Текст книги "Игра Джералда"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава четвертая

На этот раз перед ее закрытыми глазами возник образ не ее тела, а всей комнаты. Конечно, черт возьми, она все еще оставалась главным ее украшением – Джесси Магот Барлингейм, под сорок, достаточно щеголеватая при росте пять футов семь дюймов и весе двадцать пять фунтов, серые глаза, рыжевато-коричневые волосы (она прятала седину, которая начала появляться примерно пять лет назад, и была уверена, что Джеральд о ней ничего не знал). Джесси Магот Барлингейм, которая вовлекла себя в неприятность, не зная точно как и почему. Джесси Магот Барлингейм, теперь, вероятно, вдова Джеральда, ничья мать, прикованная к этой треклятой кровати полицейскими наручниками.

Она сконцентрировала свое воображение на этой последней детали. Перед ее закрытыми глазами возникла борозда сосредоточенности.

Четыре наручника, каждая пара соединена шестидюймовой стальной цепочкой и промаркирована М-17 – серийный номер, предположила Джесси. Она вспомнила, как Джеральд говорил ей, когда игра еще была для них новинкой, что каждый наручник имеет ряд выемок для того, чтобы его можно было регулировать по руке. Также существовала возможность укорачивать цепочку до тех пор, пока руки пленника не сойдутся вместе, запястье к запястью, однако Джеральд позволял ей использовать полную длину цепочки.

А почему, черт возьми, и нет? подумала Джесси. В конце концов, это была только игра… правильно, Джеральд? Эта, пришедшая ей в голову мысль, заставила ее вновь подумать о том, было ли это для Джеральда действительно игрой.

Что такое женщины? прошептал из глубокого колодца внутри нее еще один новый голос, похожий на голос пришельца из НЛО. Система жизнеобеспечения для манды.

Пошел прочь, подумала Джесси. Пошел прочь, от тебя нет никакого прока.

Но НЛО-голос не внял просьбе. Почему у женщины есть рот и манда? – спросил он вместо этого. Для того, чтобы она могла ссать h стонать одновременно. Еще вопросы, маленькая леди?

Нет. После такого сюрреалистического ответа, у нее вопросов больше не было. Джесси покрутила руки в наручниках. Скудная плоть ее запястий закребла о сталь, заставив ее дернуться, но боль была не слишком сильной и руки достаточно легко начали поворачиваться. Джеральд мог верить, а мог и не верить в то, что единственное предназначение женщины служить системой жизнеобеспечения для манды, однако он не затянул наручники настолько, чтобы они причиняли боль; она замечала это и раньше (или просто хотела думать, что замечала, и не один из внутренних голосов не стал вступать с ней в дискуссию по этому поводу). Тем не менее, они были достаточно тугими, чтобы не дать ей вытащить руки.

Или не были?

Джесси сделала пробный рывок. Наручники заскользили по запястьям, а затем стальные браслеты крепко уперлись в кость там, где запястья плавно переходит в ладонь.

Джесси потянула сильнее. На этот раз возникшая боль была гораздо сильнее. Она неожиданно вспомнила, как папа прищемил левую руку Мэдди дверью их старенького пикапа, не заметив, что она решила вылезти с его стороны, а не со своей. Как же она кричала! У нее сломалась какая-то кость – Джесси не помнила ее названия – но помнила, как Мэдди гордо показывала свою повязку и говорила: Я еще порвала задние связки. Эта фраза очень веселила Джесс и Вилла, поскольку они знали, что задним обычно называют проход. Они смеялись больше от удивления, чем насмехаясь, но Мэдди почернела, как туча, и побежала жаловаться маме.

Задние связки, подумала Джесси, намерено тянув все сильнее и сильнее, не обращая внимания на боль. Задняя связка, или лучевая кость. Не имеет значения. Если ты можешь выскользнуть из наручников, милашка, то тебе лучше сделать это, а потом возложить на какого-нибудь врача проблему твоего ремонта.

Медленно, но верно Джесси усиливала давление, моля, чтобы наручники соскользнули и упали. Если бы они могли сдвинуться еще чуть-чуть – хватило бы четверти дюйма, а уж половины наверняка-то она бы прошла самую выступающую часть кости, а потом все пошло бы как по маслу. По крайней мере, она надеялась на это. Конечно, были еще кости на больших пальцах, но о них Джесси будет беспокоиться, когда придет их черед.

