Текст книги "Измена по-венециански"

Автор книги: Стив Берри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 33 страниц)

56

Самарканд

Винченти проснулся. Он раскинулся в удобном кожаном кресле вертолета, летящего на восток, прочь от города. Сотовый телефон у него на коленях вибрировал. Он взглянул на дисплей. Звонил Грант Линдси, ведущий исследователь его лаборатории, расположенной на территории Китая.

Винченти сунул в ухо наушник и нажал на кнопку приема вызова.

– У нас все сделано, – доложил его подчиненный. – Зовастина получила все образцы, лаборатория преобразилась. Все чисто, никаких следов.

Учитывая то, что задумала Зовастина, Винченти вовсе не хотелось, чтобы в результате какого-нибудь неожиданного налета западных агентов или китайской полиции на лабораторию его имя связали с деятельностью госпожи верховного министра. Над проектом трудились всего восемь ученых, которыми руководил Линдси. Теперь все следы их работы уничтожены.

– Заплати всем и отправь их восвояси. Затем каждого из них посетит О'Коннер, чтобы отправить их в отставку. – На другом конце линии царило напряженное молчание. – Лично вам не о чем волноваться, Грант. Берите с собой все компьютерные данные и отправляйтесь через границу, в мой дом. Прежде чем предпринимать дальнейшие действия, нам придется выждать и посмотреть, что станет делать верховный министр Зовастина со всем этим арсеналом.

– Я выезжаю немедленно.

Именно это Винченти и хотел услышать.

– Увидимся еще до заката. У нас с вами много дел, так что не теряйте времени.

Винченти отключил телефон и снова откинулся в кресле. Он снова вспомнил старого гнома в предгорьях Памира. В те годы Таджикистан был примитивным враждебным краем. Там почти не производились медицинские исследования, туда редко заглядывали иностранцы. Вот почему для работ по поиску новых зоонозов иракцы выбрали именно это место.

Два пруда высоко в горах.

Один – зеленый, другой – коричневый.

И растение, листья которого он жевал.

Ему вспомнился вкус воды – теплой и чистой. Но, направив луч фонаря в глубь воды, он увидел нечто еще более странное. На дне каждого пруда, вырезанные в камне, рельефно выступали две буквы. По одной в каждом пруду.

Z и H.

Он подумал о монете, которую показала ему Стефани Нелле, одной из тех, которыми так страстно стремилась завладеть Ирина Зовастина. И о микробуквах, которые – предположительно – выгравированы на ее поверхности.

ZH.

Совпадение? Вряд ли. Он знал значение этих букв с тех самых пор, когда разыскал ученых, рассказавших ему о том, что в древнегреческом языке они отождествлялись с жизнью. Поначалу идея превратить этот древний символ в торговую марку программы лечения ВИЧ показалась ему крайне удачной, но теперь он уже не был в этом уверен. Казалось, его мир содрогается, готовый рухнуть, а оболочка анонимности, которая так помогала ему, быстро улетучивается. По его следу идут американцы, Зовастина, а вскоре к ним, возможно, добавится еще и вся Венецианская лига.

Но он выбрал свой путь, и обратной дороги нет.

Малоун переводил взгляд с Торвальдсена на Кассиопею и обратно, но ни тот ни другой не выказывали ни малейшей озабоченности в связи с тем, что оказались пленниками. Вдвоем Малоун и Кассиопея могли бы с легкостью обезоружить Зовастину и Виктора. Взглядом он пытался объяснить им это, но они будто нарочно не хотели понимать его.

– Вашему Папе меня не запугать, – заявила Зовастина, обращаясь к Микнеру.

– В наши планы не входит пугать кого бы то ни было.

– Вы – ханжа и лжец.

Микнер промолчал.

– Нечего сказать?

– Я буду молиться за вас, министр.

Она плюнула к его ногам.

