Текст книги "Живые тени ваянг (СИ)"
Автор книги: Стелла Странник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
"Эх, быть бы великаном, – подумал Бима, – можно было бы побегать по этим ступам..."
Совсем низко, правее, сиял, словно голубое блюдце под солнцем, бассейн с геотермальной водой. Вот где нужно обязательно искупаться, чтобы очистить душу от грязи! И здесь же тянулась вверх, по-змеиному изогнувшись, дорога, по которой ехали машины. Все они направлялись к Пура Бесаких, видимо, везли статуи и декорации, маски и костюмы для церемоний, и конечно же – еду, ведь гостям нужно будет что-то есть и пить.
– Это – змея? – надулся Команг. – А я думал – настоящая...
– Эй, Бима, Команг, идемте, учитель зовет, здесь привезли куклы! – несколько ребят махали руками в сторону одного из храмов, возле которого только что остановился маленький грузовик с кузовом, затянутым тентом.
Когда они подошли к машине, трое ребят – Тирто, Юда и Сламет[88] – выгружали из нее длинные плоские короба из тонких бамбуковых прутьев. В них лежали куклы, специально сделанные для церемонии Эка Даса Рудра, точнее, для представления, которое обязательно будет, и не одно, на этом празднике.
– Смотрите внимательно, короба с готовыми куклами нужно занести в храм, а те, что с заготовками – отставить в сторону. Будете доделывать! – учитель Кетут Райендра[89] хотел быть строгим.
– А здесь – моя кукла! – похвастал перед Комангом Бима. – Вот эта!
На самом верху короба лежала плоская кукла длиной примерно семьдесят сантиметров, присоединенная к бамбуковому стержню. Этим стержнем можно было управлять, и тогда голова ее и торс двигались, как пожелает кукловод. К рукам крепились легкие палочки-чемпурины, которыми тоже можно двигать, и тогда кукла поднимет одну или обе руки, может взмахнуть ею, и не обязательно всей рукой – на локте также находится крепление.
– Ух ты, красивая! – Команга только что приняли в коллектив молодых художников вроде подмастерья-подсобника, и он уже с первого дня начал проявлять к куклам необычайный интерес. – Все туловище – золотое, а на саронге – тоже золотые узоры! И сколько дырочек! Ты что, каждую вырезал?
– Конечно! – Бима нежно погладил ажурный саронг куклы. – Видишь, какой узор мелкий? И каждую деталь нужно закрашивать отдельно... А лицо? Здесь есть и нос, и губы... А это – уши!
Плоская голова куклы была действительно искусно вырезана, а лицо имело благородное, немного женственное, выражение, правда, чуть надменное. Тонкая работа даже создавала видимость объема.
– Ты из картона ее сделал? – не унимался Команг.
– Что ты! Кукла – из кожи буйвола... Да, ты, наверное, подумал, что это девушка?
– А разве нет? У нее длинные волосы уложены в высокую прическу...
– А грудь? Видишь, здесь только маленькие пипочки... Это парень, и зовут его Самиаджи[90].
– Эй, Команг, ты уснул? Помогай выгружать машину! – недовольный Юда прервал их разговор.
Несколько часов ушло на то, чтобы разобрать весь реквизит, а для представления нужны не только куклы, но и декорации, а также предметы, без которых не обойтись: ширмы, различные подставки и приспособления. Среди них, например, есть нечто вроде пестика – его кукловод держит между пальцами правой ноги и ударяет им по стальной пластине, чтобы создавать шумовые эффекты или дать знать музыкантам, когда приступать к игре. Но особенно нравилась Биме лампа-бленчонг [91] на кокосовом масле. Она горит в ночи таким трепещущим, необычайным светом... Светильник сделан в виде волшебной птицы Гаруды, той самой птицы, на которой путешествует Бог Вишну, и которая уносит на вершину Гунунг Агунга уходящих в мир иной праведников. Когда еще не было электричества, такие лампы зажигали для того, чтобы освещать помещения, а сейчас же для спецэффекта – для создания таинственной и волнующей атмосферы.
