Текст книги "Белый сокол"

Автор книги: Стюарт Харрисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Глава 3

Утро встретило обитателей Литл-Ривер-Бенд сильным снегопадом, и до обеда просветления не ожидалось. Сюзан Бейкер раздвинула шторы на окне спальни. На белой лужайке перед домом чернели заплаты голой мерзлой земли, отрытые из-под снега Бобом, который продолжал яростно раскапывать все новые участки. Сюзан постучала по стеклу. Пес оторвался от своего занятия и оглянулся.

– Джеми! – крикнула Сюзан. – Боб на улице катается в грязи. Я не пущу пса в дом, пока кто-нибудь его не вымоет. Я этого делать не собираюсь.

Прежде чем отойти от окна, она глянула в сторону леса. За деревьями, на вырубке, метрах в четырехстах от ее участка, стоял дом. Еще несколько дней назад он пустовал. Сюзан задумалась о человеке, который там поселился. О нем ходили разные слухи. Говорили, будто бы он кого-то убил. Достоверными сведениями никто не располагал, но она уже слышала две версии: согласно одной он убил свою жену, согласно второй – родную дочь. Последняя версия была, безусловно, чистейшей воды выдумкой. Многие обитатели городка буквально млели от удовольствия, перемывая косточки своему земляку. Сюзан это, естественно, не нравилось, но новое соседство ее беспокоило. Она боялась за Джеми.

Сюзан прошла в комнату сына. Мальчик все еще лежал в кровати и даже не думал просыпаться. Она потрепала его по плечу. Джеми повернулся на спину и сонно уставился на мать.

– Слышал, что я сказала? – Джеми помотал головой. – Боб на улице барахтается в земле. Это ты его выпустил?

Пес залился лаем. Джеми обратил взгляд к окну и кивнул.

– Тогда вставай и вымой его, прежде чем пойдешь в школу. – Сюзан стянула с сына одеяло. – Завтрак через десять минут, – бросила она с порога комнаты.

Печь топилась уже около часа, и в кухне было тепло. Сюзан включила радио и принялась готовить завтрак – яичницу и кофе. Диктор говорил, что надвигается атмосферный фронт. В окно Сюзан видела грунтовую дорогу, убегавшую сквозь лес к шоссе. Пока на дороге было еще не слишком много снега. «Форд» не застрянет, решила Сюзан, даже цепи на колеса надевать не надо.

Джеми пришел на кухню и сразу полез в холодильник за молоком.

– Горячий шоколад будешь? – спросила сына Сюзан. Тот кивнул.

Боб подскочил к двери и уперся лапами в стекло. Джеми шагнул к выходу, чтобы впустить собаку.

– Но только сначала вымой его, – сказала Сюзан.

Мальчик повернулся к матери и, жестом показав на собаку, выразительно пожал плечами. Он давал понять, что пес не нуждается в купании, и Сюзан согласилась с ним. В чем уж там барахтался Боб, она не знала, но, вероятно, это что-то настолько замерзло за ночь, что даже не налипло на шерсть. Тем не менее Сюзан сделала вид, будто не поняла сына.

– Ты что-то хочешь мне сказать? – спросила она, садясь перед ним на корточки.

Джеми мгновенно насупился и вернулся к столу. Его становится трудно провести, подумала Сюзан. Сходу определяет, когда она прикидывается непонятливой, чтобы довести его до крайнего раздражения и заставить заговорить. Она глянула на сына. Тот с угрюмым выражением на лице тыкал вилкой в яичницу. Интересно, кто кого дурачит? Уж Джеми-то знает, как добиться своего.

Она увидела в окно, что Боб помчался к лесу, и машинально шагнула к двери окликнуть пса, но потом перехватила взгляд сына, взиравшего на нее с немой мольбой в глазах. Сюзан вздохнула, признавая свое поражение.

– Ну хорошо. Иди приведи его.

Мальчик выбежал на улицу. Сюзан покачала головой и, взглянув на часы, поспешила в спальню.