– Я не нуждаюсь в ваших молитвах, лицемерный поп. – Затем Зовастина повернулась к Кассиопее. – Пора отправляться. Оставьте свой лук и стрелы. Они вам больше не понадобятся.

Кассиопея бросила на пол и то и другое.

– Вот ее пистолет, – сказал Виктор, протягивая хозяйке оружие.

– Когда мы будем в безопасности, я позвоню. Если от меня не будет известий в течение трех часов, убей попа. И вот еще что, Виктор. – Она помолчала. – Сделай так, чтобы он помучился.

Виктор с Микнером вышли из пресвитерия и двинулись по полутемному нефу.

– Ну что, идем? – обратилась Зовастина к Кассиопее. – Надеюсь, вы будете вести себя благоразумно?

– Как будто у меня есть выбор!

– Поп будет вам за это крайне благодарен.

После этого пресвитерий покинули и они.

Малоун повернулся к Торвальдсену.

– Что, они вот так просто уйдут, и мы ничего не сделаем?

– Это необходимо, – произнесла Стефани, вышедшая в пресвитерий из тени в сопровождении какого-то мужчины, не знакомого Малоуну.

Она представила худощавого мужчину как Эдвина Дэвиса, заместителя советника президента по национальной безопасности. Тот самый голос из телефонной трубки. Все в нем было подтянутым и аккуратным – от выутюженных брюк и тугой хлопчатобумажной рубашки до начищенных ботинок телячьей кожи с узкими носами.

Не обращая внимания на Дэвиса, Малоун спросил Стефани:

– Почему это необходимо?

Вместо нее ответил Торвальдсен:

– Мы не знали, что именно произойдет. Мы просто пытались сделать так, чтобы произошло хоть что-то.

– Вы хотели, чтобы Кассиопею взяли в заложники?

Торвальдсен покачал головой.

– Лично я – нет, но сама Кассиопея определенно этого хотела. Я видел это по ее глазам. Именно поэтому попросил тебя бросить оружие.

– Ты что, спятил?

Торвальдсен подошел ближе.

– Коттон, три года назад я лично познакомил Кассиопею и Эли.

– А это тут при чем?

– В молодости Эли по глупости баловался наркотиками. Он не проявлял надлежащей осторожности с иглами и, увы, заразился ВИЧ. Мальчик усердно лечился, принимал все необходимые лекарственные коктейли, но шансы были не в его пользу. У большинства инфицированных со временем развивается СПИД, и они умирают. Но в одном ему улыбнулась удача.

Старик умолк, а Малоун терпеливо ждал продолжения.

– У Кассиопеи – та же болезнь.

Он не ослышался?

– Она заразилась в результате переливания крови десять лет назад. Она принимает симптоматические лекарства и тоже пока неплохо справляется с болезнью.

Малоун был ошарашен, но теперь ему стали понятны многие ее высказывания.

– Но как такое возможно? Она ведь такая энергичная, сильная.

– Это вполне возможно, если принимаешь необходимые препараты каждый день и вирус реагирует на них должным образом.

Малоун перевел взгляд на Стефани.

– Ты знала?

– Эдвин рассказал мне об этом перед тем, как мы пришли сюда. Они с Хенриком ожидали нашего приезда. Именно поэтому Микнер увел меня.

– Так какая же роль была отведена нам с Кассиопеей? Расходного материала? Возобновляемого ресурса? – обратился Малоун к Дэвису.

– Что-то в этом роде. Мы понятия не имели, что предпримет Зовастина.

– Ах ты сволочь…

Он медленно двинулся к Дэвису.

– Коттон, – вмешался Торвальдсен, – все было сделано с моего одобрения. Злись на меня.

Малоун остановился и посмотрел на своего друга.

– Кто дал тебе право?

– Когда вы с Кассиопеей уехали из Копенгагена, позвонил президент Дэниелс. Он рассказал мне о том, что случилось в Амстердаме, и спросил, что нам известно обо всем этом. Я рассказал. Он выразил мнение, что я могу оказаться полезным здесь.