В церемонии Эка Даса Рудра предполагалось участие нескольких тысяч кукол: в каждом спектакле – не меньше двухсот. Так что у приехавших из Денпасара ребят работы было предостаточно. Здесь же находились другие группы оформителей: одни очищали от сухих листьев территорию и натирали до блеска мраморные изделия, а также статуи из белого и черного камня, другие – устанавливали новые скульптуры, привезенные на таких же мини-грузовичках.
Бима перекладывал плоские куклы и любовался ими. Любой, даже тот, кто не разбирается в них, легко бы определил, что это за персонаж: положительный или отрицательный. Любимых героев выдавал их "алус"[92]. Куклы имели вытянутый силуэт, тонкую талию, легкий наклон головы с прямым профилем лба и носа, выразительные глаза, закрытый рот. На голове – волосы, уложенные в красивую прическу или изящный головной убор. Его кукла Самиаджи как раз и относилась к такому типу.
Отрицательные герои сделаны по типу "касар"[93]. Они были с более приземистыми фигурами, с растопыренными или же сложенными в виде фаллоса, пальцами, с выпученными круглыми глазами, оскаленным ртом с выпирающими клыками или же с желтыми некрасивыми зубами, с толстым мясистым носом.
А вот объединяло их то, что все эти куклы вырезаны с необычайным мастерством: тончайшая ажурная резьба рисунка костюма и головного убора создавали изысканные по своей узорности тени, ведь им предстояло выступать в театре теней. Причем, в самом лучшем ваянге – в театральном представлении очень редкой, оин раз в сто лет, и очень важной, потому что в самом главном храме, церемонии Эка Даса Рудра.
Когда на храмовый комплекс Пура Бесаких начали ложиться сумерки, пришлось прекратить работу. Лучше продолжить с утра, на рассвете. И юные оформители устроились на бамбуковых плетеных ковриках, где можно, наконец, и расслабиться, вытянув ноги. А ноги гудели еще как: и не оттого, что много протопали, а от неудобной позы, в которой приходилось мастерить.
Бима снял саронг и укрылся им, как покрывалом, от комаров и мошек. Спать совершенно не хотелось: новая обстановка и наплыв информации действовали возбуждающе, будоражили воображение. Некоторые ребята тоже еще не сомкнули глаз, слышно было, как они потихоньку перешептываются. И вдруг на фоне этого тихого говора, звона цикад и редких приглушенных вскриков ночных птиц Бима услышал те самые звуки, которые донеслись в день рождения дедушки аж до Денпасара. Мерный гул на одной ноте – "до"...
– Это ракшасы завывают, – горячо зашептал ему в правое ухо Команг, – они всегда по вечерам пляшут вокруг дома и пугают людей. Они все могут: кричать по-обезьяньи, шелестеть крыльями как летучие мыши, и даже превращаться в птиц...
Как бы в подтверждение версии Команга, где-то резко вскрикнула сова. Через несколько минут крик повторился, еще громче и тревожнее. Потом послышался совсем рядом, за окном, шум крыльев. Кто это был? Ведь совы летают бесшумно.
– Команг, не нагоняй страха, мы не в школьном лагере.
– Точно говорю, это – ракшасы, – не унимался тот. – Они поедают людей... А могут вселиться в них, а потом терзать их изнутри... Пока люди не сойдут с ума...
– Прекрати! Я уже вышел из того возраста, чтобы пугать меня такими сказками. – Бима уже не знал, как остановить своего друга.
– А прогнать их может только восходящее солнце...
После этой фразы Команг, наконец, замолчал, и Бима услышал его мерное посапывание.
Наутро продолжили работу. О звуках, которые ночью раздавались в окрестностях, никто не говорил. Бима тоже не стал "высовываться": еще подумают, что ракшасов испугался.
Незаметно пролетело несколько дней. Ребята, как обычно, работали с куклами, когда любопытный Команг спросил у Кетута Райендры:
– Учитель, а когда мы будем делать маски?
– Не скоро, Команг. Этому нужно долго учиться...
– Почему?
