Текст книги "Промокшие насквозь (ЛП)"

Автор книги: Стейси Кестуик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Держась для равновесия за ближайший тренажёр, я прижала ногу к попе и начала растягивать мышцы.

– Ты всё ещё здесь, – ну прям Мисс Очевидность, блин.

Он ухмыльнулся.

– Я наслаждаюсь видом.

Я проигнорировала его и поменяла ноги. Если наблюдать за тем, как я занимаюсь, для него лучший вид на всём курорте, то ему срочно нужно проверить зрение. И изменить направление деятельности.

Вновь открыв письмо Тео, я ещё раз просмотрела упражнения. В этом спортзале не было зеркал, как я привыкла, но они были и не нужны, чтобы проверить физическую форму. Вместо этого, большие окна от потолка до пола открывали вид на океан, придавая тренировке ещё более умиротворённую атмосферу.

Я взяла небольшие гантели и начала наказывать свои трицепсы за съеденный кусок торта вчера за ужином. Тренировка рук – отстой.

Полчаса спустя, принявшись в последний раз разминать свои измученные мышцы, я осмотрела зал. Ещё два человека тренировались с искренней радостью на лице. Уф. Это были трудоголики. И Ник был всё ещё тут, со своей дорогущей камерой, направленной прямо на меня.

Я выдернула наушники из ушей и рефлекторно закрыла лицо руками, блокируя снимок.

– Что ты делаешь?

Он опустил фотоаппарат, переключил его на дисплей и протянул мне.

– Я думал, это очевидно, – его усмешка была абсолютно мошеннической.

Нахмурившись, я просмотрела около двух десятков моих снимков. Он фотографировал меня так, как я вчера фотографировала Грэди. Изгиб моей руки, когда я тянусь за гантелей. Сильные линии моего позвоночника, когда я делаю выпад. Мой напряжённый подбородок на каждом вдохе.

И я выглядела... горячо. Даже больше, чем горячо, я была сильной, подтянутой… сексуальной.

Я была потрясена. Это не то, что я привыкла видеть в зеркале.

– Я хорош, не так ли? – он навис над моим плечом, рассматривая фотографии вместе со мной. Но его эго всё испортило.

Развернувшись, я впечатала камеру ему в живот.

– Я не давала разрешения снимать меня.

– А я не спрашивал, – он озорно повёл бровями.

Я провела рукой по лбу, пот стекал с меня ручьём. Я чувствовала себя усталой и липкой. А также от меня воняло. Его фотографии выглядели так, будто я пришла из альтернативной вселенной, – вся чопорная, блестящая, сидящая на диете Палео, а также высыпающаяся каждую ночь. Было круто, но это не правда.

– Ай-яй-яй, Ник. Нам нужно прояснить некоторые правила прямо сейчас?

Он посмотрел на камеру, затем на меня, в его глазах плясало озорство.

– Я скажу тебе вот что. В следующий раз, когда я буду делать твои сексуальные фотографии, ты сама попросишь меня об этом. Хорошо?

Я рассмеялась.

– И что заставило тебя подумать, что я когда-нибудь сделаю это? – я вылила оставшуюся воду на себя и вытерла шею полотенцем.

Он наклонился и, понизив голос, сказал:

– Потому что, я думаю, тебе нравится то, как я вижу тебя. И тебе нравится чувство, которое возникает из-за этого знания. Я вижу тебя сексуальной, влажной...

Я ударила его своим сексуальным, мокрым полотенцем и сузила глаза.

Он усмехнулся.

– Встретимся на завтраке через полчаса. Сегодняшний урок включает в себя еду.

На завтраке был шведский стол, и после изнуряющей тренировки Тео, я навалила себе полную тарелку еды, тщательно избегая блинчиков, потому что они заставляли меня думать об Уэсте, и о том, как он готовил их для меня.

Я села возле Ника, который уже уплетал свой омлет, официантка принесла мне кофе и стакан апельсинового сока. Я собиралась сказать, что не заказывала сок, но она уже исчезла. Когда я посмотрела на стол, то увидела, как Ник странно смотрит на меня.

– Что? – спросила я.

Он указал вилкой на мои напитки.

Между моей кружкой с кофе и апельсиновым соком лежал аккуратно сложенный бумажный самолётик.

