Текст книги "Продавщица"

Автор книги: Стив Мартин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Лиза

Тело Лизы Крамер достаточно хорошо для любого мужчины или женщины на этой планете, но недостаточно хорошо для Лизы Крамер. Она считает, что должна быть безупречно приятной для мужчины и что ей необходимо быть мастерицей минета. Этот талант отточен и отполирован в ходе пространных бесед с другими женщинами и просмотра избранных «обучающих» кассет. Она даже как-то посещала уроки Кристал Хедли, меркнущей и увядающей порнозвезды. Лиза всегда готова применить свои навыки. Всего через несколько свиданий, а то и раньше, Лиза демонстрирует счастливчику свою одаренность, утверждаясь во мнении, что она из тех женщин, которых хотят все мужчины. Мужчин, однако, озадачивает такое расположение фортуны. Что за девушка с такой легкостью расстилается перед ними? Лиза может измерить свой успех лишь количеством последующих звонков от мужчин, которые жаждут пригласить ее на ужин или на спектакль. То, что ее приглашают на спектакль – в Лос-Анджелесе подобные свидания котируются низко, – показывает, как далеко они согласны зайти. Лиза знает, что им нужен только секс, но в сексе-то и есть источник ее достоинства. Чем сильнее они хотят секса, тем выше ее ценность, то есть Лизе удалось сделаться аппетитной поебкой.

Секс как радость Лизе не интересен. Секс – точка опоры и рычаг для привлечения и отшивания мужчин. Они приходят к ней с большими ожиданиями, их влечет ее аромат, аппетитный, как аромат пекущегося хлеба. Но едва она их обработает, как они, обмякшие и истощенные, могут убираться в собственную постель. Она буквально выпила весь их интерес, и ей хочется, чтобы они ретировались прежде, чем обнаружат в ней какой-нибудь ужасный недостаток, который их оттолкнет. Таким образом, Лиза, при всей своей мощи, не чувствует, что годится на что-то вне своей способности вызывать в мужчинах желание. На самом деле, несколько запретительных навязчивостей сформировались в ней, едва ей перевалило за двадцать, и это не дает ей расширить жизненные горизонты. Она не может летать на самолетах. Страх полета в ней настолько силен, что она вычеркнула воздушные путешествия из списка возможностей навеки. Она также не может принимать никаких лекарств. Ни аспирина, ни антибиотиков, ни даже таблеток от живота, потому что боится от них сойти с ума. И она не может оставаться одна – из страха внезапной смерти.

Лизу пленил Рэй Портер, хотя она никогда его не видела. То, что ему вздумалось выбрать Мирабель, а не ее объектом своего желания, – пустяковая неувязка, убеждена Лиза: чуть только его взгляд упадет на нее, как последуют правильные выводы. Лиза и в мыслях не держит, что Мирабель может быть искушенной секс-партнершей. Конечно, недостаток тренированности – возможно, именно то, чего хочет Рэй, но Лизе до этого не докумекаться, ей ведь невдомек, что ее вотчина может пасть под натиском квадратного дюйма кожи Мирабель, мелькнувшего под накрахмаленной блузкой.

В тот день, когда Мирабель выболтала свою историю в «Часиках», у Лизы при имени Рэя Портера шевельнулось какое-то рудиментарное воспоминание. Вечером дома она сосредоточилась и припомнила, что его имя было на слуху несколько лет назад по поводу интрижки с продавщицей обувного отдела «Барниз», соседнего модного универмага. Потом, когда он пришел туда с другой женщиной, спустя полгода после того, как с интрижкой было покончено, продавщица пришла в неистовство и запустила в него парой туфель от Стефана Келиана, одна из которых попала в открытый аквариум. Продавщицу тут же уволили. В «Барниз» по поводу отношений покупатель-продавец придерживаются политики «не скажешь – не спросим», а швыряться туфлями – явное нарушение пункта «не скажешь». Лиза также вспомнила, что Рэй Портер – фигура авторитетная.

Лиза не считает, что перебегать дорогу Мирабель неэтично. В ее представлении Мирабель не заслуживает вообще никого, и Лиза просто сделает мужчине одолжение. На что Рэю в постели расставившая ноги чугунная Мирабель? На что вообще мужчинам нужна эта безголосая мямля, которая не может за себя постоять и одевается как школьница, эта личность, у которой ядро характера состоит из беспомощности.

