Текст книги "Испанский гамбит"

Автор книги: Стивен Хантер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

19
В клубе

Майору Холли-Браунингу пришлось ожидать не менее получаса. Он сидел в вестибюле, рядом с гардеробом, где висели пальто членов клуба, и швейцар не сводил с него ледяного безучастного взора, ожидая, когда майора позовут наверх. На скамье с деревянной спинкой – «благодарю, мягкие сиденья давно не про нас» – майор сохранял напряженную позу и сосредоточенный взгляд.

Наконец появился лакей и окликнул его:

– Сэр Джеймс?

– Да.

– Прошу следовать за мной, сэр.

– Благодарю.

Швейцар передал его на попечение человека в ливрее. Холли-Браунинг отлично знал его – парень служил в армии в чине сержанта, пока не хватил полную глотку горчичного газа. Во Фландрии в пятнадцатом году был награжден орденом «Крест за летные заслуги». С вышколенной величественностью лакей повел майора через кабинет, затем через полутемный, в мавританском стиле бар. Миновав столовую, они наконец стали подниматься по лестнице, ведущей в частные апартаменты резидентов клуба.

Перила из красного дерева были отполированы до блеска. Стены обтянуты алым шелком с цветочным, очень изящным орнаментом. Персидский ковер четырнадцатого века, вытертый почти до дыр, выглядел совершенно нищенски. Но в этих клубах не любят перемен. Когда тебя изо дня в день незыблемо окружает одно и то же, кажется, что жизнь не преподнесет никаких неприятных сюрпризов.

Преодолев последний марш лестницы, они бесшумно шли вдоль коридора, пока не добрались до нужной двери. Она была закрыта. Слуга коротко постучал, услышал быстрое «войдите» и распахнул дверь.

– Майор сэр Джеймс Холли-Браунинг, – объявил он.

Войдя, майор увидел перед собой С., как привыкли они звать шефа МИ-6, и еще одного посетителя, одетого в прекрасно сшитый костюм. Они держались очень непринужденно, как и подобает бывшим одноклассникам. Оба были морскими офицерами в отставке и стояли во главе разведывательных служб. Гость шефа МИ-6, как и хозяин, был низеньким, розовым, с лысой головой и несколько старомодно, но элегантно одетым. Они представляли собой как бы две стороны одной монеты: гость служил генеральным директором МИ-5, отдела, специализировавшегося на вопросах государственной безопасности, в то время как МИ-6 занималось внешней разведкой и контрразведкой.

Сейчас друзья наслаждались сигарами, пока два лакея-индуса уносили остатки завтрака.

– Джеймс, очень мило с вашей стороны заглянуть ко мне. Сейчас принесут бренди. Выпьете рюмочку?

– Нет, благодарю вас, сэр, – натянуто отказался майор. Он был более чем удивлен присутствием такого гостя.

– Что ж, в таком случае присаживайтесь.

– Благодарю, сэр.

Майор присел на свободный стул.

– Джеймс, думаю, вы знакомы с сэром Верноном.

Сэр Вернон, как говорили, был любезнейшим человеком в департаменте разведки, хотя злые языки при этом добавляли, что опыта этого он набрался, предаваясь безудержной лести в парламентских кругах. Обвинение не вполне справедливое: когда-то, в заварушке четырнадцатого–восемнадцатого годов, сэру Вернону удалось эффективно обезвредить немецких шпионов, предварительно вскрыв их переписку.

– По слухам.

– Рад видеть вас в более непринужденной обстановке, Джеймс, – добавил С.

– Конечно, сэр.

– Я только что говорил сэру Вернону, что вы будете рады сообщить ему новые сведения о деле Джулиана Рейнса. Это, в конце концов, сфера их деятельности.

– Сэр, если мне позволено будет возразить, я хотел бы заметить, что это дело – прерогатива Пятого отдела. Поскольку данная операция разворачивается как контрразведывательная в отношении Советского Союза. А это ни в коей мере не забота ведомства внутренних дел.

– А-а, довольно любопытная точка зрения, – вмешался сэр Вернон. – Я вполне понимаю вас, сэр Джеймс. Но разве мы противники, а не партнеры?

