Текст книги "Счастье жить"

Автор книги: Стелла Чиркова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Знаешь, Лиз, я ведь часто завидую Мари. Тетя Женя ее всему научила. У меня мама красивая, и мужчинам нравится, но она все-таки обычная. И я тоже обычная, но во мне нет маминого обаяния – поэтому я уже не нравлюсь.

– В тебе нет обаяния?! Шутишь? Я сразу подумала, какая ты потрясающая красавица. Поэтому и не хотела на телевидение идти – оно для таких, как ты, а не для таких, как я.

– Ты как раз красивая, тонкая такая…

Жанна начала смеяться, перегибаясь пополам.

– За что же, не боясь греха, кукушка хвалит петуха?

Они смеялись до боли под ребрами, потом Лиза спросила:

– Ну, продолжай про Мари. Что там было с ней и с тетей Женей?

– А, ну да. Короче, тетя Женя чуть ли не удочерила Мари, тем более что Мари к ней тянулась больше, чем к собственной матери. (Тетя Аня – хорошая, но простая как веник.) Посоветовала ей поступать в институт на совершенно новый факультет и никому непонятную специальность: чего-то там с общественностью – тетя Аня тогда возмущалась, но уже не могла вытрясти из Мари эту идею, нашла каких-то репетиторов. Первого ухажера для Мари тетя Женя фактически сосватала – адвоката, которому исполнилось сорок в тот день, когда Мари родилась, как говорила тетя Аня. Этот адвокат сопровождал Мари в театр, водил в рестораны, дарил цветы – короче, по мнению тети Жени, обучал ее искусству флирта, а по мнению тети Ани, развращал. Но Мари была в восторге. Этот мужик в плане секса не особо жаждал, ему нравилось обучать девочку, смотреть в ее удивленные глаза. Он ей про отношения мужчин и женщин рассказывал, объяснял, как мужика за жабры крепко держать – и Мари вся эта наука пошла на пользу.

Когда Мари исполнилось семнадцать, тетя Женя умерла. На какой-то выставке вдруг села на лавочку – и больше не встала. Инсульт. Завещание действительно было написано на имя троюродной племянницы – квартира, довольно крупная сумма на сберкнижке и дорогие украшения. Мари почти все деньги тут же вбухала в ремонт, но большую часть мебели оставила тети-Жениной – потому что мебель была заграничная, дорогая и очень стильная. Получилось очень красиво – ну, подружитесь, Мари тебя обязательно пригласит в гости, тогда увидишь.

– А сейчас Мари чем занимается?

– Она поступила в свой институт на вечерний, а днем работает в очень солидной компании PR-менеджером, причем довольно успешно, зарплату ей подняли и периодически поручают какие-то проекты с немаленькими процентами. Мари – удивительная женщина, она в двадцать лет получает больше обоих своих родителей, вместе взятых, и больше меня, и больше всех наших знакомых, кому еще нет двадцати пяти.

Лиза задумалась.

– Ну что, заинтриговала? Я тебе еще не рассказывала про мою бабушку, которая занимается историей семьи. Она – вдова очень крупного ученого, составила наше родовое древо, переписывается со всеми ветками в провинции, организует регулярные семейные встречи и слеты – и именно к ней стекается вся информация: у кого когда свадьба, поминки, развод, крестины, день рождения. Бабушка – это просто ходячий компьютер, я не представляю, как у нее все в голове держится. Она всегда всех мирит, к ней приводят своих женихов-невест на смотрины. Бабушка всегда угадывает, подходящий это человек или нет [ [2]Судьба Екатерины Михайловны, бабушки Жанны и ее сестры Кати, рассказана в книге С. Чирковой «Простой ответ».].

Жанна вспомнила, что Антона бабушка не одобрила. Не сказала решительное «нет» – ведь Антон был вполне благополучен – не наркоман, не алкоголик, не зарящийся на прописку, но и не одобрила.

– Какой-то он неживой, – вздохнула бабушка.

– Почему? – завопила влюбленная и возмущенная Жанна.

