Текст книги "Через костры и пытки"
Автор книги: Стефани Майер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Говорят, его девизом были слова: «Не будь другим, если можешь быть самим собой». Он остался в истории самим собой – Парацельсом. А это дано далеко не каждому.
Небесные врата Улугбека
Время действия – XV век.
Место действия – Самарканд.
1
– Скорее! Скорее!
Взмыленный конь, словно поняв хозяина, понес еще быстрее. Попадавшиеся на пути люди поспешно теснились к обочине, почтительно склоняясь перед бешено несущимися всадниками. Они знали: правитель Мавераннахра направляется к холму Кухак, где проводит ночи в возведенной по его приказу обсерватории. Вольно же сильным мира сего тешить себя разными причудами!
Улугбек торопился добраться до места, пока не сгустилась над землей ночная мгла. Он терпеть не мог передвигаться в темноте, думая лишь о том, как бы не сбиться с пути. И когда у заветного холма он осадил коня и спрыгнул на землю, то удовлетворенно распрямил плечи и вытер ладонью со лба выступивший пот.
Стало уже привычным, что Улугбек каждый вечер в сопровождении верного Али-Кушчи отправлялся в обсерваторию. Ее возвели по его приказанию близ Самарканда на холме Кухак. Его дед, великий Тимур, возводил дворцы и мечети, а внук нашел себе развлечение в том, чтобы ночами разглядывать звезды. Его тянула в обсерваторию какая-то неведомая сила. Он чувствовал ни с чем не сравнимое наслаждение, когда оставался наедине с таинственным и непостижимым миром звезд. Ему даже казалось странным, что он прожил большую часть жизни, не ведая этого наслаждения.
Улугбека считали баловнем судьбы. После смерти Тимура, создавшего поистине необозримую империю, он стал наместником Самарканда, который его дед сделал столицей своей империи. И не только Самарканда – властителем земель на правом берегу Амударьи, огромной области Мавераннахра.
Он был богат, жил в роскошном дворце Кок-сарае. Любое его желание тотчас же выполняли услужливые царедворцы. А в юности таких желаний было множество. Он любил охоту, любил мчаться на быстроногом коне по широким просторам, упиваясь собственной ловкостью и силой.
Он любил пиршества в загородных садах, когда можно расслабиться, наслаждаясь чарующей музыкой и грациозностью танцовщиц. На то и молодость, чтобы предаваться веселью.
Но когда наступало отрезвление после буйных пирушек, Улугбека одолевали нелегкие заботы. Неспокойным был мир, в котором ему довелось жить. Жестокие распри между потомками Тимура не утихали ни на день. Отец шел на сына, брат на брата. Плелась цепь интриг в борьбе за право властвовать, повелевать. И Улугбеку не раз приходилось бросать воинственный клич, призывая своих нукеров в военный поход.
Были у него победы, были поражения, когда приходилось под покровом ночи мчаться на быстроногом коне, спасаясь от смерти. Он воевал с двоюродным братом Ахмедом, не желавшим подчиниться его власти, воевал с монголами, с кочевыми узбекскими племенами. А между походами он был вынужден вести войну со своими собственными подданными, сеявшими смуту в его владениях.
Особенно досаждали ему наставники веры – шейхи и сейиды, лицемерные защитники шариата, которые, без устали повторяя имя пророка Мухаммеда, зорко следили за тем, чтобы никто не преступал священных законов ислама, а на деле преследовали свои корыстные интересы. Они и к Улугбеку относились неприязненно лишь потому, что он не очень-то считался с их мнением, не призывал их к себе, не обращался к ним за советами.
Именно с их легкой руки расползались слухи о том, что Улугбек нарушает правила шариата, не проявляет рвения в исповедании ислама, грешит против аллаха. Большего обвинения для мусульманина и быть не могло. На этом и строился расчет тех, кто пытался возбудить в народе неприязнь к правителю.
Улугбек вначале не очень обращал внимание на сплетни и кривотолки вокруг его имени, на прямые выпады против него религиозных фанатиков, выступавших в качестве наставников веры. В конце концов, у него была власть, и ее не могли поколебать черные наветы его врагов.
Но пришло время, когда тяжелая усталость от злобных нашептываний и неприкрытой ненависти легла на его плечи. И может быть, тогда впервые он задумался о бренности окружающего его мира, о бесплодной суетности быстро летящих дней, мимолетных радостей и наслаждений, которые в действительности не имеют никакой ценности. Может быть, и понял он тогда, что непреходяще лишь человеческое познание, которому нет конца.