– Прошу вас, Джеймс, – поддержал его С. – Это довольно важный момент.

– Конечно, сэр.

И майор Холли-Браунинг повернулся к сэру Вернону и как мог более бесстрастно доложил о ходе событий: размещении агента – он воздержался от упоминания его имени – в окружение Джулиана и вкратце о депешах Сэмпсона.

– Ваш человек информирует вас регулярно? – спросил Вернон.

– Он далеко не самый образцовый корреспондент.

– М-м-м. – Сэр Вернон кивнул. – Красиво сработано. Чертовски тонкая работа, сэр.

– Вы сами видите, Вернон, – вмешался С., – что непостоянство обстоятельств в деле Рейнса как-то не позволяло нам подключить возможности МИ-пять, чтобы провести тщательное наблюдение за объектом.

– Не меняет дела, – сказал сэр Вернон. – Нельзя играть картами, которые остались в колоде, прошу простить мой американизм. Теперь об этом парне, который приставлен к Рейнсу. Он профессионал?

– Увы, нет. И не самый талантливый человек на свете. Но это была единственная возможность. Воспользуюсь вашим американизмом и скажу: это та карта, что была у нас на руках.

– В настоящее время?..

– В настоящее время, согласно донесениям нашего человека в Барселоне, Рейнс и наш агент с какой-то девушкой находятся в Таррагоне, морском курорте в пятидесяти милях к западу от Барселоны. Наш агент получил небольшое ранение в ходе боевых действий, Рейнс тоже. Сейчас они поправляются.

– Что же, звучит обнадеживающе, – подытожил сэр Вернон. – Это не совсем так, как действовали бы мы, но в главном вы были абсолютно правы, сэр Джеймс.

– Благодарю вас, сэр.

– Видите ли, Джеймс, мы с сэром Верноном провели целую серию переговоров на эту тему. В результате которых вы здесь и оказались.

– Да?

– Сэр Вернон считал, – продолжал С., – что дело Джулиана Рейнса должно быть передано в службу безопасности. Конечно, с этим мы не могли согласиться. Тогда сэр Вернон предложил передать материалы дела парламентскому комитету по разведывательной деятельности и…

– Боже милосердный, сэр, но в таком случае все тут же вылезет на поверхность! Разразится скандал, левые представят Рейнса очередным мучеником, газеты ухватятся за это, и бог знает чем дело может кончиться.

– Вполне разделяю ваше мнение, Джеймс, – кивнул С.

– Но, джентльмены, – заговорил сэр Вернон, – я стремлюсь только к тому, чтобы все материалы, относящиеся к сфере интересов МИ-пять, попадали именно к МИ-пять. Думаю, мы имеем общее мнение относительно цели и исхода данной операции, но, согласитесь, что Джулиан Рейнс может обладать информацией, жизненно важной для государственной безопасности.

– Понимаете, Джеймс, – зажурчал голос С., – мы многого добились в этом направлении. Теперь мы будем продолжать делать то же, что делали прежде, и вы будете поступать так, как сочтете нужным. Только теперь все доклады мы станем передавать госбезопасности для дальнейшего анализа. Вы согласны?

– Да, сэр. – Холли-Браунинг был взбешен.

– Все не так уж плохо, – продолжал шеф. – Все-таки это лучше, чем отдавать чертовой МИ-пять дело на самом интересном месте?

Он улыбнулся.

Холли-Браунинг выдавил вежливую ответную улыбку. Но одна досадная мысль занимала его. Кто дал информацию госбезопасности?

20
Таррагона

– Поверьте мне, – лениво заявил Джулиан, поднимая бокал с шампанским и щурясь на солнце, – ибо я знаю, что говорю. Я был мертвым и был живым, и уверяю вас, что последнее гораздо лучше.

– Слушайте, слушайте,[62]62
  Флорри имитирует возглас в парламенте, означающий поддержку оратора.


[Закрыть] – пробормотал Флорри и тоже поднял бокал.

– За жизнь, друзья, а значит, и за смерть. Ведь все мы умрем когда-нибудь.