– Не кричи. Просто прислушайся к моим словам. Он недобрый. Он, может быть, сильный, в чем я тоже сомневаюсь, но не добрый. Он не способен на жалость, на заботу. Слабым лучше не попадаться на его пути. И еще – он вряд ли умеет получать удовольствие от жизни, у него слишком низкие требования к себе и слишком высокие к окружающим, ко всему миру.

Жанна мнение бабушки приняла к сведению, но все равно вышла за Антона замуж. Потому что других кавалеров не было, а уже очень хотелось создать семью, жить в своей квартире, рожать детей.

– В общем, моя бабушка – это символ нашей семьи, наша мудрость и опыт. Придешь в субботу – познакомлю.

– А меня ты тоже будешь ей показывать?

– Конечно. Подруга не менее важна, чем муж. Я побежала, ладно? Приходи в субботу, адрес я тебе уже написала на листочке и оставила на столе, пока ты уходила обедать.

Подарок Лиза выбирала несколько часов. Все казалось ей или слишком пафосным, или слишком серым, или просто не для Жанны. В конце концов, остановилась на золотой цепочке – Жанна носит два золотых кольца и крошечные золотые сережки, но на шее у нее ничего не висит – значит, цепочка должна быть к месту. Мама Аня идею одобрила.

Никогда в жизни Лизе еще не было так весело – она даже не представляла, что семейный праздник может быть таким шумным, забавным, интересным. Посидели за столом, отправились танцевать – Лизу пригласил отец Жанны, симпатичный и полненький, он расспрашивал ее про телевидение и, казалось, искренне был заинтересован в ответах. Лизу восхищали практически все – и красавица Катя, сестра Жанны, натуральная блондинка с васильковыми глазами, как будто сошедшая с глянцевой обложки, и старая дама Екатерина Михайловна, бабушка Жанны, сказавшая, что Лизин подарок самый лучший, и, если Лизочка так тонко чувствует Жанну, быть им подругами всю жизнь. А Мари вообще потрясла Лизино воображение – она пришла с мужчиной лет пятидесяти. Один его галстук стоил, пожалуй, дороже всего Лизиного наряда. Тончайшую неправдоподобную талию Мари обхватывал бордовый корсет с лентами, а кошачьи глаза черные стрелки удлиняли практически до ушей. Женщина-кошка, самая настоящая.

– Лиза, вы курите? – спросила Мари. – Составьте мне компанию.

– Я не курю, – призналась Лиза и впервые ощутила некий стыд от того, что не курит. – Хотите, я просто пойду вместе с вами, у меня нет аллергии на дым.

Мари захотела, и Лиза охотно вышла с ней на лестничную площадку. Мужчины курили на балконе, а женщины… точнее, Мари была единственной курящей женщиной – на лестничной площадке.

После десятиминутного разговора Лиза поняла, что Мари навсегда завладела ее сердцем. А Мари, которой пришлась по душе коллега Жанны, абсолютно искренне предложила:

– Раз вам нравится мой корсет – хотите, сошьем и вам? Вам он пойдет больше – у вас есть грудь. Я собиралась на следующей неделе поехать и заказать себе белый – присоединяйтесь.

– Я, честно говоря, никогда не носила корсеты.

– Все когда-то бывает в первый раз. Мне кажется, что он вам очень пойдет. У вас прекрасная фигура, корсет ее только подчеркнет. Кстати, можно будет на обратном пути зайти в один шоу-рум, он рядом с ателье, и посмотреть местные новинки. Вы как?

– Я с вами, – сказала Лиза.

Ей захотелось быть такой же шикарной, как Мари. Пускай она не такая красавица и в ней нет французского шарма, но если Мари говорит, что Лизе пойдет корсет, – значит, можно сделать несколько шагов на пути к роскошной женщине.

В течение следующих трех месяцев под влиянием Мари и Жанны, одобряющей все советы кузины, Лиза сделала мелирование с рыжими прядками, стала ярче красить глаза и пользоваться тональным кремом, добавила в гардероб несколько коротких юбок, платье с открытой спиной и два топика. А потом Мари придумала:

– Лиза, ты должна сделать татуировку.

– Татуировку? – Девушка решила, что подруга сошла с ума.