Она уже почти оделась, когда, бросив взгляд в окно, буквально оцепенела. Джеми стоял перед домом и смотрел на человека, тащившего за загривок Боба. Незнакомец был одет в синие джинсы и бежевую куртку, его густая золотисто-каштановая шевелюра по цвету напоминала переспелую кукурузу. В первую секунду Сюзан пришла в недоумение, но потом догадалась, кто направляется к ее дому. Она сбежала по лестнице и выскочила на крыльцо с такой поспешностью, что Джеми и гость, которого она справедливо приняла за Майкла Сомерса, посмотрели на нее с удивлением.

– Я нашел вашего пса возле своего дома, – объяснил Майкл, махнув рукой в сторону вырубки. – Во всяком случае, я подумал, что он ваш.

В его голосе слышалась неуверенность, и Сюзан подумала, что он, очевидно, уже успел обратиться к Джеми, но ответа, разумеется, не получил.

– Это наша собака, – подтвердила она отрывисто, хотя вовсе не желала быть грубой. Майкл, казалось, растерялся. – Боб, ко мне, – скомандовала она. Майкл помедлил секунду, прежде чем отпустить пса. Сюзан повернулась к сыну. – На автобус опоздаем. Иди собери вещи. Боба возьми с собой.

Джеми повиновался. С любопытством глядя на мать, он вошел в дом. Сюзан вновь переключила внимание на Майкла. Тот наблюдал за ней со странным выражением на лице. Сказать ему она ничего не успела – Майкл вдруг развернулся и зашагал назад к лесу. Сюзан стало стыдно за свою грубость, и она крикнула ему вдогонку:

– Спасибо, что привели Боба.

Майкл не ответил. Возможно, он уже не слышал ее.

На ведущую в город дорогу сыпал снег. Одинокая колея, оставленная чьей-то машиной на встречной полосе, свидетельствовала о том, что по загородному шоссе ездят не часто. Джеми, прижимая портфель к груди, смотрел в окно на падающие снежинки. Взгляд у него был отрешенный, и Сюзан, как всегда, попыталась представить, о чем он думает.

В городе на автобусной остановке детей ждал школьный автобус.

– Не забыл, какой сегодня день? – напомнила Сюзан сыну, когда тот стал выбираться из автомобиля. – Я заеду за тобой в двенадцать, договорились?

Она наклонилась к нему, чтобы чмокнуть в щеку, но Джеми увернулся. Он подошел к автобусу, возле двери которого толкались его сверстники, пытавшиеся опередить друг друга. Сюзан наблюдала за сыном. Тот постоял в стороне, пока толпа не рассосалась, потом тоже залез в автобус.

Сюзан дождалась, когда автобус тронется, и поехала на работу. Ее контора находилась на Главной улице напротив кафе. На окне краской было выведено: «АГЕНТСТВО НЕДВИЖИМОСТИ ЛИТЛ-РИВЕР-БЕНД». В зависимости от настроения городок, раскинувшийся в укромной долине у подножия гор Карибу, то раздражал ее, то дарил ощущение покоя и уюта. То, что она знала здесь почти каждого, в иные дни ее радовало, но порой просто сводило с ума, и тогда она жалела, что живет не в большом городе, где можно оставаться неизвестной для всех и вся.

Сюзан заглушила мотор и окинула взглядом улицу, на которой располагались аптека, несколько магазинов одежды, гастроном и скобяная лавка. Желающие поужинать вне дома посещали бар «Клэнсиз» или ресторан гостиницы «Долина», где готовили вполне прилично. В общем и целом в городке имелось все необходимое для нормальной жизни, и потому отсутствие богатого выбора никого не смущало.

В конторе Сюзан ждала обычная рутина. Она собиралась позвонить людям, изъявившим желание продать свои дома, а потом выпить кофе со своей подругой Линдой Ковальски. Линда и ее муж Пит держали кафе, что находилось напротив ее конторы.

Время до обеда пролетело быстро. В половине двенадцатого Сюзан включила автоответчик и повесила на дверь табличку «Закрыто». Снегопад кончился, но ветер крепчал. Она протерла лобовое стекло и поехала в Бейкерстаун забрать Джеми из школы. Он ждал ее в вестибюле и, когда она затормозила возле здания, сразу вышел и с угрюмым видом вскарабкался на пассажирское сиденье. Сюзан поехала не домой, а к Литл-Ривер-Бенд. На окраине городка, у церкви, она остановилась и взяла с заднего сиденья заранее купленные цветы.

