Текст книги "Появляется всадник"

Автор книги: Стивен Ридер Дональдсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 48 страниц)

Существо взревело так жутко, что стены долины начали осыпаться. Затем оно поползло вперед и принялось пожирать камни, которые перекрывали верховному королю Фесттену подходы в долину, нападая на насыпи, словно камни были его любимой пищей.

Несмотря на опыт и закалку, решительность и смелость, армия короля Джойса впала в панику.

Зубы чудовища вгрызались в камень с грохотом, словно при взрыве, и такие же разрушительные. Лучники, прятавшиеся в насыпях, бросились наутек, рискуя сломать при падении ноги или спины. А когда камни исчезнут, существо будет дальше ползти в их сторону… И сожрет всю армию. Или прижмет стражников и солдат к стенам, где люди верховного короля Фесттена добьют их сверху. Или заставит их покинуть долину, и тогда армия Кадуола сможет напасть на них с двух сторон. Нечто необычайное… Да уж, необычайное, ничего не скажешь. Но враги были далеки от отчаяния. Это был мастерский ход, на который невозможно найти ответ; поражение не менее ужасное, чем зубы бестий.

Не в силах спастись, алендцы и жители Морданта начали, словно вода, растекаться во всех направлениях. Их крики неслись со всех сторон: хриплые и испуганные, обреченные.

Увидев это, король Джойс взъярился.

– Палач, сеющий смерть – Эремис! – проревел он голосом, который, казалось, не уступал реву монстра. – Ты трус!

Но Джойс не тратил времени на рассуждения. Обернувшись к Норге, он трубно рявкнул: – Найти Крагена! Собрать людей! Отступить! Эта бестия—еще не опасность! Мы должны остановить панику! Подать мою лошадь/

Оживший от крика короля Норге вскочил на своего коня, а двое смущенных стражников подвели к Джойсу внезапно испугавшуюся лошадь.

Через мгновение оба пришпорили своих скакунов и помчались к порядкам армии, где теперь царили разброд и хаос. Король Джойс не злился на своих врагов, не кричал на своих людей. Он просто мчался, целеустремленно мчался в долину со сверкающим мечом в руках, чтобы как можно больше его воинов и солдат принца Крагена видели его и думали, что такого не победить.

***

– Должно быть что—то, что мы можем сделать, – повторял Джерадин, злясь от своей беспомощности, словно мальчишка.

Териза прикусила губу.

– Я сказала почти то же. – Она почти не слушала его. Она прислушивалась к скрежету зубов чудовища, пожирающего камень, – звуку безудержного сокрушения, который каким—то образом заглушал даже панику армии, – и пыталась думать о нескольких вещах одновременно.

Рискуй осторожнее.

Я хочу, чтобы вы победили Мастера Эремиса, Проблему может разрешить лишь тот, кто видит, в чем она заключается. У меня непреодолимое чувство… И что—то еще; нечто, отказывающееся оформиться.

Слишком много шума, слишком много людей кричит вокруг, слишком много людей, готовых умереть… Что—то до глупости очевидное, настолько, что она обязательно будет пенять себя, когда сообразит, в чем дело.

Рядом с Джерадином стоял Мастер Барсонаж. Взгляд у него был дикий, бессмысленный. Он походил на человека, который приковылял сюда после того как его мозги иссушила пустыня.

– Сейчас я понимаю, – сказал он – не потому, что его слушали, а потому что ему нужно было что—то сказать, нужно было услышать свой голос. – Когда мы спасли вас из развалин зала заседаний, Эремис использовал это зеркало, чтобы убирать камни. Мне его выбор показался странным, но сейчас я все понял. Он доводил чудовище до бешенства, приучая его ненавидеть камни.

Что—то…

– Почему никто из нас не сообразил, что он должен быть создателем этого зеркала? Или Знатоком?

Несмотря на разброд в мыслях, Териза замерла, пытаясь обдумать слова Мастера. Он был прав. Эремис должен быть Знатоком. Или он работал против короля Джойса дольше, чем кто—либо мог представить; его дурные наклонности проявились еще в юности. Неожиданно открывшиеся способности…

– Но как он заполучил зеркало? – спросил магистр. – Мне казалось, оно среди погибших, когда было разбито зеркало Джерадина. Наверное, он тогда и захватил его… Вероятно, это была одна из причин нападения на рабочие помещения.