– Конечно! Я же вижу, что ты боишься почувствовать себя красивой и желанной. А татуировка станет первой ступенькой к новой жизни.

– Да, – подхватила Жанна, – ты скажешь себе, что с татуировкой просто нельзя быть не сексуальной, не роковой, не особенной и не лучшей, – и обретешь уверенность в себе.

Лиза категорически отказалась. Потом обещала подумать. Потом засомневалась. А потом сказала «да».

Мари и Жанна поехали с ней в салон, чтобы «не дать мастеру заговорить тебе зубы». Но мастер зубы не заговаривал, он как будто сразу понял суть просьбы Мари.

– Девушка должна стать роковой и желанной. Не такой, как все.

Он задумчиво смотрел в пол, пока Лиза листала каталоги.

– Может, цветочек? – робко спросила она у Жанны. – Смотри, какой миленький.

– Никаких цветочков! – отрезала Мари. – Роковые женщины не делают татуировки с кошечками, цветочками и бабочками.

Мастер, наконец, очнулся, полез в шкаф, долго копался, потом достал какой-то иностранный журнал и ткнул пальцем в картинку.

– Ух ты! – выдохнула Жанна.

– То, что надо! – одобрила Мари.

А Лиза промолчала. Она в жизни не видела ничего прекраснее и поняла, что, если прямо сейчас рисунок не окажется на ее теле, она умрет от боли.

– Делайте же скорее! – сказала Лиза мастеру и не видела, как Мари и Жанна одобрительно переглянулись у нее за спиной.

Они догадывались, что эта фраза была первой фразой в повелительном наклонении, сказанной Лизой.

На картинке – а потом и на правом плече у Лизы – поселилась удивительная крылатая девушка. У нее были тонкое лицо с огромными синими глазами, женственная фигура, подчеркнутая платьем, и крошечные босые ножки. Белыми руками девушка нежно обнимала за шею черного дракона с длинной умной мордой. При первом же взгляде становилось очевидно, что девушка и дракон – друзья, у них какая-то общая проблема, но они обязательно решат ее вместе.

Лиза любила рассматривать татуировку и сочинять сказки. Например, дракон – это жених девушки, превращенный в чудовище злым волшебником. Или он был отважным рыцарем, но убил дракона, когда тот не делал ничего плохого, – убил, чтобы просто показать молодецкую силу, – и сам превратился в дракона. Или девушка полюбила дракона и мечтает, чтобы он обрел человеческий облик. Или сама девушка тоже родилась драконом, но долго жила с людьми и забыла, как принимать свой настоящий облик. Лиза всегда придумывала хороший конец – тогда ей казалось, что синие глаза неземного создания на ее плече становятся счастливыми, а дракон и вовсе слегка подмигивает в знак признательности.

Полюбив себя, Лиза сразу захотела подарить любовь другим. Она честно призналась Мари:

– У меня еще не было мужчины. Только не смейся и не издевайся, хорошо?

Мари постаралась скрыть шок.

– Лиза, сколько тебе лет?

– Двадцать девять.

– С ума сойти! Ну ты даешь… Хотя… хотя подожди… ничего страшного.

Лиза была почти уверена, что Мари испугается и начнет ее презирать.

– Знаешь, это можно даже сделать плюсом. Ты просто не хотела отдаваться мужчинам без любви, верно?

Лиза никогда не думала, что мужчины вообще могут ее захотеть, а если и могут – то все равно грех, но кивнула.

– Потому, что ты не только красивая и умная, но и порядочная, чистая, слегка наивная девушка – в наш век это большая редкость. И ты не ждешь принца на белом коне, а просто не хочешь размениваться по мелочам. Поняла?

– Что?

– Это – твой образ. Объясняющий, почему ты в двадцать девять – девственница.

– Зачем это объяснять?

– Глупенькая. Потому, что любое качество в мире может быть достоинством, а может быть недостатком – все зависит от объяснения. Знаешь анекдот про крысу и хомячка?

– Нет.