– Джеми, ты идешь?

Ответной реакции, как всегда, не последовало, словно она разговаривала сама с собой. Мальчик продолжал смотреть в окно, будто не слышал, что говорит мать. Со смиренным вздохом Сюзан выбралась из машины и зашагала по снегу.

На могиле Дэвида стояла простая гранитная плита. На ней были высечены его имя и фамилия, даты рождения и смерти, а чуть ниже посвящение: «ЛЮБИМОМУ МУЖУ И ОТЦУ». В тридцать шесть лет Дэвид случайно погиб на охоте. Секундная неосторожность, и мужчина, которого она любила на протяжении одиннадцати лет, перестал существовать. Сюзан глянула через кладбище на свой автомобиль. Джеми продолжал упорно смотреть в другую сторону.

Она вспомнила, как тем утром махала мужу с сыном из окна, провожая их на охоту. Джеми был единственным свидетелем смерти отца, скончавшегося в лесу от потери крови. Что конкретно произошло, никто не знал, поскольку Джеми с тех пор не произнес ни слова. Предполагали, что Дэвид просто оступился и ружье каким-то образом выстрелило ему в грудь. Когда Джеми привезли домой, он был весь в крови отца. Это зрелище и теперь еще порой преследовало ее по ночам.

Сюзан отвернулась от могилы. На глазах выступили слезы. Тоска по Дэвиду жгучей болью сжимала ей сердце. Иногда, пытаясь заснуть ночью, она крепко обнимала подушку, рисуя в воображении лицо мужа, чтобы его образ сопровождал ее во сне. Теперь она хотела оставить его в прошлом, но из-за Джеми не могла. Может быть, думала Сюзан, им следует переехать куда-нибудь в другое место и там начать заново строить свою жизнь.

Направляясь к «форду», она заметила, что на дороге со стороны города появился автомобиль. Когда он подъехал ближе, она узнала в водителе Купа. Тот затормозил, но мотор полицейской машины продолжал лениво тарахтеть. Стекло с его стороны было опущено.

– К врачу сегодня идете? – Куп глянул на Джеми, подняв руку в знак приветствия, но ответа не получил.

Сюзан нахмурилась. Ей не нравилось, что Джеми взял в привычку отгораживаться от всего, о чем не хотел знать. В этом и заключалась вся его беда.

– Не обращай на него внимания, – сказала Сюзан. – Он всегда так.

– Ничего, придет в себя. – Куп улыбнулся. – Слушай, давай сегодня поужинаем втроем в гостинице? Держу пари, Джеми будет рад.

Сюзан не разделяла его оптимизма. Уже не в первый раз она отмечала, что Купа будто и вовсе не задевает граничившее с враждебностью недружелюбие Джеми. Она попыталась вспомнить, на каком этапе в их с Купом отношениях наступил перелом, когда конкретно друг Дэвида, проявлявший заботу о его вдове и маленьком сыне, стал претендовать на большее. Пожалуй, это произошло постепенно, причем до определенного момента она даже не сознавала, как меняется характер его участливости и как оценивают их взаимоотношения окружающие. Сюзан отклонила приглашение Купа, сославшись на то, что устанет к вечеру. В сущности, она не кривила душой.

– Ладно, – не стал настаивать Куп. – Тогда, может, как-нибудь поужинаем вдвоем? Например, в субботу? Тебе нужно развеяться.

На этот раз достойного повода для отказа придумать не удалось, а обижать его беспричинно ей не хотелось. Сюзан не представляла, что бы она делала на первых порах после трагедии, если бы не Куп. Она улыбнулась ему и предложила встретиться в восемь часов.

– Договорились. Пока.

Куп помахал Джеми и тронулся, крикнув на прощание, чтобы Сюзан ехала домой осторожно.

Она проводила его взглядом и забралась в свой «форд». Джеми сидел опустив плечи. На его лице было все то же замкнутое выражение.

Джеми лечился в Литл-Ривер-Бенд у детского психотерапевта Дэна Кэри, к которому направил его доктор Питерсон. Лечение продолжалось чуть более года, хотя со времени трагедии прошло уже почти полтора. В то утро, когда она в последний раз видела Дэвида живым, Джеми, махнув ей на прощание, крикнул, чтобы она ждала их домой с оленем. С тех пор голоса сына она не слышала.

