Текст книги "Белый сокол"

Автор книги: Стюарт Харрисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Здесь хранилось ружье Дэвида. На полке лежали две коробки патронов. Сюзан с содроганием коснулась ружья, погубившего человека, которого она любила. С глубоким вздохом она вытащила его из шкафа и взяла под мышку, потом сунула в карман коробку с патронами, поднялась из подвала и погасила свет.

Дверь в сарай Майкла была закрыта; она постучала и принялась ждать. Майкл, казалось, удивился, вновь увидев ее. Его удивление стало еще больше, когда она протянула ему ружье.

– Вот, держите, – сказала Сюзан.

Он взял ружье, – возможно, потому, что уловил волнение в ее голосе и понял, что этот шаг стоил ей больших усилий. Патроны она тоже отдала ему.

– Оно долго лежало без дела. Наверно, сперва его нужно почистить.

Сюзан не стала дожидаться, пока Майкл ее поблагодарит. Она быстро развернулась и зашагала к дому. Позже, сидя на кухне с чашкой кофе и ворохом воспоминаний в голове, она услышала отдаленный выстрел и поморщилась.

Две недели Майкл держал соколиху взаперти. Она тем временем набирала вес, постепенно оправляясь от шока. В тот первый вечер соколиха съела часть подстреленного им кролика и больше уже не отказывалась от еды. На смену февралю пришел март. Добыча свежего мяса для раненой птицы стала главной заботой Майкла. Поначалу он, если не бродил с ружьем по лесу, просто сидел у двери сарая, приучая соколиху к своему присутствию, а потом, когда она попривыкла к нему, уже осмеливался подниматься и ходить вокруг нее.

Майкл позвонил Фрэнку Добсону и объяснил ему ситуацию. Тот сказал, что уезжает на десять дней, но по возвращении будет рад видеть Майкла у себя в гостях.

Фрэнк спросил его адрес и спустя два дня прислал ему посылку с парой книг и запиской. Одна из книжек, тонкая, потрепанная, в мягкой обложке, оказалась романом Т. X. Уайта «Ястреб-тетеревятник», вторая – новенькая, в твердом переплете – учебным пособием по натаскиванию соколов. В посылке также лежали пара кожаных ремней, кольцо и кусок капроновой веревки в полметра длиной с толстым узлом на одном конце. В записке говорилось, что Майкл поймет назначение этих предметов после того, как прочтет обе книги.

Автор романа, англичанин, до Второй мировой войны работал школьным учителем. Потом он бросил преподавание и переселился в деревню, фактически порвав все связи с внешним миром ради того, чтобы приручить тетеревятника. В книге рассказывалось о том, как крепли узы между человеком и его пленником, а также содержался экскурс в историю соколиной охоты. Искусство дрессировки ловчих птиц, узнал Майкл, расцвело в эпоху средневековья. В средневековой Англии общественный статус человека определял, какой вид сокола или ястреба ему дозволено держать. Представителю черни полагался кобчик, йомену – тетеревятник, и так далее вплоть до короля, который единственный мог владеть сапсаном.

Повесть о тетеревятнике заканчивалась печально. Ястреб улетел с путами (так назывались кожаные ремни, которые прислал Фрэнк) и привязью на лапах. Автор с тех пор не видел своего питомца, но предполагает, что тот зацепился привязью за ветку дерева, повис вниз головой и умер медленной смертью от голода. Автор был преисполнен чувством глубокого сожаления и вины за то, что он уготовил птице столь горькую участь.

Вторую часть романа Уайт посвятил рассказу о более удачном опыте с ястребом по кличке Кулли, в честь которого Майкл и решил назвать своего кречета.

Сокольничим Майкл становиться не собирался, но ему требовалось освоить навыки этого мастерства. На Кулли пришлось надеть путы. Они были около двадцати сантиметров длиной, их свободные концы крепились к кольцу, в которое была продета веревка с узлом – привязь. Кольцо исключало возможность того, что путы и привязь случайно перекрутятся между собой.