– Вместе со мной? Так ты поэтому наврал мне, что Стефани якобы грозит опасность?

Торвальдсен кинул быстрый косой взгляд на Дэвиса.

– Вообще-то мне и самому это не по душе. Я просто передал тебе то, что они сказали мне. Похоже, президент хотел втянуть в это всех нас. – Он перевел взгляд на Дэвиса. – Мне не нравятся ваши методы.

– Благодарю за честность. Но я должен делать то, что я должен делать.

– Коттон, – снова заговорил Торвальдсен, – у меня не было времени на то, чтобы обдумать все в деталях. Пришлось импровизировать, и вот… Но я не верил, что Зовастина решится на какие-то глупости здесь, в соборе. Она просто не могла пойти на это. Кроме того, ее застали врасплох. Именно поэтому я согласился в открытую бросить ей вызов. С Кассиопеей, конечно, дело другое. Она убила двух человек.

– И еще одного в Торчелло. – Малоун старался сдерживать себя и не отвлекаться на эмоции. – А теперь объясните, для чего все это?

– В первую очередь – чтобы остановить Зовастину, – ответила Стефани. – Она намеревается развязать грязную войну, которая унесет миллионы жизней.

– Она вошла в контакт с иерархами Римско-католической церкви, а они намекнули нам, – сказал Дэвис. – Вот почему мы здесь.

– Вы могли бы ввести нас в курс дела заранее, – сказал Малоун Дэвису.

– Нет, не могли. Мистер Малоун, я читал ваш послужной список. Вы были блестящим агентом. Множество успешных операций, целая куча благодарностей и поощрений. Вы не производите впечатление простачка и, безусловно, лучше кого бы то ни было знаете правила, по которым играют в эти игры.

– С этим покончено, – буркнул Малоун. – Я в эти игры больше не играю.

Он походил по пресвитерию, желая успокоить нервы, а затем подошел к открытой деревянной коробке, стоящей на полу.

– Зовастина поставила на кон все, только чтобы взглянуть на эти кости?

– А вот это – вторая часть нынешней эпопеи, – промолвил Торвальдсен, – причем гораздо более сложная. Ты читал несколько страниц обнаруженного Эли манускрипта относительно Александра Великого и его снадобья. Он решил, возможно, сдуру, что снадобье могло каким-то образом воздействовать на вирусные патогены – согласно описанным симптомам.

– Вроде ВИЧ? – уточнил Малоун.

Торвальдсен кивнул.

– Известно, что в природе – в коре деревьев, лиственных растениях, корнях – существуют вещества, способные бороться с бактериями, вирусами и даже излечивать некоторые формы рака. Эли надеялся, что снадобье могло быть как раз одним из таких веществ.

Малоун припомнил строчки манускрипта. «Мучимый угрызениями совести и чувствуя искренность Птолемея, Евмен раскрыл ему местонахождение подлинной могилы Александра. Она находилась высоко в горах, где скифы открыли Александру тайну жизни».

– Снадобье Александру подарили скифы. По словам Евмена, Александр похоронен именно там, где они открыли ему тайну жизни.

Вдруг его осенило. Он повернулся к Стефани.

– У тебя ведь есть один из этих медальонов?

Женщина протянула ему монету.

– Эта – из Амстердама. Сначала ее похитили люди Зовастиной, но мы тут же отобрали ее у них. Эксперты утверждают, что эта монета подлинная.

Он поднял декадрахму к свету.

– Где-то на фигуре воина выбит микрошрифт, – пояснила Стефани. – Крохотные буквы ZH. Древнегреческий символ жизни.

В памяти Малоуна всплыли еще несколько строк, начертанных рукой Иеронима Кардийского. «Затем Птолемей вручил мне серебряный медальон, на котором был изображен Александр, сражающийся со слонами. Он сообщил, что приказал отчеканить эти монеты в память о тех битвах. Птолемей сказал также, чтобы я возвращался после того, как разгадаю его загадку. Но месяц спустя Птолемей был мертв».

