Текст книги "Жесткая посадка"

Автор книги: Стивен Лезер (Лизер)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

* * *

Шеферд проснулся и посмотрел на часы. Половина восьмого. Суббота, его первый уик-энд за решеткой. В выходные не было работы и не выдавали упаковок с завтраком: еду распределяли на кухне. Шеферд привык каждый день просыпаться в полвосьмого, за несколько минут до начала утренней поверки. Он лежал на койке и ждал, когда в камере откроется «глазок». Ли встал и босиком прошлепал в туалет. Он отхаркался и начал мочиться. Открылось окошко.

– Я в сортире! – заорал Ли.

Окошко захлопнулось.

Шеферд подождал, когда Ли умоется и почистит зубы, и спрыгнул с койки. Камера была такой тесной, что в ней едва могли разойтись два человека. Поэтому в присутствии Ли Шеферд старался больше времени оставаться на койке. Он уступил ему и пульт телевизора, хотя оба платили за него еженедельный взнос.

Пока Шеферд умывался и брился, Ли сидел на стуле и просматривал каналы. Показывали новости и детские передачи.

– Почему по утрам нет ничего интересного? – спросил Ли.

– Потому что нормальные люди в это время спят.

Шеферд надел новую тенниску. В выходные он любил подольше поваляться в постели, если у него не было работы для Харгроува. Спускался в кухню, готовил чай с тостами, брал утренние газеты и возвращался в кровать к Сью. К ним присоединялся Лайам, и они лежали вместе, читая газеты и завтракая тостами, пока Лайам смотрел свои комиксы.

В выходные дни тюремный режим был не таким строгим, как в будни. По утрам и после обеда полагалось свободное время, но камеры запирали раньше – не в восемь, а в четверть шестого. Получалось, что они сидели взаперти двенадцать часов.

Шеферд подал заявку на спортзал в субботу и воскресенье, и Ллойд-Дэвис сообщила ему, что он может пойти туда в субботу. Дальше будет видно. На каждый сеанс допускалось по восемь заключенных из одной секции, и Шеферда поставили восьмым.

Камеры открыли в половине девятого, и Шеферд спустился в кухню вместе с Ли. Там уже стояла большая очередь, и они пристроились в ее конец. За тремя раздатчиками наблюдала немолодая надзирательница – латиноамериканка Амелия Хартфилд. Все называли ее по имени, и она отвечала тем же, даже когда отдавала приказы заключенным. Амелия всегда улыбалась и с удовольствием общалась с арестантами. Они старались не доставлять ей неприятностей. Иногда заключенные выпускали пар, ругая персонал тюрьмы, но Шеферд никогда не слышал, чтобы они плохо отзывались об Амелии.

Шеферд взял два подноса и отдал один Ли. Работники кухни быстро выдавали еду: сосиску, два куска бекона, порцию яичницы, помидор, ложку фасоли и тост. Плюс два ломтя хлеба.

Шеферд уже подавал свой поднос, когда рядом выросла чья-то фигура. Это был бритоголовый заключенный с третьего этажа, человек Карпентера. Он кивнул Шеферду и пролез вперед.

– Две сосиски, поподжаристее. Четыре ломтика бекона, с хрустящей корочкой. И четыре куска хлеба.

Один из раздатчиков положил на поднос сосиски и бекон и протянул тарелку с хлебом. Бритоголовый направился к лестнице.

– Что за парень? – спросил Шеферд у Ли.

– Джилли Джилкрист. Сидит за тяжкие телесные повреждения.

– И прислуживает Карпентеру?

– Он не слуга, – возразил Ли. – Скорее телохранитель. Ты заметил, что он никогда не отходит от Карпентера? Когда тот отправляется на прогулку, Джилли следует за ним. И в свободное время он тоже всегда рядом.

– Карпентер вытащил занозу у него из лапы?

Ли нахмурился, не уловив смысла.

– Что?

– Почему он работает на Карпентера? Надеюсь, они не гомики?

– Смотри, чтобы Джилли не услышал, а то он тебе глотку порвет. Джилли сидит без денег, и Карпентер платит ему на воле.

Они отнесли подносы в камеру. Ли сел за стол, а Шеферд забрался на койку. Яичница была жесткой, а фасоль холодной, но он съел все.

В девять часов в двери звякнул замок.

