Текст книги "Близкие контакты третьего рода"

Автор книги: Стивен Спилберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Попасть в древний священный индийский город Бенарес, почитаемый всеми индусами, было делом непростым. Он был доступен только верующим. О приближении к нему военно-воздушного транспорта не могло быть и речи.

Послать истребитель или атакующий бомбардировщик через воздушное пространство Индии означало бы скомпрометировать ее внешнюю политику военного невмешательства, но, что еще более важно, тогда бы существовала опасность рассекречивания этого проекта.

Давид Лафлин, посмеиваясь, предложил Лакомбу отправиться туда в качестве паломника: босиком, в набедренной повязке, опираясь на деревянный посох.

Как бы то ни было, Лафлин был очень благодарен воздушному агентству в Эльзасе, которое предоставило им маленький реактивный самолет «Корвет», имеющий четырнадцать посадочных мест. Из Парижа в Рангун они добирались всего лишь полдня.

Полчаса спустя они летели из Вертоля на вертолете на небольшой скорости над остроконечными вершинами и куполами Бенареса. Внизу под ними протекала священная река, медленно и вяло. На ней копошились речные суда, нагруженные священным илом.

В нескольких милях от города начинался склон горы. Вертолет парил на безопасном расстоянии от него, выбирая место для посадки.

– Посмотрите! – воскликнул Лафлин, выглядывая из кабины. – Их тысячи!

– Десятки тысяч! – поправил его Лакомб.

– Просто фантастика, я…

– Садхудиец очень набожный человек, – Лакомб старался перекричать шум мотора. – Но и практичный. Он тоже хочет получить ответ. И при жизни. Он слушает уже много лет.

Полагая, что Лакомб сказал все, Лафлин закончил начатую им мысль:

– А я думал, что индусы пошли другим путем. Ведь погружение в нирвану – состояние полного покоя – наверное, исключает всякую пытливость ума?

Лакомб только пожал плечами.

Вертолет мягко приземлился между двумя автобусами. Пилот выключил мотор. На расстоянии ста ярдов от вертолета оседало поднятое им облако пыли.

Лакомб спрыгнул на землю первым. Некоторое время он, Лафлин и двое их помощников молча стояли в лучах заходящего солнца. Его кроваво-красные, с оранжевым оттенком, лучи светили почти горизонтально. Большой раскаленный шар медленно опускался за низкую цепочку холмов на западе.

– Пошли! – сказал Лакомб.

Прихватив микрофоны, магнитофон, длинные ленты батареек, небольшую легковесную кинокамеру, четверо мужчин стали медленно пробираться через толпу паломников. У людей при себе было много поклажи. Некоторые сидели на маленьких ковриках. Около них стояли корзины с едой. Здесь были и целые семьи.

Европейцы неторопливо взбирались по склону холма к расчищенной площадке, где восседал садхудиец в позе лотоса: глаза раскрыты, ладони сложены вовнутрь, локти разведены в стороны. Он был похож на причудливую птицу.

Прилизанный молодой брамин в белом костюме городского покроя поднялся навстречу Лакомбу. Лафлин подошел к ним поближе, чтобы переводить.

– Осталось полчаса до захода солнца, – сказал брамин Лакомбу.

Его правильный английский язык приятно удивил Лафлина. На молодом человеке были одеты отполированные до блеска ботинки, узкие брюки дудочкой и пиджак без воротника. Весь его облик, свободная и бойкая речь были слишком городскими для этого места. «Даже святой из святых нуждается в менеджере», – подумал Лафлин.

Садхудиец даже не пошевелился.

Лакомб некоторое время стоял неподвижно, потом сам принял позу лотоса, но на значительном удалении от садхудийца.

Микрофоны были уже подготовлены. Кинокамеру оператор держал в руках, так как Лакомб настоял на том, чтобы ее не монтировали на треножнике. Он объяснил, что оператор должен иметь возможность двигаться при съемке и снимать то, что необходимо.