– Нужно знать обряды, церемонии, молитвы, магические заклинания... Нужно уметь самому находить материал для маски, видеть сны с новыми масками, советоваться со священником... Короче, много чего нужно знать и уметь...
– О-о-о, я и не думал, что это так трудно... И все равно – хочу научиться!
– Это не трудно, Команг, ведь научиться можно всему. Главное, мастер должен быть очень терпеливым, порой над одной маской он работает не меньше четырех месяцев... Вот Бима у нас – усидчивый... А ты не вытерпишь и десяти минут...
– Четыре месяца? – Команг откровенно удивился. – Да за это время можно столько сделать...
– А я знаю, что такая маска стоит очень дорого, – вступил в разговор Тирто. – Мне брат рассказывал об этом, он учится делать маски.
– Сколько? – загорелся Команг.
– Очень много, – таинственным шепотом ответил Тирто и замолчал.
– Такие маски имеет право делать не каждый мастер, – заметил Кетут Райендра. – Вот маску Баронга[94], например, можно изготовить только с благословения жреца, и то, если эта маска придет во сне, или еще какой случай произойдет... Бывает, что до конца своей жизни мастер так и не сделает ни одной маски Баронга.
Разговор прервал невысокий паренек, он торопливо шел со стороны корпуса, где находились организаторы предстоящей церемонии:
– Пак[95] Кетут! Ваш заказ выполнен! Пришла посылка!
– Спасибо, Сусила[96], за хорошую новость!
Поблагодарив паренька, учитель обратился к ребятам:
– У нас закончились некоторые материалы, и я заказал их. Посылку привезли на лодке в деревню Туламбен[97], здесь недалеко. Коробка совсем легкая, в ней украшения для кукол – бусы, серьги, заколки для волос. Кто хочет пойти?
– Я! – первым поднял вверх руку Команг.
– Нет, надо кого-то постарше...
– Я бы пошел, но вот нога... – Юда поднял правую ногу и показал небольшую ранку, – на острый камень наступил...
– Я предупреждал, чтобы взяли сандалии! – в голосе учителя послышалось раздражение.
– А он не умеет в них ходить, они у него слетают с ног... – Тирто ехидно хихикнул и спрятался за спину Сламета, он знал, что от Юды и тумака можно получить.
– А если мы с Комангом вдвоем пойдем? – в этой роковой фразе Бимы был даже не вопрос, а утверждение.
Кетут Райендра бросил на него проницательный взгляд:
– Хорошо. Отправитесь завтра утром. Только осторожно, на камни не наступите, или – на змею...
Команг вздрогнул, но его лицо оставалось серьезным – он не хотел показывать свой страх перед змеями.
Так и порешили.
Глава 3. ВУЛКАН ПРОГНЕВАЛСЯ
Давно это было. Когда земля цвела цветами, разрасталась могучими деревами, плодоносила диковинными фруктами и тяжелела от расплодившихся животных. Они чувствовали себя как в раю: паслись на сочных зеленых лугах, отдыхали под кронами вековых деревьев, пили воду из целебных живых источников. И благодарили богов за столь щедрые дары. Но однажды земля начала тяжелеть под бременем тварей, переполнивших ее, а потом и вовсе не выдержала и провалилась в недра Паталы[98]. Бог Вишну решил спасти землю и обратился в огромного вепря с телом, похожим на грозовую тучу, с глазами, похожими на звезды. И спустился он в Паталу, и поддел землю клыком, и вытащил ее из водных недр наверх.
В то время могучий асур[99] Хираньякша, сын Дити[100], тоже был в Патале, и он увидел, как гигантский вепрь несет на клыке землю, а с нее течет вода и затопляет подземные чертоги асуров и нагов[101]. И напал Хираньякша на вепря, чтобы отобрать у него землю и завладеть ею.
А Вишну в облике вепря не сдавался. Он затеял с могучим асуром Хираньякша смертельную битву и победил в ней, и вынес землю из Паталы, и поставил ее посреди океана, чтобы никто не мог ее сдвинуть с места и чтобы земля больше никогда не проваливалась.