Почему мы не задумались над тем, действительно ли исчезнувшие зеркала были разбиты?

Потому что это был непредвиденный ход; вот для чего Эремис всегда делал неожиданные ходы. Его способности оказались неожиданными. А никто не ждет неожиданного. Определенно.

И Териза поймала ускользающую мысль, внезапно, словно не делала никаких предварительных шагов. Да.

Ода.

– Джерадин. – Она схватила его за руку и дернула, поворачивая к себе. – Мы должны вернуться в Орисон.

Потрясенный Джерадин уставился на нее, разинув рот. На одно мгновение, болезненное, словно падение с большой высоты, ей показалось, что он начнет возражать. Неужели ты хочешь сбежать? Затем, когда эта опасность миновала, ее место столь же быстро заняла другая; Териза ясно видела это по лицу Джерадина: «О чем ты говоришь?»

О, Джерадин, не спрашивай, нет времени! Но это был Джерадин, мужчина, которого она любила; он всегда невольно ставил ее в тупик своей растерянностью. Вместо того чтобы протестовать или требовать объяснений, он сказал:

– У нас нет зеркала.

– Есть зеркало Мастера Барсонажа. – Изображение бального зала в Орисоне.

– Это плоское зеркало. Ты можешь воспользоваться им. А я – сойду с ума. Верно. О, дьявольщина.

– А ты уверен, что нет никаких других? Разве Гильдия не привезла обычные зеркала?

Быстрее. Пожалуйста. Это существо становится с каждым моментом все ближе. А принц Краген и король Джойс внизу, беззащитные против такой пасти…

Словно непонимание происходящего лишь добавило ему решительности, Джерадин повернулся к магистру.

– Мастер Барсонаж. У вас есть другое зеркало? Гильдия взяла с собой другие зеркала?

Барсонаж заморгал, несколько смягчая отсутствующее выражение лица.

– Для чего?..

– У вас есть зеркало?

– Для чего оно вам?

Териза быстро встала рядом с Джерадином, стараясь, чтобы магистр заметил ее.

– Мы возвращаемся в Орисон.

Она слишком давила; ее просьба звучала так, что Мастер еще сильнее ощутил свое поражение. Резко, сухо он спросил:

– Вы решили бросить короля на произвол судьбы? Джерадин, сжав кулаки, выдохнул:

– Нет, – словно защищая ее.

К несчастью, это еще сильнее смутило Мастера Барсонажа. Териза взяла себя в руки и попыталась дать магистру лучший ответ.

– Нам нужно использовать зеркала Хэвелока.

У них были и другие причины, но она не могла тратить время, обдумывая их, а тем более – объясняя.

Во всяком случае, она сподвигла Мастера сосредоточиться. Умственное усилие заставило его собраться и сделало лицо суровым, но в то же время более человечным.

– Что вы задумали?

Спеша преодолеть нелогичность происходящего, невероятность, бесполезность разговоров, она ответила:

– Найти тайник Мастера Эремиса. Остановить его. Сейчас Джерадин смотрел на нее так же, как Мастер Барсонаж. Они одновременно спросили:

– Как?

– Неожиданные способности… – она начала путаться в словах, – неожиданные действия… Он не ждет неожиданного. Вы сами это сказали.

Мастер Барсонаж невозмутимо ответил:

– Я имел в виду вовсе не это.

Нет. Послушайте. Дайте мне подумать.

– Я говорю про себя. – Почему она не может думать? Монстр, пожирающий камни, словно жрал ее мозг. – Я уже делала нечто неожиданное. Дважды.

Внезапно, – когда чудовище проделало уже полпути сквозь нагромождение камней, люди в долине были в панике, а Джерадин и Мастер Барсонаж смотрели на нее так, словно она сошла с ума, и ее ужас и ощущение безвозвратно утекающего времени стали слишком сильны и победили замешательство, – Териза поняла, как следует думать, поняла, как спасти. Поняла, как сражаться.