Она потянула еще сильнее, ее губы скривились, обнажив зубы, в гримасе боли и напряжения. Мускулы на верхних частях рук Джесси вздулись маленькими белыми холмиками. По ее лбу и щекам побежали капельки пота, а одна из них повисла в ямочке под носом. Джесси машинально высунула язык и слизнула ее

Было очень больно, но не боль заставила ее остановиться. Это сделало простое осознание того, что ее мышцы напряглись до предела, но не могли сдвинуть наручники дальше ни на сотую долю дюйма. Ее надежда просто выскользнуть из наручников вспыхнула и пропала.

Ты уверена, что тянула изо всех сил? Или просто придумала это из-за того, что не могла терпеть боль?

– Нет, – сказала она не открывая глаз. – Я тянула изо всех сил. Серьезно.

Но этот, другой, голос, который был больше виден, чем слышен подобно реплике в книге комиксов, остался при своем мнении.

На ее запястьях были видны глубокие белые отпечатки – под ее большим пальцем и на тыльной стороне руки – там, где в руку врезались наручника, и они продолжали болеть даже тогда, когда Джесси подняла руки вверх и ухватилась за изголовье кровати.

– О, боже, – произнесла она дрожащим, прерывающимся голосом. W Не просунуть даже большой.

Тянула ли она изо всех сил? На самом деле изо всех сил?

Не имеет значения, подумала Джесси, глядя на солнечные зайчики на потолке. Не имеет значения, и я скажу тебе, почему если бы я даже и смогла потянуть сильнее, то с обеими моими руками случилось бы то же самое, что с прищемленной рукой Мэдди: кости бы сломались, сухожилия порвались, словно резинка. Изменилось бы только то, что вместо того, чтобы лежать прикованной наручниками и страдающей от жажды, я бы лежала прикованная наручниками, страдающая от жажды, да еще со сломанными запястьями. Они тоже опухнут. Вот что я думаю: Джеральд умер, не успев вскочить в седло, но трахал он меня хорошо и умело.

Хорошо, другие мнения есть?

Нет, ответила Хорошая Женушка Барлингейм голосом женщины, которая находится на грани нервного срыва.

Джесси подождала, не объявится ли со своим мнением другой голос, голос Рут, но он молчал.

Итак, подумала Джесси, что ты предлагаешь делать теперь, когда убедилась, что просто выскользнуть из наручников невозможно? Что ты можешь сделать?

В каждой паре имеется два наручника, несмело произнес молодой голос, которому Джесси еще не придумала имени. Ты пыталась выскользнуть из тех, которые одеты у тебя на запястьях, и это не сработало… а как насчет других двух? Тех, которые пристегнуты к изголовью? Ты думала о них?

Джесси уперлась затылком в подушку и выгнула шею так, чтобы увидеть спинку кровати. Тот факт, что она смотрела на нее снизу вверх, Джесси едва заметила. Кровать была, конечно, не королевская, но несколько больше двуспальной. У нее было какое-то забавное имя – Размер Судьи Джестера, не то Первая Леди в Ожидании но с годами Джесси заметила, что ей становится все труднее и труднее держать в памяти такие мелочи; она не знала, хорошо ли это, или это первый признак надвигающейся старости. В любом случае кровать была достаточно большой для траханья, но недостаточной для того, чтобы они с Джеральдом могли комфортно спать.

Для нее и Джеральда этот недостаток не имел значения, потому что они спали в разных комнатах как здесь, так и в Портленде вот уже пять лет. Это было ее решение, не его; она устала от его храпа, который становился год от года все громче и громче. В тех редких случаях, когда к ним приезжали поздние гости, Джесси и Джеральд спали – без удовольствия – в ней, но в остальных случаях они делили ее только тогда, когда занимались сексом. Храп Джеральда не был настоящей причиной решения Джесси; это был просто дипломатический предлог. Настоящей было обоняние. Джесси начал не нравиться запах пота мужа, а через некоторое время она стала его просто ненавидеть. Даже если он перед сном принимал душ, все равно к двум часам ночи Джесси начинала ощущать сочащийся сквозь поры его кожи запах шотландского виски.

До этого года весь процесс состоял из все более формального с каждым годом полового акта и последующей дремоты (которая была самой любимой Джессиной частью всего мероприятия), после чего Джеральд принимал душ и уходил в свою комнату. Начиная с марта этого года произошли некоторые изменения. Шарфы и наручники – в основном последние – похоже, утомляли Джеральда так, как не мог старый, добрый миссионерский секс, и теперь он глубоко засыпал рядом с Джесси, плечом к плечу. Джесси не обращала на это внимание; большинство из этих концертов были дневными, и от Джеральда пахло обыкновенным потом, а не смесью скотча с водой. Кроме того, если подумать, он и храпел в этих случаях не так lmncn.