Сильвия тоже пригубила шампанское, она пила гораздо меньше своих спутников.

– Как твое здоровье, Роберт? – спросила она.

Флорри смущенно поднял на нее глаза. Она в первый раз обратилась к нему при Джулиане.

– Иду на поправку. Еще один-два дюйма – и он задел бы артерию. Но парень промахнулся, пуля прожужжала мимо, и вот я здесь.

– Выпьем за испанское искусство стрельбы! – величественно произнес Джулиан. – Которому мы обязаны присутствием здесь двух третей нашей очаровательной компании.

– Просто нам страшно повезло. Со второго дня их фуражиры находились меньше чем в пятидесяти шагах от нас. Мы чуть было не попались.

– А потом еще несколько искренних приветов от пятой колонны арсеналу ПОУМ в Ла-Гранхе, и все, что требуется от Ганса-фашиста, – это слоняться вокруг пожарища, следить за дымком да радоваться. – Джулиан с удовольствием хлебнул еще шампанского. – За нашу удачу, за замечательное счастье Джулиана.

Провозгласив этот тост, он достал из-под рубашки обручальное кольцо отца, подвешенное на цепочке, и продемонстрировал всем.

– Эта маленькая красавица мало чем помогла моему отцу, но нам она принесла несомненную удачу. Правда, Вонючка?

Флорри слабо улыбнулся.

– Конечно.

– Славно сказано, молодчага.

Вежливо вмешалась Сильвия:

– Они в госпитале прилично к тебе относятся?

– Кажется, единственное, что испанцы научились делать хорошо, – это готовить еду. – Флорри с облегчением ступил на нейтральную почву. – Три раза в день они закатывают в палаты огромные котлы с дымящейся вкуснотищей. А тем временем раненые могут умирать, потому что им не сделали вовремя перевязку.

– Нет, будущее этой страны определенно запаздывает, – объявил Джулиан. – Я, признаться, думаю, что и настоящее для нее еще не наступило.

Флорри откинулся на спинку своего кресла на колесиках. Сильвия с Джулианом вытащили его из огромной палаты, в которой находились и тяжелораненые, истекающие кровью бойцы, и прикатили сюда, где в двух кварталах от таррагонской собственной Рамблы шла великолепная эспланада над морем. Перед его глазами расстилалась миля белоснежного песка, виднелись развалины древнеримской арены, плескались сонные волны Средиземного моря. Несколько отважных купальщиков прыгали в волнах, еще несколько человек лежали на солнце. Дул свежий соленый ветерок, носились и кричали над водой чайки, статуя Христофора Колумба гордо возвышалась на пьедестале, точно как у берега моря на барселонской Рамбле.

– Здесь красиво, – сказал Флорри.

– Таррагона – довольно странный город, – заметил Джулиан. – Кажется, будто революция сюда еще не добралась. А если добралась, то быстро соскучилась и рано ушла. Совсем как Ноэл Коуард со скучной вечеринки.

Флорри отвел глаза от Джулиана, неотразимого в его великолепном светлом костюме, и взглянул на Сильвию.

«Черт возьми!» – подумал он.

Ее серо-зеленые глаза казались по-прежнему чуть сонными, но сейчас в них светилась жизнь. Она что-то сделала со своими волосами, и теперь они легко и красиво вились. Вместо ужасного синего комбинезона на ней было симпатичное платьице. Как она встретилась с Джулианом? Что они делают вместе, пока Флорри валяется на своей койке? Она спит с ним?

Он перевел взгляд на Джулиана, допивавшего шампанское.

«Черт тебя подери, Джулиан. Ты-то точно не прочь!» – Барселона больше не является подходящей вечеринкой для Ноэла Коуарда, – заговорила Сильвия. – Город стал просто невыносимым. В нем царит подлость. Кто-то застрелил Карлоса Бреа прямо у дверей кафе «Ориенте». Это было ужасно. В него стреляли из машины, пуля пробила голову. Никто не знает, кто это сделал, но говорят, что русская тайная полиция. Бедный Карлос.