Теперь он все понял.

– Монеты и загадка – части единого целого. Они дополняют друг друга.

– Безусловно, – согласился Торвальдсен, – но каким образом?

Малоун еще не был готов поделиться своей версией.

– Ни один из вас так и не ответил на мой вопрос: почему вы дали уйти Зовастиной и ее подручному?

– Кассиопея хотела отправиться с ней. Согласно нашей с ней предварительной договоренности мы «проболтались» о том, что она была связана с Эли, и Зовастина, проглотив эту наживку, заинтересовалась.

– Ты для этого звонил ей на сотовый?

Торвальдсен снова кивнул.

– Ей была необходима информация. Я понятия не имел, что она собиралась предпринять. Коттон, пойми, Кассиопея хочет выяснить, что произошло с Эли, а ответ на этот вопрос находится в Азии.

Эта одержимость Кассиопеи тревожила Малоуна. Он и сам не знал почему, но это было именно так. И ее боль. И болезнь. Достаточно для того, чтобы сойти с катушек. Слишком много переживаний даже для мужчины.

– Что она собирается делать, когда окажется в Федерации?

Торвальдсен пожал плечами.

– Не представляю. Зовастина знает, что ее план известен мне от начала до конца. Она знает, кто Кассиопея связана со мной. Она использует эту возможность, чтобы извлечь из Кассиопеи максимум информации…

– А потом убьет ее.

– Коттон, – заговорила Стефани, – Кассиопея знала, на что идет, и не исключала такой возможности. Никто ее за руку не тащил.

На душе у Малоуна стало еще более тошно.

– Да, мы ее за руку не тащили, – вздохнул он. – Мы просто позволили ей уйти. Этот священник тоже вовлечен в игру?

– У него свои задачи, поэтому он и вызвался помочь нам, – пояснил Дэвис.

– Но есть кое-что еще, – сказал Торвальдсен. – Загадка Птолемея, найденная Эли, является подлинной. И теперь у нас есть все кусочки, необходимые для того, чтобы найти ее решение.

Малоун указал на раскрытую коробку.

– Это тупик.

Торвальдсен помотал головой.

– А вот и нет. Эти кости лежали здесь, под нами, на протяжении веков. – Торвальдсен подошел к открытому саркофагу. – Когда их впервые извлекли на свет, в тысяча восемьсот тридцать пятом году, вместе с ними нашли кое-что еще. Но об этом знают не многие. – Датчанин указал на темный южный трансепт. – Оно находится там, в сокровищнице, причем уже очень давно.

– И вы хотели, чтобы Зовастина ушла, прежде чем взглянуть на это «кое-что»?

– Можно сказать и так. – В руке датчанина появился ключ. – Вот наш входной билет.

– Ты понимаешь, что задача, которую поставила перед собой Кассиопея, может оказаться ей не по зубам?

Торвальдсен тяжело опустил голову.

– Еще как понимаю.

Малоуну нужно было время, чтобы подумать, поэтому он посмотрел в сторону южного трансепта и спросил:

– Ты знаешь, что делать с тем, что там находится?

Торвальдсен помотал головой.

– Я – нет, но у нас есть кое-кто, кому это, возможно, известно.

Малоун озадаченно смотрел на датчанина.

– Хенрик считает, – вступила в разговор Стефани, – и Дэвис, похоже, согласен с ним в том, что…

– Это Эли, – сказал Торвальдсен. – Мы думаем, он все еще жив.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

57

Центрально-Азиатская Федерация

6.50

Винченти вышел из вертолета. Перелет от Самарканда занял около часа. Хотя по Ферганской долине на восток уже протянулись новые автострады, его поместье располагалось дальше к югу, на территории бывшего Таджикистана, поэтому путешествие по острову было самым быстрым и безопасным способом добраться до поместья.