Второе свидание

До четверга происходит несколько официальных телефонных переговоров между Рэем и Мирабель, в ходе которых установлено, что он ее заберет, что это случится в 20.00 и что они отправятся в местное веселенькое карибское местечко, известное Мирабель по названию – «Ча-ча-ча». Она беспокоится, что он увидит ее квартиру, за пятьсот долларов в месяц, что не намного дороже их ужина в «Ля Ронд». Она также беспокоится, что ему будет нелегко ее найти. Квартирка находится в чаще уличного лабиринта Силверлейка, и если даже найдешь сам дом, до двери без подробных разъяснений не добраться. По проезду до второй лестницы, а там – с тыльной стороны площадки…

Наступает четверг, Мирабель молниеносно прибирается в квартирке, одновременно припудриваясь и прихорашиваясь и одно за другим натягивая через голову разные платья. Выбор падает на розово-желтую клетчатую юбку и мохнатый розовый свитерок: как ни печально, Рэю под ним ничего разглядеть не удастся. В этом наряде и с короткой стрижкой она выглядит лет на девятнадцать. Своим видом она не стремится задеть в Рэе какую-то похотливую струнку, это просто стиль дня, дань хиповому местечку «Ча-ча-ча».

Закончив приготовления, она садится в гостиной и ждет. У Мирабель нет настоящего дивана, только низкий футон в деревянном кожухе, то есть всякий, кто на него садится, тут же, проваливаясь до уровня пола, складывается вдвое. Если гость опустит руку – она окажется на неструганной доске. Если он сядет с напитком – стакан придется ставить на пол в досягаемости кошки. Мирабель мысленно делает зарубку – не предлагать Рэю Портеру садиться.

Звонит телефон. Это Рэй звонит из машины: он самую чуточку заблудился. Получив от нее дотошные «направо-налево», через пять минут он стучит в дверь. Она открывает, и оба тут же шныряют внутрь, чтобы скрыться от режущего света пятисотваттной лампы над порогом.

Зря Мирабель беспокоилась из-за того, что Рэй увидит ее квартиру. Эта студенческая атмосфера будоражит в нем застоявшиеся эротические воспоминания, и он чувствует, как несколько смутных волн удовольствия пробегают у него где-то как раз под самой кожей. Мирабель спрашивает, не хочет ли он чего-нибудь, зная, что предложить нечего, кроме консервированного сливового сока. Он отказывается, но ему хочется порыскать по квартирке, и он сует нос в кухню, где видит студенточкину посудную полку, студенточкины разнокалиберные стаканы, студенточкин кошачий ящик. Единственная проблема в том, что Мирабель уже четыре года как закончила колледж, а на новый уровень доходов все никак не выйдет.

Она спрашивает, не желает ли он присесть, о чем немедленно жалеет – Рэй приседает на футон и оказывается на корточках, а для человека за пятьдесят это, можно считать, продвинутая поза йоги. Беседа длится ровно столько, сколько необходимо, чтобы приглашение на футон не было воспринято как насмешка, после чего Мирабель предлагает выдвигаться. Когда Рэй поднимается, его тело издает несколько явственных скрипов.

Они выходят из квартиры и направляются к его «мерседесу» как бы спонтанно, словно гуляючи. Ведя машину, он скованно описывает ее оснащение и включает электроподогреватели сидений, что тут же вызывает шутки с обеих сторон. В ресторане вплоть до середины закусок, в качестве каковых подана наперченная до взрывоопасности рыба, они виляют и говорят околичностями. Между ними все как-то деревянно, и сложности второго свидание остались бы непреодоленными, не будь эликсира под названием «бордо».

Вино оказывает смазывающее действие, вызывает некоторую расслабленность, рычаг передач подается, и Рэй смелеет настолько, что касается запястья Мирабель. Он говорит, что ему нравятся ее часы. Негусто, но для начала уже что-то. Мирабель знает – ее часы по своей заурядности не могут вызвать ничего, кроме скуки. И хотя алкоголь уже начинает туманить ей глаза, она подозревает, что суть не в часах, а в том, что Рэю хочется до нее дотронуться. Она права. Ибо, проводя кончиком пальца по ее руке, Рэй измеряет градус тропической влажности ее кожи, и импульсы удовольствия, перескакивая из нейрона в нейрон, поступают в перцептивные участки его мозга.