– Карлос Бреа? – переспросил Джулиан. – Интеллектуал из поумовцев? Бедняга, я как-то раз брал у него интервью. Хотел использовать в качестве материала для статьи. Жалко, что его убили.

– Джулиан, вы просто ужасный циник.

Флорри ясно слышал, как ее голос звенел любовью, видел, как блестят ее глаза.

Эти двое казались образцовой английской парой: высокий, светловолосый, элегантный поэт-солдат, который с легкостью мог бы стать банкиром или дипломатом, и красавица блондинка, сдержанная и изящная, как безупречная статуя. Они так хорошо смотрелись вместе, что Флорри даже позавидовал их совершенству.

– Не забыл про шипучку, старина? – спросил Джулиан. – Думаешь, легко тут было достать шампанское? Господи, да эта бутылка стоила мне целого состояния!

– До дна. – И Флорри прикончил свой бокал, чувствуя, как защипало в носу.

– А теперь я с вами прощаюсь. Пейте, ешьте и веселитесь. Я вас покидаю.

– Куда вы сейчас? – спросила Сильвия.

– Поищу машину. Мне пора возвращаться. Я пообещал одному парню встретиться с ним в два. Кроме того, вы наверняка найдете о чем поговорить и без меня.

Он поднялся со скамьи, улыбнулся им и легкими шагами направился вверх. Флорри проводил глазами его гибкую фигуру, взглянул на развевающиеся светлые волосы. Затем повернулся к морю. Оставшись вдвоем с девушкой, он чувствовал себя смешным.

– Тебе так неинтересно со мной? – спросила она. – Мы почти никогда не оставались наедине, насколько я помню. Раньше ты не был таким молчаливым.

– Ты, наверное, считаешь меня ужасным дураком.

– С чего ты взял?

– Из-за той записки, что я тебе послал. Ты ее получила?

– Да. Она была очень милая. Я до сих пор храню ее.

– Ну как же. Прощальное письмо несчастного солдатика накануне битвы. Господи, каким же идиотом ты меня считаешь.

– Я не считаю тебя идиотом. Хочешь, покатаю тебя в этом кресле?

– Не хочу.

– А шампанского?

– Не хочу.

– Может быть, ты поешь немного?

– Нет.

– Но чего же ты хочешь, Роберт? Скажи мне, ради бога.

– Тебя, конечно.

Она промолчала.

– Может быть, ты все уже забыла?

– Я ничего не забыла. Все было очень мило.

– Лучше всего.

– Но тебе не следует мучить себя такими мыслями. По-моему, не надо концентрироваться на таких вещах.

– Перестань. Не говори так. Именно об этом я все время и думаю. Но ты теперь с ним, конечно?

– Ох, Роберт, какой же ты дурак. Джулиан очень приятный человек. Но во мне он заинтересован не больше, чем в какой-нибудь жительнице Луны. Это характерно для него. Я всего лишь дочка несчастного торговца, которая получила в наследство небольшие деньги и решила с удовольствием их потратить. Тебя он любит гораздо больше, чем меня. Он правда удивительно к тебе относится.

– Но ты, ты предпочла бы быть сейчас с ним, а не со мной, если б он захотел?

– Прошу тебя, Роберт. Не думай об этих глупостях. В подобных размышлениях нет толку.

– Теперь все станет гораздо сложнее.

– Ничего не станет сложнее, если ты не позволишь, Роберт.

Флорри больше не смотрел на нее. Ее красота доставляла ему гораздо больше мук, чем пульсирующая боль в шее. Сильвия была так близка и в то же время так далека. Он ощущал ее запах. Он не мог выбросить из головы ту ночь в отеле «Фалькон»: помнил наслаждение, испытанное тогда, и помнил, как оно помогло ему разобраться в путанице мира.

– Думаю, будет лучше, если ты отвезешь меня обратно, Сильвия. Я что-то устал.

– Хорошо, милый. Можно нам навестить тебя завтра?

Нам!

Флорри хотелось сразу резануть кратким «нет», сказать прямо: «Нет, черт вас побери, и покончим с этим!»

Но вместо этого он услышал собственный голос, произносивший:

– Да-да, конечно, приходите.