– В чем дело?

– Нас заперли, – ответил Ли, пережевывая сосиску. – Персоналу нужен час, чтобы разобраться с бумажной работой. В четверть одиннадцатого они поведут людей в спортзал, а в десять тридцать камеры откроют и начнется общение и прогулка.

Шеферд вытер тарелку куском хлеба.

– Почему бы им не вывесить график, чтобы мы знали, что будет дальше?

– Это слишком просто. Не волнуйся, ты и так все запомнишь наизусть.

– А тебя кто просветил?

– Парень, сидевший здесь до тебя. Он проторчал в нашем блоке пять месяцев.

В двери появился Ратбон.

– Ну что, все в порядке?

– Как всегда, мистер Ратбон, – произнес Ли, набрав полную ложку фасоли.

– Макдоналд, тебя включили в список на спортзал. Ты заимел высокопоставленных друзей?

– Мою фамилию внесла мисс Ллойд-Дэвис, – ответил Шеферд.

– Хорошо, что на сей раз обошлось без переломов.

Ратбон захлопнул дверь, а Ли включил телевизор и стал щелкать по программам.

– Можно тебя кое о чем спросить? – промолвил он.

– Валяй.

– Я про Юржака. Ты, правда, сломал ему ногу?

– Он просто упал. Мы разговаривали, и он упал.

– У него колено превратилось в кашу.

– Он упал неудачно, – рассмеялся Шеферд.

Было очень важно, чтобы Ли видел в нем крутого парня. Джейсон любит сплетничать – значит, все, что он ему скажет, распространится дальше.

– Я тебя тоже кое о чем спрошу, – сказал Шеферд. – Кто на самом деле верховодит в секции? Утверждают, что Диггер, но стоит появиться Карпентеру, как все ходят перед ним по струнке. Диггер хотя бы сам берет себе обед.

– Они в разных весовых категориях, – объяснил Ли. – Диггер – сила. Если он чего-нибудь хочет, то просто об этом говорит. Когда он приказывает прыгать, ты спрашиваешь, как высоко. Ясно?

– Да.

– А у Карпентера имеются деньги. Столько, что у тебя в карман не влезет. Ему не надо никому угрожать. Он покупает все, что ему нужно.

– Через Диггера?

Ли нахмурился.

– А тебе что за дело?

Шеферд поднял руки.

– Просто хочу знать, как здесь все устроено.

– Может, собираешься перейти ему дорогу?

– Кому, Диггеру? Или Карпентеру?

– В каждом блоке есть хозяин. По-другому не бывает. Диггер свое место без боя не уступит.

– А Карпентер?

Ли усмехнулся.

– Он не станет драться.

– Да, вид у него довольно хилый.

– В том-то все и дело. Ему не обязательно быть крутым. Но он может сделать с тобой что угодно, на воле или в тюрьме. Попробуй его тронуть, и в секции найдется полдюжины парней, которые разберутся с тобой за деньги, заплаченные им на воле. Надзиратели это тоже знают и позволяют ему кое-какие вольности. Ты слышал, что он почти каждый день ходит в спортзал?

– Как ему удается?

– Понятия не имею.

– А одиночная камера? Диггер ему устроил?

– Не знаю, дружище. Может, сам у него спросишь? – Ли сдвинул брови. – Постой, я что, стал действовать тебе на нервы?

Шеферд рассмеялся.

– Нет, все в порядке. Просто иногда хочется побыть одному.

Вымыв свою тарелку, Шеферд поставил ее на полку и вытянулся на койке. Не считая разных полезных деталей из рассказов Ли, все время в камере проходило для него впустую. Встретиться с Карпентером можно было только на уборке этажей, на прогулке, в спортзале или в коридоре безопасности. Проблема заключалась в том, что его подопечный почти не покидал свою камеру, даже в тех случаях, когда ему разрешалось выходить наружу. Шеферд мог сколько угодно выслушивать местные сплетни от Ли или Эда Харриса, но если он хотел остановить Карпентера, ему требовалось найти неопровержимые доказательства. И как можно скорее.