И совершенно спокойно сказала:

– Когда я сбежала от Мастера Гилбура, это не было полной неожиданностью. Тогда мы знали, что я обладаю некими способностями. Но когда я изменила изображение в плоском зеркале в рабочих помещениях—в первый день после прибытия в Орисон, – это стало неожиданностью. И то, что я изменила другое зеркало, чтобы сбежать от Мастера Эремиса, изменила на таком расстоянии – тоже. Мы никогда не пытались объяснить это.

– Талант… – тихо заметил Барсонаж. Она покачала головой.

– Я не про это. Я говорю о кое—чем другом. – Она посмотрела на Джерадина. – Когда ты пытался воплотить меня домой, я оказалась в Сжатом Кулаке. Это сделал ты. Ты – единственный, кто может управиться с нормальными зеркалами. Но Сжатый Кулак в весеннюю пору? Это было предсказание. Ты изменил изображение еще и во времени.

А вот когда я изменила плоское зеркало – в шоке, инстинктивно, а не сознательно, – мое изображение показало Сжатый Кулак в реальном времени. Зимой. Как я могла сделать это? Откуда я знала, как он выглядит зимой?

Джерадин смотрел на нее так, словно она стукнула его по голове и он старается сохранить равновесие.

– Я никогда не думал об этом.

– А когда я сбежала от Эремиса… – Теперь она обращалась не только к нему, но и к Мастеру Барсонажу.

– Я использовала то же зеркало, которое унесло меня от Гилбура. Ничего странного. Мне было знакомо изображение. Но изображение за это время изменилось. В тот единственный раз, когда я видела его – когда убегала от Гилбура – там дул ветер. А когда я использовала его против Эремиса, ветра не было. Изображение было другим. Как я могла изменить изображение в том зеркале, если даже не знала, как оно выглядит – если изображение, которое я помнила, исчезло?

Мастер Барсонаж изумленно глазел на нее. Он выглядел бы как полный дурак, не будь положение таким отчаянным.

– Ты хочешь сказать, – тихо пробормотал Джерадин, словно на грани открытия, – что это часть твоего таланта. Тебе ни к чему точное знание, чтобы заменить изображение. Что—то в тебе восполняет то, чего ты не знаешь.

Правильно. Сейчас все ее внимание сосредоточилось на магистре, заставить его поверить ей, заставить начать действовать.

– Я знакома по меньшей мере с одним зеркалом Хэвелока. Но я не могу сосредоточиться, когда это… прет на нас. – У нее был по меньшей мере еще один повод. – Мне нужно вернуться в Орисон. Я смогу создать изображение – приблизительное изображение, – которое может привести нас в твердыню Мастера Эремиса. Было темно, я почти ничего не видела. Но я помню множество деталей. Думаю, их будет достаточно.

Мгновение Мастер Барсонаж смотрел на нее так, словно ее предложения были безумными, невероятными. Он любил все хорошенько обдумать и не любил рискованных решений. Но когда она уже готова была закричать на магистра, он поднял голову и улыбнулся, и все безумие куда—то исчезло с его лица.

– Почему вы так сразу и не сказали? Повернувшись, он направился к одной из телег Гильдии, громко призывая на помощь других Мастеров.

Териза собиралась последовать за ним, когда Джерадин схватил ее в объятия и, приподняв, закружил так, что у нее захватило дух.

– Я знал! – закричал он голубому небу, хаосу, слизняку. – Я знал, что нам место не здесь!

И хотя Териза не удержалась и поцеловала его, она напряженно думала: пусти меня, идиот, нам нужно идти. Он отпустил ее. Вместе они побежали к телеге. Мастера распаковывали зеркало, которое показывало бесконечное море, сверкающее в солнечном свете.

– Я привез его на всякий случай, честное слово, – пояснял Мастер Барсонаж остальным Воплотителям, пока те как можно надежнее устанавливали зеркало в мокром снегу. – Оно славно послужило нам, когда мы очищали зал заседаний от обломков, после разрушений, оставленных Воином. И мне подумалось, что, возможно, оно послужит нам снова. Я рискну. Попытаюсь представить, как его можно использовать, чтобы утопить этого монстра.