Он выбирал земельный надел с большим тщанием, высоко в горах. Никто не задавал ему вопросов относительно причин столь странного выбора, даже Зовастина. Сам же Винченти лишь сказал, что ему надоела плоская и промозглая Венеция, вот он и купил двести акров поросшей лесом долины и горной местности в таджикском Припамирье. Это будет только его мир. Здесь его никто не увидит и не услышит. Здесь, в окружении слуг, он будет сидеть, словно на командной высоте, в центре земли, некогда дикой, а теперь ухоженной, словно к ней одновременно прикоснулись Италия, Византия и Китай. Поместье он назвал «Аттико».

Подлетая к нему на вертолете, Винченти заметил, что главный вход теперь украшает изысканная каменная арка, увенчанная его гербом. От его взгляда не укрылось и то, что строительные леса вокруг особняка стали выше, а отделка внешних стен близится к завершению. Работы шли медленно, но безостановочно, и он испытал огромную радость, когда строительство стен было наконец завершено.

Пригибаясь под вращающимися лезвиями лопастей, Винченти выбрался из вертолета и прошел через сад, который велел разбить на горном склоне, чтобы поместье приобрело сходство с английской загородной усадьбой.

Питер О'Коннер встретил его на неровном каменном полу задней террасы.

– Все в порядке? – спросил Винченти своего помощника.

О'Коннер кивнул.

– Тут у нас никаких проблем.

Винченти задержался на террасе, переводя дыхание. Далекие горные пики, возвышающиеся уже на территории Китая, стояли в венцах из грозовых облаков. Небо над долиной патрулировали вороны. Винченти расположил свой замок таким образом, чтобы вид из него был идеальным. Насколько сильно все здесь отличалось от Венеции. Никаких зловонных миазмов, только кристально-чистый воздух. Ему говорили, что весна в Азии необычайно теплая и сухая, и он был рад в том, что это оказалось правдой.

– Что Зовастина? – спросил он.

– В данный момент она покидает Италию, причем еще с одной женщиной – смуглокожей, привлекательной. На таможне она назвалась именем Кассиопея Витт.

Винченти ждал, зная, что у дотошного О'Коннера в запасе дополнительные сведения. Так и оказалось.

– Витт живет на юге Франции и в настоящее время финансирует реконструкцию средневекового замка. Масштабный и дорогостоящий проект. Ее отец являлся владельцем нескольких производственных концернов в Испании. Это был гигантский конгломерат. После его смерти она унаследовала все.

– Что она собой представляет? Что за человек?

– Мусульманка, но не фанатичная. Прекрасно образована: ученые степени в области истории и инженерных наук. Тридцать восемь лет. Не замужем. Вот, собственно, и все, что мне пока удалось узнать об этой особе. Вам нужно больше?

– Не сейчас, – отмахнулся Винченти. – Есть какие-нибудь идеи относительно того, что она делает рядом с Зовастиной?

– Моим людям пока не удалось выяснить это. Женщина вышла из собора вместе с Зовастиной, и они отправились прямиком в аэропорт.

– Зовастина возвращается сюда?

– Да, – кивнул О'Коннер, – и должна прилететь через четыре или пять часов.

Глядя на своего помощника, Винченти видел, что у того есть что-то еще.

– Наши люди предприняли попытку ликвидировать Нелле. Одного снял снайпер с крыши, второму удалось бежать. Похоже, Нелле была готова к нападению.

Эта новость Винченти не понравилась, однако сейчас важнее было другое. Он уже прыгнул с утеса, и карабкаться обратно было слишком поздно. Винченти вошел в дом.