– У магнитофона есть экранируемая защита? – спросил оператора Лафлин.

– Зачем? – удивился тот. – Мы находимся в месте, где нет никаких электрических помех.

– Лакомб утверждает, что мотор работает с перебоями, а магнитофонные головки теряют намагниченность.

– Сейчас сделаем, раз он так говорит, – согласился, пожав плечами, оператор. Он достал что-то, похожее на большую коробку из медной проволочной сетки, и поместил это приспособление у записывающего устройства магнитофона. Проволочные концы защитного экрана он тщательно заземлил, воткнув в землю. – Так пойдет?

Глядя на то, что происходит вокруг, Лафлин думал: «Что же, в конце концов, все они делают в этом странном месте? Ждут? Если так, то чего?» Он рассеянно наблюдал, как солнце медленно опускалось за цепочку холмов на западе.

Садхудиец слегка пошевелился. То, что происходило потом, казалось, было похоже на замедленную съемку. Разведенные локти садхудийца начали очень медленно подтягиваться к истощенной коричневой грудной клетке. Прижатые друг к другу ладони стали медленно разъединяться, сохраняя касание пальцев. Садхудиец открыл глаза, огромные, похожие на черный янтарь. Медленно, без видимого усилия, он начал подниматься из позы лотоса в положение стоя.

Городского вида брамин опустился на колени. Лафлин неожиданно для себя сел, как будто единственным человеком, который имел право стоять на ногах, был садхудиец.

Краешком глаза Лафлин увидел, как встали на колени два оператора.

Руки садхудийца стали неторопливо подниматься вверх. В их движении и всей его позе было что-то угрожающее. Он стал похож на большую хищную птицу, расправляющую свои мощные крылья, готовясь взлететь. Садхудиец размахивал руками, постепенно увеличивая высоту их подъема, пока тыльные стороны ладоней не соприкоснулись над головой. После небольшой паузы он вновь поднял руки и опустил их в одном большом взмахе, как дирижер, управляющий большим оркестром.

Из многотысячной толпы послышался низкий мелодичный звук. Звук постепенно нарастал, и Лафлину казаться, что он пронзает его мозг.

Операторы, очнувшись, принялись снимать. Через медную сетку защитного экрана Лафлин видел, как вращаются бобины.

Садхудиец вновь поднял руки вверх и извлек из толпы другую ноту, а спустя какое-то время опять первую, только на октаву выше.

Поклонники культа наполняли окружающее воздушное пространство звучанием всего двух нот, но в различных вариациях: то каждая нота в отдельности, то две одновременно, то опять первая.

Потом толпа под управлением садхудийца взяла новую ноту, потом еще одну. Вскоре Лафлин потерял мелодию в резкой какофонии многих голосов. Казалось, что земля под ним завибрировала от интенсивности звуков, немелодичных и непривычных для уха европейца. Звуки, как утверждалось в сообщении, пришли со звезд четыре ночи назад. С тех пор садхудиец и его последователи озвучивали их каждую ночь.

Каждый певец слегка искажал звук, превращая звучание и неслаженный вой. Он поднимался ввысь в несколько зловещем монотонном пении, сотрясал землю под ногами Лафлина и заставлял вибрировать сам воздух.

Солнце погасло. Тропические сумерки превратились в ночь. Сырая темнота окутала всех. И хотя садхудийца уже не было видно, множество тысяч голосов продолжали петь.

Над головой проступили звезды. Лафлин смотрел в небо, потрясенный неистовостью поющих вокруг него людей. Он наблюдал за звездой в ручке ковша Большой Медведицы. Она то становилась ярче, то тускнела, опять загоралась и блекла с определенной частотой, как при послании азбукой Морзе. А затем… она взорвалась!

Яркая малиновая вспышка осветила поднятые вверх ища огромной массы людей.

Лакомб вскочил на ноги и подошел к садхудийцу. Оператор бросился за ним следом с кинокамерой на плече.