Улугбек увлекся астрологией, которая в ту пору была в большом почете. При дворах правителей держали звездочетов, предсказывавших грядущее по положению небесных светил. Составляя таблицы движения планет, они сопоставляли их с событиями, происходящими на земле, могли всегда дать ответ на вопрос, благоприятно или неблагоприятно расположение светил в данный момент. И к ним прислушивались сильные мира сего. К астрологам обращались воинственные властители, прежде чем выступить войной против своих соседей. В зависимости от их слова принимали важнейшие решения могущественные повелители.
Улугбек вдумчиво овладевал непростым искусством астрологии. Он внимательно расспрашивал придворных звездочетов, слушал их объяснения, а затем сам, напрягая зрение, вглядывался в звездное небо, стараясь определить, что же сулят ему мерцающие вдали светила.
Он, конечно, верил в судьбу, но не в меньшей степени верил и в силу человеческого духа. Разве аллах для того создал человека, чтобы он был безвольным орудием слепых сил природы? Он помнил своего деда, сильного, смелого, решительного, создателя огромной империи. Еще мальчишкой он ходил с ним в завоевательные походы. Да и родился он в походе.
Разве только по воле судеб одерживал Тимур свои победы? Разве не силой воли, природным талантом управлять людьми, полководческим даром прославил он свое имя?
Улугбек помнил, как Тимур, прежде чем выступить в поход, созывал астрологов. Но всегда гневался, если их предсказания противоречили его замыслам. Его гнев обрушивался на звездочетов, и тем приходилось гадать, уцелеет ли их голова на плечах после приступа ярости, напавшего на властелина мира. Вот и старались наиболее мудрые делать такие предсказания, чтобы угодить своему господину.
Улугбек верил в судьбу. Однако к астрологии быстро охладел. Когда он всматривался в усыпанное звездами ночное небо, то начинал думать о том, как велик и непостижим мир, который окружает человека. Что в этом мире человек с его скоротечной жизнью? Чего стоят его дела, которым он суетно предается, когда каждая минута приближает его к концу?
Так что же, все, что оставляет после себя человек, покрывается пылью забвения? Но тогда зачем жить? Ислам учит, что человек должен стремиться к райскому блаженству на небесах. Значит, только загробная жизнь имеет реальную ценность. А земная?
Подобные мысли все чаще одолевали Улугбека. И чем больше он думал, тем сильнее утверждался в мысли, что человек должен и в жизни земной совершить нечто такое, что он мог бы оставить после себя потомкам. Но что?
Его дед создал великую империю, однако после его смерти она начала трещать по швам. Военные победы? Они тоже преходящи. Время подтачивает и камни, из которых сооружаются великолепные дворцы и мавзолеи. Жизнь убеждала, что вечно лишь одно – человеческое познание.
Улугбек повелел возвести в Бухаре новое медресе – высшее духовное учебное заведение. И когда его высокая арка поднялась над городом, он приказал высечь над входом надпись: «Стремление к знанию – обязанность каждого мусульманина и мусульманки».
Муллы перешептывались между собой. Обычно над входом полагалось помещать изречение из священной книги Корана. Улугбек нарушил обычай. Да и разве стремление к знанию – главная обязанность правоверных? Им надлежит прежде всего прославлять аллаха. А уж насчет мусульманок тут и говорить не приходится, аллах предопределил женщине подчиненное положение перед мужчиной. Она должна быть женой, матерью. Какое уж там стремление к познанию!
Духовенство всегда стремилось, чтобы исламская вера играла главенствующую роль в жизни каждого человека, будь то последний нищий или могущественный правитель. А Улугбек, соблюдая исламские обычаи, всем своим поведением подчеркивал, что для него земные интересы куда выше, чем небесные, и что он единственный властелин, который вовсе не обязан считаться с мнением служителей аллаха.
Муллы попытались было выступить со своими притязаниями, прямо потребовать от Улугбека, чтобы он не принимал решений без их совета. Но тот разъярился, заявив, что ни с кем власть делить не будет. В гневе он напоминал своего деда, который, не раздумывая, приказывал рубить головы всем, невзирая на звания и чины. И муллы притихли, не желая навлекать на себя неприятности. Надолго ли?