* * *

В четверть одиннадцатого Ратбон открыл дверь камеры и сообщил Шеферду, что его ждут в кабинке. Шеферд переоделся в свою старую одежду, но сообразил, что ему надо выбрать что-нибудь получше. Билл Барнс облачился в новенький костюм «Рибок» и кроссовки той же фирмы. Трое латиноамериканцев сияли белизной спортивной экипировки и блеском толстых золотых цепей. Невзрачный наряд Шеферда вызвал у них улыбку. Он холодно улыбнулся им в ответ. Шеферда не волновало, как он выглядит, – ему не терпелось дать выход своей физической энергии, накопившейся за последние дни.

Он посмотрел на третий этаж. Карпентер спускался по лестнице в красной рубашке «Лакост», белых шортах, кроссовках и носках. Он нес с собой бутылку минеральной воды и маленькое полотенце. У него был вид преуспевающего бизнесмена, направляющегося в местный фитнес-центр.

Вместе с Карпентером к группе подошел Ратбон. Надзиратель поставил восемь галочек на своем планшете и повел заключенных по коридору безопасности.

Шеферд надеялся пообщаться с Карпентером по пути в спортзал, но не успел он шагнуть в его сторону, когда рядом возник Билли Барнс.

– Как дела, Боб?

Шеферд оглянулся. Карпентер шел в конце группы и разговаривал с Ратбоном.

– Когда тебя снова вызывают в суд?

– Пока не знаю.

– Подследственным положено являться к судье каждые две недели, – заметил Барнс. – Хоть на день отсюда вырвешься. Хочешь затянуться?

– Я не курю, Билл. Ни табак, ни травку.

– А как насчет выпивки?

– Здесь есть выпивка?

– Да, собственного варения. Я уже готовлю пару пинт.

Шеферд рассмеялся, решив, что это шутка.

– Я серьезно, парень, – продолжил Барнс. – У меня есть друг на кухне, он дает мне дрожжи. Берешь воду, фрукты, кладешь в герметичный пакет, добавляешь немного сахара – и пошло-поехало. Через несколько дней подойдет сидр, а позже – апельсиновая и персиковая настойки. Когда все забродит, мы разливаем напиток по бутылкам «севен-ап» и продаем. Достань мне пару пачек «Мальборо», и я дам тебе бутылочку.

Шеферд подумал, что его положение не столь отчаянно. Конечно, он любил выпить, например, пива с друзьями или бутылку хорошего вина с Сью, но ему больше нравилась компания, чем алкоголь.

– Ладно, твое дело, – сказал Барнс. – Когда просидишь тут несколько месяцев, непременно захочешь чем-нибудь взбодриться.

Они приблизились к спортзалу. Ратбон обыскал каждого заключенного, проделав обычную процедуру похлопываний по рукам и ногам. Шеферд вошел после Барнса. В зале уже находилось несколько арестантов из других блоков. Помещение было просторным, с полным набором спортивных снарядов и устройств. У одной стены стояли велотренажеры и беговые дорожки, у другой – симуляторы гребли и «качалки»; дальний конец отвели под секцию для подъема тяжестей и поставили там несколько скамеек.

Латиноамериканцы сразу отправились в секцию для тяжеловесов, где собрались их товарищи. Они поздоровались, обменявшись ударами ладоней и кулаков, и начали беседовать. Тяжести, похоже, никого не интересовали.

Поскольку Карпентер еще не появился, Шеферд подошел к силовому тренажеру и приступил к легкой разминке. Вдоль одной стены тянулся балкон, и по нему расхаживал скучающий охранник, рассеяно поглядывая вниз.

Карпентер появился в зале и направился к беговой дорожке. Шеферд не хотел выглядеть слишком настырным и продолжал тренироваться на силовой скамье, разрабатывая руки и грудные мышцы. Ратбон беседовал у входа с другим надзирателем. Барнс забрался на велосипед и изо всех сил крутил педали.

Шеферд наслаждался тренировкой. В камере он всегда старался делать отжимания и пресс, пока Ли лежал на койке, но в работе с хромированными рычагами и стальными гирями гимнастической машины было что-то особенно бодрящее и в то же время методичное. Он последовательно размял свои бицепсы и трицепсы, потом занялся плечевыми мускулами и упражнениями для ног.

Иногда он поглядывал на беговые дорожки. Карпентер по-прежнему был там, он легко бежал, сохраняя ровное дыхание, на шее у него висело полотенце, а в руке подрагивала бутылка с минералкой. На соседней дорожке занимался тучный араб с густыми усами – он весь обливался потом, хотя его движения смахивали на ходьбу, а не на бег. Как только араб слез с тренажера, Шеферд занял его место.