Когда она катила его кресло вдоль набережной, он заметил, что поодаль стоит, наблюдая за ними, Сэмпсон.

Пришлось затратить некоторое время, день или два, но Сэмпсон все-таки добился своего. Он обратился в Республиканский департамент пропаганды за разрешением обрисовать английскому читателю портрет раненого английского бойца, доблестно сражающегося на стороне справедливости. Ему предложили на выбор несколько кандидатур. Флорри был третьим в этом списке.

Сэмпсон в сопровождении официальных представителей вошел в палату. Он шлепнулся на стул рядом с койкой члена интербригады, бывшего шахтера из Уэльса, и принялся долго и нудно расспрашивать о чем-то. Вскоре боец, раненный в сражении под Брунетой, потерял последний интерес к собственным ответам. Во время следующего интервью Сэмпсона офицер из отдела республиканской печати, с отвращением пробормотав что-то о невыносимом английском педантизме, покинул палату.

День клонился к вечеру. Интерес к визиту Сэмпсона давно иссяк. И вот только тогда наконец журналист направился к Флорри. Большинство пациентов покинули палату, чтобы полюбоваться на закат, а немногие оставшиеся находились вне зоны слышимости.

– А, Флорри, – со своей самодовольной, хоть довольно натянутой ухмылкой, произнес Сэмпсон, – как ваша рана?

– Нормально, – холодно ответил Флорри. – Меня скоро выписывают. Кости не раздроблены, артерии не задеты. Теперь, когда врачи дренировали рану, они ничем больше помочь мне не могут – затянется сама. Всего лишь царапина.

– Не думаю, что там она казалась вам царапиной.

– Да, конечно.

– Смотрите, у меня есть для вас подарок. «Тристрам Шенди» вашего любезного мистера Стерна. Боже, как я ненавижу литературу. Сплошная чепуха, на мой взгляд. Но я подумал, что вам, наверное, понравится.

Флорри мрачно принял протянутую книгу.

– Между прочим, старина, там, в Лондоне, начинают удивляться вам. Уж не забыли ли вы, зачем здесь оказались?

– Нет, не забыл.

– Рад. Тогда, может, вы сочтете возможным…

– Знаете, Сэмпсон, пять чертовски тяжелых месяцев я провел рядом с Джулианом Рейнсом. Мы не расставались ни днем, ни ночью. В бою он был самым храбрым из нас. Скажите, зачем бы человек, шпионящий для русских, стал всем рисковать ради… буквально ради ничего. Ради своих врагов? По теории вероятности, он уже давно должен был погибнуть. Пусть ваш майор поищет другую кандидатуру. А вы идите отсюда.

– Роберт, вы себя довольно плохо вели. Ни сообщений, ни связи, ничего. Мне с трудом удавалось прикрывать вас. Но что значительно хуже, вы позволили себе совершенно расслабиться в этом деле. Расчувствоваться. Я не ожидал этого от вас. Я думал, вы из того материала, из которого делаются герои. Вы были для меня идеалом.

– Сэмпсон, это утомляет. Я ужасно устал от вас.

– Выслушайте меня, Флорри, старина. Сожалею, что приходится быть таким настырным, но еще хоть несколько минут. Хорошо? Можно мне вам кое-что рассказать?

– Господи!

– Атака была предана. Та, в которой вы участвовали. Вам это известно?

– Дошли слухи. Но…

– Выслушайте меня, я сейчас все объясню. Совершенно ясно, что генштаб был вынужден отдать приказ об атаке в срочном порядке только ради того, чтобы бригады коммунистов не успели получить инструкции из Барселоны. Не важно, запретили бы им в ней участвовать или нет, но эти инструкции были нежелательны. Тем не менее коммунисты все равно узнали об атаке и отдали приказ своим войскам не участвовать в ней. Каким образом они узнали? Получили сведения. Кто-то им эти сведения передал. Видите? Все сходится.

Флорри смотрел в сторону. Да, вечер перед атакой. Джулиан и неизвестный мальчишка, мгновенно исчезнувший в темноте.