Год назад он закончил заниматься убранством особняка, потратив миллионы на роспись, лакированную мебель, облицовку стен и произведения искусства. Однако при этом он настоял, что комфорт не должен быть принесен в жертву роскоши, поэтому в особняке был и домашний кинозал, и удобные кабинеты, и уютные спальни, и бани с купальнями и бассейнами, и сад. К сожалению, до сегодняшнего дня ему удалось провести здесь всего несколько чудесных недель в окружении заботливых слуг, которых О'Коннер подбирал лично. Но скоро этот дом превратится в его личное убежище, где он сможет наслаждаться жизнью и предаваться высоким размышлениям. Готовясь к этому долгожданному моменту, Винченти снабдил дом самыми современными системами связи, безопасности и тайных ходов.

Он прошел через расположенные французской анфиладой комнаты первого этажа, в каждой из которых царила тень, прохлада и пахло весной. Из утонченного атриума на второй этаж вела мраморная лестница. Он поднялся наверх.

На потолке красовалась роспись, в символической форме изображающая победоносный марш гуманитарных наук. Эта часть дома в наибольшей степени напоминала ему Венецию, хотя из высоких окон открывался вид не на Большой канал, а на Памир. Конечной целью его путешествия являлась закрытая дверь слева от лестничной площадки, за которой располагалась одна из гостевых спален.

Он тихо вошел.

Карин Вальде неподвижно лежала на кровати.

О'Коннер привез больную и ее сиделку на другом вертолете. К правой руке Карин, как и прежде, тянулась трубка внутривенной капельницы. Винченти подошел ближе, взял с металлического подноса на прикроватной тумбочке один из лежащих на нем шприцев и впрыснул его содержимое в трубку. Через несколько секунд стимулятор подействовал. Веки больной дрогнули, а затем открылись. В Самарканд ее отправили под наркозом, теперь же Винченти было необходимо, чтобы она была в сознании.

– Давайте же, – сказал он, – просыпайтесь.

Женщина несколько раз моргнула, и он увидел, что ее взгляд приобретает ясность. Затем она снова закрыла глаза.

Винченти схватил с тумбочки кувшин с ледяной водой и плеснул ей в лицо. Она сразу же очнулась и принялась отплевываться и вытирать текущую с лица воду.

– Сукин сын! – выругалась она и села на кровати.

– Я же велел вам проснуться.

Она не была привязана. Зачем? Взгляд женщины шарил по комнате.

– Где я?

– Вам здесь должно понравиться. Вы же привыкли к элегантности.

Больная заметила, что в окна и открытые балконные двери льется свет, и спросила:

– Как долго я была в отключке?

– Изрядно. Сейчас уже утро.

Суть произошедшего постепенно начала доходить до Карин, и на ее лице появилось растерянное выражение.

– Чего вы от меня хотите? – спросила она.

– Я хотел бы кое-что вам прочесть. Вы позволите?

– А что, могу не позволить?

К ней возвращалась ее обычная резкость.

– Разумеется, не можете. Но, уверяю, вы не пожалеете о потерянном времени.

«Клинические испытания W12-23 вызвали у меня подозрения с самого начала. Кураторами Винченти назначил только себя и меня. Уже одно это было странным, поскольку Винченти лично редко участвовал в такого рода делах. Еще больше мои подозрения усилил тот факт, что в испытаниях были задействованы всего двенадцать подопытных. В большей части проводимых нами испытаний было задействовано от ста подопытных и – в одном случае – до тысячи. Результаты наблюдений за двенадцатью участниками мало что сказали бы об эффективности той или иной субстанции, тем более о ее наиважнейшем свойстве – токсичности. Эти результаты могли оказаться просто-напросто случайными.

Когда я поделился этими соображениями с Винченти, он объяснил, что выяснение степени токсичности является не главной целью данных испытаний; это тоже показалось мне подозрительным. Тогда я попытался выяснить у него, что за препарат мы будем испытывать. Винченти ответил, что препарат он разработал лично и теперь желает выяснить, подтвердятся ли выводы его лаборатории в клинических испытаниях на людях. Я знал, что Винченти работал над проектами, относившимися, согласно нашей внутренней классификации, к категории «конфиденциальных». Это означало, что доступ к информации относительно данного рода проектов предоставлялся лишь ограниченному кругу сотрудников. В прежние времена я неизменно входил в этот круг, но на сей раз Винченти ясно дал понять, что только он будет иметь доступ к препарату, получившему название «Дзета эта».

