Текст книги "Через костры и пытки"

Автор книги: Стефани Майер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

А вопросы, поставленные философией, требовали ответа. Они ждали человека, который бы смог их разрешить, ибо, только ответив на них, можно открыть человечеству путь к безграничному познанию Вселенной, к овладению ее законами.

Спиноза настойчиво изучал труды древних и современных философов. Он восторгался жизненным подвигом Джордано Бруно, оставшимся верным своим идеям даже на костре инквизиции. Он сочувствовал Уриэлю Дакосте, не побоявшемуся выступить с учением, в котором отвергал вечные «истины» иудейской религии. Его привлекали мысли Галилея. Но кумиром Баруха Спинозы в те годы был французский философ Ренэ Декарт.

Главное, что нашел Спиноза у Декарта, – это стремление объяснить мир не путем умозрительных рассуждений, а с помощью практического освоения природы. Математик, физик, физиолог, Декарт считал, что философия должна быть основана на знании причин происходящих вокруг явлений и иметь применение на практике, помогать человеку осваивать мир.

До Декарта философия была чисто умозрительной наукой. Декарт считал, что она должна отказаться от подобного подхода к миру. Философские словопрения его предшественников, поиски объяснений причин тех или иных явлений в мире сверхъестественного – все это было чуждо его практической философии. И хотя Декарт так и не смог подняться до материализма, видя первопричину всего существующего сразу в двух субстанциях – материальной и духовной, то, что он сделал в философии, было огромным шагом вперед.

Спиноза преклонялся перед великим французом, но имел свои взгляды на окружающий мир. И он высказал их в «Кратком трактате о боге, человеке и его счастье», в котором впервые попытался собрать воедино свои представления по всем тем вопросам, которые вызывали особый его интерес.

Когда трактат Баруха Спинозы попал в руки раввинов, они пришли в полное замешательство. Еще бы, автор трактата отверг все святыни иудаизма: отверг Библию и Талмуд, святое учение отцов. Да разве только это? Он даже представил всевышнего так, что это могло вызвать радость лишь у еретиков. Бог Спинозы перестал быть… богом.

Да, именно так. Ведь он заявил, что бог и природа – это одно и то же. У него бог не только творящий, но и сотворенный. Кем? Самим собой? Вне природы у Спинозы бога нет. Вне природы он не может существовать, но тем самым отрицалось самостоятельное, личное существование бога. Это же явная ересь, которая низводит великое духовное начало до уровня материального. Какое кощунство!

Спиноза не одумался, как рассчитывали раввины. За то время, которое ему было отпущено для размышлений, он еще более утвердился в мысли о ложности религиозного вероучения, о необходимости дать рациональное объяснение тем явлениям природы, которые объяснялись лишь ссылками на божественную волю. Он стал еще более непримиримым, сам предопределив решение раввината.

Теперь раввины совещались недолго. Участь Спинозы была предрешена. Он сам пожелал быть отлученным от церкви. Иного пути к тому, чтобы пресечь ересь, раввинат не видел. Отлучение, и только отлучение.

27 июля 1656 года в синагоге Бет-Яков прозвучали слова анафемы…

3

Он был одинок, как некогда Уриэль Дакоста. Отец умер за два года до того дня, когда раввины прокляли Баруха Спинозу. Весьма значительное наследство, оставленное отцом, Спиноза отдал сестрам. К чему ему были капиталы, если он не думал заниматься торговлей и коммерцией!

Он был очень непритязателен, вел скромную жизнь, и мирские блага не прельщали его. Ему надо было лишь иметь крышу над головой, место, где бы он мог работать, и пищу для поддержания сил. Потребности довольно умеренные. И он без сожаления расстался с наследством, почувствовав даже некоторое облегчение оттого, что освободился от нелегкой ноши, свалившейся на его плечи.

Но надо было жить, а деньги даром не даются. И Спиноза, имя которого навсегда вошло в историю философии, освоил профессию шлифовальщика оптических стекол. Труд шлифовальщика был нелегок, требовал очень тщательной и скрупулезной работы. Приходилось все время глотать стекольную пыль, которая оседала в легких. Но эта профессия давала ему средства для удовлетворения самых необходимых и очень скромных запросов.

Запасы его были в самом деле скромны. Простая пища, табак, одежда, которая приличествует шлифовальщику стекол, – вот и все, что требовалось ему. Спиноза мог быть богатым, но отказался от богатства, считая, что излишества лишь развращают людей.

Ему приходилось очень много работать: днем у шлифовального станка, обтачивая стекла и глотая стекольную пыль, а ночью над философскими проблемами, так как днем для этого не хватало времени.

Но Спиноза не сетовал на судьбу. Он всегда считал, что все великое создается трудом, тяжелым трудом, что в истинной науке нет легких путей, нет легких решений.