Конечно же, ненадолго. Они опасаются открыто осуждать повелителя, но он-то знает, что, встречаясь в мечетях, они, озираясь, мысленно осыпают его бранью, призывают гнев аллаха на его голову. Они возомнили о себе, будто и впрямь ниспосланы всевышним для того, чтобы быть хранителями веры и нравственности, установленных самим господом. А на деле они подданные земных властителей. И забывать об этом не должны. В конце концов, разве не волею аллаха он, Улугбек, возведен на царский престол?
Жадные, корыстолюбивые муллы хотят одного: чтобы он, властвуя, прислушивался к ним, считался с их мнением. Но должен ли правитель слушать своих подданных, если их мнение расходится с его собственным? Они стремятся к тому, чтобы диктовать ему свою волю. Однако этого не будет никогда. Пусть плетут они свои интриги: пока он правит, им не удастся навязать ему свои взгляды, он будет единолично нести тяжкое бремя правителя.
Улугбек поднялся по винтовой лестнице на площадку для наблюдений, расположенную под крышей обсерватории. Поднял голову: на черном небосводе мерцали далекие звезды. Глядя на них, он забыл обо всем на свете. Он остался наедине с вечностью…
2
Улугбек оставил после себя яркий след – «Звездную книгу», сложившуюся в результате длительных наблюдений и поражающих своей точностью расчетов. Держа в руках тростниковое перо, он писал ее, уединившись, заглядывая в заметки, сделанные во время ночных бдений на площадке обсерватории.
В своей книге Улугбек обращался ко многим не решенным в те времена вопросам. Он составил таблицы для определения расстояния между различными светилами, для вычисления широты и долготы разных пунктов, для определения наклонения эклиптики – видимого пути годового движения Солнца. Он попытался дать объяснение движению планет и, наконец, создал своеобразный атлас звездного неба, которое он наблюдал, атлас, включающий тысячу восемнадцать звезд!
Нетрудно представить себе, какой огромный труд потребовался для этого, если иметь в виду, что в век Улугбека не было не только телескопов, но и простейших зрительных труб. Приходилось до боли в глазах, запрокинув голову, смотреть на звездное небо, стараясь запомнить расположение звезд, чтобы его можно было воссоздать в своих записях. Приборы, которыми пользовались астрономы, были, конечно же, примитивны, хотя Улугбеку удалось соорудить в обсерватории самые лучшие для своего времени.
Ну а кроме того, была принята геоцентрическая система мира, созданная греком Клавдием Птолемеем. Согласно этой системе, Земля являлась неподвижным центром мироздания, а вокруг нее двигались Солнце и другие планеты Солнечной системы. Утвердившееся на многие столетия ложное представление порождало ошибочные взгляды и суждения, ставило в тупик астрономов при попытках дать объяснение различным явлениям на небосклоне. И лишь столетия спустя, после того, как другой великий астроном – Николай Коперник создал гелиоцентрическую систему, поместив в центр галактики Солнце, стало возможным объяснить процессы и явления, казавшиеся неразрешимой загадкой. Но и в свое время Улугбек сумел высказать немало интереснейших предположений, постоянно ища ключ к решению проблем, перед которыми оказывались бессильными астрономы.
Во вступлении к книге он сравнил известные ему календари, которыми пользовались для летосчисления в разных странах. В Европе в те времена утвердился юлианский календарь, а в мусульманских странах были свои календари, отмерявшие время не по Солнцу, а по Луне, их месяцы были не солнечные, а лунные. Исходя в первую очередь из практических потребностей людей, Улугбек составил специальные таблицы, с помощью которых можно было без особого труда переводить даты одного летосчисления в другое.
В его «Звездной книге» можно было прочитать и о том, как определять расстояния между светилами. Это кажется поистине невероятным. Тогда, когда не было даже простейших астрономических приборов, Улугбек со своими приближенными умел определять угловые расстояния между небесными телами!
Современные ученые, познакомившись с астрономическим трудом Улугбека, были поражены той точностью расчетов, которые производились в созданной им обсерватории.
Мусульмане верят, что праведникам аллах дает возможность после смерти войти в небесные врата, где их ждет райское блаженство. Улугбек сам открыл для себя врата познания неба, предвосхитив последующие достижения астрономии, намного опередив свой век.