Он начал тянуться к нему, но я быстро схватила его, и, удостоверившись, что подписан он почерком Уэста, засунула в карман своих шорт цвета хаки.

– Это принёс официант? – я уставилась на него, волоски на моём теле встали дыбом.

Он посмотрел вокруг, прожёвывая яйца.

– Думаю, да. Этого не было здесь, когда я пришёл.

Как они узнали, как найти меня? Как он всё это провернул? Я закусила губу и осмотрелась. Всё выглядело как обычно.

– А он молодец, – слова Ника вернули меня к реальности.

– Кто молодец?

– Он. Парень – бумажные самолётики. Это очень хороший ход.

– Как ты узнал, что это от парня?

Он многозначительно посмотрел на меня.

– А от кого же ещё? Твоей феи-крёстной? – хихикнул он.

Я провела рукой по карману, ощущая, как самолётик мнётся.

– Это от идиота? О котором мы говорили в самолёте? Тот, что слишком туп, раз потерял тебя?

Я кивнула, а затем откусила от французского тоста, даже не чувствуя вкуса.

Ник выгнул бровь.

– Может, не такой уж он и идиот.

– Мы можем не говорить о нём? Я хочу хотя бы попытаться насладиться завтраком.

– Ооо, обидки.

– Разве ты не хотел поговорить о еде?

– Да. Хотел, – он пристально изучал меня пару секунд, скорее всего, решая, продолжать давить на меня из-за самолётика или нет. И, должно быть, выражение моего лица убедило его не делать этого. – Сегодняшний урок посвящён еде и тому, как нужно фотографировать момент её поедания. Это должно быть изящно и красиво, а не будто корова жуёт траву. Здесь очень тонкая грань.

– Урок? – я опустила вилку и сжала салфетку у себя на коленах, делая глубокий вдох. – Я что, какая-то благотворительность? Что ещё за урок? Я думала, нас двоих наняли для работы? – мой голос достиг предела, как и моё терпение.

Ник сделал большой глоток кофе.

– Да, наняты. И да, ты права, обычно я так не работаю с напарником. Но я вижу в тебе скрытый потенциал, настоящий талант, которому необходимо чуть-чуть помочь. Твои работы хороши, действительно хороши. У тебя намётан глаз, но вот с деталями у тебя проблемы. Все твои работы либо яркие, либо тусклые, либо нежные. А ведь можно смешивать и экспериментировать. Тень, оттенки, свет, яркость...

– Какое это отношение имеет к еде?

– Ты это серьёзно? Если ты не видишь связи между едой и интимом, то у нас больше работы, нежели я думал.

Я предупреждающе сузила глаза.

– Посмотри на буфет позади меня. На хлеб, например. Обрати внимание, как багет выглядит с этого ракурса, с этими маленькими круглыми выпуклостями на нём. Как член и яйца.

Я подавилась кофе, который пила.

– Теперь фрукты. Если ты не видишь в них красивых, изящных грудей, то ты слепа.

Я пыталась сдержать улыбку, но она всё же появилась.

– И эта толстая колбаска размером с сардельку. Такой мясистый кусочек. Думаешь, это совпадение? Ни капли. А этот взбитый крем, которым они так хотят всё полить? Мне продолжать?

– Ты во всём видишь секс?

Он сделал паузу.

– Нет. Дело не во мне. Это человеческая природа. Мы связанны с сексом на примитивном уровне. Это естественно, желать его, притягиваться к нему, отвечать ему. Мы должны поступать правильно и действовать в своих интересах, искусно и откровенно использовать его для привлечения чьего-то внимания, – даже если человек не осознает, – потому что это доставляет эстетическое удовольствие.

– То есть ты хочешь сказать, что мои уроки с тобой так или иначе будут связаны с темой секса?

Он усмехнулся.

– Совершенно верно.

Вся оставшаяся неделя проходила в бешеном и монотонном ритме. Каждое утро я находила новый бумажный самолётик, вне зависимости от того ела я в ресторане или заказывала еду в номер. У меня уже было семь штук – настоящий флот, стоящий у меня в тумбочке. Каждое утро я занималась по программе Тео, хотя Ника в спортзале больше не видела. Скорее всего, он занимался в другое время. После завтрака, я обычно встречалась с Ником, и он в течение часа или больше обучал меня. Конечно же, он бесстыдно флиртовал, если мы ели вместе, но как только у него в руках оказывалась камера, он становился настоящим профессионалом, и благодаря ему я получила некоторые бесценные познания.