Он надевает кольцо из большого и указательного пальцев на ее запястье.

– Теперь я ваши часы, – говорит он дурашливо. Мирабель и Рэй не пьяные, но захмелевшие пытаются найти какой-то выход из разговорного сумбура, в который себя завлекли. Рэй собственно хочет кататься на машине, положив Мирабель руку на ляжку. Но он застрял здесь в «Ча-ча-ча» и разводит светские турусы. Мирабель хочет прогуляться с ним по бульвару, держась за руки, задушевно знакомясь друг с другом. Но ей необходима завершающая фраза по поводу хронометра иначе они так и будут мотаться по замкнутому кругу. Тут Рэю в голову приходит блестящая идея. Он заказывает еще стакан вина и предлагает пить из него на пару. Мирабель не мастер пить, так что Рэй осушает бокал на две трети, у нее на глазах вытаскивает авторучку и высчитывает соотношение между весом своего тела и объемом выпитого за вычетом съеденной пищи, после чего объявляет, что можно сесть за руль. Что приводит их к автомобилю.

Что приводит их к ней под дверь. Где он целует ее на прощание, прижимаясь к ней, а она чувствует ногами, как он набряк. И никому из них нет дела до режущего света над порогом. И он желает спокойной ночи. И уходя думает, что невозможно представить ничего лучше, чем их следующее свидание.

Их третье свидание

Мирабель оказывается в доме Рэя, где, полностью одетые, они приземляются на его кровать, и она садится на него сверху, и он расстегивает на ней блузку, и обнаруживает участок над ее грудями, и убеждается – он видел в «Ля Ронде» ее кожу, а не поддевку телесного цвета. Это все, что они делают, и он отвозит ее домой.

Разговор

Существо Разговора в том, что одна из сторон сообщает другой стороне о границах своего интереса. Он подразумевается как предупреждение второй стороне о том, что сближение возможно ровно настолько-то.

Мистер Рэй Портер опять ведет Мирабель в «Ля Ронд». Та же кабинка, то же вино – все воспроизводит их первый ужин, ибо Рэй хочет продолжить как раз оттуда, где они отвлеклись, чтобы даже дизайн вилки не нарушал континуума. Мирабель сегодня не блещет, ибо ее настроения переключаются с помощью внутренней коробки передач. И сейчас она – не на тех оборотах. Третья передача: образованная красноречивая остроумная Мирабель; вторая передача: счастливая, бесшабашная, ребячливая Мирабель; первая передача: жалобная, беспомощная, вялая Мирабель. Нынче вечером Мирабель на полувзводе – где-то между беспомощностью и ребячливостью, но Рэю до этого и дела нет. Рэю до этого нет дела, ибо по его расчету сегодня – заветная ночь, ночь, когда слетят все покровы. И Рэй считает себя обязанным провести Разговор. Для Рэя с ею понятием о честности сегодня как раз подходящий вечер: прежде чем заголяться – надо отговорить положенное.

– Думаю, мне следует сказать тебе несколько вещей. По-моему, на данный момент, я не готов к настоящим отношениям. – Он говорит это не Мирабель, а в воздух, словно истина эта сию секунду открылась ему и случайно слетела с уст.

Мирабель откликается:

– Нелегко пришлось с разводом?

Понимание. Для Рэя Портера это хорошо. Она полностью отдает себе отчет в том, что она не долговременный вариант. Он продолжает:

– Но я люблю встречаться с тобой и я хотел бы продолжать встречаться с тобой.

– Я тоже, – говорит Мирабель. Мирабель уверена, что он сказал ей, что почти ее любит; Рэй уверен, что она понимает, что он не собирается быть ничьим бойфрендом.

– Мне сейчас приходится много ездить, – говорит он. Эта фраза призвана донести, что он будет рад приехать в город, переспать с ней и уехать. Мирабель уверена, что выражается огорчение частыми отлучками и предпринимаются попытки сократить разъезды.

– Словом, я что пытаюсь сказать – мы не должны отказывать себе в каких-то других вариантах, если ты не против.

Тем самым, уверен Рей, он дал понять – что бы ни случилось сегодня ночью, они будут встречаться с другими людьми. После того, как он сократит разъезды, уверена Мирабель, они посмотрят, стоит ли им пожениться или просто продолжать жить вдвоем.