«Религии рассеиваются, как туман. Царства разрушаются. Но труды ученых остаются на вечные времена…» Эти слова Улугбека как нельзя лучше характеризуют его отношение к ценности научного познания. Понятно, что служители ислама восприняли их как величайшее кощунство. Будь на месте Улугбека не царственный правитель, ему пришлось бы дорого поплатиться за них. Подумать только, писания ученых он поставил выше божественного откровения! Более того, заявил об этом открыто, не таясь! И это правитель, возведенный на трон милостью Аллаха!
И вновь перешептывались между собой муллы, осуждая Улугбека. И вновь они плели вокруг него сеть мелких интриг, стараясь при каждом удобном случае упрекнуть его в том, что он подает дурной пример окружающим, пренебрежительно относясь к религии аллаха.
Нет, Улугбек не выступал против религии. У него даже в мыслях не было подвергнуть сомнению ее «истины». Он был сыном своего века, воспитанным в духе мусульманских традиций и следовавшим им всю свою жизнь. Более того, он опирался на ислам, будучи политическим деятелем, феодальным правителем. Иначе и быть не могло.
Ислам, как и другие религии, именем аллаха освящал светскую власть. Он учил покорности, смирению, повиновению земным повелителям. Улугбек не мог не понимать, что религия – опора царского трона. Она помогает держать народ в повиновении.
Но он пресекал попытки ее служителей подняться выше его самого, диктовать ему свою волю. Он верил в свое назначение, в то, что по воле аллаха призван властвовать над людьми, и старался внушить это муллам.
Улугбек сумел подняться выше повседневных забот феодального правителя, отделить истинные ценности жизни от временных, преходящих, проявить мудрость ученого, которую духовенство восприняло как «гордыню». Муллы стремились к тому, чтобы простые смертные, даже правители, жили по их законам. Это приводило к постоянным конфликтам между светскими властителями и духовенством и в прежние времена. Тимур не останавливался перед расправой над теми духовными лицами, которые пытались стать вровень с ним. Без тени сомнения он рубил им головы, не чувствуя своей вины перед аллахом. Он считал, что по воле аллаха возведен на трон и вправе наказывать тех, кто не желает с этим считаться.
Тверд был и его внук, не раз напоминавший муллам, что он облечен властью по воле аллаха и не собирается ни с кем делить эту власть. Однако конфликт между ним и духовенством был куда глубже, чем это могло показаться с первого взгляда. Служители аллаха выступали не только против правителя Улугбека, но прежде всего против мыслителя Улугбека, противопоставившего знание религии. Он даже осмелился заявить, что труды ученых имеют большую ценность, чем религии, которые уподобил туману. Он предпочитал проводить дни и ночи в обсерватории, проявляя в своих занятиях наукой большее рвение, чем в исполнении предписаний ислама. Именно в этом следует искать основную причину враждебного отношения мусульманского духовенства к Улугбеку.
Он старался не обращать на это внимания. Он чувствовал свое превосходство перед духовенством и зачастую не считал нужным снисходить до мелких и пустопорожних словопрений. Улугбек ценил время, отданное им познанию мира, и не желал растрачивать его впустую. Он поставил перед собой великую цель и весь отдавался ей. Одна за другой ложились в стопу страницы его «Звездной книги», которой суждено было пережить столетия, а имя Улугбека поставить в один ряд с именами самых знаменитых ученых средневековья.
3
О, если бы не эти вечные войны, в которых приходилось участвовать повелителю Самарканда Улугбеку. Они отнимали время и силы, мешали заниматься астрономией, которая безудержно влекла его, притягивая словно магнит.
Было время, когда он считал, что слава добывается в военных победах. Перед его глазами стоял образ деда, которому он хотел следовать и подражать. Но со временем Улугбек понял, что все эти победы ровным счетом ничего не стоят.
Однако он был правителем и волей-неволей должен был садиться в седло, чтобы отражать нападения врагов, зарившихся на его престол, помогать сыновьям в междоусобной борьбе, которая разгорелась после смерти его отца, Шахруха.
Трудна доля отца, когда сыновья хотят властвовать и не могут прийти к согласию между собой. Поможешь одному – жестокую обиду затаит другой, проявишь внимание к младшему – не простит старший.
Вот так и приходилось жить Улугбеку в постоянных раздумьях о том, как установить мир, прекратить распри, приводившие к кровопролитиям.