Джеми медленно, очень медленно оправлялся от потрясения, но Сюзан не торопила события. Она предоставила ему самому решать, когда вернуться в школу, и однажды утром он пришел завтракать с портфелем. На нее он не смотрел, но ел как ни в чем не бывало. С того дня Джеми начал постепенно возвращаться к ней. Она вновь стала видеть его улыбку, ритм жизни почти восстановился. Но он по-прежнему не говорил. Наблюдались и другие отклонения. Он не общался со школьными приятелями и игнорировал фотографии Дэвида, которые она расставила и развесила в доме. Вот тогда-то Сюзан и решила показать сына психотерапевту.

Дэн Кэри, присев на краешек стола, просматривал историю болезни Джеми.

– Ну, как дела? – спросил врач.

– По-старому. Сейчас вот сидит за дверью, смотрит в пустоту, будто один на всем белом свете. Меня это беспокоит.

Кэри понимающе кивнул:

– Думаю, Джеми хочет вычеркнуть из сознания то происшествие. Хочет убедить себя, будто ничего такого на самом деле не было.

Сюзан уже доводилось слышать подобное объяснение, и она считала его вполне разумным, но не могла понять одного: почему Джеми напрочь вычеркнул из памяти отца.

На минуту в кабинете врача воцарилась тишина. Потом Кэри поднялся и пересел за стол.

– Сейчас у вас есть два пути, – заговорил он. – Насколько я понимаю, за то время, что вы ездите ко мне, состояние Джеми не улучшилось, верно?

– В какой-то степени даже ухудшилось. Вот, например, сейчас. – Сюзан представила, как ее сын сидит в приемной, устремив в пространство застывший взгляд.

– Понятно. Значит, я вот что предлагаю, – сказал Кэри. – Вы можете продолжать лечение в надежде, что в один прекрасный день Джеми проникнется ко мне доверием, или же устройте ему перерыв, чтобы он отдохнул и расслабился.

– И если я выберу второй вариант, что, по-вашему, произойдет?

– Возможно, ничего. Но от такого исхода вы не застрахованы и в первом случае. Честно говоря, я считаю, перерыв ему не повредит. Джеми – умный мальчик. Здесь, во время сеансов, он просто сидит, уставившись в стену. Он знает, зачем его сюда водят, и решил для себя не содействовать собственному выздоровлению. Давайте подождем три месяца, а там посмотрим, как быть дальше.

Сюзан пожала врачу руку, и он проводил ее к выходу. Джеми даже не моргнул, когда Кэри опустился перед ним на корточки, чтобы попрощаться.

– Доктор Кэри говорит, что тебе не нужно больше приходить сюда, – сообщила она, наклонившись к сыну.

Мальчик нерешительно взял руку матери, не зная, верить ей или нет.

– Поднимайся. Поедем домой, – сказала она.

Поймав свое отражение в витрине торгового зала, Майкл не узнал себя. Последний раз он надевал костюм семь лет назад, когда работал в Торонто. Тогда он считался самым успешным менеджером рекламного агентства. Внешне он и теперь мало отличался от того голубоглазого, чисто выбритого стройного молодого человека, носившего тысячедолларовые костюмы, только выглядел чуть старше – морщинки вокруг глаз стали глубже, волосы отросли и потемнели. Майклу показалось, что он встретил призрака.

Костюм был старый, но в Литл-Ривер-Бенд он все равно обращал на себя внимание. Немногие обитатели городка, имевшие в своем гардеробе костюмы, обычно приобретали их за сто двадцать пять долларов на распродаже в универмаге в Уильямс-Лейк.

О вакантной должности начальника отдела рекламы Майкл узнал из объявления в газете, помещенного рядом с полосной рекламой автомобилей, которую директор торговой фирмы Уилсон давал регулярно два раза в неделю. Майкл позвонил по указанному номеру и договорился о встрече.

– Здравствуйте. Чем могу помочь? – обратилась к нему девушка, сидевшая за столом в приемной.

– Моя фамилия Сомерс. У меня назначена встреча с Джорджем Уилсоном.

– Я сообщу ему, что вы пришли.

Она сняла трубку телефона. Майкл сел.