Однако к этим трудностям прибавились и другие. Совет раввинов не оставил Спинозу в покое. Раввины не могли смириться с тем, что дерзкий отступник с пренебрежением отнесся к отлучению. Они не могли смириться с тем, что он продолжает жить и здравствовать. Ведь так и каждый член общины может прийти к мысли, что отступничество от веры ничем не грозит, кроме публичного отлучения в синагоге. А надо было сделать так, чтобы пример Спинозы служил в назидание другим, чтобы каждый, прежде чем сделать неверный шаг, задумался бы о том, какие неприятности и лишения ожидают его в будущем.

Раввинат обратился к городским властям с просьбой обуздать нечестивца. Магистрат, как и следовало ожидать, откликнулся на эту просьбу и предложил Спинозе немедля убраться из Амстердама.

Но он и тут не впал в уныние. Изгнание так изгнание. Декарт всю жизнь был изгнанником и окончил свой путь в Швеции. Да только ли Декарт? Скольким мыслителям приходилось выступать в роли изгнанников только потому, что они не шли проторенными путями в науке, а пытались найти новые, неизведанные, найти и открыть их людям.

Вынужденный отъезд из Амстердама ничуть не повлиял на заведенный Спинозой распорядок жизни. Он ни на день не прекратил занятий философией, продолжал упорно читать научную литературу, писать, словно бы ничего и не изменилось. Он не предавался переживаниям, он очень ценил время.

В изгнании Спиноза пробыл недолго. Несколько месяцев он провел в небольшой деревушке, а затем получил возможность возвратиться в родной город.

Но покоя по-прежнему не было. Раввины продолжали травлю философа. Они поклялись довести дело до конца. Им и Спинозе не было места в одном городе.

Травля не помогала. Спиноза просто не обращал внимания на нелепые выходки фанатиков, подосланных раввинами. И тогда были применены другие средства. Враги не остановились перед тем, чтобы прибегнуть к помощи наемного убийцы. Однажды ночью на улице его подстерег человек с ножом в руках. Только счастливый случай спас философа от смерти.

Раввины вновь обратились за помощью в амстердамский магистрат. И магистрат во второй раз принял решение об изгнании Спинозы из Амстердама.

Он переехал в Рейнсбург, захолустный городишко, даже скорее большое селение, тихое и спокойное, – идеальное место для работы. А работа была главным для Спинозы. Потому его и не трогали все ухищрения противников. В Рейнсбурге он пишет «Трактат об усовершенствовании разума», в котором развивает мысли, высказанные ранее. Здесь же он работает над главным трудом своей жизни – «Этикой», которая заняла двенадцать лет напряженного труда.

Двенадцать лет. Уже одно это говорит о том, насколько серьезно Спиноза подошел к работе, в которой изложил основные принципы своей философии. Двенадцать лет было посвящено трактату, в котором систематизированы воззрения Спинозы по основным проблемам философского знания.

Но еще до «Этики» идеи Спинозы становятся известными во многих странах мира. Самые блестящие умы Европы стремятся совершить паломничество в Нидерланды, чтобы лично познакомиться со знаменитым философом. Его посещает математик и оптик Иоан Гудде, на закате жизни Спинозы к нему приезжает один из знаменитейших философов современности Готфрид Вильгельм Лейбниц, считавший для себя честью лично встретиться с замечательным мыслителем. Спиноза ведет переписку со многими философами своего времени.

У всех, кто знакомился со Спинозой, этот необыкновенный человек вызывал чувство восхищения и преклонения. Он был истинным философом, у которого разум всегда возвышался над эмоциями. Он не предавался переживаниям в самые трудные дни своей жизни. У него была цель. У него были идеи, которые надо было реализовать в научных трактатах. Эта редкая целеустремленность мыслителя поражала всех, кому доводилось встречаться с ним.

Ученый секретарь лондонского королевского общества, посетивший Спинозу в изгнании, писал о нем восторженные строки: «Живой родник мудрости, он зажигает, возносит, ведет вперед. Доброжелателен, чист душою, скромен, величав, гордый потомок библейских пророков».

Фельдмаршал Шарль де Времан, познакомившись со Спинозой, отмечал: «Его ученость, искренность и скромность являются причиной того, что все люди духа… считали себя обязанными бывать у него, чтобы выразить свой восторг и восхищение».

Он не искал славы, не стремился к жизненным благам. Когда, позднее, король Франции передаст ему свое желание назначить философу пожизненную пенсию, если тот посвятит ему какой-либо трактат, Спиноза горделиво отклонит это предложение. Он бросит ставшую впоследствии крылатой фразу: «Я посвящаю свои сочинения только истине». И это человек, живший в нужде, для которого королевская пенсия значила бы слишком много. Спиноза отказался от нее, не погрешив против своих принципов.

