Текст книги "Копилка Сатаны (Ученик дьявола)"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

– Он, видимо, подумал: «Этот легавый – совсем идиот, если считает, что у Дуссандера мог быть друг-нацист в городе, но если он действительно будет так считать, то оставит меня в покое». Поэтому и говорит, что да, Дуссандеру звонили раз или два в неделю. Так таинственно. «Мне сейчас неудобно говорить» и все такое. Но Дуссандер последние семь лет платил за телефон по особому «тихому» тарифу. Практически без звонков, а по межгороду вообще не звонил. Ему не могли звонить раз или два в неделю.

– Что еще?

– Он сразу же сделал вывод, что письмо украли и все. Он знал, что пропало только оно, потому что это он вернулся и забрал его.

Риклер погасил окурок.

– Мы полагаем,что письмо – это только предлог. Скорее всего, приступ у Дуссандера случился, когда он закапывал труп – тот, самый свежий. На его ботинках и на брюках была земля, причем свежая, так что предположение не далеко от истины. А это значит, что он позвонил мальчишке послесердечного приступа, а не до него. Он выполз наверх и позвонил пацану. Пацан растерялся, если он вообще может растеряться, во всяком случае, придумал эту историю на ходу. Не шедевр, конечно, но и не так уж и плохо, учитывая, что произошло. Он приходит и убирает весь этот ужас для Дуссандера. А потом мотается, как загнанная лошадь. Скорая на подходе, вот-вот явится отец, а ему нужно письмо для прикрытия. Он идет наверх и взламывает шкатулку…

– У вас есть доказательства? – спросил Вайскопф, закуривая.

Он курил сигареты без фильтра, и Риклер не мог выносить их запаха. Не удивительно, что Британская Империя развалилась, если они начали курить такую дрянь.

– Да, мы получили подтверждение прямо не отходя от кассы, – сказал Риклер. – Отпечатки пальцев на шкатулке совпадают с теми, что в его личном деле в школе. Но эти отпечатки найдены практически вездев этом чертовом доме!

– И все равно, его можно этим припугнуть, – сказал Вайскопф.

– Слушайте, вы не знаете этого пацана. Когда я сказал, что он, как лед, я знал, что говорю. Он скажет, что Дуссандер просил его пару раз принести ее, чтобы взять или положить что-нибудь.

– Его отпечатки на черенке лопаты.

– Он скажет, что сажал розы во дворе, – Риклер потянулся к своим сигаретам, но пачка была пуста. Вайскопф предложил свои. Риклер затянулся и закашлялся. – На вкус они также ужасны, как их запах, – выдавил он.

– Как гамбургеры, которые мы ели вчера, – сказал, улыбаясь, Вайскопф. – В «Макдоналдсе».

– Биг Маки, – поправил Риклер и засмеялся. – Понятно. Перекрестное опыление разных культур не всегда срабатывает. – Он снова стал серьезным. – А он прилично выглядит, правда?

– Да.

– Никаких кудрей там или хвостов до задницы, ни цепей, ни заклепок на ботинках.

– Да, – Вайскопф смотрел на движение вокруг и радовался, что не он за рулем. – Он ведь просто мальчик. Белый мальчик из хорошей семьи. Поэтому трудно поверить, что…

– Я считал, что у вас пацаны умеют обращаться с винтовками и гранатами еще до восемнадцати. В Израиле.

– Да. Но ему ведь было тринадцать, когда это все началось. Зачем тринадцатилетнему мальчику связываться с таким, как Дуссандер? Я все время пытаюсь понять и никак не могу.

– Я бы дорого дал, чтобы понять, – сказал Риклер и щелчком выбросил сигарету за окно. От нее болела голова.

– Может, это просто случай. Совпадение. Называйте, как хотите, лейтенант Риклер. Стечение обстоятельств. Считаю, что бывает не только благоприятное стечение обстоятельств, но и неблагоприятное.

– Я не понимаю, о чем вы, – мрачно сказал Риклер. – Но знаю точно, что этот пацан противнее клопа в щели.