Я вела две разные семейные кампании, которые организовал Грэди. У них были разные концепции, но он был одинаково ими доволен. И мы, наконец, слава тебе Господи, улучшили наши танцевальные уроки.

Ру ответила на моё электронное письмо спустя три дня. Она написала, что ей очень нравятся снимки и их качество, но полностью раскритиковала выбранную мной модель для снимков, написав, что я могла бы найти кого-нибудь и лучше. Когда я написала ей, что это идеальный экземпляр, тем более, полностью в её вкусе, она больше ничего не ответила. Хмм. Как я и думала.

На протяжении недели я работала с замечательной семьёй, у которой было три дочери. У девочек были белокурые локоны, огромные голубые глаза и просто умилительные ямочки на щёчках. Но когда в понедельник после обеда самая младшая отправилась спать, мне пришлось отложить свою камеру.

Поэтому я немного отставала от работы.

Подойдя к зоне, где находились активные развлечения на воде, я уставилась на перечень возможных занятий. Джил, водный инструктор, до ужаса весёлая и активная, которая постоянно пыталась затащить меня в воду, незаметно подошла ко мне и стала рядом.

– Ты, наконец, созрела для падлбординга?

– Нет, – призналась я. – Но я всё равно это сделаю.

– Да! – она возбуждённо захлопала в ладоши. – Вода сегодня просто отличная, спокойная, волны небольшие. Давай возьмём необходимое снаряжение и пойдём заниматься, пока ты не передумала.

Она с молниеносной скоростью схватила всё, что нам было нужно, и практически подтолкнула меня к прибою.

Я рассказала ей о своём страхе по поводу воды ещё в день нашей встречи, и она пообещала постоянно находиться рядом со мной. Думаю, она просто не хотела давать мне шанса отказаться.

Полтора часа занятий прошли незаметно. Возможность видеть сквозь прозрачную бирюзовую воду притупила мой страх быть съеденной заживо морскими чудовищами. Также помогло ещё и то, что я не была в воде, я фактически находилась на воде, сидя на доске подальше от опасности. Мне было намного комфортней, чем Джилл, пытающейся заставить меня повторять за ней некоторые движения йоги. Я отлично провела время и пообещала ей встретиться завтра после обеда для ещё одного занятия.

К тому времени, как мы закончили, поднялся небольшой шторм, который предположительно должен был прекратиться через час или два, поэтому я пошла в свою комнату, чтобы принять душ и переодеться, задаваясь вопросом, успею ли я вздремнуть, прежде чем мне нужно будет встретиться в семь за ужином с Ником и Грэди. Выйдя из лифта, я направилась к себе, и, когда была уже на полпути по коридору, напротив меня распахнулась дверь. Из комнаты, выглядя смущённо, вышла пожилая женщина с чёрными, спутанным волосами. Она рассеяно посмотрела на меня, в то время как удовлетворённая улыбка растянула её губы. Её кофточка сползла с одного плеча, но она будто не замечала этого.

Остановившись, я развернулась, чтобы посмотреть, как она заходит в лифт. Она что-то напевала, когда нажимала нужную кнопку.

Кто-то хорошо провёл день.

Когда лифт унёс её прочь, я развернулась обратно и пошла к своей комнате. Я сделала всего пару шагов, когда та же дверь вновь открылась. И из неё вышел Ник.

Я резко остановилась и перевела взгляд от него к лифту позади меня. Когда я снова посмотрела на него, мои глаза расширились, а брови от удивления полезли на лоб.

– Так вот где ты проводишь свои тренировки?

Его лицо не выражало никаких эмоций.

– Она клиент.

Я открыла рот. Закрыла. Вновь открыла.

– Так ты и в эскорте работаешь?

– Что? Нет! Не такой тип клиента.

– Эта женщина, – я указала пальцем в сторону лифта, – только что получила оргазм. Она, блин, прям светилась вся, Ник. И ты не имеешь к этому никакого отношения?