Минут через десять дверь распахнулась, и Майкл увидел высокого седовласого мужчину с благородными чертами лица. Он протянул гостю руку. Рукопожатие у него было крепкое, хотя, судя по жесткой морщинистой коже, этот человек был далеко не молод.

– Джордж Уилсон, – с улыбкой представился мужчина. Его умные глаза с секунду пытливо всматривались в лицо Майкла. – Пойдемте в кабинет. – Он жестом пригласил его следовать за собой.

Они поднялись по лестнице на второй этаж, где располагались помещения администрации. В кабинет, окно которого выходило на автостоянку, Майкл увидел большой стол, несколько стульев для посетителей и бар. Уилсон затворил дверь.

– Вы не местный? – спросил он.

– Нет, – подтвердил Майкл, решив, что пока еще не время раскрывать карты. – Из Торонто.

– Костюм, наверно, не здесь покупали.

Майкл промолчал, понимая, что ответа не требуется. Он догадывался, что Уилсон оценивает его. Тот жестом предложил гостю отойти с ним к окну. Они стояли и смотрели на ряды машин внизу. Майкл подумал, что Уилсон проводит много времени у окна, словно король, обозревая свои владения.

– Я – человек прямой, – продолжал старик. – В делах полагаюсь только на собственное чутье. И в оценке людей тоже. Чем вы занимались в Торонто?

– Работал в рекламном бизнесе. – Майкл протянул ему свое резюме. – Здесь все написано.

Уилсон отмахнулся:

– С этим я после успею ознакомиться. Сначала мне всегда хочется услышать, что человек может рассказать о себе. Так что вас привело в Литл-Ривер-Бенд?

– Скажем так, мне потребовалась смена обстановки.

– Допустим. А чем вам приглянулась работа, которую я предлагаю? Мне кажется, вы привыкли к другим масштабам.

– Я – специалист по рекламному бизнесу, господин Уилсон, и мне известны все тонкости этой работы. Другой профессии у меня нет. Я понимаю, что Литл-Ривер-Бенд – не та среда, к которой я привык, но я это знал, когда решил приехать сюда.

Уилсон кивнул, вроде бы удовлетворенный полученным объяснением.

– Ладно, давай введу тебя в курс дела, Майк.

Они сели, и Уилсон вкратце очертил ему круг обязанностей начальника отдела рекламы. Майкл примерно так и представлял себе эту работу. На протяжении многих лет возглавляемая Уилсоном компания получала неплохой доход, но в последнее время у нее появились конкуренты из других городов, переманивавшие клиентов более выгодными предложениями. Низкие цены казались покупателям важнее доброй репутации компании.

– Мой отец организовал этот бизнес после войны. Он всегда исходил из принципа: относись к людям так, как хочешь, чтобы они относились к тебе. Мы тоже придерживаемся такого подхода, и он нас никогда не подводил. Если коротко, мы проявляем заботу о покупателе, и покупатель вновь и вновь обращается к нам. Разумеется, автомобили, которыми мы торгуем, стоят чуть дороже из-за того, что на каждую машину мы даем гарантию. Но нам доверяют. Мы – честная компания. – Уилсон усмехнулся. – Полагаю, в наши дни это звучит старомодно.

– Ценности, о которых вы говорите, не устаревают, – возразил Майкл. – Просто вам следует изменить манеру их подачи.

Уилсон вскинул брови.

– Пожалуй, ты попал в самую точку, Майк. Это, действительно, борьба принципов. Мы отстаиваем положение вещей, существовавшее в ту пору, когда еще не было в моде гнаться за быстрой наживой, не брезгуя ничем.

– Видите ли, – осторожно начал Майкл, – репутация может работать на вас, но не исключено, что она станет оказывать вам дурную услугу, если ее не преподнести должным образом. Я порекомендовал бы вам полностью перестроить систему сбыта, но не одним махом, а постепенно, ни в коем случае не предпринимая ничего такого, что могло бы отпугнуть ваших постоянных клиентов.

Уилсон задумчиво кивнул.

– Хорошая идея, Майк. Я еще не настолько стар и глуп, чтобы возомнить, будто знаю ответы на все вопросы. Полагаю, ты нам пригодишься.