– Слушай. Это любимый анекдот всех пиарщиков. Приходит крыса к хомяку и говорит: «Хомяк, а хомяк, мы ведь оба грызуны, мы похожи, но тебя холят, кормят, говорят, что ты милый и забавный, а меня гонят, травят, говорят, что я мерзкая противная тварь». Хомяк отвечает: «А у тебя, крыса, просто PR плохой».

– А при чем тут я?

– При том. Все можно подать под разным соусом. Вегетарианца можно представить высокодуховным, идейным существом, а можно – чудаком, которому делать нечего или денег нет на мясо. Относиться будут по-разному. Девственница под тридцатник – это либо возвышенная очаровательная девушка, которая берегла себя для любимого, либо дамочка со странностями, которая просто никому не понадобилась. Как тебе больше нравится? Вот поэтому я тебе и объяснила линию поведения, которой надо придерживаться.

– И что делать?

– Ничего. Просто будь поактивнее, принимай ухаживания, не стесняйся, поход в кафе тебя ни к чему не обязывает. Из наших родственников на ближайшем же мероприятии познакомлю с кем-нибудь приличным и свободным. Еще попрошу кого-нибудь из своих приходить с другом и брать в тот же театр не два билета, а четыре – им нетрудно. Глядишь, и выберешь кого-нибудь.

– Спасибо.

– Не за что. Ты все можешь сама, все данные у тебя есть. Ты должна просто настроить себя по-другому. Ты – подарок для мужчины, запомни это. Мужчина должен тебя добиваться, и если у него это будет получаться – ты, так и быть, подаришь ему себя. Подарок будет ценен вдвойне потому, что до него ты никому себя не дарила – берегла для достойного. Понятно?

– Да.

– Не слышу уверенности в голосе. Потренируйся на досуге. В конце концов, извини за прямоту, но тебе надо спешить. Потому что рожать после тридцати пяти – это опасно для тебя плюс повышенный риск всяких отклонений у ребенка. Если ты не хочешь родить дауненка, тебе надо выходить замуж и рожать или просто рожать в ближайшие три, максимум четыре года.

Лиза не могла себе представить, как это – родить ребенка без мужа, хотя Жанна и Мари уверяли, что у них в родне такое случалось, и не раз. Будущим мамам все помогали – а потом все до единой успешно вышли замуж уже с ребенком, но у Лизы все равно это в голове не укладывалось.

Она твердо решила, что родит ребенка именно в браке и в самое же ближайшее время встретит мужчину, которого полюбит. И который полюбит ее. Она ведь на самом деле вполне приятная девушка.

Иветта и Дима

За три дня до отъезда Иветта сказала Диме правду:

– У меня есть квартира в Москве, поэтому снимать ее не придется. Я позвонила жиличке две недели назад и попросила потихоньку искать другой вариант. Только я не одна, там еще живет отец. А он… в общем, он пьет.

Дима растерялся. Девушка решила, что растерялся он из-за отца.

– Ты не думай, он на самом деле очень хороший. Просто он любит мою маму, и, когда она ушла, он не сумел справиться, найти новый интерес в жизни, поэтому начал пить. Он не валяется под забором, пьет дома, периодически даже работает.

– Я не об этом. Я просто удивился. Но это будет нормально – жить у тебя?

– Почему нет?

– Потому что я буду выглядеть альфонсом. Мальчик из провинции окрутил московскую девочку, чтобы получить прописку.

– А я тебя не пропишу, хочешь? – засмеялась Иветта и успокоила любимого: – Все это полная ерунда. Ты будешь нас содержать, все равно я далеко не сразу найду работу, а потом еще начну учиться, да и потом… много московских мальчиков живет у своих девочек, потому что в Москве плохо с жильем.

– Да ладно! – не поверил Дима. – У москвичей у всех есть квартиры. Это у приезжих проблемы с пропиской.