Он кивнул Карпентеру и начал с медленной трусцы, чтобы дать разогреться мышцам. Карпентер увеличил скорость машины, но на его коже по-прежнему не выступило ни капли пота. Он сделал глоток из своей бутылки. Его взгляд был устремлен куда-то вперед, словно он видел перед собой не белые стены тюремного спортзала, а зеленеющие поля. Шеферд увеличил темп. Он не бегал больше недели, и в его мышцах быстро нарастала боль, но бежать было приятно. Через несколько минут Шеферд прибавил скорость, чувствуя, как подошвы кроссовок крепко впечатываются в резиновую дорожку. Он покосился на контрольную панель Карпентера. Тот бежал почти вдвое быстрее, и не по ровной поверхности, как Шеферд, а с наклоном в десять градусов. На соседство Шеферда он, казалось, не обращал внимания.

Шеферд изменил наклон дорожки, поставив тот же градус, что и Карпентер. Машина загудела, и он почувствовал, что ему трудно поддерживать прежний темп. В кровь хлынул адреналин, и Шеферду стало наплевать, как его кроссовки стучат по резине. Он вновь увеличил скорость, чтобы догнать Карпентера. Теперь они бежали вровень.

Карпентер посмотрел на панель Шеферда и тронул кнопки на своей машине. Дорожка приподнялась, и бегун шумно задышал. Шеферд мысленно улыбнулся – Карпентер явно был азартным. Ну что ж, он раззадорит его как следует. Шеферд поднял наклон и скорость, чтобы попасть в темп соседа. Минут десять они бежали в одном ритме. Потом Карпентер снова увеличил скорость. Его рот открылся, он резко размахивал руками.

Шеферд уравнял скорость и приспособился к новой нагрузке. Он сознавал, что близок к своему пределу: его коньком были длинные дистанции, а не спринтерские рывки. Но и Карпентер уже выбился из сил, в его движениях ощущалось все больше усталости.

Шеферд знал, что может побить Карпентера, – выносливость всегда была его сильной стороной, – но хотел завоевать доверие наркоторговца, а не продемонстрировать ему свое превосходство. По лицу Карпентера обильно струился пот, его красный «Лакост» облепил спину. Шеферд начал неровно дышать и сделал вид, что споткнулся. Он выпрямился, но его ноги тяжело шлепали о дорожку, а колени подгибались от усталости. Задыхаясь, он протянул руку к кнопке и замедлил скорость. Шеферд незаметно покосился на Карпентера – тот довольно улыбался.

Шеферд замедлил движение дорожки до прогулочного шага, утер ладонями лицо, в полном изнеможении остановил машину и слез на пол. Карпентер бежал еще минуту, затем перешел на легкую трусцу. Шеферд согнулся в поясе и оперся ладонями на колени. Карпентер улыбнулся и остановил машину. Он сошел с дорожки, вытирая полотенцем лицо.

– Классно бегаешь, – сказал Шеферд.

– Просто много практиковался, – промолвил Карпентер, растирая ноги.

– Знаешь, в старых тюрьмах бег использовали как наказание. А теперь это считается привилегией. Замечательный прогресс, правда?

Карпентер хмыкнул.

– Говорят, ты почти каждый день ходишь в спортзал? – спросил Шеферд.

– Почти каждый.

Шеферд выпрямился.

– Как тебе это удалось?

Карпентер сделал большой глоток из бутылки, продолжая смотреть на Шеферда. Тот выдержал его взгляд и дружелюбно улыбнулся, зная, что в этот момент его оценивают. Карпентер вытер губы полотенцем.

– Ты знаешь, как мне это удалось, – ответил он.

– Через Диггера?

– Нужные люди и сломанные ноги – хорошие помощники, – заметил Карпентер.

– В спортзал берут только по восемь человек из секции?

– Таковы правила.

– И Диггер может каждый день включать меня в список?

Карпентер усмехнулся:

– Спроси его сам. Но учти – мое место занято.

Шеферд наморщил лоб:

– Я не хочу, чтобы у тебя были из-за меня неприятности.

– На этот счет можешь не волноваться.