Он усмехнулся и поправил ширинку, даже не покраснев.

– Она сама о себе позаботилась. Я смотрел, но не трогал.

Не знаю, почему это шокировало меня, но прозвучало это очень... пошло. Было бы не так пошло, даже если бы он признал, что трахнул её. Может потому, что она была старше него на пару десятков лет? Мог ли парень вроде него – молодой, привлекательный, успешный – быть заинтересован в ней? Она ему в матери годится.

Возможно, у него был Эдипов комплекс. Или ему просто нравились женщины среднего возраста.

– У меня нет слов, – я уставилась на него, отказываясь принять то, что он мне говорил.

Он поднял камеру.

– Это была фотосессия. «Будуар». Тёмная, сексуальная, горячая...

– Это для твоей кампании? Сегмент озабоченных старушек? Слышала, у этой части населения самый высокий процент ЗППП на сегодняшний день.

Он начал смеяться, громко и долго.

 – Нет. Это просто подработка. По отелю прошла молва, что я делаю такие фотосессии, и пока я предан основной работе, Грэди закрывает на это глаза. Кажется, удовлетворенные отдыхающие чуточку охотней расстаются со своими деньгами.

Я опустила взгляд. В районе молнии у него виднелась небольшая выпуклость.

– Ну конечно, просто фотографировал, ага.

– Ты об этом? – усмехнулся он, ничуть не смутившись. – Нет ничего сексуальней женщины, увлечённой своим телом. В любом возрасте. Женщина, которая опускает все барьеры и просто трахает себя до изнеможения, в то время как тебе хочется лишь последовать за ней – безумно сексуально. – Он прошёлся взглядом по моему телу, задержавшись на груди, где влажное бикини проступало сквозь майку, а затем добавил: – Впрочем, как и ты, в этом наряде.

Я проигнорировала его нахальные намёки.

– Я делала фотосессии в стиле «будуар», – мои мысли сразу же вернулись к фотографиям Обри, которые я нашла в тумбочке Уэста. – Но никогда клиент так не выглядел после них.

– Возможно, ты неправильно это делала?

Я громко выдохнула. Ну да, с ней определённо было всё неправильно.

– Дай мне посмотреть эти снимки. Удиви меня, – я потянулась за камерой, но он поднял её вверх, не давая мне дотянуться до неё.

– А как же конфиденциальность клиентов?

– А как же профессиональная любезность? – сразу же ответила я.

Он спрятал камеру за спину.

– Вот что я тебе скажу. Если ты хочешь увидеть мои фотографии в этом направлении, то я сфотографирую тебя. Бесплатно. Можешь даже оставить все фотографии себе.

Я засмеялась.

– Размечтался.

– Еще как, – его глаза потемнели, когда он встретился со мной взглядом, а затем стали практически чёрными, стоило ему опустить их на мои торчащие соски, виднеющиеся из под влажной футболки.

– Я дам знать, если передумаю, но не надейся слишком сильно, – погладив Ника по руке, я обошла его и направилась дальше по коридору. – Разве тебе не нужно кое о чём позаботиться до обеда? – я указала рукой на его промежность.

– Теперь ты беспокоишься о моих нуждах, да, Сэди? Думаю, у меня появился прогресс. Постарайся не думать обо мне, пока будешь принимать душ, – его голос становился всё громче, пока я шла дальше по коридору.

Я покраснела, войдя в комнату, а пульс вдвое участился, так как я непроизвольно задумалась, какого это, участвовать в такой фотосессии. Быть полностью раскрепощённой, сексуальной, распутной...

Я никогда на это не соглашусь.

Я была бы слишком застенчивой, зажатой, закрытой. Моё тело было в порядке, – чёрт, оно было намного лучше, чем у его клиентки, – но во мне не было уверенности.

Блядь.

Может в этом дело?

Уверенность. В этом разница между мной и Обри? В этом вся суть проблемы?

Я сползла вниз вдоль двери, пока не коснулась коленей подбородком.

Я проигрывала на её фоне, или же я проиграла, потому что позволила ей забрать то, что было моим? Потому что мне даже в голову не приходило, что я могу конкурировать с ней, и просто оставила всё ей, позволив запустить в него её наманикюренные пальчики?