– Я восхищен вами, – сказал Майкл. – Не каждый готов принять перемены.

– Жизнь не стоит на месте, – заметил Уилсон. – Даже в таком городке, как наш. Думаю, тебе здесь понравится. Правда, должен предупредить, что наше жалованье будет меньше того, что ты получал бы за ту же работу в большом городе.

Майкл поднялся:

– Я это прекрасно понимаю. Думаю, вы все же должны узнать обо мне кое-что.

Он вручил Уилсону свое резюме и, пока тот просматривал его, сообщил, что сидел в тюрьме. Уилсон пристально взглянул на Майкла.

– Сидел?

– Три года. Потом меня перевели в клинику Святой Елены. Выписали две недели назад. Вот почему я приехал в Литл-Ривер-Бенд. Я здесь вырос.

Дружелюбие мгновенно слетело с лица Уилсона. Его черты посуровели.

– Это меняет дело. – Он вернул Майклу резюме. – Следовало сразу поставить меня в известность.

– Но тогда вы разве стали бы слушать меня? Или согласились бы встретиться со мной?

– Уходите, – заявил Уилсон.

Майкл вдруг почувствовал себя опустошенным. А собственно, на что он рассчитывал? Уилсон молча открыл дверь.

– Позвольте дать вам совет, – сказал Уилсон на прощание. – Поезжайте туда, где вас никто не знает.

Ближе к вечеру Майкл направился к реке, чтобы поразмыслить и развеяться. По старому мостику, со скрипом раскачивавшемуся над темной водой, он перебрался на противоположный берег и углубился в лес. Он нашел удобное местечко среди камней на дальней опушке, где лежал глубокий снег и воздух полнился тишиной.

С рождением Холли жизнь его наполнилась надеждами. Для дочери он желал одного: чтобы она была счастлива и не знала тягот и душевных мук, омрачавших его собственное детство.

На Луизе он женился в двадцать шесть лет; она была на три года моложе. Он к тому времени уже сделал неплохую карьеру и имел приличный доход. Они купили квартиру, в которую въехали через неделю после медового месяца, проведенного на Тобаго. Отца о своей женитьбе он оповестил письмом спустя месяц, чем, наверно, сильно его обидел, но об этом Майкл стал задумываться лишь теперь.

Он никогда не говорил с женой о своих родных. Сообщил только, что он единственный ребенок в семье, что мать умерла, когда ему было восемнадцать, а с отцом он не очень ладит. Луиза настаивала, чтобы он пригласил отца на свадьбу, и тот разговор вылился в серьезную ссору.

– Ты не знаешь его! И хватит об этом, – отрезал Майкл, сознавая, что переходит на крик, но не в состоянии совладать с собой.

Луиза не стала упорствовать, но запретная тема оказалась для них камнем преткновения, и камень этот постепенно наливался тяжестью.

Первые годы после свадьбы они жили счастливо. Он обожал жену, блондинку с волосами медового цвета и серьезными серыми глазами, загоравшимися озорством и лукавством, когда она улыбалась. Любил ее беззаветно, как только может любить человек, и считал, что в лице Луизы судьба преподнесла ему бесценный подарок. Ему крупно повезло, думал он тогда, так просто не бывает. Теперь, оглядываясь назад, Майкл понимал, что это был первый признак надвигающейся катастрофы. Он обзавелся красавицей женой, карьера его была на взлете, а на задворках сознания почему-то маячила тень, коварная склонность в любой момент ожидать неприятностей.

После рождения Холли Луиза бросила работу. Майкла к тому времени переманили в новое агентство на должность с более высоким окладом. Казалось бы, живи и радуйся, но та тень в сознании все удлинялась, затмевая разум. Он все больше проникался уверенностью, что удача и счастье были посланы ему, дабы внушить чувство ложной безопасности, и что беда уже не за горами. Страх сжимал ему горло, когда он смотрел на дочь, беспомощную, беззащитную кроху. Как-то он признался Луизе, что боится за Холли, боится, что их благополучию скоро придет конец.

– А что может случиться? – удивилась она. – У нас все хорошо.

– Мне так не кажется.

Он стал звонить домой когда ни попадя, а то и сам являлся в неурочное время, проверяя, все ли в порядке. Луиза поначалу с благодарностью принимала его заботу, но в один прекрасный день не выдержала.