Карпентер подошел к велотренажеру и сел в седло. Когда он закрутил педалями, Шеферд устроился рядом.

Некоторое время они двигались в унисон, но гонки уже не было.

– Есть новости от жены? – поинтересовался Карпентер.

Шеферд покачал головой.

– Очевидно, теперь я услышу новости только от ее адвоката.

– Она выглядела очень рассерженной.

– На свободе все было бы по-другому, – промолвил Шеферд. – Если бы поговорить с ней без чертовых охранников... Обстановка настраивает ее против меня. Все эти замки, решетки, обыски, собаки на цепи.

– Я попросил детей ко мне не приходить, – поведал Карпентер. – Не хочу, чтобы они видели меня в тюрьме.

– А я жалею, что жена привела моего парня. Особенно если он видел меня в последний раз. Хорошенькое у него останется воспоминание. Папочка за решеткой, с дурацкой бляхой на груди.

– Ты его еще увидишь, – пообещал Карпентер. – У отцов есть свои права.

– Только не у тех, кого сажают на двадцать лет, – возразил Шеферд. – Когда я выйду, сын меня уже забудет.

Карпентер промолчал. Он снова отхлебнул из бутылки.

– Похоже, твое положение тебя мало беспокоит, – сказал Шеферд.

Карпентер пожал плечами.

– Не вижу смысла зря тратить нервы, – объяснил он. – Начнешь беситься – и вколют тебе успокоительное, посадив в камеру с картонной мебелью.

– Если мне дадут двадцатку, я повешусь.

– Привыкнешь.

– К чертям собачьим! – выругался Шеферд.

– Убьешь себя, и кому от этого станет легче?

– Ты рассуждаешь, как Эд Харрис. Я лучше сдохну.

Некоторое время они молча крутили педали. Шеферд хотел продолжить разговор, но боялся показаться чересчур навязчивым. Латиноамериканцы разделились на две группы и поднимали тяжести.

– Твоя жена молодец, – заметил Шеферд. – Все-таки пришла тебя проведать.

– Она знает, что это ненадолго.

– А если не выкрутишься?

Карпентер пренебрежительно фыркнул.

– Я не собираюсь выкручиваться. Когда дело дойдет до суда, будет уже поздно.

– Как же ты намерен отсюда выбраться?

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что если я что-нибудь не придумаю, мне крышка.

Карпентер бросил на него цепкий взгляд. Потом он медленно кивнул, словно решив, что Шеферду можно доверять.

– У тебя есть деньги на воле?

– Кое-что найдется.

– Тебе необходимо больше, чем «кое-что». Свобода стоит дорого.

– Я храню несколько сотен штук в офшорной зоне. Даже жене о них не известно.

– Что у них против тебя?

– Меня взяли с поличным. Оружия при мне не было, но в здании нашли обрез.

– Свидетели?

– Похоже, один из наших оказался стукачом.

– С этого и надо начинать, – сказал Карпентер. – Ты должен о нем позаботиться.

– Откупиться?

– Позаботиться.

У Шеферда забилось сердце. Он почувствовал, что близок к цели. Ради этого он и торчал в тюрьме.

– Ты имеешь в виду – любыми способами?

– Да, любыми способами.

– А как насчет улик?

– Это можно уладить.

– Как? Запутать следствие?

– Заплатить кому-нибудь, кто все устроит.

– А ты сумел бы?

– Каждый может. Главное, иметь деньги и дать их нужному человеку.

Шеферд сбавил скорость.

– У полицейских мое ружье, – промолвил он.

– Значит, тебе поможет полицейский.

– А у тебя есть люди, которые занимаются подобными вещами?

– Мы говорим не обо мне, а о тебе. Надо выяснить, где хранится ружье, и отыскать нужного человека в полиции. Или детектива, занимающегося твоим делом.

– Ну нет, – запротестовал Шеферд. – Это сказки.

Карпентер взялся за руль и прибавил ходу. Шеферд понял, что он его задел.

– Ведь если что-нибудь сорвется, мне дадут срок за взятку, – произнес он.

– Значит, сделай так, чтобы не сорвалось, – посоветовал Карпентер. – Действуй в обход. Используй других людей. Найди человека со связями.

– И во что это примерно обойдется?

– Гипотетически?

– Да.

– Тридцать тысяч. Или сорок.