– Я не разобью, – пообещал Джерадин. Он оказался рядом с зеркалом и принялся поглаживать кончиками пальцев чудесную деревянную раму. Несмотря на панику и крики солдат, отчаянные команды офицеров, он сосредоточился как будто бы без труда. Теризе он казался воплощением уверенности и силы, способным творить любые чудеса.

Но с изображением моря ничего не случилось. Волны медленно и неуклонно перекатывались от края до края зеркала; небеса оставались невероятно голубыми, непохожими ни на один цвет в мире, за исключением неба над долиной.

– Готова? – спросил он Теризу через плечо. Не отрываясь от зеркала, он протянул ей руку.

Где же комнаты Хэвелока, где его зеркала? Что случилось с талантом Джерадина?

Нет, сказала она себе, он сделал все правильно, все в порядке. У него есть способность менять зеркала для воплощений, не имеющих ничего общего с их изображениями. Именно так он попал к ней впервые, так показал ей Сжатый Кулак, так спасся из Орисона. Просто нужно поверить ему. Рискуй…

Она взяла Джерадина за руку и пошла к зеркалу, чтобы не дать себе испугаться.

Но задержала дыхание, когда зеркало открылось и поглотило ее, словно море.

Ну конечно же, в море она не упала; Джерадин надежно контролировал свой талант; опасности, что он так ошибся, не было. Вместо этого Териза парила, плавно спускаясь, словно стала бестелесной.

Отчаянно вцепившись в его руку, утянув Джерадина за собой, она улетучилась, совершив межзеркальный переход – мгновенный, бесконечный, резкий и невероятно плавный переход между двумя точками бытия на просторах отталкивающей и уничтожающей тьмы, к которой приучили ее родители, которую она узнала, боялась и любила, запертая в шкафу.

Когда она вышла из воплощения, то потеряла равновесие и упала на колени – потянув Джерадина за собой – отрывая его руку от рамы зеркала, обрывая его единственную связь с миром долины. Как ни странно, она приземлилась на толстый ковер.

На синтетический ковер, от стены до стены, в обе стороны от нее.

В комнатах у Знатока Хэвелока не было такого ковра.

Такого ковра не было ни у кого в Орисоне.

Подняв голову, Териза увидела, что окружена людьми—людьми в цилиндрах. Некоторые из них отчаянно закричали, роняя на ковер стаканы, наполненные льдом и алкоголем. Вскоре они замерли, изумленно взирая на Джерадина и Теризу с ужасом, написанном на их холеных лицах.

До тех пор пока не узнала угол коридора, ведущего в спальни, гостиную и кухню, она не понимала, что находится в своей старой квартире. Снова в своем мире.

50. Рискуя осторожно

Джерадин распростерся прямо на ней, придавил ее своей тяжестью. Териза безотчетно выгнула спину, пытаясь выбраться из—под него, встать. Он не шевелился. Уставившись на странный ковер, на хромированую мебель, на изумленных мужчин и женщин в удивительных костюмах, он пробормотал:

– Зеркала и осколки. Что я наделал?

Она подумала, что ответ очевиден.

Он вернул ее обратно в ее небоскреб. Но она отсутствует уже заметное; прошли месяцы. Никто не тратит денег зря – отец продал квартиру, как только убедился, что Териза не возвращается. А новые владельцы, конечно же, сменили обстановку…

Все зеркала исчезли – любая связь с Мордантом, любая дорожка для возвращения…

С другой стороны, почему Джерадин доставил ее сюда? вернул ее сюда сейчас? Это не случайно; это настоящая катастрофа.

Пути назад не было.

– Вставай, – скомандовала она, потому что от его тяжести начала задыхаться. – О Боже. О дьявольщина. Вставай.

– Вызовите полицию, – умоляла какая—то перепуганная женщина.

– Вызовите охрану, – предложил кто—то еще.

– К то это? Джерадин поднялся.

Пока он поднимался на ноги, женщины в бальных платьях и мужчины в цилиндрах вздрагивали; кое—кто отступил. Чья—то туфля пнула стакан, и он покатился по полу на кухню. Териза услышала, как под подошвами захрустел кубик льда, словно этот звук был более громким, чем голоса. – Я сказал, вызовите охрану.

– Как они попали сюда?

– Не знаю. Просто появились, вот и все.

– Что мы такого пили?