Иветта снова засмеялась и сказала:

– Ты – ходячий набор провинциальных мифов о закутавшихся москвичах, которые сплошь икру ложками кушают и ездят на «мерседесах». А на самом деле у нас сейчас дают квартиры очередникам – не падай – семьдесят четвертого – семьдесят пятого года. Поэтому молодым москвичам абсолютно неоткуда взять свое жилье. Прописка – да, у любого москвича она есть. Москвич обычно прописан вместе с бабушкой-дедушкой-мамой-папой-сестрой-братом в Москве – это факт. Но в единственной трешке на всю компанию. И точно так же снимает жилье, ежели хочет создать семью. А бывает еще хуже: мама-папа-брат-две сестры прописаны в этой двушке-трешке, вся молодежь снимает квартиры и с нетерпением ждет, когда умрет бабушка, у которой однушка. И заранее недобро смотрит друг на друга – как делить? Кому достанется? В общем, хорошие люди, но квартирный вопрос их испортил. А к чему это я вела? Ах да, к тому, что в Москве молодому человеку не стыдно жить у девушки.

– Мы поженимся?

– Попозже, ладно? Я еще не отошла от предыдущей попытки, и сейчас какие-либо свадебные хлопоты будут для меня непрерывным напоминанием о том кошмаре. Меня увезут в психушку раньше, чем мы успеем пожениться. Рассматривай это как пробный брак – мы присматриваемся друг к другу и проверяем друг друга на бытовую совместимость. Сейчас это модно.

– Ерунда какая-то.

– Почему ерунда? Очень удобно, по-моему. Смотри, у нас в стране процент разводов – больше половины, то есть распадается даже не один брак из двух, а три из пяти. Происходит это обычно в первые пять лет – судя по статистике, которую я видела на эту тему. Значит, получается, что люди вступают в брак не думая, потом обнаруживают кучу несовместимостей – и кидаются разводиться. Не дай бог, еще ребенка успевают зачать-родить. А пробный брак – возможность прожить вместе год-другой, чтобы увидеть, каковы супруги в ежедневной обстановке – не на свиданиях и прогулках или на отдыхе, а в быту. Если все идет прекрасно – идут и расписываются, сроки окончания пробного брака оговариваются сразу, а если явно не выходит – либо расходятся, либо живут кое-как, пока кто-то первый не встретит более подходящий вариант. Вот.

– И ты хочешь предложить мне это?

– Да. Почему бы и нет. Договоримся на… сейчас подумаю… три года. Если за три года увидим, что уживаемся и любим друг друга, – поженимся. Если не сложится – значит, не судьба.

– А если ты раньше надумаешь выйти за меня замуж?

– Значит, я тебе тут же скажу, и мы поженимся раньше. Давай решать проблемы по мере поступления. Главное, чтобы ты сам не передумал.

Дима покрепче прижал к себе девушку и поцеловал, стремясь доказать, что не передумает.

В последние два месяца Иветта спала очень плохо – металась по постели, думала, переживала. Свое состояние она определила как «четыре года без секса, а что ты хотела». Ей очень хотелось убедиться в серьезности Диминых намерений, желательно в постели (когда же, наконец, в Москву и жить вместе?), желательно по десять раз на дню и подольше, подольше, подольше. Оставить Диму ночевать в доме Марии Викторовны казалось Иветте неприличным, идти к нему – унизительным, а снять номер в гостинице – пошлым. Дима, кажется, все понимал и ограничивался страстными многочисленными поцелуями, от которых у Иветты распухали губы. Девочки на работе уверяли, что никакой пластики не надо – круче любой Памелы Андерсон или у кого еще там шикарный ротик.

Иветта позвонила отцу и предупредила, что приедет вместе с молодым человеком. Попросила по возможности прибраться после съехавшей жилички, не приводить друзей и вообще сделать все, чтобы знакомство прошло нормально. Короче, она подготовилась увидеть относительно трезвого папочку в не особенно загаженной квартире, но поразилась тому, что увидела на самом деле.

Отец был трезв. Не просто трезв, а явно трезв очень давно. Одет в новые джинсы и свитер. Выбрит. Пострижен. Благоухал каким-то приторным одеколоном. Цвет лица утратил землистость, стали меньше мешки под глазами, он помолодел лет на десять.

– Папа, это Дима. Дима, это Александр Алексеевич, мой папа.

Мужчины пожали друг другу руки, а Иветта удивлялась, глядя на квартиру. В коридоре и на кухне – новые обои в зеленый цветочек, в окна можно смотреться, как в зеркала, на столе – чистая нарядная скатерть, к ней в тон – веселые занавески в горошек. И еще – в доме непривычно пахло пирогами. С кухни высунулась Наташа, жиличка.