Прошло много времени, когда царем всех асуров, а также дайтьев[102] и данавов[103] стал могущественный Бали, потомок брата Хираньякша – Хираньякашипу[104]. Благочестием Бали превзошел не только своих предков, но и всех, живущих в трех мирах – небесном, земном и подземном, и обрел власть над Вселенной. А для этого вступил он в борьбу с Богом Неба Индрой. Не так просто победить Индру, но Бали добился власти над тремя мирами и стал править в одиночку, не разделяя этой власти с богами.
Но вот пришел к нему Бог Вишну, воплотившийся в карлика Вамена, и попросил у Бали кусок земли, чтобы построить хижину. Столько, сколько он отмеряет своими шагами. Задумался Бали: ну какие же могут быть шаги у такого лилипута? И – согласился. И даже – посмеялся над гостем.
Бали был гордый и щедрый, а еще – и доверчивый, и потому не отказал Вамену. Но тут вдруг вырос тот до белых облаков и покрыл это небо своим первым шагом. Вторым шагом он покрыл всю землю, остановился, подумал-подумал и... пощадил благородного Бали, сделал третий шаг совсем коротким. Так что остался во владениях Бали подземный мир – Патала, который потом стали называть Бали-сатма. Боги же вернули себе власть над Вселенной, а асуров изгнали в подземный мир.
Сейчас уже трудно доказать или опровергнуть эти факты, но вот то, что Бали действительно стал правителем подземного мира, Паталы – этот факт ни у кого не вызывает сомнения.
***
С рассветом Бима и Команг вышли на тропу, которую подробно им описал учитель. Заблудиться здесь невозможно – дорога широкая и утоптанная, видимо, деревенские жители часто ходили на Гунунг Агунг просить у богов снисхождения, а может – купаться в теплом источнике. Тропа пролегала по широкой долине и лишь несколько раз «прорезала» краешек леса. Даже здесь вековые деревья казались великанами – настолько высоко поднимались они в небо, а если уйти в глубь леса, и вовсе попадешь в джунгли.
Бог Солнца Сурья выкатывался из-за горизонта, как гигантский апельсин, и по привычке оглядывал свои владения: все ли в порядке, никому не требуется помощь? Он распахивал свой золотой плащ, поднимал высокий кубок с божественным напитком и расплескивал его по небу. Из ночного темно-синего оно превращалось в светло-голубое, а солнечные лучи, опьяненные тягучим, словно сироп, напитком, становились длинными и острыми. Они устремлялись вниз, на землю, согревая ее. И разрастались кроны деревьев, и поднималась густая трава, и раскрывались яркие, фантастические бутоны цветов.
– Бима, я понял уже, что делать маски очень сложно и... долго. А куклы? Я могу быстро научиться? – Команг шел сзади, не отставая ни на шаг.
– Куклы тоже не так уж быстро получаются, – заметил Бима. – Например, своего Самиаджи я делал больше месяца. Ну, а учиться... Кому-то хватит и года, а кому-то – еще больше...
– Так долго?
– Это гораздо быстрее, чем научиться делать маски.
– Бима, а я знаю, где растет священное дерево[105]... – Команг сообщил эту новость полушепотом как самую страшную тайну.
– Какое дерево?
– Из которого делают маски... А если я тайком от всех попробую сделать маску Баронга?
– Не получится, Команг! Ты же не знаешь, с какими молитвами нужно подойти к дереву и какие подношения сделать богам... Только после этого можно вырезать из него заготовку.
– А потом?
– Потом принести домой, вымочить в воде и положить на несколько месяцев в укромном месте...
– Так долго ждать?
– И перед тем, как сделать первый надрез, нужно опять провести специальный ритуал... И в конце работы – тоже. Но главное – нужно знать одну магическую букву. Ее надо написать на маске Баронга, отблагодарив богов.
– А букву для чего? Чтобы маска тоже стала магической?
– Да. Но эта магическая сила не вечная, ее нужно время от времени обновлять на кладбище...
– Я слышал, что маски кладут на могилы, – опять прошептал Команг.