Ее сердце билось так сильно, что она с трудом восстановила равновесие, с трудом поднялась на дрожащие ноги.

– Что я наделал? – тихо повторял Джерадин; он был в полной растерянности.

– Мисс Морган?

Нет, она опять ошиблась, опять поспешила сделать неверные выводы. Хруст льда был не громче гомона; она без труда расслышала голос преподобного Тэтчера.

Он был здесь и пробивался сквозь толпу, маленький старый человек в мешковатом костюме. Под бледной кожей бились жилки. Он сделал к ней несколько шагов и остановился; его глаза увлажнились от удивления, облегчения и смущения.

– Мисс Морган?

Ее отец стоял за спиной у преподобного Тэтчера. Выражение лица делало его похожим на изумленную барракуду.

Териза смотрела на него, пока сердце не начало давать сбои, а в груди не защемило.

Джерадин, пожалуйста. Ну пожалуйста. Забери меня отсюда.

– Мисс Морган, – преподобный Тэтчер смотрел на нее сквозь пелену слез. – Мы думали, что вы погибли. Похищены… исчезли… Я обратился к вашему отцу.

Она всегда предполагала, что отцу подойдет цилиндр. Его внешность была оружием, которым он умело пользовался. И это делало его гнев более жестоким, давало понять, что никто не вправе смеяться над ним и его чувствами.

Он вышел из толпы богачей с таким видом, словно Териза ударила его.

Она хотела бежать. Заскочить в спальню. Спрятаться под кровать.

Но это была не ее спальня. О, Джерадин.

– Он все равно собирался продать эту квартиру, – пояснил преподобный Тэтчер, движимый желанием объяснить свое присутствие здесь. – Я убедил его продать ее с целью милосердия. Для миссии. Сегодня здесь устраивается аукцион. Чтобы собрать деньги для миссии.

И она тотчас избавилась от своего страха.

Преподобный Тэтчер убедил отца? Он пришел к отцу и убедил его, спорил с ним? Одинокий и жалкий, маленький старый человечек должен был подняться до чего—то вроде героизма, чтобы встретиться с отцом по такому поводу… и перечить ему.

На этот раз ей не понадобился звук рогов, чтобы увидеть изменения, произошедшие в преподобном Тэтчере, смелость, наконец—то появившуюся на его унылой физиономии. Они с Джерадином попали на его ночь торжества.

– Вы знаете этих людей?

– Кто они?

– Меня это не волнует. Пусть их отсюда выведут.

Или ее отец смягчился? Он так волновался о ней, что стал податливым, потеряв ее?

Эта мысль все меняла. Она была убеждена в его нелюбви. Это была одна из фундаментальных аксиом. Неужели она ошибалась? неужели в нем было еще что—то, чего она не понимала, то, чего он сам не видел в зеркале, когда смотрел в него?

Если он волновался о ней, то как она может бросить его?

Но нет. Он оттолкнул преподобного Тэтчера в сторону с такой силой, что старик споткнулся. Кипя от ярости, отец гневно спросил:

– Териза Морган, как ты посмела так опозорить меня? – Териза, – спросил Джерадин, тяжело дыша, – эти люди знают тебя? Где мы?

– Ты исчезла, никому ничего не сказав, – хрипел ее отец.

– Ты бросила работу, квартиру, меня и даже не удосужилась спросить разрешения, а затем явилась сюда, к моим друзьям, когда я отмечаю удачную продажу этой квартиры. В таком виде? Как ты посмела? Джерадин, пожалуйста.

Отец, казалось, был готов ударить ее:

– Мне стыдно за тебя.

Это было чересчур. Ничего здесь не изменилось. Она обнаружила в себе глубины, которые не могли отразиться в зеркале; но ее отец ничуть не изменился. Преподобный Тэтчер что—то простонал в ее оправдание. Но вместо того чтобы спрятаться, заплакать или начать умолять, Териза взглянула в лицо отцу.

Но говорить с ним не стала. На мгновение ей хотелось причинить ему боль, сказать нечто в отместку за годы обид. Но она сразу же сообразила, что в этом нет нужды. Она не боялась его – и этого было достаточно.