Меня это не устраивало.

Ни капельки.

Я прокручивала эти вопросы в голове на протяжении нескольких следующих дней. Прокручивала все свои встречи с Уэстом и Обри в болезненных, мучительных подробностях. А потом начинала всё заново.

Она манипулировала мной большее количество раз, чем я могла признать. И я позволила ей. Я, блядь, позволила ей. Но что ещё хуже, Уэст тоже допустил это.

Он отстранился от меня после нашего первого незабываемого поцелуя в гостевом домике сразу же, как только она вошла в комнату.

Он позволил ей прикасаться к нему на этой идиотской фотографии под пальмой в доме его бабушки, её рука на его груди клеймила его без лишних слов.

Он позволил сидеть ей в своём джипе во время просмотра фильма, будто у неё было право быть там рядом с ним.

Он, блядь, разрешил ей остаться у себя дома после барбекю вместо того, чтобы вызвать такси и вышвырнуть её задницу прочь.

И в его проклятой прикроватной тумбочке были её грёбаные снимки.

Но, когда я принимала душ, то вспомнила, как он заботился обо мне, когда я обгорела на солнце.

Я думала о нём, стоило мне только увидеть блинчики в буфете во время завтрака.

Замёрзнув как-то ночью, я вспомнила, как он пробирался ко мне через окно и обнимал, согревая, до рассвета.

Старый, потрёпанный грузовик, ехавший по территории отеля грохотал прям как его.

Детский уголок, располагавшийся в отеле, мог похвастаться хоккейный столом, похожим на тот, что был в «Крушении». Даже цвета были похожи.

А на здешней яхте было точно такое же кресло-мешок, в котором спала я на «Витаминке».

Небо приобретало тот же цвет, что и его глаза, после дневных штормов, которые длились здесь не один день.

И эти грёбаные бумажные самолётики, появлявшиеся каждое утро.

Я уставилась на них. Двенадцать штук лежали на моей кровати. Некоторые были большими и легко сложенными, словно их складывал второклассник, некоторые были маленькими и затейливо согнутыми, словно истребители. И на всех был его кривой почерк.

Послания.

Слова, которые я была слишком зла, слишком труслива и слишком взволнованна, чтобы прочесть.

До этого времени.

Этой ночью я поняла, что мне надоело находиться в подвешенном состоянии, балансируя между злостью и любовью, – да, чёрт бы его побрал, это была любовь. Я устала и готова была действовать. Отпустить всё и увидеть, куда меня это приведёт. Выяснить, наконец, какое из этих двух чувств победит.

Я провела пальцем по крылу самолёта, который доставили мне в первый день. Я не помню их последовательность, да и не думаю, что это вообще важно, но я чётко запомнила именно этот самолёт.

Я должна отдать Уэсту должное. Он не сдался.

Я же не звонила, не писала и ни разу не зашла на «Фейсбук».

Никакого контакта, за исключением самолётиков, которые прибывали ко мне каждое утро вместе со стаканом апельсинового сока.

Он был упрямым ублюдком, что тут говорить.

Из-за предвкушения, а также нервов, сердце бешено колотилось у меня в груди.

Закусив нижнюю губу, я схватила самолётик и разгладила бумагу, насколько это было возможно. Я не стала сразу читать, что там написано. Вместо этого, схватила следующий самолётик и повторила свои действия: развернуть, разгладить бумагу, сложить в кучу.

Когда у меня в руках оказалась стопка смятых листочков, я приподнялась к изголовью кровати, поправила подушки за спиной и облокотилась о деревянную спинку.

Мои руки тряслись, а сердце бешено колотилось.

Складывалось впечатление, будто эти листочки знали ответы на все вопросы. Будто я могла увидеть, что мне приготовило будущее.

С Уэстом или без него.

Я взяла первый листочек и расправила вмятины, оставшиеся от рук Уэста. Вся страница была исписана одной фразой «Я люблю тебя», снова и снова. Что-то затрепетало у меня в груди, когда одна из стен, возведённых мной для защиты, дала трещину. В самом низу письма был маленький постскриптум, там говорилось, что на каждый день мне предназначалось по одному признанию в любви, начиная с того дня, когда я пыталась спасти его.