– Не на все. Только на могилу почитаемого человека... И тогда его дух перейдет в маску... А потом и к тому, кто ее наденет... К актеру. Поэтому после представления волосы и бороду Баронга омывают водой, а воду дают зрителям. А потом относят маску в Храм Смерти[106], храм Шивы. А мы с тобой в какой храм сейчас идем?
– В Пура Деса![107] В храм Брахмы!
– А еще есть Пура Пусех[108], храм Вишну. И эти три храма и составляют комплекс Кахьянган Тига[109].
– Да знаю я! Ты меня постоянно учишь... – Команг говорил громко и с выражением, словно рассказывал у доски стишок.
– Стоп! – перебил его Бима. Он поднял вверх руку и прислушался.
Опять что-то мерно гудело, но уже сзади, за их спиной. "До-о-о-о", – на одной низкой ноте тянулся долгий звук, не переставая.
– Я же говорил, что это ракшасы завывают... – Команг перешел на шепот, словно они его могли услышать.
– Подожди ты! – Бима не дал ему продолжить и снова прислушался. Да, шумело где-то в горах, и он начал беспокоиться. – Команг, пойдем быстрее, нас ждут в храме... А про ракшасов... Ты же сам говорил, что они исчезают с восходом солнца...
С небольшого холма они увидели деревню. Хижины, спрятавшиеся под соломенными крышами, стояли в небольшой низине, вплотную прижимаясь к рисовым полям. А вот и крыша храма Пура Деса! Она возвышается над деревенскими строениями своими ступами – несколькими ярусами крыш. До деревни – рукой подать, так что вскоре Бима и Команг были уже на месте.
Их встретил священник в белой мантии, не закрывающей плеч и шеи, с длинным ожерельем из пальмовых листьев на загорелой груди и в высокой шапке в виде короны, украшенной золотым орнаментом. Венчал корону блестящий острый наконечник.
– Проходите, – поприветствовал он гостей и направился к помещению, из которого доносились ароматы мускатного ореха[109] и душистого лимонного сорго[110]. – Называйте меня Иман Гунтур[112]. А вас как зовут? Вот и хорошо... Ну что же, Бима и Команг, передохните с дороги и немного перекусите. Наверное, не завтракали?
Ребята молча переглянулись: неплохо было бы и пожевать чего-нибудь.
Они прошли за священником в помещение вроде столовой и, прикрыв за собой дверь, расположились на плетеных из бамбука ковриках. Здесь уже сидела миловидная девушка в зеленом саронге и нарядной желтой кебайя.
– Угощайтесь! – улыбнулась она и, сложив ладони лодочкой для приветствия, пододвинула к ним металлический поднос с небольшими кулечками в виде конусов из пальмовых листьев.
Юные гости ответили на приветствие и, сдерживая себя, неторопливо развернули кулечки. В них оказался рис с овощами и по брикетику темпе[113]. Блюдо было еще теплым и испускало тот самый аромат, который возбуждал аппетит еще во дворе.
– Кушайте, кушайте, я уже позавтракал. – Иман Гунтур присел рядом и отхлебнул из высокой кружки зеленый чай с корицей. – Как дорога? Не страшно было идти без проводника?
Биму подмывало спросить у священника о шуме, который он слышал по дороге, но так не хотелось отрываться от еды. К тому же, одолевало сомнение: а если хозяин храма подумает, что он просто испугался?
Иман Гунтур сам завел об этом разговор:
– Как там, в Пура Бесаких? Идут приготовления к церемонии?
– О, да, столько людей... и машин...
– Мы говорили президенту Ахмеду Сукарно, что неправильно выбран день церемонии Эка Даса Рудра. Но как перенести ее на другой день, когда уже столько иностранцев успели пригласить? Со всего мира! И вот теперь гневаются боги... Слышали?
– Так это боги? – удивленно воскликнул Бима.
– А кто же еще? Или вы думали, что это ракшасы вас пугают? – Иман Гунтур засмеялся, будто слышал их разговор на тропе.
Девушка вышла, и тут же вернулась с небольшой плетеной коробкой в руках, не длиннее тех, в которых лежали куклы, и молча подала ее Биме. Он бережно подхватил ее, словно там лежали сокровища, и подал знак Комангу: пора идти.