Приходилось скакать во главе войска в Герат, чтобы подавить вспыхнувший там мятеж, а затем возвращаться в Самарканд, чтобы расправиться с налетевшими на него кочевыми племенами. Тяжелым ударом была для него весть, что против него выступил собственный сын, которому он пришел на помощь во время смуты в Герате. Вот она, сыновняя благодарность. Кто бы мог подумать, что Абдал-Аятиф поднимет руку на отца.
Усталый от всего Улугбек вынужден был принять бой с войском, возглавляемым его сыном, и потерпел поражение. С верными нукерами он должен был спасаться, надеясь укрыться за стенами Самарканда. Но весть о победе Абдал-Аятифа опередила его, и ворота столицы оказались закрытыми для того, кого еще вчера почтительно называли повелителем.
Холод, дождь, пронизывающий до костей ветер, от которого не спасает даже теплый халат. Холодные струи стекают с чалмы на лоб Улугбека. Он пытается согреться у костра, разожженного в степи, и не может. Дорого ему обошлось то, что он вел себя независимо, не желая считаться с советами духовных лиц, слепо следовать предписаниям шариата. Духовенство настроило против него придворных, которые при первом удобном случае изменили ему. Имамы отомстили ему.
Но странное дело, Улугбека как будто не очень трогала потеря власти. В былые времена он проявил бы недюжинную энергию, чтобы собрать войско, наказать изменников, но сейчас он казался отрешенным от всего, покорно принимая удары судьбы. Не он первый, не он последний. Власть – это та сила, которая поднимает сына на отца, брата на брата. В те времена такие междоусобицы были обычным явлением. Конечно, щемит сердце боль оттого, что родной сын, в жилах которого течет его кровь, стал изменником. Но если это судьба, то следует с ней смириться. И Улугбек решает вернуться в Самарканд, отдавшись на волю мятежного сына.
Абдал-Лятиф купался в величии власти. Наконец свершилась его мечта: он правитель, самостоятельный правитель. Он может приказывать, и его повеления будут безропотно исполняться подчиненными. Он может прощать, может казнить. Кто станет ему перечить?
Он, казалось бы, учтиво обошелся с отцом. Тот был в его власти, и не было нужды учинять расправу над ним. Напротив, он играл перед Улугбеком роль справедливого правителя. Он предоставил отцу выбор: тот может жить где захочет, у него не будет нужды ни в чем. Но Улугбек, почтительно склонив голову, попросил разрешить ему отправиться в паломничество в Мекку – священный город мусульман. Пришла пора ему, правоверному, замаливать грехи перед аллахом. Более он ничего для себя не просил. Только это.
Просил Улугбек за других. За тех, кто верой и правдой служил ему долгие годы. Новый правитель обещал даровать им прощение.
Без колебаний Улугбек подписал свое отречение в пользу сына, мирзы Абдал-Лятифа.
Когда Улугбек покинул покои нового правителя, тот распорядился созвать священный Совет. Муллы, собравшиеся в дворцовой мечети, почтительно приветствовали Абдал-Лятифа. Они были явно довольны тем, что состоялась смена власти. Надеялись, что новый правитель будет по-иному относиться к служителям аллаха, прислушиваться к их слову. Пожалуй, не было ни одного муллы, который бы не таил зла на Улугбека. Ведь он совершенно не считался с ними. И все одобрили решение мирзы Улугбека передать власть сыну, а самому совершить хадж в Мекку.
Совет рекомендовал Улугбеку отправиться в путь одному, дабы иметь возможность сосредоточенно думать о милостивом Аллахе, повторять по дороге священные суры Корана. И даже день отъезда был определен муллами. Об этом возвещали в мечетях муллы, вознося хвалу мудрому и справедливому правителю Абдал-Лятифу.
Никто не знал другого, что в то самое время, когда правоверные прославляли нового правителя, его доброту и сыновнюю почтительность к поверженному повелителю Мавераннахра, он с глазу на глаз вел в своих покоях разговор с чернобородым человеком по имени Аббас. Абдал-Лятиф отыскал его, сына некогда казненного Улугбеком главаря заговорщиков из рода юулдузов, напомнил о законе шариата, требующем отмщения за убитого родственника, и благословил его на расправу с Улугбеком. Он боялся отца, боялся, что тот попытается отнять у него власть, которую наконец-то добыл Абдал-Лятиф. Он вложил саблю в руки убийцы.