И вот Разговор проведен. И никто из них не понимает одной простой вещи – такие разговоры бессмысленны.

Бессмысленны для того, кто говорит, бессмысленны для того, кто слушает. Говорящий уверен, что все услышано, а слушающий уверен, что ничего не сказано. Мужчины ли, женщины ли, кошки ли, собаки ли – тех самых слов не слышит никто.

Они продолжают светски болтать за ужином, а потом Рэй спрашивает, не хочет ли она поехать к нему домой, и она соглашается.

Сексуальное сношение

Один щелчок выключателя – и дом Рэя превращается из почтового отделения в ночной джазовый клуб. Рэй начинает фантазировать о событиях, до которых остались считанные мгновения. Времена, когда он был рядом, но не имел, вот-вот сменятся неограниченным доступом. Воспоминание, как она сидела поверх него, а он слегка сжал ее груди под одеждой, кристаллизует его желание до хруста.

Рэя влечет к ней не просто потому, что он парень, а она девушка. Но и потому, что тело Мирабель, как он скоро установит, – абсолютный афродизиак. Интуиция ему это подсказала и привела его на четвертый этаж и усиливалась с каждым вдохом, с каждым касанием. Он это вывел методом дедукции по ее облику, по густоте ее волос, по длине ее пальцев, по фосфоресцирующему сиянию кожи. И сегодня он почувствует начало непреодолимой зависимости, хлебнет зелья, от которого, как ни старайся, не отучишься.

Он кладет ей руки по бокам шеи. Но Мирабель цепенеет. Она говорит, что ей от этого не по себе. Требуется несколько минут, чтобы снять блок, и он отрывается от нее, делает несколько не относящихся к делу замечании и приступает по новой. Они садятся на кровать и – заминка – перепутаница застежек и пуговичек, узкие скрипучие туфли. На этот раз он припадает лицом к ее шее и втягивает в себя ее природное благоухание. Это встречает подобающий ответ – несколько предметов туалета долой.

Они расслаблены. Они не собираются приступать прямиком к совокуплению – прерываются, чтобы поговорить, пошутить, подрегулировать громкость музыки. Накат, отлив, затем вновь подъем. Несколько минут поисследовав ландшафт ее обнаженного живота, Рэй останавливается, чтобы сходить в ванную, и исчезает из виду.

Мирабель встает и методично снимает с себя всю одежду. Затем ложится ничком на кровать и сама себе улыбается. Потому что Мирабель знает, что раскрывает свое самое тайное, свое несравненное достояние.

Тело Мирабель не вычурно. Оно не заигрывает, не зазывает, и от того любители драматических эффектов отправляются искать свой товар на другой ярмарке. Но если взглянуть на него в обрамлении безбрежной кровати или заключить в объятия и манипулировать им в процессе получения удовольствия – это тело явный образчик совершенства.

Рэй входит в комнату и видит ее. Ее бело-розовая кожа кажется подсвеченной изнутри неяркими лампочками. Ее груди торчат в стороны, поскольку она прижалась ими к простыням, и линия тела вздымается и опадает нежными волнами. Он подходит к ней, кладет руку ей на поясницу, помедлив переворачивает ее, целует в шею, проводит рукой по ее ногам и между ними, затем касается ее грудей, затем целует ее рот и ласкает ее вагину, пока та не раскрывается, затем он пьет ее, занимается с ней любовью так безопасно, как только позволяет момент. И она снова думает: как не похоже это все на Вермонт. А затем он поворачивает ее к себе спиной и ложится вплотную к ней. Мирабель, свернувшись калачиком, как зародыш, как жучок, впивает близость его тела как благодатный поток. Утром они просыпаются по разные стороны кровати.

Завтрак

За завтраком – спозаранку, потому что ей надо на работу, – Мирабель превращается в семилетнюю девочку. Она сидит и ждет, пока ее обслужат. Рэй Портер приносит сок, делает кофе, расставляет тарелки и насыпает хлопья. Идет за газетой. Мирабель так несамостоятельна, что ей не помешала бы нянька – держать ротик открытым и кормить с ложечки овсяными отрубями. Она изъясняется однословными предложениями. Рэю приходится заполнять эфир безобидными вопросами – так взрослые пытаются растормошить безразличного подростка. На мгновенном снимке этого утра проступает будущее их отношений, о чем Рэй догадается без малого пару лет спустя.