– Я просто хочу сказать вот что. На его месте любой пацан бы с радостью сообщил родителям или в полицию. Ну скажем: «Я узнал разыскиваемого человека. Он живет там-то и там-то. Да, я уверен». И пусть бы власти делали что надо. Или вы считаете, что я не прав?

– Нет, все верно. Тогда бы несколько дней этот пацан купался бы в славе. Многим детям это нравится. Фото в газете, интервью в вечерних новостях, может даже наградили бы в школе за выполнение гражданского долга, – Риклер рассмеялся – Да, за такое его фото поместили бы в каталог «Люди года».

– А что это?

– Не важно, – сказал Риклер. Ему пришлось говорить громче, потому что с двух сторон их стали обходить громадные трейлеры. Вайскопф нервно смотрел по сторонам.

– Вы правы насчет детей. Именно многих. Но не этого пацана, – сказал Вайскопф. – Этот мальчик, наверное, по чистой случайности разоблачил Дуссандера. Но вместо того, чтобы сказать родителям или властям… он идет к Дуссандеру. Почему? Вы сказали, что вам все равно, но по-моему, это не так. Мне кажется, вам это тоже не дает покоя, как и мне.

– Шантаж исключен, – сказал Риклер – Это точно. У этого мальчика есть все, чего можно только желать. Даже вездеход в гараже, не говоря уже о ружье для охоты на слонов. И если бы он хотел просто так, для смеха попугать Дуссандера, с него практически взять было нечего. Кроме нескольких акций, у него даже горшка приличного ночного не было.

– Вы уверены, что мальчик не знает о том, что вы нашли трупы?

– Уверен. Может, я еще вернусь к нему после обеда и ударю его еще этим. Сейчас, похоже, это наш главный козырь, – Риклер слегка стукнул по рулевому колесу. – Если бы все выяснилось хотя бы на один день раньше, я бы просил об ордере на обыск.

– Вы имеете в виду одежду, в которой мальчик был в тот вечер?

– Да, если бы мы нашли частички почвы, совпадающие с образцами земли из подвала Дуссандера, тогда бы можно было его расколоть. Но эту одежду уже могли с тех пор постирать сто раз.

– А что с теми другими мертвыми бродягами? Которых полиция находила в городе?

– Ими занимается Дэн Бузман. Вряд ли тут есть какая-то связь. Дуссандер просто бы их не одолел… и кроме того, у него был придуман такой аккуратный подход. Он предлагал им выпивку и еду, вез их к себе на городском автобусе, – черт бы его побрал, – и приканчивал прямо у себя на кухне.

Вайскопф тихо произнес:

– Я совсем не о Дуссандере.

– Что вы хотите этим… – начал Риклер и вдруг резко замолк на полуслове. Повисла невероятно долгая пауза, прерываемая лишь ревом моторов вокруг. Потом Риклер мягко сказал: – Ой, приятель, дай передохнуть…

– Как агента моего правительства, Бауден интересует меня только постольку, поскольку он может знать что-нибудь об оставшихся связях Дуссандера с нацистским подпольем. Но чисто по-человечески мне все более интересен сам мальчик. Его мотивы. Хочется понять, почему. И когда я пытаюсь удовлетворить свое любопытство и ответить на эти вопросы, я ловлю себя на том, что спрашиваю себя «Что еще?»

– Но…

– Нельзя ли предположить, – спрашивал я себя, что в основе привязанности их друг к другу лежат те ужасные зверства, в которых участвовал Дуссандер? Мысль безумная, – говорил я себе. То, что творилось в концлагерях, до сих пор может вызвать приступ тошноты. Я и сам это чувствую, хотя из моих родственников только один дедушка погиб в лагере, да и то, когда мне было всего три года. Но для всех нас, наверное, в том, что творили немцы, есть что-то такое, что привлекает, волнует, дает пищу воображению, открывая тайные катакомбы сознания. Может быть, часть наших страхов проистекает из тайного сознания того, что при определенных обстоятельствах мы и сами бы хотели построить такие лагеря и заполнять их. Неблагоприятное стечение обстоятельств. Как знать, может при определенных обстоятельствах, существа, обитающие в этих тайных катакомбах, с радостью вырвутся наружу. И на кого, по-вашему, они будут похожи? На безумных фюреров с косой челкой и напомаженными усиками? На красных дьяволов, или демонов, или драконов, размахивающих вонючими чешуйчатыми крыльями?