Но все эти мероприятия – все эти дневные концерты с шарфами и наручниками – проходили в Портленде, подумала Джесси, Большую часть июля и часть августа мы провели здесь, но в тех случаях, когда они занималась сексом – это было редко, но было – он был обычным, типа Тарзан сверху, Джейн снизу. Мы не играли в игру здесь вплоть до сегодняшнего дня. Интересно, почему?

Возможно, из-за окон, которые были слишком высокими и слишком причудливой формы для того, чтобы их закрывать шторами. У них так и не дошли руки до того, чтобы заменить обычные стекла на зеркальные, хотя Джеральд продолжал говорить об этом вплоть до… ладно…

Вплоть до сегодняшнего дня, закончила Хорошая Женушка, и Джесси благословила ее такт. Ты права – вероятно, это было из-за окон, по крайней мере, в основном из-за них. Он не хотел, чтобы Фред Леглен или Джеми Брукс, заехавшие спросить, не хочет ли он пройти девять лунок в гольф, увидели бы, как он пихается с миссис Барлингейм, которая по какой то причине оказалась прикованной к кровати наручниками. Поползут слухи. Фред и Джеми достаточно хорошие ребята, я считаю…

Пара пердунов средних лет, мрачно встряла Рут.

…но они всего лишь люди, а такая история слишком интересна, чтобы не поделиться ей со знакомыми. И еще одно, Джесси…

Джесси не дала ей закончить. Она не хотела, чтобы эту мысль произносил приятный, но безнадежно слащавый голос Хорошей Женушки.

Возможно, Джеральд ни разу не предложил ей сыграть в игру потому, что боялся, что из стола выпрыгнет какой-нибудь сумасшедший джокер. Какой джокер? Ну, подумала она, предположим, что какая-то часть Джеральда действительно считала, что женщина является системой жизнеобеспечения для манды… и что другая его часть, которую я могу называть Лучшей натурой Джеральда, знала это. Эта его часть боялась, что события могут выйти из-под контроля. В конце концов, так ведь и получилось?

С этой мыслью трудно было спорить. Если происшедшее не подходило под определение выход из-под контроля, то Джесси не знала, что тогда подходило.

Джесси на мгновение почувствовала тоску и подавила желание взглянуть в ту сторону, где лежал Джеральд. Она не знала, существует ли внутри нее чувство горя в связи с утратой мужа, но понимала, что в данный момент ему здесь не место. Тем не менее было приятно вспоминать что-то хорошее о мужчине, с которым она провела так много лет, и воспоминание о том, как он засыпал рядом с ней после полового акта, было одним из таких приятных воспоминаний. Она не любила шарфы, а теперь ненавидела наручники, но ей нравилось наблюдать, как он начинал дремать и как при этом разглаживались черты его крупного розового лица.

В некотором смысле, он и сейчас спит рядом с ней… не так ли?

Эта мысль пронзила холодом даже верхнюю часть ее бедер, на которой лежала узкая полоска солнечного света. Она перевела мысль в сторону – по крайней мере, постаралась – и вернулась к изучению изголовья кровати. Стойки стояли слегка по сторонам, разведя Джесси руки, но не настолько, чтобы это было неудобным. Она могла двигать ими в пределах шести дюймов; настолько позволяли цепочки. Между стойками находились четыре горизонтальные доски. Они тоже были сделаны из красного дерева и просто, но красиво обработаны в виде волн. Джеральд однажды предложил вырезать на центральной доске их инициалы – он знал одного человека в Ташмор-Глен, который q радостью приедет и сделает это – но Джесси вылила на эту идею ушат холодной воды. Для нее это казалось одновременно показным и странно детским, как сердца, вырезанные школьниками на партах.

Над последней доской, достаточно высоко, чтобы никто, поднимающийся с кровати, не мог неожиданно удариться об нее головой, располагалась полка. На ней стоял стакан воды Джеральда, две картонки, оставшиеся с лета, и, на краю, маленький косметический набор. Он тоже остался с лета, и Джесси полагала, что он высох. Ужасно жалко: ничто не может так приободрить закованную в наручники женщину как Румянец Розы Деревенским Утром. Так говорят все журналы для женщин.

Джесси медленно подняла руки, держа их слегка под углом так, чтобы ее кулаки не ударились о полку. Она откинула голову назад, дабы видеть, что происходит на другом конце цепочек. Наручники были пристегнуты к изголовью кровати между второй и третьей перекладинами. По мере того, как Джесси поднимала руки вверх, напоминая женщину, лежа поднимающую невидимую штангу, наручники скользили по прутьям, пока не достигли следующей перекладины. Если ей удастся снять эту доску, то наручники попросту снимутся с прутьев. Вуаля.