В одном из самолётиков он перечислял все те части моего тела, которые он хотел бы поцеловать, отчего меня бросило в жар в самых неожиданных местах. В другом самолётике перечислялись лучшие места, где у нас был секс, – лестничный пролёт во время барбекю был на первом месте. Также было несколько извинений за то, что он не был нормальным парнем, не знал, что мне было нужно, и в итоге потерял. Он обещал учиться, лучше прислушиваться, больше общаться и делать всё возможное. Только не сдаваться. Он это чётко дал понять. Он поклялся, что встретит меня в аэропорту, когда я вернусь.

Но был один самолётик, который заставил меня плакать. Я прочитала его четыре раза.

«Сэди.

Хотя, ты, скорее всего, ненавидишь сравнения, но ты напоминаешь мне океан. Видишь ли, я люблю океан. Я переехал, чтобы быть ближе к нему. Поменял адрес, уехал вместе с братом, лишь для того, чтобы океан был первой вещью, которую я увижу утром, и последней, что увижу вечером.

Но, кое-что изменилось. Ты изменила меня.

Теперь я жажду тебя. Нуждаюсь в тебе. Живу тобой.

Может, я отстойно демонстрировал это. Но я чувствую это. И это чувство настолько сильное и первобытное, неконтролируемое и такое же светлое и огромное, как горизонт. Я люблю тебя, когда ты в ярости и злая. Люблю тебя, когда ты спокойная и мягкая. Люблю тебя, когда ты дикая и непредсказуемая.

Я люблю, когда твой аромат остаётся на моей коже, а вкус на языке спустя много часов после твоего ухода.

Мне нравится, что, закрыв глаза, я ощущаю твои ногти на своей спине и твои руки в моих волосах. Слышу твой голос у себя в голове, пока ты споришь со мной, даже сейчас, несмотря на то, что ты не рядом.

Ты дала мне мотивацию добиться успеха, которой раньше у меня не было. Потому что теперь у меня есть человек, о котором я хочу заботиться каждый день, с которым я хочу делить пончики, играть в воздушный хоккей и проводить пикники с Lunchable на своей яхте.

Я просто хочу прикасаться к тебе, быть ближе к тебе, в тебе, рядом с тобой... просто с тобой. Мои слова имеют смысл, только если ты со мной. Успокаиваешь меня. Любишь меня.

И я знаю, что ты любишь.

Вижу это в твоих глазах. Чувствую в твоих поцелуях. Слышу в твоём смехе.

Знаю своим сердцем.

Я не откажусь от нас. Ты не можешь просто сделать вид, что океана не существует. Он слишком большой, чтобы его просто игнорировать.

То же самое и по отношению к нам.

Я люблю тебя.

Я должен был сказать это раньше. Так как знал это уже очень давно.

Я люблю тебя вне зависимости от того, рядом ли ты или за тысячи миль. Находишься ли ты в моей постели или только в мыслях. Сегодня и бесконечное количество завтра.

Я люблю тебя.

Я люблю тебя.

Я люблю тебя.

– У.»

Затаив дыхание, я неаккуратно собрала разбросанные вокруг меня листочки и прижала их к своей груди, пара слезинок проложили горячие дорожки по моим щекам.

Я любила его.

Возможно, всё должно было быть сложнее, возможно, я должна была сильнее защищать себя, лучше знать его, или же вовсе убежать прочь и уберечь себя, но я любила его.

И вдруг этого стало недостаточно.

Я кинулась к своему ноутбуку и включила его, с нетерпением ожидая пока он загрузится, чтобы войти на «Фейсбук». Мне нужно было увидеть его, нужно было убедиться, что и он тоскует по мне.

У меня так сильно тряслись руки, что мне трижды пришлось вводить свой пароль. В поисковике я ввела Уэст Монтгомери, но потом вспомнила, что удалила его из друзей, а поскольку его страница была закрыта для общего доступа, чтобы просмотреть его фотографии мне нужно быть у него в друзьях.

Его друг. Этого слова было недостаточно, чтобы описать, кем мы были друг другу. Как изнывало моё сердце от разлуки с ним. Как хотелось до зуда в руках потрогать его кожу, почувствовать, как его мышцы сокращаются под моим прикосновением.