Малиновый свет сконцентрировался, удлинился, прояснив очертания подвижного столба, парящего в небе, который из малинового превратился в оранжевый, потом в желтый, затем в бледно-зеленый.

И вдруг небеса наполнились теми же пятью звуками. То же монотонное звучание. Отчетливое. Мелодичное. Чистое.

Люди затаили дыхание. И вновь небеса спели для них.

– Черт побери! – воскликнул оператор.

Огненный столб погас. Пение прекратилось. Почитатели культа снова опустились на колени в низком поклоне.

Садхудиец обратился к Лакомбу:

– Небо, – сказал он слабым голосом. – Небо поет нам.

По щекам француза текли слезы. Его голос звучал хрипло от волнения.

– Оно поет всем нам, мой друг.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Ниари стоял перед зеркалом в ванной комнате, пытаясь привести себя в порядок. По крайней мере, побриться.

Он выдавил на ладонь мыльный пенистый крем для бритья и машинально поднес руку к лицу, но что-то остановило его.

Ниари начал рассматривать белое пенистое вещество, наклонив голову и поднеся руку ближе к глазам, затем рассеяно средним пальцем левой руки принялся придавать этой массе форму.

– Нет, не то, – вздохнул Ниари. Он никак не мог понять, что напоминала ему горка крема на ладони.

Каждому доводилось ощущать что-то подобное, подумал он. Иногда, например, кажутся очень знакомыми чье-то лицо, которое, на самом деле, ты никогда не видел, или место, где наверняка никогда не был. У специалистов по психоанализу есть для этого даже специальный термин. Обычно эти ощущения длятся всего лишь мгновение.

Он еще какое-то время постоял, задумчиво глядя на мыльную пену.

Возникшая в дверях Ронни с тревогой смотрела на мужа.

– Скажем в гостях, что ты заснул под кварцевой лампой на правом боку.

– Что? – встрепенулся Рой. – Зачем?

– Затем, что я не хочу, чтобы ты говорил об ЭТОМ в гостях.

– Но почему? – удивился Рой.

– Я не хочу, чтобы тебя считали сумасшедшим, – раздраженно отрезала Ронни.

К ним неуверенно подошли дети.

– Пап, а ОНИ в самом деле есть? – осторожно спросил Брэд.

– Ничего ТАКОГО нет, – резко ответила Ронни.

– Не надо говорить ему так, – поморщился Ниари.

– Ма, а я в НИХ верю, – уверенно сказал Брэд.

– Ничему ТАКОМУ верить нельзя, – снова ответила Ронни.

– Но ведь папа ИХ видел?

– Ничего он не видел, – сказала Ронни, умоляюще посмотрев на мужа. – Рой?

– Я только интересуюсь, о чем говорят в мире! – согласился Ниари, все еще держа мыльную пену на ладони.

– Они живут на Луне? – спросил Тоби.

– У них база на Луне. Они могут влететь в окно и сорвать с тебя одеяло, – сказал Брэд, показав тем самым, что тоже пытается вникнуть в эту проблему.

Ронни закрыла глаза:

– Я больше никого не слушаю.

– Вчера ночью, – начал Ниари как можно спокойнее, – я увидел то, чего объяснить не могу.

Ронни зло и пристально посмотрела на него в зеркало.

– Вчера в четыре часа утра я увидела то, чего тоже объяснить не могу. Взрослый мужик…

Ронни замолчала, увидев как, внимательно прислушиваются к их разговору мальчики.

– Знаешь, Ронни, я собираюсь снова поехать туда сегодня вечером, будь они прокляты.

Она собралась было уйти, но остановилась и мягко сказала:

– Нет, ты не поедешь!

– Поеду, – упрямо возразил Рой.

Зазвонил телефон. Ронни вышла из ванной.

Рой намазал кремом лицо и взглянул в зеркало. На фойе белой пены его щека казалась еще более красной.