Возможно, слишком просто, чтобы быть правдой, милая слишком легко, чтобы быть правдой – но можно попробовать. По крайней мере, будет, чем заняться.

Джесси обхватила руками горизонтальную доску, которая препятствовала дальнейшему подъему наручников по прутьям. Она глубоко вздохнула и дернула. Одного рывка хватило, чтобы Джесси поняла, что это дохлый номер; это было все рано, что пытаться выдернуть стальной прут из бетонного блока. Доска не сдвинулась ни на миллиметр.

Я могу дергать эту сволочь пять лет, и она не сдвинется, подумала Джесси и опустила руки в прежнее, поддерживаемое цепочками положение над кроватью. Из ее горла вырвался короткий безнадежный крик. Для Джесси он прозвучал как карканье умирающего от жажды ворона.

– Что мне делать? – спросила она солнечных зайчиков на потолке и, наконец, дала волю слезам отчаяния и страха. – Черт возьми, что мне делать?!

И, словно в ответ, за окном раздался собачий лай, заставивший Джесси вскрикнуть от неожиданности. На этот раз он звучал так близко, что ей показалось, что собака находится прямо за обращенным к западу окном, на дороге.

Глава пятая

Собака была не на дороге, а гораздо ближе. Тень, пересекшая асфальт почти у переднего бампера мерседеса, говорила о том, что пес находился на веранде. Длинная волочащаяся тень выглядела так, словно принадлежала какому-нибудь монстру из фильмов-ужасов, и Джесси она сразу не понравилась.

Не будь такой глупой, укорила она себя. Тень выглядит так потому, что солнце уже садится. Теперь открой рот и издай какойнибудь шум, девочка – он может и не быть бродячим, в конце концов

Звучит вполне правдоподобно; где-то на картине должен быть хозяин, но Джесси не особо на это рассчитывала. Он догадывалась, что собаку на веранду притянуло мусорное ведро, накрытое тряпкой и стоящее сразу за дверью. Джеральд иногда называл аккуратную маленькую конструкцию магнитом для енотов. На этот раз вместо енота она притянула собаку, только и всего – бродячую почти m`bepmj`. И зверски голодную.

Тем не менее, Джесси решила попробовать.

– Эй! – закричала она. – Эй! Есть кто-нибудь там? Мне нужна помощь! Есть кто-нибудь там?

Собака тотчас прекратила лаять. Ее паучья, искривленная тень дернулась, повернулась, двинулась вперед… а затем снова остановилась. По дороге из Портленда Джесси и Джеральд ели сэндвичи, большие, жирные с салями и сыром, и первым делом, что сделала Джесси по приезде, собрала остатки и оберточную бумагу и выбросила их в мусорное ведро. Сильный запах масла и мяса, по всей вероятности, и притянул сюда собаку, и он же не дал ей припуститься назад в лес при первых звуках голоса Джесси. Запах мяса был сильнее импульсов ее дикого сердца.

– Помогите! – закричала Джесси, понимая частью сознания, что этот крик, возможно, является ошибкой, поскольку он только сорвет ей голос и еще более иссушит горло, однако у этого рационального, предостерегающего голоса никогда особых шансов не было. Джесси поглотила вонь ее собственного страха, которая для нее была так же сильна, как запах остатков сэндвичей для собаки, и которая быстро привела ее в состояние не просто паники, а временного помешательства.

– ПОМОГИТЕ МНЕ! КТО-НИБУДЬ, ПОМОГИТЕ МНЕ!

– ПОМОГИТЕ! ПОМОГИТЕ!

– ПОООМОООГИИИТЕЕЕ!

В конце концов ее голос сорвался, и она повернула голову вправо насколько смогла. Ее волосы падали на подбородок и щеки мокрыми от пота завитками, а глаза выпучились. Страх быть найденной прикованной к кровати, с лежащим рядом мертвым супругом лишил ее даже случайного фактора мышления. Этот новый приступ паники больше напоминал некое жуткое помутнение рассудка – она просочилась сквозь яркий свет здравого смысла и надежды и дала Джесси возможность видеть все самое худшее: голод, безумие от жажды, конвульсии, смерть. Она не Хетер Локлеа и не Виктория Принсипал, и это все не съемки кинокартины для кабельного телевидения США. Здесь нет ни камер, ни освещения, ни режиссера, который мог бы дать команду о завершении съемок дубля. Это все происходит на самом деле, и если не придет помощь, то весьма вероятно, что концом всему будет прекращение существования Джесси как жизненной формы.