Нет, я не могла зайти на его страницу. Но я могла просмотреть фото на которых он был отмечен.

Это лучше, чем ничего.

Я просмотрела результаты. Фотография с клиентом – довольный ухмыляющийся мужик, держит за хвост рыбину, а позади стоит Уэст. На другом фото Уэст со своей сестрой Хейли и маленьким Коди, сидящим у него на плечах. Сделано оно было в доме их бабушки и дедушки, где собственно и жили Хейли и Коди.

Я остановилась на ней. Он выглядел неряшливо. Будто не брился с тех пор, как я уехала.

Мне стало любопытно, как бы его щетина ощущалась между моих ног?

Его брат Уайт отметил его на фото в доме, где они вместе жили, Уэст спал в гамаке, рядом валялись три скомканные банки пива. Ещё на одной фотографии Уэста прижимал к земле огромный пёс его брата, генерал Борегар.

Я продолжала жадно просматривать фото, будто наркоман в поиске дозы. Несколько групповых снимков в «Крушении», которым Уэст с Уайтом владели вместе. Моя улыбка испарилась. Слишком много лиц я узнала на этих фотографиях. Бун, Тревор, Кендра, Уэст, Уайт, ещё пара девчонок... и Обри.

Грёбаная Обри.

Я проверила дату. Прошлые выходные.

Я быстрее прокрутила колёсико в поисках других фотографий с ней.

Ещё немного и следующая череда снимков. Похоже на ресторан. Я не знала большинство людей, но Обри сидела возле Уэста.

Мило.

Действительно. Блядь. Мило.

Ему придётся изрядно попотеть ради меня.

Если он и правда хочет быть со мной, разве он не должен был прекратить общаться с ней? Избегать её? Потому что, основываясь на этих фотографиях, для Уэста ничего на самом деле не изменилось.

За исключением тёмной щетины, покрывающей его красивую челюсть.

По которой она наверняка проводит своей костлявой рукой.

Я перевела взгляд на часы на прикроватной тумбочке.

Сорок семь минут десятого вечера.

Бар внизу скорее всего работает. Работает и полон выпивки. Выпивки, которая поможет мне забыть. Сделает меня счастливой. Сделает боль в моём сердце, разрывающую меня на части, хотя бы терпимой.

Я устала от всех этих мыслей.

И напиться до потери сознания звучало как лучшая идея, которая мне приходила в голову.

Я решила идти в обход, вместо того, чтобы сразу отправиться в бар. Уэст сравнивал меня с океаном? Что ж, прекрасно, пусть подавится своими чёртовыми бумажками. Мне они не нужны.

Сбросив шлепки, я шла по пляжу, пока не достигла берега, – где вода сражалась с песком за доминирующую позицию. Я, как могла, пыталась сложить самолётики обратно. Те, которым у меня не получилось вернуть прежний вид, я просто скомкала в шарики. Пофиг. Они всё равно будут лететь, когда я их выброшу.

Одну за другой океан забирал его ложь, унося его письма прочь, туда, где они больше не смогут причинить мне боль.

А я стояла и ждала, когда же мне станет легче.

Но не стало.

Волны щекотали мои ноги, намочив края джинсов.

Что-то коснулось моих пальцев, и я отскочила назад. Одна из записок вернулась ко мне. Я подобрала промокшую бумагу, задаваясь вопросом: может быть это знак свыше? Я расправила мокрый листочек и приблизила его к лицу, стараясь рассмотреть, какое именно письмо вернулось.

«Я люблю тебя». Слова, которыми была исписана вся страница.

Он говорил, что никогда не остановится.

Тогда почему мне так хреново?

Я снова выбросила этот листок. Пусть его заберёт вода или песок. Мне он больше не нужен.

Бармен – мой новый лучший друг. Я нахмурилась. Ну после Ру, конечно. И после Тео. Мой третий самый лучший друг. Потому что она продолжала наливать мне эти чудесные маргариты.

Обычно я терпеть их не могла.

Но Элисон? Мой третий самый лучший друг? Она делала их чертовски вкусными. И было так много различных вкусов! С лаймом был ничего так. С манго лучше. С арбузом не очень, но я всё равно его выпила, так как не хотела её обидеть. Я уже практически допила маргариту с кровавым апельсином, и он мог бы стать моим любимым, но мне предстояло попробовать ещё несколько, так что, кто знает?