– Это не лунный загар, будьте вы прокляты, – проворчал он.

Ниари брился, когда в зеркале опять возникла Ронни. Из глаз у нее катились слезы.

Рой не мог видеть, как она плачет. Полный раскаяния, он пробормотал:

– Успокойся, Рон… Я не поеду.

– Р… Рой… – сквозь слезы произнесла Ронни. – Звонил Гримзби из управления.

– Что-то случилось?

– Тебя уволили, Рой! – Рыдая, она почти упала в его объятия. – Они… Он даже не захотел разговаривать. Что мы будем делать?

– Господи! – ошеломленно вымолвил он.

Так они и стояли в ванной комнате: Рой с мыльной пеной на лице и бритвой в руке и Ронни, рыдающая у него на плече.

Рой в растерянности обвел глазами комнату. Вдруг его внимание привлек какой-то предмет, в спальне, виднеющийся через открытую дверь ванной комнаты. Это была взбитая подушка, лежавшая на кровати. Своей формой она очень напоминала горку пенистой массы, которую еще недавно он разглядывал на ладони.

– Нет, и это не совсем то, – пробормотал Рой.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

На следующую ночь он отправился туда снова. И когда ничего необычного не произошло – не было ни странных объектов, ни необычных световых красок, – он, конечно, поклялся, что вовсе откажется от всей этой затеи.

Но наступила следующая ночь, и он опять поехал туда.

Собиравшиеся там люди стали узнавать друг друга, словно здесь встречались старые друзья. Ниари снова увидел фермера в своем пикапе и с бутылкой виски в руке. Какая-то женщина привезла с собой кресло-качалку и занималась рукоделием, чтобы скоротать время до нового появления «ночных видений» – так их все стали называть. Еще одна пожилая дама показывала всем альбом с фотографиями «ночных видений», сделанных в разных местах и в разное время.

Донесшийся откуда-то сверху звук заставил всех посмотреть на небо. Где-то высоко летел реактивный самолет.

– Если так будет продолжаться и дальше, то нам каждую ночь придется ночевать здесь, – произнес кто-то.

Рой присел на корточки возле дамы преклонных лет.

– Вы думаете, они сегодня прилетят? – спросил он шепотом.

Лицо старой женщины со следами прожитых ею лет неожиданно оживилось и помолодело.

– Я надеюсь, что так и будет, а вы? – ее глаза увлажнились.

– И я тоже, – ответил он ей вполне серьезно.

Дама протянула Рою фотоальбом в кожаном переплете.

– Я сделала их сама, – не без гордости сказала она. – Это в районе приходской школы.

Ниари просмотрел шесть цветных фотографий, но они не удовлетворили его, поскольку не давали ответа на самый главный вопрос: что же в действительности произошло?

Ниари огляделся по сторонам: народа собралось довольно много. Были и люди, которых Ниари раньше не видел.

Вдруг он заметил молодую женщину с маленьким мальчиком, которых он совсем недавно буквально выхватил из-под колес мчавшихся на них с бешеной скоростью полицейских машин. Ниари кивнул ей. Взяв мальчика за руку, женщина подошла к нему:

– Вы нас помните?

– Как я мог забыть?

– Джулиан Гвиллер, – представилась она, протянув ему руку. – А это Барри.

– Рой Ниари. Ну и ночь тогда была, правда?

– Похоже, что все это еще не кончилось, – она дотронулась до его щеки. – У вас загорела одна щека.

– Надеюсь, что сегодня ночью загорит другая.

– А у меня все лицо и шея, – она расстегнула блузку, обнажив верхнюю часть груди и шею.

Ниари смущенно кашлянул.

– Прошу прощения, – спохватилась она, застегивая пуговицы. – Но у меня такое чувство, что вы мой старый друг. – Она засмеялась. – Мне кажется, что то, что нам с вами пришлось пережить в ту ночь, как-то сблизило нас, не так ли?