– Тебе нравится завтрак? – Рэй решает попробовать тему, которая для обоих непосредственно в поле зрения.

– Да.

– Что ты обычно ешь на завтрак?

– Калачик.

– Где ты берешь калачики?

– Там за углом от меня есть магазин.

Полный тупик. Рэй начинает сызнова.

– Ты в прекрасной форме.

– Йога, – говорит она.

– Я люблю твое тело, – говорит он.

– У меня мамина попка. Как два баскетбольных мячика под кожей – так она сама сказала, когда мы давно ездили в поход на машине. – Она хихикает. У Рэя на лице появляется странное выражение, и Мирабель, прочитав этот взгляд, говорит единственную забавную вещь за все утро: – Не беспокойся – она старше тебя.

Он хочет дотянуться до нее, скользнуть рукой за вырез халата, который он ей выделил. Он хочет пережить заново прошедшую ночь, провести рукой по ее грудям, чтобы проанализировать, кодифицировать и удостоверить их точную красоту, но не делает этого. Это будет иметь место однажды вечером, после ужина, и вина, и прогулок, и разговоров, когда соблазнение не подразумевалось, а итог не был предрешен. Его сексуальный двигатель уже пофыркивает и урчит в ожидании их нового свидания.

Либидо Рэя ровно на сутки опережает его разум, и завтра в это же время он вспомнит, что Мирабель стала совсем беспомощной утром и задумается над этим (его ум неповоротлив, когда дело касается женщин – часто он догадывается, что его оскорбили, унизили, использовали, месяцы, а то и годы спустя). Но поскольку он не знает, чего именно ждать от женщин – четыре года свиданий немногому его научили, – то воспримет утреннее поведение Мирабель как должное. Прежде Рей встречался с женщинами решительными, дружелюбными, живыми, честолюбивыми – такие, если им что-то не по нраву, атакуют. Унылая инертность Мирабель затягивает его в умиротворенный уголок, в тихую заводь женской беззаветности.

Он отвозит Мирабель домой, как раз чтобы она успела собраться и опоздать на работу.

Взросление Джереми

Трафарет крепится к усилительной колонке коричневым «скотчем», и Джереми научился равномерно наносить краску одним искусным взмахом кисти. Логотип компании «Усилители Дог-Гон» представляет собой пса, за которым тянутся мультяшные линии скорости, буквы названия располагаются полукругом внизу. Прокрасить тонкие линии скорости непросто; некоторые из ранних работ, до того как Джереми влился в ряды мастеров, были неровными и неряшливыми. Во время работы приходится так скрючиваться, что выдерживать это и не искать другую работу может лишь тот, кому еще нет тридцати. Заработок здесь настолько ничтожен, что хоть печатай на чеке «столько-то вшивых долларов» – никто не станет возражать. Но рабочая одежда Джереми красноречива: его джинсы – все равно, что картины Джексона Поллока [9]9
  Джексон Поллок(1912–1956) – американский художник, прибегал для создания своих абстрактных полотен к методу разбрызгивания.


[Закрыть], а футболки – все равно, что картины Хелен Франкенталер [10]10
  Хелен Франкенталер(р. 1928) – американская художница, находилась под влиянием творчества Дж. Поллока, использовала для создания своих работ губку, пропитанную краской.


[Закрыть]; сразу видно, он работник низовых подразделений искусства.

Его начальник, Чет, идет по цеху, таща на буксире клиента, их слабые приглушенные голоса сквозь штабеля колонок доносятся до чутких ушей Джереми. Он улавливает их мельком и понимает, что клиент, отлично одетый бизнесмен предположительно менеджер рок-группы, пытается заказать тонну усилительного оборудования в обмен на промоушен. Неувязка в том, что Чет хочет за усилители только деньги, а менеджер хочет усилители только задаром. Компромисса нет. Бизнес Чета нахлебался воды и вот-вот пойдет ко дну, просто невозможно отгрузить оборудования на пятнадцать тысяч долларов, и дожидаться плодов несколько месяцев. Менеджер жмет руку и смывается на своем «мерседесе», а Чет стоит и смотрит, как «мерседес» вылетает с парковки через цепной шлагбаум.