Шеферд перестал крутить педали.

– Сорок тысяч фунтов?

– Поэтому я и спросил, есть ли у тебя деньги. Мелочью тут не обойдешься, Боб. И запомни – полицейского купить гораздо дешевле, чем судью. – Он снова усмехнулся. – Гипотетически.

* * *

Шеферд принес в камеру поднос с обедом. Запеканка из мяса с картофелем, чипсы, вареная фасоль. Шоколадный пудинг и горчица. Неудивительно, что многие потолстели на такой диете.

Ли еще стоял в очереди на первом этаже, но Шеферд все равно забрался на койку и там принялся за еду. Последний разговор с Карпентером стал большим шагом вперед. Шеферд не ожидал, что наркоторговец зайдет так далеко. Карпентер фактически признал, что платит полицейским на воле, и посоветовал Шеферду подкупить служителя закона и убить свидетеля. Но для обвинения его показаний будет недостаточно. Шеферд согласился на предложение Харгроува надеть «жучок». Но это – огромный риск.

Шеферд поддел на вилку кусок холодной запеканки. Она была жирной и безвкусной, в комках.

Другая проблема заключалась в том, чтобы регулярно ходить в спортивный зал. Надо попросить об этом Ллойд-Дэвис или снова обратиться к Диггеру. Шеферд должен знать, где и когда состоится его следующая беседа с Карпентером, – носить «жучок» постоянно опасно. А куда его прятать в остальное время? В камере мало места, Ли что-нибудь заметит. Харгроув предложил сделать записывающее устройство в виде «уокмана» или CD-плейера, однако эта штуковина должна действительно играть, не то Ли заподозрит неладное. Кроме того, Шеферд знал, что такая аппаратура часто ломается, У него бывали самые дикие случаи: от потекших батареек до фонящих микрофонов. В каждой операции его подстраховывали другие сотрудники, чтобы в трудный момент вытащить из дела, но в тюрьме Шелтон это невозможно.

Шеферд теперь не сомневался, что Карпентер убирает свидетелей и избавляется от улик, но он по-прежнему не догадывался, как тот это делает и кто ему помогает. Он подозревал Тони Стаффорда, но Харгроуву потребуются доказательства. Суперинтендант сознавал, какому риску подвергает Шеферда, и все-таки обратился к нему с этой просьбой, ведь если Карпентера не остановить, он будет убивать снова и снова, пока не добьется своей цели – выйти на свободу.

* * *

В камеру Карпентера вошел Хили.

– Ваши газеты, – сообщил он.

– Спасибо, мистер Хили, – произнес Карпентер.

Он подошел к двери и взял почту. «Дейли мейл», «Дейли телеграф» и"Гардиан".

– Почему так поздно?

Обычно газеты приносили перед обедом.

– Сегодня мало персонала. Некого было поставить на проверку писем. Да и доставка опоздала.

Карпентер положил газеты на стол и полистал «Гардиан». По субботам всегда ощущался недостаток в тюремном персонале. Надзиратели не любили работать в выходные. Он взял запечатанный конверт, отправленный из Лондона, и вскрыл его. В нем лежал чистый листок бумаги. Значит, пленки уничтожены. Теперь между ним и свободой остался только Сэнди Роупер. Ким Флетчер решит эту проблему.

В двери появился заключенный, Энди Филпотт.

– Я взял для вас газеты, мистер Карпентер.

Он протянул ему «Таймс» и «Миррор».

– Спасибо, Энди, – поблагодарил Карпентер.

– Заодно и капуччино захватил.

Он поставил на койку Карпентера коробку с пакетиками кофе.

Энди Филпотта, мужчину лет тридцати, арестовали за грабежи. Его обвинительный акт включал пятьдесят семь пунктов. Несмотря на огромное количество краж, он сидел на мели. Большую часть сбережений съели адвокаты, и теперь его жена и маленький ребенок жили на субсидии от государства. Свое тюремное содержание Энди Филпотт тратил в буфете, покупая разные продукты для Карпентера, и тот платил за это его жене по десять фунтов на каждый фунт, потраченный за решеткой. Такое положение устраивало обоих. Энди не курил и не любил сладости. Он готов был голодать, лишь бы помочь семье.

– Отлично, – сказал Карпентер.

Когда Филпотт ушел, в камеру заглянул Диггер.