На ее неистовые крики, однако, никто не ответил – ни сторож, обходящий свой участок, ни любопытный местный житель, гуляющий с собакой (и, возможно, проверяющий, кто из его соседей выращивает средь шепчущих сосен немного марихуаны). Была только эта длинная, ужасно неприятная тень, приводящая Джесси к мысли о собакообразном пауке, качающемся на четырех тонких лапах. Джесси издала глубокий, дрожащий вздох и попыталась вернуть контроль над своим норовистым сознанием. В горле ощущалась сухость и жар, а нос был мокрым и закупоренным от слез.

Что теперь?

Джесси не знала. В ее голове пульсировало разочарование, слишком сильное, чтобы дать возможность прийти любой конструктивной идее. Полностью уверена она была только в том, что на собаку рассчитывать не приходится; она просто посидит немного на веранде, а затем убежит после того, как поймет, что то, что ее туда привлекло, достать невозможно. Джесси тихонько всхлипнула и закрыла глаза. Из-под ресниц стали сочиться слезы и потихоньку стекать по щекам. В предвечернем солнце они казались капельками золота.

Что теперь? снова опросила Джесси. За окном порывами дул berep, заставляя сосны шептать, а заднюю дверь хлопать. Что теперь, Хорошая Женушка? Что теперь, Рут? Что теперь, вы, всякие НЛО? У кого-нибудь из вас – у кого-нибудь из нас – есть какиенибудь идеи? Я хочу пить, я хочу писать, мой муж умер, а вся моя компания – бродячая собака, для которой Небеса – это объедок колбасы-салями. Очень скоро она поймет, что ее запах так близок к небесам, как предполагалось, и уберется прочь. Итак… что теперь?

Никаких ответов. Все внутренние голоса Джесси молчали. Это было плохо – по крайней мере, они составляли ее компанию – однако паника прекратилась, оставив во рту металлический привкус, и это было хорошо.

Я немного посплю, подумала Джесси, с удивлением обнаруживая, что на самом деле сможет, если пожелает. Я немного посплю, затем проснусь, и, может быть, мне придет какая-нибудь мысль. По крайней мере, немного отдохну от страха.

Маленькие морщинки в уголках глаз Джесси и две более заметные между бровями начали разглаживаться. Джесси почувствовала, что начинает погружаться в дрему, и с чувством облегчения и благодарности поспешила в это убежище. Порывы ветра стали казаться далекими, а бесконечное хлопанье двери еще более далеким: бам, бам, бам.

Дыхание Джесси, которое по мере того, как она засыпала, становилось более глубоким и медленным, неожиданно остановилось. Ее глаза широко открылись. Первое, о чем она подумала, очнувшись от полусна, было то, что ей почти удалось это, но эта проклятая дверь…

Что случилось с этой проклятой дверью? Что с ней?

Эта проклятая дверь не перестала хлопать, вот что с ней случилось. Одновременно с этой мыслью Джесси услышала характерный стук собачьих когтей по полу прихожей. Бродячий пес вошел через незапертую дверь. Он был в доме.

Ее реакция была немедленной и недвусмысленной.

– Пшел прочь! – закричала Джесси не осознавая, что переутомленный голос звучал словно хриплая сирена. – Пшел, придурок! Ты слышишь меня? УБИРАЙСЯ ИЗ МОЕГО ДОМА!

Джесси перевела дыхание, широко раскрыв глаза. Ее кожа гудела, словно сотканная из медных проводков, через которые пропустили небольшой электрический разряд; верхние два или три слоя жужжали и свербили. Джесси смутно ощутила, что волосы у нее на голове встали дыбом, словно иглы дикобраза. Мысль о сне исчезла с карты боевых действий.

Она услышала царапанье когтей по входной двери… а затем все стихло. Наверное, я его испугала. Вероятно, он выскочил через дверь на улицу. Бездомный пес, вроде этого, должен бояться людей и домов.

Я так не считаю, милашка, произнес голос Рут. Он звучал непривычно сомневающимся. Я не вижу тени на дороге.

Естественно, не видишь. Он, наверное, обежал дом с другой стороны и убежал прямо в лес. Или направился вдоль озера. Испуганный до смерти и несущийся как черт. Такое может быть?

Голос Рут не ответил. Как и голос Хорошей Женушки, хотя в этой ситуации Джесси с удовольствием послушала бы любой из них.

– Я прогнала его, – оказала она. – Я уверена.

Однако она продолжала прислушиваться, но не услышала ничего кроме стука крови в висках. По крайней мере, пока.