– Иветта, здравствуйте, проходите скорее, я уже стол накрыла.

Стол действительно был накрыт – шампанское, салаты, нарезки, какая-то запеченная птица и горка пирогов на вышитом полотенце. Иветта сделала вид, что именно так у них в доме заведено испокон веков, помыла руки (в ванной висели свежие полотенца, отваливавшуюся плитку заменила новая, ослепительно-белая, потолок и стены явно недавно перекрашивались) и вместе Димой села за стол.

Отец налил всем шампанское, а себе – сок. Иветта удержалась от падения со стула и внимательно выслушала тост.

– Доченька! Я так рад, что ты вернулась. Очень хорошо, что ты нашла себе жениха по душе, – женитесь, рожайте деток, будьте счастливы. За твой приезд!

Выпили. Отец продолжил:

– А у меня тоже есть новость, правда, я собирался сообщить тебе только через месяц, ближе к делу, но раз ты решила вернуться домой, скажу сейчас. Мы с Наташей решили пожениться!

Наташа покраснела и суетливо стала менять тарелки, ей явно хотелось чем-то занять руки. Она боялась реакции Иветты на известие – вдруг устроит скандал, вызовет милицию, попробует выставить за дверь? Понятно, что никто не может запретить взрослому мужчине жениться, но, во-первых, Иветта – ответственный квартиросъемщик, без ее согласия не пропишут, во-вторых, жить в змеиной норе – не самое приятное в жизни. В Наташиной жизни и так было очень много неприятного.

Наташа родилась в Тамбовской области, в городе Мичуринске, в те славные времена, когда богатых практически не было, но и очень бедных – тоже. Мама вместе с соседками стояла в очереди за дефицитными детскими ботиночками, на Новый год получала заказы и наряжала елку мандаринами, а Наташа первая в классе вступила в пионеры потому, что училась на отлично. Наташина мама прекрасно шила, умела сделать нарядную юбку из совершенно невзрачной тряпки, и Наташа всегда оказывалась одета лучше сверстниц, рано научилась делать красивые прически из пышных темных волос, подкрашивала глаза – и в нее, шестнадцатилетнюю, влюбился бравый, подтянутый лейтенант. В восемнадцать Наташа расписалась с ним – живот уже не влезал ни в одно свадебное платье. Вскоре родился старший сын Андрюша, Андрей Витальевич. Второй сын, Паша, появился на свет уже не в городском роддоме, а в степях Казахстана, в далеком гарнизоне, куда перевели служить Наташиного мужа. Потом были и Север, и Урал, и под конец Молдавия. В Молдавии у Наташи и Виталия родился третий сын, Миша. Потом распался СССР, карьера Наташиного мужа прочно остановилась на майорских звездочках, в гарнизоне царило пьянство – и он тоже запил. Наташа работала кем придется – торговала, сидела диспетчером на телефоне, научилась малярному делу. Поднимала троих мальчишек, а Виталий пил. Умер он в сорок пять лет. Наташе было сорок три, младшему сыну – почти пятнадцать. Русских в Молдавии к тому времени не сильно любили.

Мама и отец давно умерли, в их доме жили сестра с мужем. Наташа вместе с сыновьями вернулась на родину. Старшие нашли какую-то работу, младшего она оставила под присмотром сестры и уехала в Москву. В Москве на стройке платили достаточно, чтобы содержать Мишу, подбрасывать денег старшим детям и помогать сестре с мужем – они сидели без работы. Правда, деньги давались не легко – приходилось работать по четырнадцать часов в сутки без выходных, наниматься за копейки, терпеть хамство, глотать обиды. Труд не для хрупкой женщины, но Наташа была куда сильнее, чем выглядела, – худая, жилистая, крепкая.

Отца Иветты Наташа сразу определила как хорошего, но запущенного мужика. Пьет? Подумаешь, а какой мужик не пьет? Главное, чтобы работал и меру знал. Александру просто не хватало заботливой женской руки.