Опутывание птичьих лап – задача не из легких и не для слабонервных. Майкл подступал к Кулли постепенно. С каждым днем он подбирался к ней все ближе, садился и начинал ласково разговаривать под ее подозрительным взглядом. Однажды он осмелился погладить ей когти, и она не возражала, а спустя двенадцать дней Майкл осторожно накинул на нее ленту, вырезанную из простыни, и крепко подвязал здоровое крыло и грозные лапы, потом быстро надел путы и отпустил птицу. К его удивлению, Кулли не обиделась. Она держалась с ним не более настороженно, чем до опутывания.

Еще через несколько дней Майкл отправился в гости к Фрэнку Добсону. Он миновал Уильямс-Лейк и, следуя указаниям Фрэнка, вскоре затормозил перед аккуратным двухэтажным домом. Ему навстречу вышел мужчина и поздоровался с гостем. Они обменялись рукопожатиями. Ладонь у мужчины была сильная и шершавая.

– Фрэнк Добсон? Я – Майкл Сомерс.

– Можно просто Фрэнк. Ты позволишь называть тебя Майком?

– Конечно.

Фрэнк устремил взгляд на «ниссан», и Майкл вдруг осознал, что за последнее время он впервые встретил человека, который не отреагировал на его фамилию.

– Значит, это и есть твой кречет?

– Кулли, – сказал Майкл.

Фрэнк внимательно посмотрел на него и кивнул с улыбкой.

– Выходит, понравилась книга?

Майкл приспособил для Кулли в «ниссане» жердочку, и птица теперь сидела на ней с привязью на ногах.

– Трудно было перетащить ее туда? – спросил Фрэнк.

– Легче, чем я думал, – признался Майкл. – Я надел перчатку и просто подставил руку. Пока я нес ее в машину, она волновалась, но сидела не дергаясь.

Фрэнк одобрительно кивнул.

– Как только снимут повязку с крыла, тебе предстоит убедиться, что нрав у нее отнюдь не мирный. Потом следи, чтобы она всегда была на привязи, иначе улетит прямо с путами.

– Как тот тетеревятник?

– Да, – подтвердил Фрэнк. – Боюсь, я выражаюсь не слишком деликатно.

– Я все понимаю и не хочу допускать ошибок. Моя цель – выходить ее и отпустить на свободу целой, невредимой и в хорошей форме.

Фрэнк кивком дал понять, что оценил его намерения.

– Пусть сидит в машине, а мы пойдем. Я познакомлю тебя с Флоренс.

Майкл решил, что Фрэнк говорит о жене, но, когда они зашли за дом, он увидел деревянный сарай.

– Подожди секунду. Сейчас вынесу, – сказал Фрэнк.

Он исчез в сарае и вскоре вышел оттуда с ястребом на руке, облаченной в кожаную перчатку.

– Флоренс, пустынный канюк, – объяснил Фрэнк. – Эта птица – полная противоположность твоему кречету. У нее широкие закругленные крылья и длинный хвост, помогающий охотиться у самой земли. Соколы же сбивают свою добычу в воздухе, кидаясь на нее сверху. Вот почему у них длинные заостренные крылья и относительно короткий хвост.

Фрэнк снял с Флоренс привязь, достал из кармана кусочек сырого мяса и предложил птице. Та с жадностью схватила его и проглотила. Фрэнк поднял руку, канюк раскрыл крылья и взвился в воздух. Пролетев над землей метров пятьдесят, он сел на дерево.

– Будет ждать там, пока я не позову, – сказал Фрэнк.

Он достал еще кусочек мяса и зажал его в кулаке. Вскинув руку, он окликнул канюка, и тот перелетел к нему на запястье, с шумом опустившись когтистыми лапами на толстую кожу перчатки.

– Сейчас я продемонстрировал одно из важных правил, которому необходимо следовать при натаскивании любой хищной птицы, – объяснил Фрэнк. – Она терпит меня, пока я ее кормлю. Не будь она сейчас голодна, я мог бы призывать ее целый день и она не сдвинулась бы с места. Значит, правило первое: если не хочешь потерять птицу, никогда не выпускай ее сытой.