Руководствуясь определенными параметрами, полученными от Винченти, я подобрал в различных медицинских учреждениях по всей стране двенадцать добровольцев. Это было непростой задачей, поскольку в Ираке тема ВИЧ почти не обсуждается открыто, да и сама инфекция в этой стране встречается редко. Однако через некоторое время путем уговоров и подкупа поставленная цель была достигнута. Трое добровольцев имели раннюю стадию инфекции ВИЧ с умеренным содержанием лейкоцитов и сравнительно низким процентом вируса. Ни у одного из этих людей не наблюдались ярко выраженные симптомы СПИДа. У пятерых других СПИД уже развился, их кровотоки были полны вирусов, количество лейкоцитов находилось на низком уровне, а также наблюдался целый набор внешних симптомов заболевания. Последние четверо уже стояли одной ногой в могиле. Уровень лейкоцитов у них был ниже двухсот, явно прослеживалось наличие целого ряда вторичных инфекций. Смерть каждого из них была лишь делом времени.

В один из дней я отправился в клинику в Багдаде, где были собраны все эти подопытные, и внутривенно ввел каждому из них препарат в указанных Винченти дозах. Одновременно с этим я взял у подопытных образцы крови и тканей. После первой же инъекции состояние всех двенадцати подопытных продемонстрировало явные признаки улучшения. Уровень лейкоцитов резко пошел вверх, началось восстановление иммунной системы, вторичные инфекции пошли на убыль, поскольку организм вновь обрел способность противостоять чужеродным микроорганизмам. Поскольку у пяти из двенадцати добровольцев уже развилась разновидность рака, известная как саркома Капоши, они были неизлечимы в принципе, но ситуация с вторичными инфекциями заметно улучшилась и у них, причем буквально на следующий день после инъекции…

На третий день иммунная система всех двенадцати полностью восстановилась. Лейкоциты регенерировали, их уровень в крови неуклонно рос. К больным вернулся аппетит, они начали набирать вес. Объем возбудителей ВИЧ упал почти до нуля. Хотя инфекция еще оставалась в организмах всех двенадцати добровольцев, стало понятно, что она побеждена. Однако, по указанию Винченти, инъекции были прекращены. На четвертый день, когда Винченти убедился в том, что препарат действует, он приказал вводить вместо него физиологический раствор. Состояние больных резко ухудшилось. Уровень Т-лимфоцитов упал, и ВИЧ вновь взял над ними верх. Что представлял собой испытываемый препарат, так и осталось для меня загадкой. Несколько химических анализов, которые мне удалось провести, выявили в нем лишь некую щелочную субстанцию на основе воды. Скорее из любопытства, нежели из каких-либо других соображений, я исследовал образец препарата под микроскопом и был потрясен, обнаружив в нем живые микроорганизмы».

Винченти заметил, что Карин Вальде слушает с неослабевающим интересом.

– Это докладная записка моего бывшего подчиненного. Он собирался направить ее моему начальству, но, разумеется, сделать это ему не удалось. Я заплатил кому надо – и его убили. В саддамовском Ираке восьмидесятых это было просто.

– Почему же вы убили его?

– Он был слишком суетлив и совал нос в дела, которые его не касались.

– Это не ответ. Что заставило вас обречь этого человека на смерть?

В руке Винченти появился шприц с прозрачной жидкостью.

– Опять ваше чертово снотворное?

– Нет. Здесь – ваше самое большое желание. Помните, что вы сказали мне в Самарканде, когда я спросил, какое ваше самое большое желание? – Он помолчал.

– Жизнь.