– Не против, если я войду, Джерри? – спросил он.

– Конечно. – Карпентер указал на стул. – Присаживайся.

Диггер сел.

– Хочешь что-нибудь выпить?

На столе Карпентера стояла коллекция бутылок и жестяных банок: фанта, кока-кола, «севен-ап», апельсиновый сок и минералка. Здесь же разместились пакетики с чаем, черным кофе и капуччино, а также две фляги с горячей водой.

– Пожалуй, сок, – произнес Диггер.

Карпентер налил напиток в стакан.

– Как дела?

– Неплохо, – отозвался Диггер. – На следующей неделе новичок с первого этажа принесет крэк. Он уже тянул срок и знает, что к чему. Говорит, его девчонка может произвольно вызывать рвоту.

– Это лишние детали, – рассмеялся Карпентер. – Сколько?

– Двадцать грамм, но я проверю качество. Пока сошлись на тридцати процентах, однако, если товар пойдет регулярно, мы будем брать больше.

Диггер сунул руку в карман спортивных брюк и достал золотое кольцо.

– Вот то, что ты просил.

Карпентер взял кольцо, сдвинул брови и положил его на подушку.

– Что с Юржаком?

– На него наехали. Новый парень, Макдоналд. Решил попасть в уборщики.

– Похоже, он добился своего.

Диггер пожат плечами.

– Макдоналд заплатил пять сотен. Кого-то все равно пришлось бы брать. Проще было отдать место ему.

– От него могут исходить неприятности?

– Я с ним справлюсь.

– Дикобраз тоже так полагает?

– Его застали врасплох.

Карпентер засмеялся. Лицо Диггера напряглось.

– Макдоналд ударил его, когда он смотрел в другую сторону.

– И Дикобраз готов все забыть?

– Это его проблемы, я не вмешиваюсь. Если он хочет разобраться с Макдоналдом, пусть разбирается.

– Плохо, если кому-нибудь пустят кровь и нас снова запрут по камерам, – заметил Карпентер. – Когда начнется война, всем станет только хуже.

– Макдоналд – одиночка, за ним никого нет. Но я посмотрю, что можно сделать, Джерри.

– Что ты о нем думаешь?

– О Макдоналде? Парень сидит тихо, пока ему что-нибудь не понадобится. Тогда он начинает действовать.

– Его можно на чем-то поймать?

– Он не курит и не колется. В азартные игры не играет. Почти не пользуется телефоном. Даже в буфете ничего не покупает.

– Этот человек святой?

– Не знаю, но держится особняком.

– На крутого не похож, однако Дикобраза завалил.

– Макдоналд крутой, это точно. Хотя по виду не скажешь.

– Но ты с ним справишься?

– Нам с ним нечего делить. Он не требует ничего особенного. Свои пять сотен заплатил честно. Дикобраз сам виноват – зря начал руки распускать.

– А кто принес деньги?

– Какой-то парень с воли. Представился его дядей. Отдал моей сестре в конверте.

– С банкнотами все в порядке?

– Обижаешь, Джерри. Я не вчера родился. – Он допил бокал и поставил его на стол. – Спасибо за сок.

– Молодец, что заглянул.

Диггер ушел, а Карпентер взял обручальное кольцо и внимательно рассмотрел. Простое колечко из золота весом в двадцать четыре карата. На внутренней стороне надпись: «Саймон и Луиз. Навеки».

* * *

Элис Роупер заглянула в дверь гостиной и потребовала, чтобы мальчики отправились спать.

– Почему, мама? Ведь нам не идти в школу, – заныл Дэвид. – К тому же сегодня воскресенье.

– Уже почти десять. Делайте, что говорят.

– А когда мы снова пойдем учиться? – спросил Бен.

– Скоро.

– Как скоро? В понедельник?

Элис не представляла, что им ответить. Они не ходили в школу с тех пор, как к Бену подошел на улице человек и им пришлось покинуть семейное гнездо. Ей не хотелось пугать мальчишек, но они понимали: происходит что-то необычное. Никаких занятий. Переезд в какой-то странный дом. Элис не любила лгать, но разве можно сказать детям правду, что какие-то люди хотят убить их отца?

– Не знаю, Бен. Не думай, я тоже не в восторге, что приходится воспитывать тебя с утра до вечера.