Ниари утвердительно кивнул. Странно, но ему тоже показалось, что они с Джулиан давным-давно знают друг друга. Он с улыбкой смотрел, как Джулиан вытащила из кучи песка, сваленной у забора, своего сына.

– Весь в песке, – огорченно пробормотала она, наклоняясь, чтобы вытереть платком лицо Барри. Рой с интересом взглянул на высокую коническую горку, выстроенную из песка.

– А у меня дома трое, – произнес он.

– Вы говорили своей жене о том, что видели?

– Конечно.

– И что она об этом думает? – поинтересовалась Джулиан.

Ниари выразительно пожал плечами.

Джулиан усмехнулась:

– Я зашла к своей матери и рассказала ей об этом, а в ответ услышала: «Вот до чего ты дошла, живя одна».

Смутившись, она быстро уточнила:

– Я не совсем одна. – У меня есть Барри, соседи, я… в самом деле… вовсе не одна.

– А отец Барри?

– Умер. – Джулиан помолчала, не глядя на Роя, и потом добавила: – Я не думаю, что он понял бы это лучше, чем ваша жена.

Вместо ответа Ниари присел около Барри и помог ему придать форму сооружению, прихлопывая песок руками.

– Ты сегодня поздно работаешь, малыш, а?

– Да, ему следовало бы уже спать, – виновато вздохнула Джулиан. – Но после того, как он убежал в ту ночь, я не спускаю с него глаз.

Ниари понимающе кивнул. Он рассеянно смотрел на коническую башню из песка, которую построил Барри, затем подобрал прутик и стал делать по бокам башни желобки, потом взял несколько камней:

– На вот, пристрой это.

Барри положил камни у основания конуса так, словно они были отброшены туда при естественном взрыве.

– Послушайте, – спросил вдруг пораженный Ниари, – вам это ничто не напоминает?

Джулиан наклонилась над Барри и осторожно сделала гладкую поверхность конуса шероховатой с одной стороны.

– Вот так мне больше нравится, – сказала она.

– И мне, – выдохнул Рой.

– Вон! Вон! Летят! – крикнул вдруг кто-то.

– С северо-запада!

Нее взоры устремились на небо. Стало тихо. Взрослые и подростки приготовили бинокли и камеры. У кого-то работал транзисторный радиоприемник.

– Там! – указала Джулиан.

Две туманные световые точки перемещались из стороны в сторону, то поднимаясь, то падая, постепенно становясь все ярче.

Ниари поднял свою камеру:

– На этот раз я готов.

Джулиан положила руку ему на плечо:

– Вы дрожите.

– Я знаю. – Ниари как-то безрассудно засмеялся. – А что, если бы мы сейчас вдвоем с вами стояли на Луне?

Джулиан улыбнулась и спросила:

– У вас глаза болят?

– Уже два дня.

– И у меня тоже.

– Можно сойти с ума! – воскликнул Ниари, испытывая столь сильное волнение, что у него даже постукивали зубы.

Огни снижались прямо на них, становясь все больше и сияя все ослепительнее. Вскоре на них уже больно было смотреть.

Ниари приготовился к съемке, но его так трясло, что он даже подумал: «Ну и снимки же у меня получатся!»

– А если эти штуки остановятся и откроются двери, вы туда войдете? – спросил он.

– Если они остановятся, я пойду домой.

– Звук! Слышите? – спросил Ниари.

Рев неизвестных моторов нарастал так стремительно, что людей охватил страх. В небе стало светло как днем, и все увидели… два снижающихся военных вертолета. Воздух от вертолетных турбин трепал полы одежды собравшихся людей. Их обдало горячим воздухом, газовыми парами. Воздушный вихрь засасывал пыль, платки и шапки.

Снесенные потоком ветра алюминиевые стулья, картонные столы, одеяла и прочие предметы своеобразного пикника оказались разбросаны в радиусе, по крайней мере, нескольких десятков метров.