– Теперь об арсенале. Кто-то взорвал арсенал ПОУМ. Кто-то хорошо знал, куда кинуть бомбу. Этот взрыв лишил ПОУМ последнего шанса выбраться из неприятностей. А откуда у предателя информация? Откуда, если не от одного услужливого парня, сообщившего об арсенале в Ла-Гранхе?

Флорри молчал.

– И это не все. В ПОУМ был один человек, его звали Карлос Бреа. Он как раз стал довольно заметной фигурой в их движении. Понимаете?

Флорри опять промолчал.

– И этот парень убит. Застрелен однажды вечером. Проклятая случайность, скажете вы. Но не случайность же то, что кто-то, как раз незадолго до убийства, брал у Бреа интервью и, видимо, понял, что имеет дело с разумным человеком? И кто же этот интервьюер?

Интервьюером был Джулиан.

– Это ничего не значит.

– Джулиан каким-то образом поддерживает связь с Левицким. Роберт, я по вашему лицу вижу, что вы согласны со мной. Эта мысль облаком лежит на нем. Вы сами почувствовали это в Джулиане. Но гоните ваше подозрение прочь, дальше и дальше. Отсюда ваша сдержанность по отношению ко мне. Ваше недоверие.

– Они рискнули таким ценным агентом, чтобы выдать эту глупейшую из атак, в которой был убит один-единственный человек? Что за чепуха! – Хотел бы Флорри сам верить своим словам.

– Вполне возможно, что преследовались и другие цели. Такие, которых мы даже вообразить себе не можем. Как вы не видите, что он не оставляет нам выбора в этом деле? Здесь он по приказу русских. Он шпионит за их врагами. А когда вернется в Англию, будет шпионить за нами для русских. Вы сами понимаете это, правда же, старина?

– Ничего я не понимаю.

– Он просто затуманил вам мозги. А с этой женщиной? Все дело в том, чтобы сбить вас с толку, одурачить. Тогда вы не сможете разглядеть, что он из себя представляет. Он прекрасно видит ваше слабое место и бьет именно туда. Когда вы смотрите на него, вы видите всего лишь мужчину, который, наверное, спит с вашей…

– Прекратите! Вы заходите слишком далеко.

– Роберт, выслушайте меня. Его надо остановить. Не в каком-то абстрактном смысле, а в самом прямом. Вы же можете это сделать? На фронте? Вы собираетесь обратно на фронт. Вы поймете, что ваш долг в том…

– Знаете, Сэмпсон, я намерен вам кое-что сказать. Уходите. Если вы сейчас не уйдете, это будет мне только на руку. Я тут же вызову часового и сообщу ему, кто вы есть на самом деле. Они в одну секунду приставят вас к стенке и расстреляют.

Сэмпсон долго в упор смотрел на него. Затем легкая тень улыбки промелькнула по его лицу.

– Ладно, Роберт. Я ухожу. Но будьте начеку, старина. Внимательно следите за тем, что происходит вокруг вас. И тогда вы увидите, на чьей стороне Джулиан Рейнс.

Флорри получил разрешение покинуть госпиталь в ближайшие дни и увольнительную на две недели. В вестибюле его уже ждала Сильвия. И конечно же, рядом с ней стоял Джулиан.

– Вы с Сильвией непременно должны отправиться со мной отдыхать, – заявил Джулиан. – Я набрел на одно великолепное местечко на берегу моря. Называется Салу. Будет отлично. Поехали, старина. Ты просто обязан согласиться на мою просьбу. Ты ведь спас мне жизнь и теперь ни в чем не должен мне отказывать.

– Джулиан, я так ужасно себя чувствую. Не гожусь я пока для компании. Мне бы просто посидеть где-нибудь одному на солнце, и все.

– Именно этого у тебя будет там вдоволь. Обещаю икру и шампанское каждый день. Сильвия будет читать тебе вслух. У тебя же есть увольнительная. Ох, не будь таким занудой, Вонючка. Будет так здорово. К тому же сам знаешь, через две недели мы опять в окопах.

– Роберт, ты такой бледный, – сказала Сильвия. – Тебе обязательно надо отдохнуть.