Уже во дворе храма Бима обратил внимание, что небо немного потемнело, как будто бы собирался дождь. "Странно, – подумал он, – с утра было так ясно... Впрочем, тропические дожди начинаются неожиданно".
Они дошли до середины холма, по которому было так легко спускаться к храму. Бима еще раз оглянулся, словно прощаясь с деревней, еще раз пробежал взглядом по зеленым рисовым полям. Он стоял лицом к деревне, когда почувствовал спиной теплую волну воздуха "келод" – со стороны гор. Это тоже показалось странным, ведь с гор обычно дует прохладный ветер... А потом произошло нечто, еще более удивительное: там, впереди, где стоит великан Агунг, а за ним – чуть пониже красавцы Абанг и Батур, прогремел сильный гром. Его раскаты были совсем не такими, как во время грозы. Они походили на оглушительный хлопок, как будто лопнул гигантский воздушный шар. Но не на вершине горы, а под горой. После хлопка загрохотали камни, это взбешенный Агунг начал разбрасывать их вокруг себя. Он будто сражался с невидимым врагом, пытаясь уничтожить его. Это было не так просто, и тогда Гунунг Агунг применил другой прием: он взметнул ввысь из своей вершины мощный столб дыма, который сразу же начал закручиваться в крупные кудри, а с них посыпался черный-черный пепел.
Несколько секунд, а может быть, и доли секунды наблюдал такую картину Бима. Вторую волну воздуха со стороны гор уже нельзя было назвать теплой, она обжигала и колола тело, как будто разогрели на костре огромного ежа. Запястье правой руки до боли сжимал Команг, а в левой Бима держал короб с бижутерией, как самый ценный предмет – у сердца. Всего одна мысль успела пробежать в голове: "А как же там, в Пура Бесаких, без бус?.." И его накрыл с головой стремительный поток горящего воздуха из преисподней.
Волна раскаленного воздуха была такой мощной, что два маленьких человечка, оказавшихся у нее на пути, стали двумя спичинками для великанского костра. Поток вулканических газов, пепла и камней лизнул огненным языком все, что было в долине: деревенские дома и храмы, людей, которые поклонялись богам, собак, которые до этого выли и скулили, беспокойных, кудахтающих, кур и даже... рисовые поля. Он стремительно пролетел, как и положено ветру, а за ним уже двигался лахар[114]. Вязкий и плотный, как бетон, лахар полностью накрыл долину...
***
В Патале, на одной из подземных райских планет, на той, где правил могущественный Бали, в этот день царило оживление. К дворцу непрерывно подъезжали колесницы, запряженные в небесных коней – драконов. И выходили из них нарядные гости. Они прогуливались по саду, наслаждаясь удивительным видом, вдыхали ароматы цветов и фруктов и слушали трели сладкоголосых птиц.
Гости проходили через чанди бентар, затем – через золотые открытые двери дворца в огромный мраморный зал, предназначенный для таких многочисленных собраний. Давно здесь не было такого столпотворения. И вот сейчас, наконец, разленившиеся слуги начистили до блеска полы и зажгли золотые лампы, висевшие на каждой стене почти под потолком. Светильники горели не для того, чтобы освещать помещение – с такой задачей жители подземного мира отлично справлялись самостоятельно: у каждого из них горели на шапке драгоценные камни. Ну, а лампы служили для создания обстановки торжественности, чтобы никто не забывал о величии мира, в котором он живет.
Потолок зала местные мастера украсили бирюзой, изумрудом, янтарем и горным хрусталем. Такими же камнями они инкрустировали огромное панно со сценой грандиозного сражения, которое произошло в такие стародавние времена, что стало историей. Но эта битва напоминала жителям подземного царства о том, что не всегда в этом мире спокойно, бывают и тяжелые времена.
Гости постепенно заполняли зал и удобно располагались на мягких коврах, которые слуги только что постелили. Возле золотого трона, украшенного плетеным кружевом из желтых нитей, стоял слуга с большим розовым опахалом из перьев райских птиц. Наконец, когда все расселись, появился и сам Бали, в праздничной одежде, расшитой золотом, в высокой шапке со сверкающим глазом – бриллиантом.