– Не знаю, – ответил Риклер.

– Большинство из них, по-моему, будут похожи на обычных бухгалтеров, – сказал Вайскопф. – Такие маленькие, мелкие людишки с графиками и диаграммами, с калькуляторами в руках, готовые начать умножать потери в живой силе, чтобы в следующий раз мы могли убить, может, двадцать или тридцать миллионов вместо каких-то семи, восьми или двенадцати. А некоторые из них могут быть похожи на Тодда Баудена.

– Вы сейчас почти также отвратительны, как и он сам, – сказал Риклер.

Вайскопф кивнул.

– Тема отвратительна. Все эти мертвые люди и животные в подвале Дуссандера… разве они не отвратительны? Вам не приходило в голову, что этот мальчик мог начать просто с интереса к концлагерям? Безобидного интереса, как у всех мальчишек, как собирание монет или марок, или любовь к книжкам про головорезов на Диком Западе. Он просто пришел к Дуссандеру, чтобы получить информацию, что называется, из первых рук.

– Или из первых уст, – пробормотал Вайскопф. Его почти заглушил рев еще одного обгоняющего их трейлера. На борту крупными буквами было написано название фирмы. «Странная страна, – подумал Вайскопф и зажег новую сигарету. – Они не понимают, как мы можем жить среди арабов, но если бы я пожил здесь хоть пару лет, у меня случился бы нервный срыв». – Может быть. А может, просто невозможно стоять рядом с убийством, на убийстве, и не запачкаться.

29

От невысокого человечка, пришедшего в отделение полиции, ужасно пахло. Непередаваемое сочетание гнилых бананов, прогорклого масла и тараканьего помета, плюс содержимое городского мусоровоза. На нем были ветхие, неопределенного цвета брюки, полосатая рубашка и выцветшая утепленная голубая куртка, молния которой болталась, как зубы пигмея на веревочке. Подошвы и верх обуви держались с помощью липкой ленты. На голове невообразимо грязная шляпа. Он был похож на смерть в похмелье.

– О Боже, убирайся отсюда! – закричал дежурный сержант. – Ты же не арестован, Хэп! Клянусь Богом! Клянусь матерью! Только убирайся! Мне же нужно дышать!

– А мне нужно поговорить с лейтенантом Бузманом.

– Он умер, Хэп. Вчера. Мы все потрясены. Так что иди отсюда и дай нам спокойно его оплакать.

– Мне нужно поговорить с лейтенантом Бузманом! – сказал Хэп громче.

Его дыхание тоже несло шлейф запахов пиццы, леденцов от кашля «Холлс» и красного крепленого вина.

– Ему пришлось по делу уехать в Сиам, Хэп. Так что иди отсюда подальше.

–  Мне нужно поговорить с лейтенантом Бузманом и я не уйду, пока не увижу его!

Дежурный сержант вылетел из комнаты. Он вернулся минут через пять вместе с Бузманом, высоким немного сутулым мужчиной лет пятидесяти.

– Только забери его к себе, Дэн, хорошо? – попросил дежурный. – Это же нормально?

– Пошли, Хэп, – сказал Бузман, и через минуту они оказались в небольшом закуточке, где и был кабинет. Бузман предусмотрительно открыл единственное окно и включил вентилятор, прежде чем сесть.

– Чем могу служить, Хэп?

– Ты все еще занимаешься теми убийствами, лейтенант?

– Бродяг? Да, они все еще на мне.

– Я знаю, кто их укокошил.

– Хэп, это правда? – спросил Бузман. Он закуривал трубку. Он редко курил трубку, но ни вентилятор, ни открытое окно не спасали от чудовищного запаха Хэпа. «Еще немного, – подумал Бузман, – и краска на стенах свернется и осыплется». Он вздохнул.

– Помнишь, я говорил, что Сонни разговаривал с парнем за день до того, как его нашли изрезанным в той трубе? Помнишь, лейтенант Бузман, как я это говорил?

– Я помню.