И в тот же день они вместе отправились на машине Джулиана в Салу. Это был восхитительный старинный отель, одиноко стоящий у самого залива на широкой кромке песчаного пляжа, в тени огромного каменного утеса. Сам отель представлял собой белую виллу с хаотичными ходами и непременной красной черепицей на крыше. В качестве персонала работали одни старики, которые, заикаясь и запинаясь, называли постояльцев «комрад» и явно не интересовались проблемами построения нового будущего. Они предпочитали размеренное и надежное прошлое, а революции, по их мнению, лучше было бы не случаться.

Флорри поселился в огромной комнате с балконом и видом на море. Каждое утро, просыпаясь, он находил на столике у двери кофейник с густым дымящимся кофе, горшочек горячих сливок и красную розу в вазе. Довольно неплохое начало дня после тех жутких окопов. Позавтракав, он выходил на балкон с книгой. У него был теперь не только Стерн. Сильвия принесла Диккенса и Киплинга, которым он отдавал предпочтение. Флорри читал, наслаждаясь солнцем и теряя ощущение действительности в дебрях литературных вымыслов, знойном воздухе и ослепительном солнечном свете. В одиннадцать с упругого земляного корта до его слуха долетали вопли радости. Это Джулиан и Сильвия, занимавшие комнаты на первом этаже рядом с холлом, начинали свои утренние сеансы тенниса. Каждый вопль аккуратно отмечал стук мячика о ракетку.

В полдень все трое сходились на веранде ко второму завтраку. Им подавали рыбу, рис и молодое белое вино. Позже они переодевались, отправлялись к морю и лениво вытягивались на белом песке. Война казалась далекой и нереальной, и по общему молчаливому согласию они совершенно исключили ее из круга обсуждаемых тем. Существовали только море, солнце, благоухающий ветерок и они сами. Лазурный купол неба – бездонный, огромный, без единого облачка – изливал на них лучезарное сияние. Вода была теплой и спокойной.

Казалось бы, все обстоит замечательно, но на самом деле было далеко не так. Сам собой установился некий странный ритм жизни, неумолимый и безжалостный, словно прибой. К тому же окруженный молчанием, словно глухой стеной.

Половина времени принадлежала Флорри: в такие дни она слушалась каждого его слова и ее глаза лучились вниманием. Она задавала ему сотни вопросов о его жизни, школе, родителях. Он обнаружил, что старается припомнить такие подробности и маленькие тайны, о которых никому годами не рассказывал. По ночам он складывал новые истории, чтобы она снова вскрикивала от восторга и хохотала.

– Я так люблю слушать твои рассказы, – говорила она.

Но были другие дни, дни Джулиана. Сначала они были не такие частые и не такие веселые: Сильвия почти не смеялась, даже когда они говорили о чем-нибудь забавном. Но эти дни случались, и Флорри будто переставал существовать для нее. Она словно не видела его и не сводила глаз с Джулиана. Она так склонялась над ним, будто пыталась поглотить его собой. У них завелись свои маленькие секреты от Флорри, понятные лишь им двоим шуточки. В такие дни он замечал в ее глазах удивительный свет, которого никогда не видел прежде. Эти двое будто достигли идеальной гармонии, при которой Сильвия словно растворялась в Джулиане.

«Черт бы тебя побрал, Джулиан».

У Флорри стали возникать мысли о том, как совершенен был бы мир без Рейнса. Если б можно было одним мощным ударом стереть Джулиана из реальности так, будто его вовсе не существовало на свете!

Но на следующий день она снова принадлежала ему, и он торжествовал и наслаждался своим триумфом.

Однажды после полудня Флорри, почувствовав, как возвращаются к нему силы, предложил отправиться вместе на прогулку. Джулиан сразу отказался, заявив, что поставил перед собой трудную задачу оставить мир без шампанского и должен постараться решить ее. Сильвия поднялась с места и улыбнулась Флорри. Был его день.

Они медленно брели по пляжу. Оказавшись у подножия скалы, пошли дальше. Песок под их ногами был белым, сухим и мелким. Утес возвышался над ними меловым склоном, но вершина его густо зеленела. Флорри чувствовал себя несколько смущенным и неуверенным.