– Джерадин, – сказала она спокойно, – это моя прежняя квартира. Где ты в первый раз нашел меня. – Ее не волновало, сильно ли дрожал ее голос или близко ли она к тому, чтобы разрыдаться. – Это мой отец. Это—преподобный Тэтчер. Я рассказывала тебе о них.

Если есть какая—то возможность выбраться отсюда, лучше поторопись.

– Меня все это не волнует, – повторил чей—то разгневанный голос. – Я вызываю охрану.

– Нет! – запротестовали одновременно отец и преподобный Тэтчер.

Тем не менее, она услышала звук трубки, снимаемой с рычага, звук набора…

– Стойте!

Когда Джерадин загородил ее собой, он показался ей выше, чем на самом деле. А может, это ее отец стал ниже ростом. Голос Джерадина был пронизан непривычной силой, и все в нем дышало этой силой; его сердце билось ровно; даже свои ошибки он воспринимал спокойно.

– Не звоните. Не шевелитесь. Ничего не делайте. Мы через мгновение исчезнем.

Все вокруг застыли. Человек, державший трубку, уронил ее. Даже ее отец замер. Как и гости, он смотрел на Джерадина, и его рот постепенно открывался все шире.

Небрежно, словно внутри она вся не дрожала, сотрясаемая совершенно забытой паникой, Териза заметила Джерадину:

– Мне казалось, ты говорил, что не умеешь изменять изображения на расстоянии.

Он не смотрел на нее. Он не смотрел ни на кого; он закрыл глаза, позволяя своей властности – или чистому изумлению – защищать его, пока он сосредоточится. У него было лицо короля, каждая его черточка дышала силой.

Он тихо пробормотал:

– Но ведь попытка не пытка?

Отец Теризы захлопнул рот, судорожно сглотнул. И глухо прорычал:

– Я покажу тебе, как…

И, словно откуда—то издалека, преподобный Тэтчер возразил ему:

– Мистер Морган, это абсурд. Она вернулась. Мы все считали ее мертвой, а она вернулась. Надо радоваться.

Прежде чем кто—нибудь успел что—либо сделать, Джерадин вдруг широко развел руки в стороны и почему—то крикнул:

– Хэвелок, мы доверяем тебе! И исчез.

Кто—то приглушенно вскрикнул. Несколько отцовских гостей охнули или задрожали. Остальные, казалось, вот—вот лишатся чувств. Внезапно Теризе захотелось петь. О, он был настоящим чудом. Джерадин был чудом, и никто не остановит ее. Никогда уже она не будет бояться отца.

А пока у нее было время, она повернулась к преподобному Тэтчеру.

– Можете устраивать свой аукцион. Пусть он отдаст вам полученные деньги до последнего пенни. Это лучшее им применение. Я скорее всего не вернусь. Но если вернусь, то уж точно не буду жить здесь.

А в следующее мгновение она полетела в незримую, но бездонную пропасть воплощения. И снова Джерадин поступил правильно.

***

Как обычно, Териза потеряла равновесие; но Джерадин подхватил ее, когда она вывалилась из зеркала, и она не упала.

Изменившееся освещение заставило ее заморгать; на смену электрическому свету пришло мерцание масляных ламп. Когда ее глаза немного привыкли, она обнаружила, что очутилась в могильнике или мавзолее, который Знаток Хэвелок устроил из комнаты, где хранились зеркала. Где и собиралась оказаться.

«Что его радует? – подумала она отстраненно. – Что печалит?»

Но ей было не до Знатока. Джерадин крепко обнимал ее, словно не имел ни малейшего намерения отпускать снова.

– Зеркала и осколки, Териза! – выдохнул он, прижимаясь лицом к ее волосам. – Прости, я не знал, что вышло не так, но слава звездам, Хэвелок смотрел на свои зеркала… я не собирался отправлять нас гуда…

Изображение ее квартиры в зеркале, которым пользовались Джерадин и Знаток, таяло. Она поцеловала его, лишь бы заставить замолчать.

– Не нужно извиняться. Ты спас нас – вот главное. – Как и способность преподобного Тэтчера вытянуть деньги из ее отца. И то, что она больше не боялась. Часть ее продолжала петь. – Увиденное в этом путешествии того стоило.

– Нам надо торопиться. У короля Джойса осталось не слишком много времени.