– Майкл, ты что? – набросилась она на него, когда он вдруг приехал с работы сразу же после обеда. – Ну что ты приехал?

– Хотел убедиться, что вы живы-здоровы.

– Майкл, мы и живы, и здоровы, – отчеканила она, пытаясь сохранять самообладание. – Сколько можно? Ты просто душишь меня своей маниакальной заботой.

Она твердила ему, что его страхи основаны на воспоминаниях о собственном безрадостном детстве, и предложила обратиться к психотерапевту, но к тому времени он уже почти не владел собой и ничего не желал слушать. Случалось, они за целый день и двух слов друг другу не говорили. Потом он начал подозревать жену в неверности.

Однажды, когда Холли было около года, Майклу позвонили из полиции Литл-Ривер-Бенд и сообщили, что его отец погиб. Выезжая на своей машине из города, отец вырулил на встречную полосу и врезался в грузовик. Погиб мгновенно. Известие о смерти отца ввергло Майкла в ступор, а потом в сознание просочилась мысль, что теперь он навсегда лишился возможности объясниться с ним и все, что долгие годы копилось в его душе, так и останется невысказанным.

Луиза умоляла его съездить на похороны. Он решительно отказался. И не сказал ей, как молча плакал об отце, которого никогда по-настоящему не знал, не сказал, как вспомнил, что на похоронах матери не пролил ни единой слезинки. Он запер в себе свое горе и, сам того не ведая, начал потихоньку сходить с ума.

С тех пор его жизнь покатилась под откос. В работе он стал допускать оплошности, что, естественно, не укрылось от внимания коллег. Дома подслушивал телефонные разговоры жены, пытаясь разобрать, о чем она беседует. Замечая это, Луиза неизменно вешала трубку и, если он спрашивал, кто звонил, молча поворачивалась и уходила. По ночам он часами просиживал в комнате Холли, просто сидел в темноте и смотрел, как она спит. Луиза как-то зашла к дочери и увидела, что он держит Холли на руках, умоляя ее не копить в сердце ненависть к нему. Разбуженная малышка плакала.

Так продолжалось долгие месяцы. Ближе к концу он уже понял, что Луиза собирается уйти от него, причем наверняка к другому мужчине. Он купил пистолет и отнес его на работу, где оружие несколько недель пролежало у него в столе. Он начал следить за женой и однажды увидел ее с незнакомым мужчиной. Они сидели в кафе и пили кофе. Прощаясь, мужчина взял ее за руку, и в глазах обоих промелькнуло нечто такое, от чего Майкла затрясло. Точно так же когда-то Луиза смотрела и на него. У выхода они поцеловались и с сожалением расстались. Майкл поехал за мужчиной, чтобы выяснить его адрес и имя.

Спустя неделю Луиза сказала, что хочет развестись. Она вновь стала упрашивать его показаться врачу, объяснив, что только в этом случае у них еще есть шанс наладить совместную жизнь. В ответ Майкл молча поднялся из-за стола и вышел из дому.

Он приехал в офис, забрал пистолет и отправился по адресу знакомого Луизы. Когда тот открыл ему дверь, Майкл дважды в него выстрелил, потом вернулся домой и сообщил жене о своем поступке.

До сих пор он не может забыть ее испуганное лицо, помнит, как она умоляла его, прижимая к себе Холли. Девочка плакала, не понимая, что происходит. Он не сразу сообразил, что Луиза решила, будто он намерен убить их обеих, а потом и себя. Об этом Майкл часто задумывался после, не зная точно, что тогда было у него на уме. Прибыли полицейские, и он долго не подпускал их к себе, пытаясь осмыслить, что он натворил и как быть дальше. Чудовищность происходящего обрушилась на него сокрушительным ударом, от которого, ему казалось, он никогда не оправится.

Последний раз он видел жену и дочь, когда их выводили из комнаты, а на него надевали наручники. Луиза оглянулась на мгновение, и в ту секунду он постиг, что совершил непоправимое и навсегда потерял ее.

Майкл очнулся от воспоминаний и неловко поднялся, догадываясь, что блуждал в лабиринтах прошлого несколько часов. Потянувшись, он задумался о встрече с Уилсоном. Может, старик и прав, что отказался нанять его. Может, люди и правы, что не жалуют доверием такого человека, как он, – с грузом тяжкого греха на плечах.

