вознаграждение в дальнейшем.

В таком контексте замечание Черняховского вполне понятно. Вийнан с неловкостью ощущал, что он мог быть прав, включая резкий комментарий о незначительности нынешней Европы. Доктор видел фильм, снятый на поле боя севернее Дона. II Украинский развернул больше войск, чем во всей объединённой Европе, а это был только один из пяти (или восьми, сведения расходились) фронтов. С другой стороны, у России была американская помощь по плану Маршалла, обеспечившая восстановление промышленности и армии, а у них – нет.

– Вы правы. Именно будущее Красный Крест хочет обсудить с вами и русским правительством.

Это было фигурой вежливости. Вийнан говорил с единственным человеком, который сейчас решал всё.

– Наступление на Новую Швабию… – едва эти слова сорвали с его губ, он понял, что ошибся. Голос президента плетью стегнул по стенам.

– Думаю, вы имеете в виду освобождение Калмыкии, Кубани и Грузии, оккупированных сейчас нацистами?

Вийнан выругал себя. Он забыл, что президент также был самым жестоким и безжалостным русским военачальником в нынешнем поколении офицеров, известных своей крутизной. И патриотом.

– Прошу прощения, я всего лишь использовал это название как общий термин для всех оккупированных земель. Бесспорно, что русская армия их освобождает. Можно узнать, что вы намерены сделать в немцами, которые уцелеют после боёв?

– Конечно можно, доктор. Мы собираемся их убить. Всех мужчин, женщин и детей.

Бескомпромиссное заявление поразило Вийнана под дых. И он, и правление МККК предполагали, что разговор на это выйдет, но услышать своими ушами холодные и уверенные слова… Именно поэтому он приехал в Москву – чтобы как-то предотвратить подобный исход.

– Господин президент, есть другое решение. Европа готова принять этих людей и помочь в переселении. Германия лежит в руинах, она больше никому не сможет угрожать. Несмотря на это, президент Херрик примет их и даст им возможность восстановить то, что вообще можно восстановить. Мы просим только о возможности. Если вы так поступите, то чем будете отличаться от фашистов? Кем запомнит вас история?

Вийнан готовился к взрыву, но его не случилось. Черняховский ответил совершенно спокойно.

– Доктор, не мы вторглись в другие страны и уничтожили их мирное население. Не мы начали охоту на ведьм по всей Европе, нацеленную на истребление всех иных рас. Мы убиваем врагов – тех, кто напал на нашу страну и кто воюет против нас. Но не тех, у кого иная форма носа или неправильный цвет глаз. Знаете ли вы, что происходило на оккупированной территории, в концентрационных и трудовых лагерях? Знаете ли вы, что русских мужчин уничтожили, чтобы немцы могли взять себе женщин? Что мальчиков, рождённых у русских, скопят при рождении или убивают, а девочек оставляют на расплод? Доктор Вийнан, у МККК есть точная позиция насчёт принудительных беременностей? Пожалуй, прежде чем просить за таких людей, вам стоит немного узнать об их сути. Может быть, вы и согласны видеть их соседями, но не мы.

Он положил на стол перед гостем увесистую папку. Доктор приступил к чтению, потом начал бледнеть. Через несколько страниц он покрылся холодным потом, а его желудок задёргался. Черняховский наблюдал. Когда он решил, что пора, то просто сказал: «Дверь слева».

Вийнан рванул в президентскую уборную и едва успел добежать до туалета. Черняховский слушал доносившиеся звуки и напряжённо думал. Немецкий вопрос терзал и его, и советников. Они ненавидели методы фашистов, но не могли поступить иначе. Разумеется, надежды на исправление нет. Их грехи настолько велики, что высшая благодать более никогда их не осенит. Неожиданно его посетило просветление. Вдохновение от строгого и сурового бога. Ситуацию можно повернуть к преимуществу России, причём весьма значительному. А ещё спасёт множество солдатских жизней. Он позвонил своему первому заместителю и озадачил его небольшим, но важным вопросом. Всё решится быстро.