Несколько бродяг, околачивавшихся возле Армии спасения и бесплатной столовой в паре кварталов от нее, рассказывали одну и ту же историю о двух убитых бездомных: Чарлзе «Сонни» Бракетте и Питере «Поли» Смите. Они видели молодого парня, он говорил и с Сонни, и с Поли. Никто точно не знал, уходил ли Сонни с этим парнем, но Хэп и два других подтвердили, что видели, как Поли Смит ушел с ним. Им казалось, что парень был несовершеннолетний и просил помочь купить бутылку муската в обмен на часть содержимого. Несколько других бродяг заявили, что видели такого парня поблизости. Описание парня было отличным, подходящим для суда, словно получено из неоспоримых источников. Молодой, белый, с белокурыми волосами. Что еще нужно для портрета?

– Так вот я вчера был в парке, – сказал Хэп, – и… случайно наткнулся на кипу старых газет…

– Хэп, в этом городе за бродяжничество наказывают по закону.

– Я их просто убирал, – тоном праведника заявил Хэп. – Люди ужасно мусорят. Я выполнял общественную работу, лейтенант. Просто скромную общественную работу. Некоторые газеты были недельной давности.

– Да, Хэп, – сказал Бузман.

Он смутно вспомнил, что был голоден и с нетерпением ждал обеда. Как давно это было.

– И когда я проснулся, одна газета упала мне прямо на лицо, я посмотрел и увидел парня. Я так и подпрыгнул на месте. Вот, смотри, это тот парень. Вот здесь на снимке.

Хэп достал смятый, пожелтевший газетный лист из кармана куртки и развернул его. Бузман наклонился вперед уже с интересом. Хэп положил лист ему на стол, и он смог прочесть заголовок: «ЧЕТЫРЕ МАЛЬЧИКА ВОШЛИ В СБОРНУЮ ЮЖНОЙ КАЛИФОРНИИ». Ниже четыре фотографии.

– Который из них, Хэп?

Хэп указал грязным пальцем на фото справа:

– Это он. Здесь написано, что его зовут Тодд Бауден.

Бузман перевел взгляд с фото на Хэпа и подумал, что в мозгу Хэпа остались клетки, способные еще как-то работать после стольких лет пропитывания дешевым вином и периодических уколов.

– Хэп, а ты уверен? Он на фото в бейсболке, и не понять, какие у него волосы.

– Улыбка, – сказал Хэп. – Он так улыбался. Он точно так улыбался Поли, такой классной улыбкой, когда они вместе уходили. Я узнаю эту улыбку через тысячу лет. Это точно он, тот парень.

Бузман уже не так внимательно слушал, он напряженно думал и вспоминал. Тодд Бауден. Что-то знакомое в этом имени. Что-то, что беспокоило еще больше, чем то, что герой местной средней школы может шататься с бродягами. Ему казалось, что это имя прозвучало в разговоре сегодня утром. И он нахмурился, стараясь вспомнить.

Хэп ушел, а Дэн Бузман все пытался это вспомнить, когда вошли Риклер и Вайскопф, и звук их голосов, когда они пили кофе в дежурке, помог ему наконец все сложить вместе.

– Боже правый, – сказал лейтенант Бузман и торопливо поднялся.

30

И мать, и отец предложили отменить свои Планы на после обеда (Моника – покупки, а Дик – гольф с бизнесменами) и остаться дома с Тоддом, но Тодд сказал, что ему лучше побыть одному. Он подумал, что надо почистить винтовку и как следует все обдумать. Постараться все разложить по полочкам.

– Тодд, – начал Дик и вдруг понял, что не знает что сказать. Он подумал, что его отец в такой ситуации посоветовал бы помолиться. Но сменились поколения, и Баудены уже не были так религиозны. – Все бывает, сынок, – закончил он, запинаясь, потому что Тодд все еще смотрел на него. – Постарайся об этом не думать.

– Все будет нормально, – ответил Тодд.

Когда они ушли, Тодд вынес тряпки и ружейное масло на скамейку около розовых кустов. Потом вернулся в гараж за винчестером. Положил его на скамью, разобрал. Сладковатый запах роз приятно щекотал ноздри. Он тщательно чистил винтовку, мурлыча какую-то песенку и даже иногда насвистывая ее сквозь зубы. Потом снова собрал винтовку. Он мог бы это сделать и в темноте. Мысли его блуждали. Идея пострелять по мишеням не сильно вдохновляла сегодня, но все равно зарядил винтовку. Сам себе признался, что не знает зачем.