– Приветствую вас, уважаемые асуры, а также дайтьи, данавы и наги! Приветствую всех, кто явился по моей просьбе со всех семи планет Паталы! Сто двадцать лет не проводил я такого собрания, с того дня, когда великий Гунунг Агунг рассердился и выплеснул в наземный мир всю свою злость и желчь. Вот и сегодня он так разбушевался, что и у нас стало жарче обычного.
После этих слов слуга особенно усердно замахал опахалом, а присутствующие одобрительно закивали.
– Мы почитаем Бога Пасупати[115] за то, что он положил первый камень столь величественному сооружению, как священный Гунунг Агунг. Не случайно поселились там боги. И потому мы не можем противостоять силе Агунга, чтобы уничтожить или разрушить его. С другой стороны, мы не можем допустить, чтобы разгневанный Агунг стер с лица земли храмовый комплекс Пура Бесаких, получивший статус Храма Матери. Тысячу лет является Пура Бесаких для жителей острова культовым центром... А сегодня он может быть разрушен. Что скажете, уважаемые гости? Можем ли мы спасти храм?
– Из тех девяноста шести магических способностей, которые создал я, для Гунунг Агунга не подходит ни одна, – откликнулся демон Бала, сын данавы Майи.
Его красное лицо с выпученными глазами и с большим ртом, из которого торчали клыки, было явно звериным, как и длинные когти на руках и ногах, но туловище, разодетое в атласный красный плащ, подчеркивающий царскую принадлежность демона, оставалось человеческим.
– Моей магией хорошо пользуются женщины, особенно – для соблазнительных игр...
При этих словах демон Бала замолчал, окидывая взглядом собравшихся. Среди них он узнал кое-кого из тех, кто побывал в его владениях. Видимо, и те уже поняли, что со всеми приехавшими сюда мужчинами местные женщины предаются любовным утехам, напоив их дурманящим напитком. И после этого гости, уверенные в своей силе и неотразимости, начинают мнить себя богами.
– Да-а-а, – вздохнул демон Бала, – моя магия не подойдет для горного великана Агунга...
– Хорошо! Я понял! – в голосе правителя Паталы чувствовалась неудовлетворенность, видимо, он хотел услышать от демона другой ответ. – А что думает царь нагов Васуки? Твое владение считают самым прекрасным местом в мире... Говорят, по красоте оно превосходит небеса Индры!
Поднялся с места царь нагов в расшитых золотом одеждах, которые подчеркивали его статную фигуру с человеческим лицом, однако не могли скрыть изгибающихся, мерцающих зеленым цветом, змей – вместо ног.
– О красоте нашего царства известно всему миру! И мы гордимся этим.
Васуки сделал шаг к трону Бали, и его ноги-змеи сначала разбежались в разные стороны, а потом собрались в клубок.
– Гордимся мы и тем, – продолжил царь нагов, – что не знаем ни бед, ни несчастий, ни времени, ни старости. Мы пьем соки и эликсиры из чудодейственных трав, купаемся в целебных источниках и не испытываем усталости. Но мы привязаны к материальному, и потому не имеем права принимать очень важные решения, особенно если после этого может измениться жизнь миллионов людей...
Бали пронзил Васуки своим проницательным взглядом и, взмахнув рукой, дал понять, что нет смысла тому продолжать свой рассказ. Потом он свел брови над переносицей, на секунду задумавшись, кому бы еще предоставить слово, и громко произнес:
– Хочу послушать учителя всех магов и чародеев, нашего самого талантливого архитектора... – и Бали остановил свой взгляд на царе асуров Майе. – Чтобы создавать дворцы, подчеркивающие богатство и могущество его владельцев, нужно обладать серьезными знаниями... А о тебе, данава Майя, о твоем таланте создавать дворцы по подобию райских и украшать их драгоценными камнями, рассказывают удивительные истории.