Ниари растерянно наблюдал, как два военных вертолета парили над ним на высоте двенадцати футов. Видел, как у ослепленной огнями вертолетов маленькой старушки вихрем вырвало из альбома фотографии, закружившиеся в потоке воздуха.

Барри испуганно вскрикнул и попытался убежать, но Джулиан схватила его:

– Барри, это всего лишь вертолеты!

– Да! – закричал Ниари сквозь шум и пыль. – Это наши вертолеты!

Воздушный вихрь от роторов заставил задрожать дорожные знаки. Ниари некоторое время наблюдал за ними. Знаки вибрировали точно так же, как и в ту загадочную ночь, когда это представлялось чем-то диким, сверхъестественным. И Ниари усомнился в существовании НЛО.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Здесь, в пустыне, звезды казались больше и были похожи на большие бриллианты, особенно на горизонте, на фоне поднимающегося от земли после еще одного жаркого дня горячего воздуха.

В Барстоу, в Калифорнии, была полночь. В центре полетов Голдстоун огромное параболическое ухо радиотелескопа прослушивало небо.

Для всех непосвященных станция «14» не работала, она якобы находилась на капитальном ремонте, но это было всего лишь прикрытием. Эксперимент проводился в условиях строжайшей секретности. Двухсотдесятифутовая тарелка радиолокатора сейчас была направлена в «глубокий» космос и держала под наблюдением пространство планет Викинг, Гелиос, Пионер, Юпитер, Сатурн и других.

Внутри блокгауза была вывешена табличка, наводящая на ложный след каждого, кто сюда входил. На ней значилось: «Центр по обработке данных сети радиотрансляционных установок. Вход только для дежурного обслуживающего персонала! Контактный адрес: МС КОРСКОН 5883».

Выполнявшая функцию часового, специальная установка, идентифицирующая отпечатки пальцев, блокировала проход к изолирующей вакуумной двери.

Именно эта ночь стала самой беспокойной.

Шестеро вошедших приложили свои ладони к входной установке, оставив отпечатки. Спустя некоторое время дверь с шипением открылась. Помещение, находившееся за ней, было похоже скорее на склад, чем на компьютерный центр слежения за глубоким космосом. В центре пустого затемненного пакгауза находилась геодезическая кабина, установленная на высокой плоской платформе.

Внутри кабина была сплошь заполнена всякого рода оборудованием: мониторами, телеметрическим устройством слежения, состоящим из сложных металлических конструкций, приемо-передающими устройствами и командным пультом управления. Свободного пространства почти не оставалось, и члены экспериментальной группы с трудом разместились между всем этим оборудованием. Клод Лакомб разучивал мелодию из пяти нот на мини-синтезаторе «Ямаха». Вся эта картина была похожа на шутку-проделку университетских студентов-вундеркиндов.

Лакомб резкими отрывистыми движениями касался клавиатуры музыкального инструмента. В извлекаемых из синтезатора звуках нельзя было не узнать индийскую мелодию. Это была небесная музыка Бенареса. Сейчас она исполнялась для проверки гипотезы осуществления с ее помощью контакта с инопланетянами.

И вот пришел ответ! Электронное считывающее устройство КРТ донесло до слуха людей точно такую же мелодию. Установка IBM преобразовывала звуковые сигналы в оттиски на бумажной ленте.

Как ни пытались члены группы, но при первом рассмотрении прочесть и понять написанное не представлялось возможным – это была цифровая информация. Было очевидно, что каждой черточке соответствует импульс. Интервалы между импульсами, количество импульсов между паузами отличались друг от друга. В том, что это являлось неким посланием, Лакомб почти не сомневался. Он очень волновался. Сеанс связи продолжался уже пятнадцать минут.