Джерадин встретился с ней взглядом. На миг Териза увидела на его лице обычную для него внутреннюю борьбу радости и спешки; доверие к самому себе и надежда. И почти мгновенно он улыбнулся, и глаза у него стали ясными, словно подтверждение, которое он отыскал в ее глазах, разрешило противоречие.

– Правильно, – сказал он, словно человек, который не может позволить себе волноваться перед тем, как попадет в убежище Мастера Эремиса. – Давай начнем.

Они вместе повернулись к Хэвелоку.

Знаток был не один. С ним рядом стоял Артагель. Артагель был в доспехах, готовый идти в бой. Он улыбался.

Хэвелок явно в очередной раз прибирал комнату. В одной руке он держал уже облезлую метелочку из перьев и надел фартук, чтобы защитить свою до сих пор чистую хламиду. Скорчив такую гримасу, словно собирался завыть, Хэвелок ткнул своей метелкой в Теризу и Джерадина и сказал: – Я же говорил, надо довериться мне.

Неужели непонятно, что я спланировал все это? Я спланировал все. Джойс – единственный из живых, кто мог все это сделать, но я – придумал. Неважно, сколь безумным я кажусь, я лучший в Орисоне чертов игрок в перескоки вслепую. Помните об этом ради разнообразия. Териза не сдержалась и спросила:

– То есть вы знали, что мы появимся?

Похоже, сегодня Знаток нормально относился к вопросам.

– Ну конечно нет. Но я не исключал такую возможность. Как, по—вашему, что есть планирование?

– Так приятно снова видеть вас двоих, – перебил довольный Артагель. – Подозреваю, что все подошло к критической точке, раз вы так драматично использовали Воплотимое. Несколько кадуольцев, захваченных в плен в бальном зале, до сих пор не пришли в себя.

– Что вы собираетесь делать?

– Отправиться в схрон Эремиса, если удастся добраться туда, – ответил Джерадин. – Он не в Эсмереле. Найла там нет. Это была ловушка. Но Териза считает, что может создать изображение того места, где Эремис держал ее. Если ей удастся это, мы сможем найти его и проникнуть внутрь.

– Неплохо. – Отважно глядя в лицо брату, Артагель сказал: – На этот раз вы так легко от меня не избавитесь. Что бы вы ни задумали, вам понадобится телохранитель. А мне уже обрыдло… – он сверкнул улыбкой, – повелевать этой бесполезной грудой камней.

Джерадин запротестовал было, но Териза остановила его. Она вернулась в Орисон, в частности, и по этой причине. Два дня назад – неужели это было всего два дня назад? – Джерадин сказал: «Когда действительно начнется битва, то лучше всего позаботиться о том, чтобы с нами был кто—то, кто владеет мечом лучше, чем я». Одно из его «острых предчувствий». Вместо того чтобы давать объяснения, она сказал: – Пусть поступает, как хочет. Спорить с ним некогда.

И, словно подтверждая это, отошла от Джерадина к зеркалу, плоскому зеркалу, в котором виднелась дюна где—то в Кадуоле.

– Кроме того, – шепнул Артагель Джерадину за ее спиной. – Хэвелок сказал, что вам без меня не обойтись. И привел меня сюда. Я понятия не имел, что вы вернетесь.

– Что заставляет тебя думать, что ты справишься с Гартом? – жарко зашептал Джерадин. – Он уже дважды победил тебя. А твоя рана еще не зажила. Артагель хмыкнул:

– А что заставляет вас думать, что вы двое справитесь с Эремисом, Гилбуром и Вагелем? Мы сделаем все, что в наших силах. Но… – добавил он более серьезно, – у вас может не найтись времени для Найла. Может быть, мне удастся помочь ему.

Джерадин, видимо, посчитал, что с таким доводом трудно спорить. Но, желая смягчить собственное беспокойство, изменил тему разговора:

– Как осада?

– Не стоит волноваться, – ответил Артагель. – Маргонал—замечательный враг. Вчера он послал мне дюжину быков. Благородство владыки. Я отправил ему бочку лучшего вина короля. Мы стали друзьями. Пока Орисон не впал в панику, я здесь не нужен.