Для Христофора Колумба отправка трех парусников стала началом величайшего в жизни путешествия. Для Джереми началом становится вид утопающего Чета, который следит за тем, как машина ценой в сто тыщ удаляется за горизонт по индустриальной улице Пакоимы. Джереми кладет свой пульверизатор и появляется в поле зрения Чета.

– Знаешь, что я думаю?

– Что такое? – кое-как отвечает Чет.

– Знаешь, кто тусуется с рок-музыкантами, когда они едут на гастроли?

– Кто? – спрашивает Чет.

– Другие рок-музыканты.

– И?

– Если с группой, которая работает на нашем аппарате в туре, у тебя есть свой человек, клево прикинутый, как этот чувак… – Он тычет большим пальцем в сторону пыли за «мерседесом». – …чтобы музыканты его держали за своего, спорим, ты продашь куда больше усилков.

– У тебя есть кто-то на примете?

– Я.

Чет оглядывает стоящую перед ним радугу никчемности. Он не видит клево прикинутого бизнесмена, он не видит умелого продавца. Впрочем, он видит того, кто, по его разумению, как раз под стать рок-музыкантам.

– И сколько бы ты хотел с этого иметь? – спрашивает Чет.

– Я мог бы делать это…

Джереми ни разу в жизни не задавали подобных вопросов. Ему всегда сообщали, сколько ему причитается. Он даже не в состоянии заполнить бланк с графой «Ваши требования к оплате» – он теряется, ибо всегда хочет написать «миллион долларов». Но вопрос задан – Джереми должен отвечать.

– …бесплатно.

– Что значит «бесплатно»?

– Я мог бы делать это за…

Джереми слышал единственную финансовую фразу в жизни, и ему приходится ткнуться во все двери своего банка памяти, чтобы ее отыскать.

– …за вознаграждение нашедшему.

– А что бы ты находил? – говорит Чет.

– Группы, которые будут работать на наших усилках. А если другая группа начинает брать усилки из-за той группы, которую я нашел, я хотел бы и за них получать вознаграждение нашедшему. – И он торопливо добавляет: – По пятьсот долларов.

Почему бы не ухватиться за предложение Джереми, думает Чет. В конце концов, это что-то вроде системы комиссионных в сетевой торговле, «Эйвон» от рок-н-ролла. Поскольку комплект оборудования стоит пятнадцать тысяч долларов, не составит труда отстегнуть пятьсот баксов Джереми. Найти нового трафаретчика не проблема; его племянник, кстати, только что окончил школу и ищет работу в сфере изобразительных искусств. Джереми, переоценивая свою незаменимость, думает как раз наоборот: «Надеюсь, до него не дойдет, что ему придется искать еще кого-то на трафареты».

Чет принимает предложение, но сперва ему приходится немного раскошелиться. Двести двадцать два доллара – на новый костюм для Джереми. Джереми хватает предприимчивости растянуть куш и купить себе еще дополнительную пару штанов, чтобы не выглядеть изо дня в день бледной копией самого себя. Затем он тратит пять долларов на номер журнала «Джи-Кью», своей дорожной библии стиля, где обнаруживает крутые способы манипулировать шестью наличными рубашками, чтобы превратить их в еженедельный гардероб. В пути он учится сканировать газетные киоски и украдкой выдирать страницы из журналов с модными фишками.

Дебют Джереми – на данный момент единственная профессиональная группа, использующая усилители «Дог-Гон». Группа «Эпоха» (читается – «И по х!..»). «Эпоха», записав когда-то единственный хит, завоевала кое-какой успех, и Джереми предлагает сопровождать ее бесплатно в обмен на починку оборудования в пути. Он будет ехать в одном из их автобусов и ночевать с обслуживающей технической группой. Его подлинная миссия, разумеется, в том, чтобы убедить какую-нибудь другую группу где-нибудь в другом месте, что он гений акустики, который разработал абсолютный усилитель, и что колонки «Дог-Гон» – единственные приемлемые колонки для любой хиповой банды.

За три дня до Дня благодарения он загружается во вспомогательный автобус – впереди гастроли по шестидесяти четырем городам, начиная с Барстоу, штат Калифорния, в сторону Нью-Джерси, и кончая, через девяносто дней – благодаря шедевральному отсутствию логики в маршруте – Сольвангом, опять-таки, штат Калифорния.