В 1670 году Спиноза перебрался в Гаагу. В этом же году вышло в свет его сочинение, которое вызвало протесты со стороны духовенства всех мастей. Это был «Богословско-политический трактат». Спиноза заранее знал, какое бешенство вызовет он у защитников религии, и предусмотрительно не поставил свое имя на обложке книги. Это было сделано очень мудро, ибо Синод южной Голландии вынес специальное решение об этой книге, «столь дурной и богохульной, какой… свет не видал». Синод требовал изъятия и сожжения «Трактата», розыска автора и предания его суду «без всякого снисхождения».

Что же так напугало защитников религии в этой книге? Да то, что книга эта, как писал один из противников Спинозы, «устанавливает нечестивейшее естественное право и, потрясши авторитет священных книг, открывает широко двери безбожию».

В «Богословско-политическом трактате» Спиноза пытается с научных позиций дать анализ книг Ветхого завета – одной из частей Библии. Он тщательно исследует Ветхий завет, стремясь установить, когда и при каких обстоятельствах написана та или иная библейская книга, выявляет разночтения и противоречия «священного» писания. И это все для того, чтобы прийти к выводу, что «священное» писание отнюдь не божественное творение. А раз так, то нелепо говорить о том, что все науки, все разумные суждения людей должны быть подчинены библейским догмам.

Спиноза прямо заявляет: «Я не могу достаточно надивиться, что разум – величайший дар и божественный свет хотят подчинить мертвым буквам, которые могли быть искажены человеческой недобросовестностью, и что не считается каким-либо преступлением говорить недостойное против ума… и утверждать, что он непорочен, слеп, развращен, но почитается за величайшее преступление думать подобно же о букве и изображении слова божьего».

«Мертвыми буквами» именует он тексты священного писания, которые проповедники религии считают богодухновенными истинами. Это же удар по всей религии, по ее догматам, веками объявлявшимися незыблемыми и вечными.

Что касается религии, то она, по мнению Спинозы, основана на невежестве. Люди не знают законов развития природы, не могут использовать их в своих интересах, потому и обращаются они к вере в сверхъестественное. И в этом все религии сходны между собой. Нет религий истинных. Они все ложны и служат государственным властям как орудие закабаления и подчинения масс. «…Высшая тайна монархического правления и величайший его интерес заключается в том, чтобы держать людей в обмане, в страхе, которым они должны быть сдерживаемы, прикрывать громким именем религии, дабы люди сражались за свое порабощение как за свое благополучие, и считали не постыдным, но в высшей степени почетным не щадить живота и крови ради тщеславия одного какого-нибудь человека…».

Эти строки написаны три столетия назад. Надо было быть мудрецом, чтобы уже тогда вскрыть важнейшую функцию религии в эксплуататорском обществе – защиту интересов власть имущих, показать, что господствующие классы используют ее для того, чтобы держать в подчинении и страхе людей.

Спиноза сбросил с религии ореол святости, спустил ее с небес на землю, сделав попытку раскрыть ее социальную роль в жизни общества.

Это было для церковников ударом. Да и не только для них. Вся книга вселяла страх в тех, кто считал себя христианином. Некий Вильгельм ван Блейенберг, переписывавшийся со Спинозой, откровенно высказался, что «эта книга полна любопытных, но поистине ужасных открытий, которые могли быть почерпнуты только в аду. Всякий христианин и даже всякий здравомыслящий человек должен ощущать неподдельный ужас при чтении этой книги. Ибо автор ее направляет все усилия к тому, чтобы разрушить христианскую религию и все надежды наши, на ней основанные, взамен чего он вводит атеизм».

На свете было много еретиков, заявляли защитники религии, но такого, как автор «Богословско-политического трактата», еще не было. Профессор Музеус из Йены в своем опровержении этого трактата писал: «Диавол совратил великое множество людей, находящихся на службе у него и направляющих все старания к тому, чтобы ниспровергнуть все, что есть в мире святого. Но можно, право сомневаться, чтобы кто-либо между ними работал над разрушением всякого божественного и человеческого права с такой силой, как этот лжеучитель, рожденный на погибель религии и государства».

Эти оценки верных христиан, современников Спинозы, свидетельствуют о том, что философ попал в цель. Действительно, трудно вспомнить другое философское произведение до «Богословско-политического трактата», которое с такой силой нанесло бы удар по религии, раскрыв ее назначение.

Слыша подобные суждения о своем «Трактате», Спиноза еще раз убеждался, как мудро он поступил, выпустив книгу анонимно. Можно себе представить, в каком бы положении он очутился, если бы религиозным мракобесам стало известно, кто написал «Трактат». А так они могли лишь строить предположения, упоминая имя Спинозы. Но одних предположений было мало для того, чтобы стереть его имя с лица земли.