– Я ненавижу этот дом! – воскликнул Дэвид.

– И я, – согласилась Элис. – А теперь в постель. Оба.

Ее муж сидел за кухонным столом и держал в руках чашку чая, который Элис налила ему час назад. Кухня маленькая, почти в три раза меньше той, в их прежнем доме. В так называемом убежище все казалось узким и тесным, включая две крошечных спальни, одну из которых занимали мальчики.

– Сэнди, я так больше не могу, – вздохнула Элис.

Она села напротив него. Он посмотрел на нее пустым взглядом, словно его мысли витали за тысячу миль отсюда.

– Что?

Элис кивнула на кухню:

– Я про дом. В нем невозможно жить.

– Ничего, это ненадолго. Главное, здесь безопасно.

Убежище стояло посреди кирпичной террасы в конце тупика, расположенного в одном из старых районов Милтон-Кейнз – городка приблизительно в сорока милях к северу от Лондона. Сотрудники Сэнди снимали комнату в здании у самого входа в тупик. Владельцам дома щедро заплатили за аренду, объяснив, что комната нужна людям из отдела по борьбе с наркотиками для наблюдения за улицей. Со своей позиции они видели каждого, кто входил или выходил из глухого переулка. В убежище можно было попасть двумя путями: через парадную дверь перед мощеным двориком, который отделяла от шоссе низкая кирпичная стена, или с черного хода, выходившего в обнесенный оградой сад. За оградой находилась школьная игровая площадка. Всех приближавшихся к дому с задней стороны было хорошо видно сверху из окна ванной комнаты, где круглосуточно дежурил человек, вооруженный биноклем и прибором ночного видения. Роупер понимал преимущества жизни в убежище, но комнаты были слишком маленькими, и детям было негде играть, разве что в саду.

– Мне не разрешают даже выйти за покупками, – пожаловалась Элис. – Я должна составлять список продуктов, словно какой-то инвалид. Половина картошки, которую они принесли утром, оказалась гнилой.

– Я поговорю насчет картошки.

Он сидел ссутулив плечи, с темными кругами под глазами. Последняя ночь прошла почти без сна. Человек в ванной комнате страдал кашлем курильщика, и они слышали, как он громко пыхтел за тонкой стенкой.

– Дело не в картошке. Мы живем как животные, – сказала Элис. – Или как в тюрьме. Я должна просить разрешения, чтобы принять ванну. Даже у Карпентера больше свободы, чем у нас.

– Это не продлится вечно.

– Мне кажется, что мы уже живем здесь вечно, – возразила она. – Это нечестно по отношению к детям.

– Согласен.

– Почему бы не отправить их к моим родителям?

– Потому что если Карпентер выяснил, кто я такой, ему известно о нас все. Друзьях, близких, родных. Мы нигде не будем в безопасности.

– Мне не разрешают даже погулять!

* * *

Роупер откинулся на стуле и раздраженно посмотрел на потолок. Над кухонной раковиной проступало мокрое пятно. В доме давно не делали ремонт: старая побелка пожелтела, на дверцах шкафчиков не хватало ручек, газовые рожки обросли горелым жиром. Элис изо всех сил старалась вычистить комнату, но она права – это место не годилось для семьи. Однако Роупер при всем желании не знал, как исправить ситуацию. Целью убежища была защита, а не комфорт. Он постоянно твердил жене, что это не продлится вечно. Джералд Карпентер не пылает местью, и его попытки надавить на Роупера не вызваны личными причинами. Он просто хочет вырваться на свободу, и как только судья объявит приговор, их мучения закончатся.

У Роупера зазвонил мобильный телефон. Он встал, радуясь, что отвлечется. Трубка лежала в коридоре на стеклянном столике с медными витыми ножками. Рядом на столе стоял обычный аппарат, но Роуперу запретили по нему звонить. Об этом телефоне знали лишь сослуживцы, и его использовали в чрезвычайных ситуациях. Роупер взял мобильник. Звонивший заблокировал свой номер. Ничего необычного. Большинство сотрудников системы скрывали свои номера, и когда Роупер работал под прикрытием, практически каждый поступавший к нему звонок был анонимным. Он приложил трубку к уху.

– Роупер, – произнес он.

– Как дела, Сэнди? – спросили на другом конце линии.