Нет, ты знаешь, Тодд-малыш. Как говорится, час пробил.

И вот тут-то на дорожку въехал ярко-желтый «сааб». Человек, вышедший из машины, показался слегка знакомым, но Тодд узнал его только, когда он захлопнул дверцу и направился к нему. Тодд увидел кроссовки – открытые, светло-голубые. Вот и говори потом о проклятии из прошлого. Прямо по дорожке к Тодду приближался Калоша Эд Френч, Кедман.

– Привет, Тодд. Сто лет не виделись.

Тодд прислонил винтовку к скамейке и улыбнулся широко и победно.

– Привет, мистер Френч. Что привело вас в эту дикую часть города?

– Твои родители дома?

– He-а. А они вам нужны?

– Нет, – сказал Эд Френч после долгого раздумья, – Нет, пожалуй, нет. Наверное, лучше, если мы с тобой просто поговорим. Хотя бы для начала. Может быть, ты сможешь дать всему разумное объяснение. Хотя я очень сильно сомневаюсь.

Он вытащил из кармана газетную вырезку. Тодд понял, что там, еще до того, как Калоша Эд передал ее, и второй раз за сегодня увидел два снимка Дуссандера. Снятый уличным фотографом был обведен черным фломастером. Тодду все стало ясно: Френч узнал «дедушку». А теперь хотел рассказать об этом всему миру, хотел стоять у истока хорошей новости. Старый добрый Калоша Эд со своей дурацкой болтовней и идиотскими кроссовками.

Полиции будет интересно, конечно, они уже интересуются. Он это знал. Почувствовал примерно через полчаса после ухода Риклера. Словно высоко летел на воздушном шаре, а потом холодная стальная стрела пронзила ткань шара, и теперь он резко снижался.

Звонки – вот где он попался. Чертов Риклер так ловко расставил сети. А он, как идиот,очертя голову, ринулся в эту западню. Ему звонили раз или два в неделю. Пусть они обыщут всю Южную Калифорнию в поисках мифического нациста. Отлично. Разве что телефонная компания даст другую информацию. Тодд не знал, может ли телефонная компания сказать, как часто используется телефон для местных звонков… но Риклер так посмотрел…

А потом письмо. Он неосторожно сказал Риклеру, что дом не ограблен, и Риклер, несомненно, ушел с мыслью, что если Тодд так в этом уверен, значит сам приходил туда… Так оно и было, но не один, а три раза: один раз забрал письмо, и еще пару раз приходил в поисках еще чего-нибудь изобличающего. Но ничего не нашел, даже гестаповской формы, ее Дуссандер за четыре года куда-то задевал.

А потом еще трупы. Риклер ничего о них не сказал.

Сначала Тодд подумал, что это хорошо. Пусть они поищут подольше, пока он соберется с мыслями и обдумает свою версию. Можно не беспокоиться о земле, запачкавшей его одежду, когда он закапывал тело, все было выстирано в ту же ночь. Он сам высушил все, зная, что Дуссандер может умереть, и тогда все откроется. Осторожность превыше всего, так сам Дуссандер любил говорить.

Потом постепенно до него дошло, что это совсем не хорошо. Погода теплая, а в такую погоду запах из подвала был сильнее. В последний его визит он его явно ощущал. Естественно, полиция не могла не заинтересоваться им и не найти источник этого запаха. Тогда почему Риклер скрыл это? Приберегал на потом? Хотел сделать маленький гнусный сюрприз? А если Риклер начинает планировать маленькие гнусные сюрпризы, значит, он что-то подозревает. Тодд поднял глаза от вырезки и увидел, что Калоша Эд не смотрит на него. Он смотрит на улицу, хотя там ничего не происходит. Риклер может подозревать, только и всего.

Если только не появится конкретное свидетельство связи его со стариком.

Именно такое свидетельство мог дать Калоша Эд Френч, Смешной человек в паре смешных кроссовок. Такой смешной человек не достоин жить. Тодд взялся за ствол винчестера.