– Спасибо, уважаемый Бали, за такую честь – выступить на великом собрании! Но я знаю только материальное и в другой сфере боюсь ошибиться...
Царь Майя замолчал и посмотрел на свои руки, любуясь крупными перстнями с изумрудами и рубинами на всех пальцах. Потом он вспомнил, что говорил речь, и продолжил:
– Уважаемый Бали, среди всех нас ты самый преданный своему делу и самый удачливый царь. Давно уже стал легендой тот случай, когда Верховная Личность Бога воплотился в облик карлика-брахмана Ваманадевы и пришел на жертвоприношение, устроенное тобой. И ты, владевший тогда тремя мирами, пожертвовал Ваманадеве все, что имел. За такую щедрость к тебе не только вернулись богатства, но и приумножились. Все знают, что сейчас ты богаче самого Индры, царя небес. И магия, и мои способности в зодчестве не могут сравниться с твоим природным даром. Поэтому думаю, что именно ты сможешь договориться с Агунгом, умилостивить его.
– Спасибо, данава Майя, за искренность и доверие. Я давно уже принял для себя решение, но не хотел действовать в одиночку, чтобы не принизить значимость других царей планет Паталы. Видимо, сегодня мне придется провести не самый легкий в своей жизни поединок... – Бали сделал небольшую паузу, это было ему присуще – интриговать слушателей, и добавил, – словесный, словесный, поединок... Войны нам не нужно!
***
На следующий день вулкан Агунг молчал. Эта тишина была, однако, пугающей, потому как старики утверждали, что вулканы имеют огненный темперамент, а значит, могут показать свой характер в любую минуту, особенно, если люди уже не ждут этого. Так и случилось. Примерно через неделю Агунг снова начал бесноваться. Может быть, он и не собирался повторять свои злопыхания, но однажды у него запершило в носу, и он не сдержался и чихнул. А что бывает, если человек чихнет что есть мочи? И потому вновь хлынула из жерла накопившаяся желчь.
Великий Гунунг Агунг выплескивал из своей утробы тягучую лаву, а та всасывала в себя воду из святых источников и целебных водоемов, вулканический пепел, камни и грязным месивом неслась по склону горы, замуровывая в себе, как в бетоне, хижины и храмы, статуи богов, бегающих кур, собак и гусей, и даже... рисовые поля. Вулкан, словно сумасшедший огнедышащий дракон, выдыхал из своего жерла газы, и они, смешиваясь по пути с пеплом и горными породами, стремительно проносились по склонам, испепеляя все, что попадалось на их пути. Убежать и даже уехать на самой скоростной машине от раскаленного дыхания Агунга было невозможно: скорость таких потоков может достигать семисот километров в час.
В неравной битве с горным великаном погибли тысячи людей, разрушились их жилища, дороги и мосты. Некоторые деревни остались похороненными в лаве, из других спешно эвакуировали жителей. Под слоем лавы или пепла остались огромные территории лесов и рисовых полей. Плодородные еще вчера земли с зелеными всходами долгие годы не будут подавать признаков жизни, так что уцелевшим деревенским жителям грозил голод. Вулкан безжалостно стер с лица земли все, что попалось ему на пути, но...
Но он не тронул величественный комплекс на семи террасах, древний и почитаемый на Бали Пура Бесаких. Великий Гугунг Агунг как будто бы и не хотел его уничтожать, а просто выразил недовольство тем, что собрались люди проводить церемонию очищения мира от темных сил – Эка Даса Рудра, будучи неготовыми к этому очищению.
***
Интан сидела в своем кабинете и вновь перебирала старые документы и фотографии. Шесть месяцев прошло с того страшного дня, когда она узнала о том, что случилось с ее самым любимым и единственным внуком Бимой. «Эх, Бима, Бима, знала бы я... Не отпустила бы... Да разве можно предугадать, где она тебя ожидает... И как же теперь тебя называть? Бима, который пришел в этот мир в год нападения на Бали Японии, а ушел из него в год извержения вулкана Агунг? Точно так же, как и с Вирой: Вира, родившийся в год пупутана и покинувший нас в год нападения на Бали Японии».