– Одного не понимаю, – признался Майкл. – Она ведь сама способна при желании добыть себе пищу. Так почему же она не улетает?

– Верно, – согласился Фрэнк, – улететь ей ничего не стоит. Но у меня ей хорошо. Я ее кормлю, даю теплый кров. Она охотится со мной на кроликов и, выклевав им мозг, позволяет мне забрать свою часть добычи. Но каждый раз, когда я выпускаю ее, она вольна покинуть меня навсегда.

– И давно она у тебя? – поинтересовался Майкл.

– Уже четыре года. Я и соколов держал, но с теми хлопот больше – они охотятся по-другому. Флоренс я обычно просто несу на руке, пока мы не заметим добычу. Или же, если мы идем по лесу, она следует за мной, перелетая с ветки на ветку, пока я не спугну какую-нибудь живность. А соколы хватают птиц на лету, поэтому их нужно натаскивать на приманку. Это требует огромного терпения.

Майкл пробыл у Фрэнка до вечера и уехал в крайнем возбуждении. Он брался за дело, которое не только вернет свободу Кулли, но и ему поможет обрести утраченный смысл существования.

По дороге домой он остановился в Уильямс-Лейк купить весы и следующие несколько дней по утрам регулярно взвешивал Кулли, пока не установил, при каком весе она голодна и готова к сотрудничеству.

Когда Майкл не кормил свою питомицу, он носил ее на руке, защищенной от когтей птицы доходившей до локтя кожаной перчаткой. Кулли сидела на руке неестественно прямо, отстраняясь от него, тревожно переминаясь и для равновесия постоянно выпуская здоровое крыло. Майкл успокаивал ее разговором, а когда слова иссякали, начинал читать стихи или петь песни – лишь бы избавить ее от нервозности. Он также приучал Кулли к кожаному колпачку, который дал ему Фрэнк. С колпачком на голове она успокаивалась.

Через неделю после визита к Фрэнку Майкл позвонил Тому Уотерсу и сказал, что, похоже, повязку с крыла можно снять. Ветеринар пообещал приехать вечером следующего дня.

– Повязку мы снимем, но лучше не напрягать крыло какое-то время. Я приеду через несколько дней, проверю, как она поправляется, – сказал Том после осмотра.

Они стояли в сарае. Уже стемнело, Кулли засыпала и, казалось, даже не заметила, что с нее сняли путы. Майкл решил три-четыре дня подержать ее в сарае без пут, чтобы она привыкла к ощущению свободы.

На следующее утро, когда он пришел ее кормить, она сидела на бревне, крепко вцепившись когтями в дерево, и хлопала крыльями, разминая их. Майкл отступил к двери, опасаясь, что соколиха травмирует еще не до конца зажившее крыло, но она скоро успокоилась.

Обрадованный тем, что его питомица способна двигать больным крылом, он покормил ее и удалился. Майкл решил дать ей отдохнуть еще несколько дней.

Майкл три недели избегал появляться в Литл-Ривер-Бенд, даже за продуктами ездил в Уильямс-Лейк, но теперь он вновь задумался о том, как заработать на хлеб насущный.

Однажды, пока он перебирал в уме немногочисленные варианты, раздался телефонный звонок. Майкл вздрогнул, за то время, что он жил в родительском доме, телефон зазвонил впервые. Майкл снял трубку.

– Просто хотел узнать, как дела. – Это был Карл Джеффри, обращавшийся к нему с фамильярностью закадычного друга.

– Да все нормально, – осторожно отвечал Майкл, пытаясь понять, что от него хочет адвокат. – Чему обязан, Карл?

– Видишь ли, я все думаю про тот наш разговор. Жаль, что мы сразу не нашли общий язык. Заехал бы как-нибудь. Выпьем по чашечке кофе.

– Ты звонишь, чтобы пригласить меня на чашку кофе?