– Как твоя рана?

– О, почти все прошло. Осталась некоторая ограниченность движений при повороте головы, но, если я правильно понял доктора, это теперь навсегда.

– У тебя появился такой красивый загар. В госпитале ты казался ужасно бледным. И вообще плохо выглядел. А еще эти несчастные раненые рядом с тобой.

– Я ненавидел госпиталь и уже полностью выбросил его из головы. Но о той битве думаю часто.

– Джулиан говорит, ты был таким храбрым.

– Джулиан об этом позаботился. Ну, о том, чтобы я был храбрым. На самом деле я таким не был. Почему-то мне это неинтересно.

– Джулиан говорит, что война почти проиграна.

– Думаю, да.

– И еще Джулиан говорит, что если ПОУМ не захватит Уэску, то Советский Союз подомнет революцию под себя. Господи, как все это запутанно. Джулиан рассказывает…

– Знаешь, Сильвия, мне не очень важно, что рассказывает Джулиан.

– Ну, Роберт, зачем ты так говоришь? Ведь он твой лучший друг. И он восхищается тобой.

– Гм-м, – все, что смог выдавить из себя Флорри.

Несколько минут они шли в молчании.

– Тебя что-нибудь беспокоит, Флорри?

– Просто устал, наверное.

– Но ты не должен говорить так зло о Джулиане.

– Можно, я спрошу одну вещь? Скажи, кого из нас ты предпочитаешь?

– О Флорри, вы оба мне нравитесь.

– Ты приходишь к нему по ночами?

– Роберт! Как ты груб!

– Груб я или нет, но ты приходишь?

– Разумеется, нет.

– В таком случае почему ты не приходишь ко мне?

– Но ты же еще не совсем здоров. Сам мне так сказал. Что ты еще слишком слаб. Что ты так много пережил.

– Я уже почти поправился.

– Хорошо. Если ты этого хочешь, я приду к тебе сегодня.

После обеда Флорри дотемна читал на балконе. Какое-то странное настроение владело им, и он подумал, что, пожалуй, мог бы начать писать. Он уже давно не думал о творчестве, ради которого когда-то жил. В вещмешке отыскал перо и бумагу. Заполнил ручку чернилами и уставился на чистый лист бумаги.

«Я приехал в Испанию, – начал он, – в начале января 1937 года, потому что хотел начать бороться с фашизмом и Испания казалась тем единственным местом…»

«Чушь», – подумал он.

«На самом деле я приехал в Испанию потому, что один проклятый британский майор припугнул меня, заявив, что засадит мою драгоценную особу в тюрьму, если я откажусь. Так я здесь и оказался. А приехав, к своему огромному удивлению, узнал, что здесь идет война и что я попал в самое пекло».

Задумавшись, он медленно выводил на странице: «Я ненавижу майора Холли-Браунинга. Я ненавижу Холли-Браунинга».

Потом, подумав еще, он зачеркнул написанное и написал правду:

«Я ненавижу Джулиана Рейнса».

Взглянул на часы. И вдруг раздался стук в дверь. Он быстро разорвал исписанный листок, почувствовал смущение и выругал себя за эту глупость.

Удивился, что Сильвия пришла так рано.

– Вонючка, да покажись ты, ради бога! – послышался из-за двери голос Джулиана. – Спорим, тебе ни за что не догадаться, кто к нам приехал! Черт, да открывай же, Вонючка!

– Господи, Джулиан…

– Сию же секунду, старина!

Флорри распахнул дверь и оказался лицом к лицу с человеком, чья внешность была ему странно знакома. Толстый, старающийся быть как можно более незаметным, не старый еще мужчина в форме капитана республиканской армии. Когда Флорри соединил в целое детали, как-то по отдельности представшие его глазам, он догадался, что перед ним находится тот самый комрад Стейнбах, который однажды на его глазах в Ла-Гранхе расстрелял приговоренного к смерти.

– Салют, комрад, – сказал капитан и коснулся поцелуем его щеки.