Доктор вернулся, вновь полный самообладания. Просто знать о таких вещах и читать о них это одно, увидеть фотографии – совсем другое. Тем не менее, он был обязан продолжать попытки, независимо от того, кто эти люди и каковы были их деяния. Он обязан спасать все жизни, каждый раз, когда есть возможность.

– Извините, господин президент. Я привёл себя в порядок. Но нельзя обвинять всех в преступлениях их лидеров. По крайней мере, дайте нам вывезти женщин и детей.

– В ваших словах, доктор, кое-что есть. Возможно, вы правы, – глубокомысленно сказал Черняховский. – Вероятно, у немцев остался шанс на искупление, просто надо дать им возможность показать миру, что в них теплится человечность. Слушайте внимательно. Наше наступление на Донском фронте продолжается согласно плану. Скоро мы выйдем к самой реке. Там нас ждёт главная оборонительная линия немцев. Есть основания считать, что при форсировании Дона они готовы применить против наших войск химическое оружие. Если они это сделают, мы нанесём ответный удар и собственным химическим оружием, и биологическим. Ещё мы попросим наших американских союзников сбросить несколько ядерных зарядов. Боевые потери будут велики, но страдания гражданских лиц – неизмеримо выше. Мы освободим нашу территорию, пусть даже это будет выжженная пустошь. Лучше так, чем фашисты на наших землях. Но ещё лучше, если этого не случится. Пусть немцы сами рассудят. А мы всего лишь исполним их решение. Судьба немцев в Калмыкии, на Кубани и в Грузии решится их собственными действиями. Если они используют против наших войск химическое оружие, или любое другое оружие массового уничтожения – мы поймём, что для них нет никакой надежды. И истребим их подчистую. Но если они воздержатся от этого, значит шанс на искупление есть. По крайней мере, для некоторых. Мужчин пойдут под суд как военные преступники, но женщин и детей отдадим вам. Для депортации, само собой.

Черняховский откинулся в кресле. Это лучший выход из положения. Поставить на одну чашу весов жизни близких, а на другую – искушение использовать ОМП. Наступление было спланировано так, чтобы левый фланг прорвался вдоль Волги в немецкие тылы и устроил разгром раньше, чем можно было применить газы. Глубокие прорывы были авантюрами. Их часто задумывали, но успеха добивались редко. Президент и Совет опасались химической атаки, и этот гамбит должен её предотвратить. Если он провалится, уничтожение заложников сгладит вспышку народного гнева и ненависти, неизбежных при таком опустошении. Но вот появился доктор Вийнан и Международный Красный Крест. Будет очень хорошо, если ему удастся донести до Моделя, что немецкие женщины и дети находятся в зависимости от его решения, и фельдмаршал не пойдёт на такой риск. Ну а не удастся, всё равно получится лишний листик на маскировочном плаще обмана. Пусть немцы думают, что готовится форсирование Дона.

После ухода Вийнана Черняховский собрался в душ, оставив форму в кабинете. Здесь не было ни одного зеркала. Оно висело в уборной, но президент никогда не вставал перед ним в мундире. В форме он был президентом, без него просто человеком. И Черняховский-человек ненавидел другого себя настолько, что не мог видеть.

Округ Колумбия, Вашингтон, здание Совета национальной безопасности

Входя в правительственные здания, сэр Эрик Хаохоа всегда мысленно представлял характер и мышление их обитателей. Дворец вице-короля в Нью-Дели был воплощением бережливости – лёгкий, стерильный, малозатратный, но человечности ему недоставало. У Генштаба в Бангкоке был богатый и гедонистический облик, за которым скрывался современный и удобный интерьер. Елисейский дворец поражал помпезностью и высокомерием, но настоящей мощи в нём было мало. В новом здании германского правительства он ещё не бывал, но догадывался, что там всё светится в темноте.