Этого не знал никто из верующих мусульман, кроме имамов.
За ними было последнее слово. И они сказали его, вынеся Улугбеку свой приговор.
4
Улугбек покинул Самарканд под вечер, когда первые звезды едва начали проглядываться в потемневшем небе.
Он ехал на черном коне в сопровождении нескольких глухонемых слуг и задумчиво смотрел вдаль. Отъехав немного от городских ворот, он оглянулся, бросил взгляд на город, в котором прошла его жизнь, словно прощаясь с ним, и натянул поводья.
Днем он успел побывать в обсерватории, обнять верного Али-Кушчи, поручив ему любой ценой сберечь драгоценную книгу, над которой трудился долгие годы.
Тот сумел сохранить рукопись, тайком выбраться из Самарканда, добраться до Константинополя, где завершил работу над таблицами и напечатал их. Труд Улугбека увидел свет, стал служить людям.
Но все это будет позднее. А пока Улугбек держит путь в Мекку, чтобы замолить грехи, как и положено правоверному мусульманину. Он не торопится, хотя вечерняя мгла стремительно обволакивает землю. Может быть, чуяло недоброе его сердце?
Единственный из его спутников, который мог говорить и слышать, Хаджи Мухаммед-Хосрау, тоже отправившийся в паломничество в Мекку, пытался завести с ним разговор, но Улугбек отмалчивался, не расположенный к беседам.
Час-другой пути… Неожиданно во тьме проступают силуэты каких-то строений. Здесь можно сделать остановку, заночевать, дать отдых лошадям, чтобы с восходом солнца отправиться дальше. И вот уже какие-то люди с фонарями помогают слезть с лошади, приглашают в дом.
Гость именитый, видно сразу, и ему оказывают знаки внимания.
Улугбек направляется к дому, но в это время совсем близко раздается топот копыт. Он остановился, настороженно оглянулся. Несколько всадников спешились, бросив коней на попечение одного, чей темный силуэт обозначился в нескольких десятках шагов в слабом свете застывшего в небе полумесяца. Они шли к Улугбеку. А он стоял и ждал их, словно бы все понимал и знал заранее.
Они подошли совсем близко. В отблеске фонарей, раскачивающихся в руках встретивших Улугбека людей, он увидел лицо предводителя и узнал его. Это был Аббас. И ему, умудренному жизненным опытом, сразу стало ясно, что выбор тех, кто хотел свести с ним счеты, остановился на человеке, отца которого он повелел предать казни за его злодеяния. Ну конечно, вспомнилась та сура Корана, в которой говорилось о мести за убитых родственников. А ведь самому Аббасу он даровал жизнь, пожалел молодость. Мог ли он знать, что именно от руки Аббаса ему доведется принять смерть?
Они налетели на него, смяли, связали, куда-то потащили. Аббас оттолкнул своих спутников. Он хотел сам расправиться с Улугбеком. Он имел на это особое право – право мести. Он вытащил из ножен кривую саблю, помахал ею в воздухе. Он куражился перед своей жертвой. Что мог сделать Улугбек со связанными руками!
Всю свою силу вложил Аббас в удар, оборвавший жизнь мирзы Улугбека…
Пройдет время, совсем немного, менее года, и Абдал-Лятиф, сын Улугбека и его убийца, погибнет от меткой стрелы, выпущенной одним из нукеров его отца, отомстившего за смерть своего господина. Предание гласит, что чья-то стрела сразила и того, кто, выполняя волю отцеубийцы, лишил жизни Улугбека, – Аббаса из рода юулдузов. А великий поэт Востока Алишер Навои напишет следующие строки: «Султан Улугбек, потомок хана Тимура, был царем, подобного которому мир еще не знал. Все его сородичи ушли в небытие. Кто о них вспоминает в наше время? Но он, Улугбек, протянул руку наукам и добился многого. Перед его глазами небо стало близким и опустилось ниже. До конца света люди всех времен будут списывать законы и правила с его законов».
Навои не был пророком. Но он был поэтом и мудрецом, хорошо понимавшим, в чем истинное величие человека. В том, что тот оставляет потомкам, грядущим поколениям. Ценность наследия Улугбека не измерить золотом и драгоценностями. Оно принадлежит вечности, как и его имя. Не правителя Мавераннахра, а великого астронома и мыслителя.