Поселившись в комнате Иветты, с первого же дня Наташа решительно взялась за хозяйство. Мыла, чистила, как-то потребовала от Александра-Саши денег на новые ершики, губки, моющие средства, потом денег на занавески и нормальную скатерть. Сама купила посуду – неприятно же есть из разномастных тарелок и пить из треснутых кружек! В доме запахло пирогами и борщом. Иветтин отец почувствовал перемены и охотно подчинился, когда Наташа взялась за его внешность, отвела в магазин – купить новые вещи, потом в парикмахерскую – стричься, обрадовался подаренному одеколону. Потом Наташа взялась за его внутренний мир.

– Саша, работать тебе надо.

– Не берут. У меня возраст уже, да и трудовая…

– А не важно. Ты красить-клеить умеешь? В нашу бригаду пойдешь?

Александр Алексеевич согласился не сразу. До его согласия они с Наташей сделали косметический ремонт в квартире и в первый раз занимались сексом – а уже потом, по принципу ночной кукушки, Наташа своего добилась.

Вот так и произошло перевоспитание, которого безуспешно добивались родственники Иветты со своими знахарями, кодировщиками, медиками. Наташа не пилила любовника за то, что после работы он мог пропустить стопочку-другую – какой же без этого мужик, но всегда обеспечивала хорошую закуску, сделала уютным дом, потихоньку переключила Александра на какие-то хозяйственные хлопоты, пить стало особенно некогда, да и неинтересно. Когда пьешь – надо жаловаться на тяжелую жизнь, мрачно смотреть вокруг, требуется и свободное время. А если весь день шкуришь стены, вечером – сытный ужин, а ночью – секс, совершенно нет места запою.

Александр с Наташей прожили вместе два года, прежде чем Наташа заикнулась о свадьбе.

– Сашенька, может, поженимся?

– Поженимся? Зачем?

– Ну, все-таки поживем нормально, как люди. А то неудобно – я у тебя в любовницах хожу, ведь не девочка уже, перед ребятами стыдно.

Отец Иветты долго думал, а потом выдал совершенно сумасшедшую идею.

– Роди мне ребеночка – и поженимся, – заявил он.

Наташа чуть не подавилась собственным языком.

– С ума сошел?

– А что? У одного актера вообще в семьдесят лет ребенок родился, а мне все-то пятьдесят с хвостиком. Пить я бросил, работа есть, квартира есть, денег хватает, почему бы не родить?

– Так у меня их трое!

– Они уже большие, тебе с ними нянькаться не надо. А тут маленький будет. Наташ, ну серьезно, ну роди ребеночка. Ты же меня любишь?

– Люблю.

– И замуж за меня хочешь?

– Хочу.

– Почему бы нам тогда и не родить мальчишку?

– А если девочка получится?

– Значит, пусть девчонка будет. Но лучше мальчишку. Я всегда сына хотел, а жена бывшая вообще детей не хотела, еле уговорил Иветту оставить, аборт не делать, но больше уже не смог уговорить. Она сразу начинала истерику закатывать, что и так погубила все блестящее актерское будущее из-за моих домостроевских замашек и не позволит мне дальше над ней издеваться.

– Ты много детей хотел?

– Чем больше – тем лучше. У меня всего один брат, зато у бабушкиной сестры было девять человек детей – они так весело жили, я любил к ним в гости ездить.

Когда Наташа забеременела, сразу же подали заявление. В ЗАГСе постеснялись сказать, что невеста в таком возрасте на сносях, поэтому не удалось найти время раньше, чем через два месяца – как будто весь район массово стремился зарегистрировать брак. А еще сразу появились проблемы с работой – ведь Наташа уже не могла дышать химией, лазить по стремянкам и таскать тяжести. В консультацию не принимали без московской прописки. Наташа сидела дома, стараясь угодить Александру, и ужасно боялась, что он передумает на ней жениться и выгонит.