Он вспомнил случай с собакой, забежавшей на его участок несколько дней назад, и то, какое выражение лица было у соседки, когда он вернул ей ее питомца. Было ясно, что она его боится. Тогда это Майкла рассердило и опечалило. Но разве вправе он осуждать ее? Где гарантия, что некогда свершившееся не повторится вновь?

Майкл глянул ввысь. Вечерело. Небо меняло цвет. Под ним он чувствовал себя ничтожной песчинкой. Ему казалось, что он один на всем белом свете, и вдруг, словно в доказательство ошибочности этого ощущения, он заметил вдалеке на снегу какое-то движение.

Внизу, у подножия возвышенности, на которой стоял Майкл, появился человек с ружьем. Майкл стал наблюдать за ним, желая выяснить, на кого тот охотится.

Прошла неделя, но Эллис по-прежнему оставался все так же далек от своей цели, как и в первый день. Он готов был поклясться, что птица дурачит его.

Теперь уже не только жажда денег выгоняла его ежедневно на охоту, хотя мысль о солидном вознаграждении, конечно же, грела душу. На карту была поставлена его честь, он защищал свое доброе имя. С того вечера в «Клэнсиз», когда он по глупости сболтнул, будто скоро должен разбогатеть, люди при его появлении стали посмеиваться между собой.

Эллис наведался к другим таксидермистам и выяснил, что Таскер действительно хотел обмануть его. Поэтому он зашел к нему еще раз и поднял цену до двух тысяч. По его мнению, это была честная сделка.

Эллис на мгновение остановился, сообразив, что, увлекшись размышлениями, едва не забыл, охотится. За последние несколько дней он раз пять видел кречета, но всегда издалека – пулей было не достать. Эллис вытащил сигарету из лежавшей в кармане пачки и прикурил от зажигалки, ладонями прикрывая пламя от ветра.

Над верхушками деревьев, громко хлопая крыльями, галдели вороны. Эллис взглянул на птичью стаю в бинокль. Между воронами кружил кречет. Те исподтишка налетали на него, но он равнодушно отмахивался от их трусливых атак. Кречет был крупнее и проворнее ворон и легко мог убить любую из них, но с высокомерием сильного хищника игнорировал их нападки. Эллис невольно восхищался им.

Кречет взмыл ввысь и полетел к скалам, постепенно уменьшаясь в размерах. Эллис проследил в бинокль за его полетом и заметил место, где он приземлился.

Майкл стоял на вершине скалы, находившейся справа от Эллиса, и наблюдал за охотником. Тот рассматривал что-то в бинокль. Майкл проследил направление его взгляда и увидел стаю ворон, от которой вдруг лениво отделилась какая-то большая птица. Наверно, хищник, решил он. Сокол, скорее всего.

Эллис исчез в деревьях. Майкл замерз и подумал, что, пока не стемнело, надо бы вернуться домой, но вместо этого повернулся и зашагал в ту сторону, куда полетел сокол.

Соколиха сидела на высоком каменном уступе, укрытом от ветра скалами, и обозревала снежную долину. Человек, которого она заметила, паря над деревьями, исчез, но на снегу отчетливо виднелись его следы. Они вели к лесу. Это был тот охотник, которого она встречала почти ежедневно. Ею овладело знакомое беспокойство. В долине появился еще один человек. Он не таясь шагал в ее сторону. Она смотрела, как он приближается твердой поступью. Ее беспокойство возросло, но уже смеркалось, и ей не хотелось без нужды покидать убежище.

Эллис прикидывал, как он распорядится деньгами, когда наконец получит их. Перво-наперво, думал охотник, он придет в «Клэнсиз» и, выложив на стойку бара стольник, закажет всем пива. Ему хотелось на минуту почувствовать себя победителем, хотелось посмотреть, как Ред Паркер и Тед Хэнсон выпучат глаза при виде толстой пачки купюр. Рейчел он купит подарок, – может, платье или какую другую вещь из тех, что нравятся женщинам. И конечно же, сводит ее в ресторан, например в «Красный петух». Последние несколько лет ей пришлось с ним несладко.