– А что тут такого? Послушай, – помедлив, продолжал Карл, – я хотел бы еще раз поговорить с тобой о магазине. На мой взгляд, тебе следует пересмотреть свое решение.

Майкл собрался сказать, что не желает обсуждать эту тему, но потом спросил себя, с какой стати он цепляется за отцовскую лавку – пустое помещение, от которого одни убытки, ведь за него приходится платить налог.

Почувствовав, что Майкл колеблется, Карл перешел на еще более дружелюбный тон:

– Приезжай, все обсудим. Вреда от этого не будет.

– Ладно, – неохотно согласился Майкл. – Жду тебя в магазине.

– А там-то зачем? У меня в конторе намного уютнее.

– Хочу взглянуть на то, что собираюсь продать. Считай это ностальгией.

Оба немного помолчали.

– Давай в половине третьего? – наконец произнес Карл.

– До встречи. – Майкл повесил трубку.

В предложении Карла есть разумное зерно, размышлял он. Продажа магазина принесет хоть какие-то деньги. Кроме того, будет устранено одно из звеньев, привязывающих его к Литл-Ривер-Бенд, чего, в сущности, наверно, и добивается Карл.

Он вышел на улицу и направился к Кулли, сидевшей на шестке, который он установил для нее перед домом. Майкл надел ей на голову колпачок, затем отцепил привязь и перенес соколиху в машину. Каждое ее движение теперь сопровождалось глухим, но хорошо различимым позвякиванием привязанного к лапе колокольчика. Этот колокольчик, помогающий в случае чего отыскать потерявшуюся птицу, тоже дал ему Фрэнк.

Майкл приехал в город и припарковал машину у магазина, в котором сорок пять лет распоряжался его отец. Народу на улице почти не было, и никто не видел, как он занес Кулли в помещение. В магазине оказалось сыро и холодно, будто в склепе. Майкл посадил соколиху на оставшийся от полок деревянный каркас и содрал с витрины черную бумагу. Сквозь пыльные стекла в помещение хлынул дневной свет. Майклу стало грустно от представшего взору запустения.

Он работал здесь после школы, а по субботам всю вторую половину дня хозяйничал один. Отец почему-то лично отправлялся к поставщикам в Уильямс-Лейк, хотя мог спокойно заказывать товар по телефону. Это был один из ритуалов таинственного быта отца, такой же незыблемый, как и его еженедельные задержки в магазине по четвергам, когда он приводил в порядок счета, такой же непостижимый, как и его затворничество в кабинете, где он конструировал замысловатые модели парусников, потягивая из никогда не пустовавшего бокала бурбон. Интересно, что стало с теми моделями?

Некогда в магазине высились полки, тянувшиеся рядами от входа, а у дальней стены был прилавок. Теперь полки громоздились на полу кусками какой-то огромной мозаики, ждущей, пока кто-нибудь снова сложит ее. На стенах под потолком проступили пятна сырости, несколько половиц совсем прогнили.

Из раздумий Майкла вывел стук в окно. Он подошел к двери и впустил Карла Джеффри.

– Здесь же холодно. Хоть эта штука-то работает? – Карл указал на старый обогреватель.

– Электричества нет, – ответил Майкл.

– Лучше бы у меня в конторе встретились, – проворчал адвокат.

Его взгляд метнулся к окну, мимо которого проходил какой-то старик, с любопытством поглядывавший на впервые за долгое время открывшуюся витрину. Кулли шевельнулась, колокольчик на ее лапе глухо звякнул. Карл, заметив в сумраке птицу, отступил на шаг.

– Это что еще за черт?

Майкл не мог скрыть улыбку:

– Соколиха.

Карл пристально посмотрел на кречета.

– Что ты с ней делаешь?

– С ней я ничего не делаю, – ответил Майкл, отчего-то раздражаясь.

Карл – невыразительный мужчина в очках и в несуразном костюме – действовал ему на нервы. Симпатии он у него уж точно не вызывал.