К чести Иветтиного отца надо сказать, что, хотя он не догадался дать взятку тетеньке из ЗАГСа, ему и в голову не приходило оставить Наташу. Он безумно хотел ребенка (позднее родительство, говорят, особенно желанное), считал, что именно благодаря Наташе снова обрел счастье, и не сомневался, что мачеха понравится Иветте и родственникам. Жаль, что, как настоящий мужчина, Александр Алексеевич не проговаривал свои мысли вслух, считая Наташу то ли телепаткой, то ли просто ясновидящей.

С приездом Иветты все окончательно разрешилось.

– И еще, Ви-Вишка (отец вспомнил ее детское прозвище), у тебя скоро родится братик.

Иветта помолчала какое-то время, переваривая информацию, потом выдавила:

– Так чего же вы тогда телитесь со свадьбой? Ждете, пока братик родится и придется дополнительное отцовство на него устанавливать, как на незаконного?

Александр Алексеевич просиял:

– Не так же скоро. Свадьба будет через месяц.

Наташа отвлеклась от тарелок:

– Да какая там свадьба в нашем возрасте. Еще скажи, платье белое мне на живот натянуть и фату. Просто распишемся, вечером посидим дома, и все.

Дима удивленно крутил головой, видимо, не ожидал такой кучи событий сразу – едва он узнал, что у Иветты есть квартира и папа-алкоголик, как тут же нарисовалась и мачеха, и сводный брат. Девушка хотела со всеми поделиться своим оптимизмом и радостным настроением, поэтому принялась уговаривать Наташу:

– Платье белое с фатой, конечно, не надо, но надо отметить по-человечески. Заказать красивый костюм или платье, красное, допустим – еще потом наденете не раз. В ресторан пойти – хоть вчетвером. И потом на недельку поехать куда-нибудь или хотя бы номер в гостинице снять на брачную ночь.

Наташа поняла, что у них с Иветтой будут прекрасные отношения. Она уже полюбила падчерицу – надо же, она, оказывается, такая добрая девочка, а еще говорят, что москвичи ненавидят приезжих и удавятся за прописку. Когда Наташа уезжала работать в Москву, все знакомые хором уверяли – наплачешься. Потому что все будут злобно шипеть «понаехали», никогда ни в чем не помогут, наоборот – не упустят момента сделать гадость, ведь Наташа из провинции, значит, человек второго сорта. Наташа отвечала, что ерунда, прорвется, главное – работа, а сама очень боялась. Она сочла фантастическим везением, когда удалось недорого снять у Иветты комнату на третий же день после приезда, спокойно прожить в ней не один год, а уж роман с Александром и приветливость будущей падчерицы – и вовсе казались чудом.

«Завидовали мне просто, что в Москву поеду, – решила Наташа, – сами боятся и не хотели, чтобы мне повезло. Ну, теперь точно удавятся от злости, когда узнают, что я за москвича замуж вышла, и ребеночка рожу, и работаю, и с родней отношения прекрасные».

А вот вопрос жилья теперь действительно встал перед Иветтой и Димой. Нельзя же жить в двушке впятером, тем более что скоро появится ребенок. Александр Алексеевич предложил:

– Те деньги, которые раньше Наташа платила за комнату, мы по-прежнему будем вам отдавать. Снимать очень дорого, а вы семья молодая, да еще пока на работу устроитесь. Даже не отказывайтесь – обижусь.

Не отказались. Иветта позвонила однокурсникам и старым знакомым, и уже через два дня ей предложили по знакомству дешевый вариант – пусть не близко от метро и без ремонта, зато действительно по карману.

Иветта произвела фурор в деканате, появившись в новом образе – она ведь теперь носила женственные вещи, отрастила волосы и ярко красила глаза. Восстановление оказалось пусть и нелегким, но реальным, ей пошли навстречу, понимая причину ухода. Работу найти оказалось сложнее. Ревизорами в ресторанном бизнесе теперь брали только людей с высшим образованием (прошли времена, когда спрос превышал предложение и готовы были обучать всех толковых людей), а для девушки без образования и опыта предлагали курьеров и «Макдоналдс».

Иветта решила посоветоваться с матерью – вдруг у них в театре есть должность помощника пиар-менеджера или любая офисная работа – да хоть на звонки отвечать! Лилия уже обижалась, что Иветта не приехала в первый же день после возвращения и немедленно не предъявила жениха.