Да, Калоша Эд – недостающее звено в их цепочке. Они никогда бы не смогли доказать, что Тодд помогал Дуссандеру скрывать одно из его убийств. Но после свидетельства Калоши Эда они докажут сговор. И этим не кончится. Потом они возьмут его фотографию и начнут показывать бродягам в районе Миссии. Дальний прицел, естественно, Риклер уцепится. Если можно повесить одно из убийств на него, можно повесить и другие. А что потом? Потом суд.

Отец, конечно, наймет целую кучу адвокатов. И адвокаты его, конечно же, вытащат. Свидетельства слишком случайны. Он произведет благоприятное впечатление на присяжных. Но его жизнь все равно будет испорчена. Газеты будут смаковать подробности, вытащат их на свет, как полуразложившиеся трупы из подвала Дуссандера.

– Этот человек с фото приходил ко мне, когда ты учился в девятом классе, – резко сказал Эд, снова поворачиваясь к Тодду. – Он сказал, что он твой дедушка. А теперь оказывается, что он разыскиваемый военный преступник.

– Да, – сказал Тодд.

Его лицо стало странным. Оно превратилось в лицо манекена из универмага. Все здоровье, жизнь и веселость словно ушли из него. Осталась только пугающая бессмысленная пустота.

– Как это произошло? – спросил Эд, он хотел задать этот вопрос, как громогласное обвинение, а вместо этого вопрос прозвучал грустно, растерянно и фальшиво. – Как же это произошло, Тодд?

– Как? Одно за другим, – сказал Тодд и взял винтовку. – Вот так и произошло. Просто одно… за другим. – Он щелкнул предохранителем и наставил винтовку на Калошу Эда. – Это звучит глупо, но так получилось. Вот и все.

– Тодд, – сказал Эд, вытаращив глаза. Он отступил назад. – Тодд, ты же не хочешь… пожалуйста, Тодд. Мы можем поговорить. Можем обсу…

– Обсуждайте с этим чертовым фрицем в аду, – сказал Тодд и нажал курок.

Выстрел нарушил тишину жаркого и безветренного дня. Эд Френч прислонился к своему «саабу». За спиной он схватил и оторвал дворник с лобового стекла. И тупо смотрел, как кровь растекается по его голубой водолазке, потом выронил дворник и посмотрел на Тодда.

– Норма, – прошептал он.

– Ладно, – сказал Тодд. – Как скажешь, парень.

Он выстрелил в Калошу Эда опять, и половина головы Эда исчезла в кровавых брызгах.

Эд повернулся, как пьяный, и стал пытаться открыть дверцу водителя, вновь и вновь повторяя имя дочери сдавленным слабеющим голосом. Тодд выстрелил еще раз, прицелившись в основание позвоночника, и Эд упал. Ноги немного подергались на гравии, потом перестали.

«Слишком тяжелая смерть для завуча», – подумал Тодд, издав короткий смешок. И в ту же секунду страшная боль, как игла, пронзила его мозг, он закрыл глаза.

Когда открыл их снова, то почувствовал себя лучше, чем в последние месяцы – а может даже, чем в последние несколько лет. Все нормально. Все сложилось.

Пустота ушла с лица, уступив место какой-то дикой красоте.

Он вернулся в гараж и взял все свои патроны, больше четырехсот. Положил их в сумку, повесил сумку на плечо. Когда снова вышел на улицу, он взволнованно улыбался, глаза бегали, так улыбаются мальчишки в день рождения, на Рождество и в День независимости. Эта улыбка предвещала салюты, елочные балы, тайные знаки и тайные встречи, круг почета после триумфа в игре, когда восторженные болельщики несут игроков в город на плечах. Исступленная улыбка светловолосых мальчиков, уходящих на войну в шлемах, похожих на угольные ведерки.

– Я – повелитель мира! – громко закричал он в синее небо и на секунду поднял винтовку над головой.

Потом пошел к тому месту на склоне, где земля уходила круто вниз, а поваленный ствол служил убежищем.

Его сняли оттуда лишь через пять часов, когда уже почти стемнело.