– Так ты по-прежнему хочешь остаться в городе? – спросил Карл.

– Я же сказал, мне некуда ехать.

– Но если у тебя будут деньги…

Майкл обвел взглядом магазин.

– А кто вообще пожелал купить это?

– Рон Тейлор. Он готов выложить за магазин семьдесят восемь тысяч.

В договоре, который он читал в конторе Карла, указывалась почти такая же сумма. Правда, Майкл, пока ждал Карла, уже решил, что не станет продавать магазин. Даже сейчас, разговаривая с адвокатом, он словно наяву видел за прилавком отца – таким, каким помнил его всегда: пятидесяти пяти – пятидесяти шести лет, седовласым, худощавым, распаковывающим новую партию инструментов.

Он работал в магазине с отцом каждый день, но они почти не общались. Когда Майкл приходил, они обменивались дежурными вопросами-ответами: «Как прошел день?» – «Нормально», «Чем занимался?» – «Ничем», и потом оба надолго замолкали. Отец давал ему поручения и, если Майкл справлялся с ними хорошо, благодарил, но за промахи не укорил ни разу.

Это мать предложила, чтобы он помогал отцу в магазине – «ради сохранения мира в семье», как она выражалась. Он никогда не забудет, как однажды она поехала к врачу с окровавленными запястьями. Ему тогда было лет восемь, и он сидел с ней в машине. Врачу мать сказала, что порезалась случайно, но Майкл знал, что она схватилась за нож, после того как отец позвонил и предупредил, что приедет домой поздно. Пожалуй, с тех пор, думал Майкл, мать и начала много времени проводить в постели, постоянно жалуясь на головную боль и глотая таблетки от всяких воображаемых недугов.

– Ну, что скажешь? – спросил Карл.

Майкл покачал головой:

– Ничего.

Карл, поджав губы, поправил на носу очки.

– У меня есть еще одно предложение, – промолвил он.

– Какое?

– Двести семьдесят пять. Вместе с домом, разумеется.

В день приезда ему предлагалось продать магазин с домом за двести двадцать восемь тысяч, и, по мнению Майкла, это была реальная цена.

– С чего вдруг такая щедрость? – поинтересовался он.

– Больше тебе никто не даст, – сказал Карл. – Уверяю, мы тебя не дурачим. Ты и сам в этом легко убедишься.

– Мы? – нахмурился Майкл.

– Что?

– Ты сказал «мы». «Мы тебя не дурачим», – повторил Майкл. У Карла был смущенный вид, будто он что-то от Майкла скрывал. – А кто такой этот Рон Тейлор?

– Он намерен перестроить магазин.

– Я не хочу продавать, – отказался Майкл. – Возможно, вновь открою его.

– Откроешь? – Карл изумленно заморгал. – Так ведь в городе уже есть одна скобяная лавка.

– Значит, буду торговать чем-нибудь другим.

Карл прокашлялся.

– Мы могли бы поднять цену до двухсот восьмидесяти пяти. До двухсот девяноста. – Он нервно переминался с ноги на ногу.

– Кто это «мы»? – спросил Майкл. – Ты и Рон Тейлор?

– Не совсем.

Майклу потребовалась секунда, чтобы понять намек Карла.

– Кто делает мне столь щедрое предложение, Карл? Думаю, я вправе знать, кто готов переплатить, лишь бы я убрался из города. Разумеется, ты. Кто еще?

– Поставь себя на наше место, – отвечал Карл. – Наш город пользуется доброй репутацией. Нам не нужны скандалы.

– Скандалы, – повторил Майкл. – Ты имеешь в виду, такие люди, как я? Убийцы?

– Ты стрелял в человека, Майкл. Полиция считает, что ты хотел убить жену и дочь.

– Я им никогда не угрожал. – Майкл и сам не знал, зачем он оправдывается, ради чего. Он махнул рукой и произнес устало: – Уходи.

– Послушай… – Карл шагнул к нему.

– Это моя собственность. Вон отсюда.