– Ребята, внимание! – выкрикнул консультант по эксплуатации приборов. – Я подсчитал: мы получили следующие образцы: сто четыре импульса перед паузой и пять секунд, потом сорок четыре импульса и снова пауза в пять секунд, затем тридцать частых импульсов с интервалами в шестьдесят две секунды. Потом идут совсем другие сигналы: сорок плюс пять, тридцать шесть плюс пять, десять плюс интервал, и так далее, до ста четырех.

Лакомб снова проиграл пять нот в передающее устройство.

– Интересно, каков будет ответ на этот раз? – спросил консультант по эксплуатации Кэл Тэч.

Лакомб посмотрел на него и пожал плечами. Может быть, завтра они уже будут знать, что все это означает, но сейчас надо продолжать двадцатичетырехчасовой эксперимент, не прерывая наблюдения.

Каждый мучительно искал ответ на полученную загадку. Наступила тишина. Задумчиво глядя на числа, парень с взлохмаченной головой первым нарушил тишину:

– Нет, это явно не мой учетный номер в органах безопасности. Слишком много простых чисел.

– А может быть, это вес монет разного достоинства, полученных в Мак-Дональдсе за прошлый месяц? – пошутил кто-то.

Все засмеялись, кроме Лакомба. Француз не понял шутки и посмотрел на Лафлина в ожидании перевода, однако тот молчал. Все внимание Лафлина было сосредоточено на полученных числах. Лакомб внимательно следил за ним.

– Прошу прощения, – произнес, наконец, Лафлин.

Но его не услышали из-за оживленного разговора, который вели между собой участники эксперимента.

– Прошу прощения, – громче повторил Лафлин, пытаясь привлечь к себе внимание. Стало тихо, даже звукосниматель прекратил свою работу. Наступившая тишина совпала с окончанием приема.

– Перед тем, как я стал переводчиком, я работал картографом. Полученные числа кажутся мне очень похожими на координаты: долготу и широту.

Никто не пошевелился, все смотрели на Лафлина.

– Мы получили три группы чисел, верно? Первая состоит из трех простых цифр, а две последние группы меньше шестидесяти.

Лафлин встал, направляясь к Лакомбу.

– Эврика! – воскликнул Лакомб.

Подхватив высказанную идею, все разом заговорили, нарушив стоявшую до того тишину.

– Может быть… Может быть, они сообщают свое положение в космосе: правильное восхождение и наклон?

– А может быть, дают нам свои координаты в галактике?

– Ни в коем случае, – возразил кто-то. – Это не соответствует направлению нашего локатора. Я думаю, что тот парень прав. Это земные координаты.

Это было просто непостижимо. Кабина моментально опустела. Все побежали в кабинет, где в углу на подставке покоился большой глобус. Толкая и стараясь опередить друг друга, участники экспедиции, словно подростки, ворвались в кабинет, налетая на стулья и опрокидывая их, прокладывая себе путь к глобусу. Они попытались сдвинуть глобус вместе с подставкой, но она весила около трехсот фунтов. Тогда один математик, словно фокусник поддев глобус плечами, снял его с кронштейна и потащил с собой в коридор. Остальные члены группы пришли ему на помощь, и модель Земного шара, переходя из рук в руки как волейбольный мяч, поплыла, повернув за угол, к аудиокабине. Лафлин проследил направление долготы от Южного полюса.

– Антарктика, океан… океан… океан… – пропустив острова, он дошел до Мексики, пересек Пуэрто-Валарта.

Кто-то начал вести встречную линию:

– Мей… Нью Хемшир… Великие озера… Миннесота… Южная Дакота…

Затем их пальцы встретились на северо-востоке штата Вайоминг. Лафлин взглянул на Лакомба:

– Вайоминг…

– Так чего же мы ждем? – воскликнул лидер экспериментальной группы из Техаса. – Достаньте подробную геодезическую карту Вайоминга. Посмотрим, что там есть.

Через некоторое время Лакомб снова сел за инструмент, надел наушники и проиграл пять нот, однако ответа не последовало. Лакомб опять поиграл на инструменте. Ничего. Он снова и снова играл, но ничего не услышал.