Единственное, что мне нужно было решить прямо сейчас, какой коктейль выбрать: с лимоном или ананасом?

Разве ананас не должен придавать сладковатый привкус?

Постойте, это сработает только если парень выпьет его, правильно?

Я не могла вспомнить.

И это было чертовски здорово.

Элисон – мой третий самый лучший друг, а маргарита с кровавым апельсином – редкое дерьмо.

Лучшая. Ночь. В. Жизни.

Я резко повернула голову, когда услышала, как заскользил соседний стул по керамическому полу, потеряв равновесие.

Но Ник поймал меня.

Нииик. Он сегодня хорошо выглядел. Приталенная тёмная рубашка и шорты цвета хаки. Я даже могла видеть очертание его выпуклости под тканью.

Не дурно.

У Уэста тоже была ничего так выпуклость.

Я сморщила лоб. Нет. Тряхнула головой. Нет.

Не думать о нём сегодня.

Эй! Ник ведь здесь. Может он выпьет ананасовую маргариту и поможет мне вспомнить. А я тогда закажу розовый лимонад.

Я растянулась в улыбке и ткнула пальцем ему в грудь.

– Элисон! – завопила я. – Этот парень, – я указала на него пальцем, – Будет ананасовую маргариту. А я закажу лимонную.

Она подняла бровь и посмотрела на Ника, ожидая подтверждения.

Ник с выпуклостью.

Он наклонился ближе ко мне.

– Почему ананас?

Я закатила глаза.

– Потому что я не могу вспомнить. А так мы решим проблему.

– Что не можешь вспомнить?

– Будешь ли ты после него слаще на вкус.

Он уставился на меня и, прокашлявшись, спросил.

– То есть ты хо...

Я наклонилась к нему поближе и погладила по бедру.

– Прямо там.

Он что-то пробормотал и убрал мою руку.

– Может, Элисон, даст тебе стакан воды, если я соглашусь на ананасовую маргариту? – он вздрогнул и скривился на слове ананасовая.

– Я не хочу воды.

Элисон опустила передо мной бутылку с водой, уже с открытой крышкой. Она такой хороший друг.

Я в один глоток выпила половину.

Ник наблюдал за моим горлом с блеском в глазах.

Или, может, это мои глаза блестели? Можно ли увидеть, блестят у тебя глаза или нет?

Я поморщилась и заглянула в его глаза, пытаясь это выяснить.

Элисон поставила перед Ником другой напиток. Что-то тёмное в небольшом бокале с несколькими кубиками льда.

– Это не ананасовая маргарита.

– Нет, – он ухмыльнулся.

– Ты солгал мне. Почему каждый грёбаный парень на этой планете врёт мне? Это, что, у вас такая особенность? Или это со мной что-то не так? – я толкнула Ника в плечо, но он даже не шелохнулся.

Ник сделал глоток своего напитка. Держу пари, это было какое-то утончённое дерьмо. Скотч. Или виски. Он на мгновение закрыл глаза и опустил стакан. У него красивая шея. Раньше я этого не замечала.

– И теперь я не смогу получить ответ на свой вопрос, – я хмуро посмотрела на него. И это он во всём виноват.

– Как бы ты поняла, стал ли я слаще?

Я сощурилась на него.

– Попробовала бы?

– Но как бы ты узнала, слаще ли я? Разве тебе для сравнения не нужно сначала знать первоначальный вкус?

Дерьмо. Ник со своей выпуклостью был чертовски умён.

– Я тебя ещё не пробовала, – снова пролетела. Теперь я не получу ответ на свой вопрос.

– Нет.

– Обычно он нормальный на вкус?

Ник поперхнулся.

– Я... эм, ещё никто не жаловался.

– Но ты пил ананасовый сок раньше?

Он снова протянул мне бутылку воды, и я сделала внушительный глоток.

– Сэди. Почему ты сидишь здесь внизу и напиваешься? – со вздохом спросил Ник.

Я не была пьяна. Может, была... близка к этому, но не в стельку пьяная.

– По многим причинам, – ответила я.

– Скажи мне самую главную.