Майкл сказал это спокойно, но очень решительно. Карл двинулся к выходу, сторонясь Кулли. В дверях он обернулся:

– Ты будешь сумасшедшим, если вновь откроешь свой магазин. Это я говорю тебе как другу, бесплатно. – Он вышел, громко хлопнув дверью.

Рейчел Эллис притворялась спящей. Когда глубокое дыхание мужа перешло в храп, она поднялась с кровати и надела халат. Дети спали, в доме царила тишина. Стараясь не думать о ворохе неоплаченных счетов, она прошла на кухню и налила себе стакан молока.

Вечером они с мужем повздорили, что в последнее время случалось часто. Ругались, как всегда, из-за того, что денег нет, Пит пьет, семейное предприятие разваливается.

Рейчел закурила сигарету. Спичка вспыхнула в темноте оранжевым пламенем, и в его отблесках она поймала в окне собственное отражение. Ей тридцать три, думала Рейчел, дети достигли подросткового возраста и хотят независимости. Может, пора уже прекратить бесплодную борьбу?

Раньше все держалось на ней. Она фактически одна заправляла лесопилкой. Но по мере того как дети подрастали, расценки все чаще устанавливал Пит. Организационные вопросы он тоже взял на себя, и бизнес постепенно зачах. Теперь рассчитывать на доход от лесопилки не приходилось. Похоже, они скоро вообще окажутся на улице.

Рейчел не ложилась до трех и в результате проспала не более двух часов.

Утром на работу она пришла усталая. С некоторых пор ее перевели на полную ставку, и она была рада лишним деньгам, но торчать целый день в магазине у полок или за кассой было утомительно и тоскливо. В обед она решила немного прогуляться. На свежем воздухе, надеялась она, думать будет легче.

Она шагала по тротуару, едва замечая сновавших вокруг людей. Внезапно перед ней выросла фигура. Она подняла глаза и увидела, что налетела на Майкла Сомерса. Он как раз вышел на улицу с охапкой деревяшек в руках. При столкновении Майкл оступился, и они посыпались на тротуар.

– Прошу прощения, – извинилась Рейчел, наклоняясь, чтобы помочь ему собрать деревяшки. – Я задумалась.

– Не берите в голову. – Он мельком глянул на нее и отвернулся.

Она помогла ему донести его груз до машины, и Майкл свалил деревяшки в фургон. Он явно не узнал ее.

– Вы меня не помните? – спросила она.

Майкл озадаченно посмотрел на нее.

– Я – Рейчел Лейн. Теперь моя фамилия Эллис.

– Рейчел? Конечно, помню. Просто не привык, чтобы меня здесь жаловали вниманием.

– Ничего, скоро все уладится, – сказала она. – Подвернется что-то новое, и про вас забудут.

– Может быть.

– Чем вы там занимаетесь? – Она жестом показала на магазин.

– Навожу порядок. Скоро открою.

– Вот здорово.

Майкл, казалось, удивился.

– Хотите взглянуть?

– С удовольствием, – ответила Рейчел. – Почему бы нет?

В магазине царил хаос. Прилавок был разворочен, в полу зияли дыры.

– Я часто бывала здесь еще при вашем отце, – сказала Рейчел. – Мой отец занимался строительством и посылал меня сюда за всякими принадлежностями.

– Я вас помню.

– Вряд ли. Я тогда еще совсем девчонкой была.

– Помню, – настаивал Майкл. – Вы совсем не изменились.

Рейчел рассмеялась.

– Вы льстите или просто лжете, но все равно спасибо. – Она вспомнила то время, когда училась в школе. – Теперь кажется, это было так давно. Жизнь складывается совсем не так, как предполагаешь.

– Что верно, то верно, – согласился Майкл.

Рейчел имела в виду себя, но потом поняла свою бестактность. Вряд ли Майклу Сомерсу нравится, когда ему напоминают о постигших его несчастьях.

– Ну, мне пора, – заторопилась она. – Очень рада, что встретила вас.

Они улыбнулись друг другу, и она удалилась.