Сейчас, когда Териза объявила о своих намерениях, ей казалось, что сдержать слово куда сложнее, чем ей представлялось. Нужно было вообразить изображение места, которого она не видела, места, которое она знала лишь по маленьким деталям, по ощущениям. В то короткое время, что она провела здесь, она не слишком сосредоточивалась на этих мелочах. Было совсем темно… Мастер Эремис, приковав Теризу к стене, беседовал с ней, угрожал ей, прикасался к ней. К ней заходил Архивоплотитель Вагель. Она нашла Найла и побеседовала с ним. И все это время ее внимание, ее талант были направлены на другое, силились найти лекарство от ее страха – как бы достичь комнаты, где она находилась сейчас, и поэтому на изучение ее тюрьмы ни времени, ни сил не оставалось.

Она могла заставить изображение пустыни в плоском зеркале поблекнуть; это было легко. Но в мире в разных местах существовало множество разновидностей тьмы. Откуда ей знать, что изображение, которое она создаст, возникнет не в глубине какой—нибудь горы или не в пучине моря?

Свет; она помнила слабое, еле заметное освещение, луч из неплотно закрытого окна над кроватью. Это станет отправной точкой. Как велика была кровать? Она не знала. А вот цепь… Примерно десять футов цепи, позволявшие ей выполнять упражнения, которыми намеревался заниматься с ней Эремис; цепь, прикрепленная к стене в изголовье кровати. Что еще она знает?

Едва заметные очертания дверного проема.

Она прекрасно помнила также ощущение от двух железных колец. Короткая цепь Найла. Его рука в оковах. Грубый теплый материал рукава…

Минуточку. Минуточку.

Изображения фокусируются на месте, а не на людях. Но Найл был прикован к стене; возможно, он до сих пор там. Неужели это не делает его частью места, необходимым компонентом изображения, которое она пыталась получить?

Если только она вспомнит, как он выглядит…

Это тоже было легко: он был похож на Джерадина, чуть ниже, чуть старше, измученный разочарованием и пессимизмом—Джерадин, доведенный до отчаяния Эремисом и Гилбуром, нет, не думай об этом сейчас, не отвлекайся, сделай глубокий вдох, сосредоточься. Она даже вспомнила, во что был одет Найл. Коричневый толстый плащ, закрывающий его от шеи до щиколоток, чтобы спрятать нож и кровь, которую Эремис дал ему.

Если она расположит изображение Найла, прикованного, в этой одежде, вот на таком расстоянии от кровати, и добавит цепь и окно, вот на таком расстоянии от двери… Будет ли этого достаточно?

Она хотела спросить у Джерадина, но знала, что он не сможет дать ответ. Никто не мог определить величину ее таланта; никто не знал, на что она способна. Это можно выяснить лишь одним способом. Сделать все и посмотреть, что получится.

Она делала с собой то, что пытался сделать с ней король Джойс.

Удивительно, где он набрался такой смелости? Но у нее не было времени для сомнений. Джерадин, Знаток и Артагель молча смотрели на нее; вероятно, затаив дыхание. А там, в провинции Тор, в долине Эсмерель, пока она тянула время, исчезали жизни и надежды.

И она по крупицам начала конструировать изображение.

К счастью, прежде чем совершила ошибку, она почувствовала, что память сопротивляется.

Одежда… одежда… Что—то было не так с одеждой Найла.

Ну конечно. Найл был одет не так, как она помнила. После того как лекаря Андервелла растерзали и изуродовали, его переодели в одежды Найла. В противном случае никто не поспешил бы сделать вывод, что погибший – действительно брат Джерадина.

Ее дыхание сбилось, и она едва выговорила:

– Во что был одет Андервелл? Когда пошел осматривать Найла?

Трое мужчин за ее спиной переминались с ноги на ногу; она слышала шарканье сапог по каменному полу.

– Миледи? – обеспокоенно переспросил Артагель, словно решил, что она сошла с ума.

– Не переспрашивайте, – выдохнула она. – Просто скажите. Мне нужно сосредоточиться. – Я говорил Джойсу не раз, я твердил ему постоянно, – заметил Знаток, – не доверяйте женщинам. – Его голос звучал крайне довольно. – Их сердца – в нарядах, а мозги – между ног.