Ну а Спиноза как будто стоял в стороне от всей этой шумихи, лишь прислушиваясь к ней, но не вмешиваясь в полемику, которая шла вокруг его сочинения. Впереди у него было много дел. Он торопился, ибо чувствовал, как подбирается к нему тяжелая болезнь. Часто наступали приступы кашля, которые душили его. Он понимал, что жить осталось недолго, хотя ему не было и сорока лет. И торопился, очень торопился.

Он не любил шума, старался держаться в уединении, чтобы иметь возможность спокойно писать. Однако слава о нем непроизвольно опережала это желание. Он получал множество писем от людей, которые хотели услышать мнение Спинозы по тому или иному вопросу, поделиться своими мыслями с великим философом. Эта переписка отнимала много времени. А он дорожил временем. Главным для него сейчас была «Этика», которую он должен завершить.

И вот настал день, когда Спиноза, усталый, но безмерно счастливый, спустился со своего мезонина, бережно держа в руках рукопись. Хозяева дома, где он жил, молча смотрели на него. Он положил рукопись на стол и, закурив трубку, опустился в кресло. Было утро. Он работал всю ночь. Но на лице его не было и тени усталости. Он окончил труд, которым жил годы. Это был итог всей его жизни.

Он не знал тогда, сколько еще придется выстрадать этой рукописи, прежде чем она увидит свет. Не знал, что его противники сделают все возможное, чтобы воспрепятствовать опубликованию «Этики». Не знал, что ему и его друзьям придется переписывать ее от руки и распространять в списках, ибо ни один издатель не мог набраться смелости издать новое творение великого философа.

Не знал он и того, что его «Этика» переживет столетия, будет оценена как одно из самых значительных произведений домарксистской материалистической мысли, войдет в историю мировой философии, принеся вечную славу ее создателю.

4

Барух Спиноза умер 21 февраля 1677 года, 44 лет от роду от болезни легких. Его нашли сидящим в кресле, подле которого лежала выпавшая из рук раскрытая книга. В работе он встретил и смертный свой час.

А после его смерти началась борьба за великого философа. Борьба долгая, упорная, не прекращающаяся до наших дней.

Богословы и духовенство после смерти великого мыслителя вдруг словно забыли о том, с каким негодованием они произносили его имя, требуя расправы. Они забыли о том, как прозвучали в амстердамской синагоге Бет-Яков слова проклятия в адрес Баруха Спинозы, забыли, как злобствовали раввины, призывая господа бога и земных властителей обрушить все кары на философа, выступившего с безбожными сочинениями.

Богословы стали говорить о том, что Спиноза всегда оставался глубоко верующим человеком, что восставал он лишь против тех представителей духовенства, которые пытались исказить религиозные принципы, восставал, защищая религию, требуя ее очищения от разного рода извращений.

Когда пять десятилетий назад в Гааге, в городе, где прошли последние годы жизни Баруха Спинозы, торжественно отмечалось 300-летие со дня его рождения, с юбилейной трибуны раздавались голоса, будто великий мыслитель был верным апологетом католицизма. А после этого американский философ Г. Вольфсон заявил, что философия Спинозы – это высшая ступень иудаизма.

Вот как случается порой в жизни. Мыслителя, обличавшего религию, ни на день не прекращавшего борьбу с ее служителями, мыслителя, которого считали злейшим врагом религиозной веры, богохульником, нечестивцем, отступником от веры, неожиданно посмертно превращают в союзника религии. Подобных случаев история знает немало. Защитники религии не раз прибегали к таким приемам. Если им не удавалось сделать великого мыслителя своим союзником при жизни, они принимали его в лоно церкви после его смерти.

Вся жизнь Спинозы, все его творения решительно опровергают попытки буржуазных философов-идеалистов и богословов поставить учение великого мыслителя себе на службу, использовать его авторитет в своих интересах. Те, кто хотел бы видеть Спинозу верным приверженцем религии, ссылаются на то, что во всех его работах присутствует слово «бог». Это действительно так. Но разве достаточно одного слова, чтобы делать подобные выводы?

Ведь дело, в конечном счете, не в самом слове, а в том, какой смысл в него вкладывается. А «бог» Спинозы разительно отличается от того бога, которому поклонялись и поклоняются приверженцы различных религий.

Бог Спинозы – это природа, это материальный мир, лежащий вокруг нас, который развивается по своим внутренним, присущим ему законам, а не управляется каким-то сверхъестественным существом извне. Иными словами, природа существует сама по себе и не испытывает на себе никакого влияния высших духовных сил.

Но разве это не материализм? Разве есть в подобном учении хоть что-то от религии, кроме слова «бог»? Не случайно один из православных богословов, митрополит А. И. Введенский писал: «Если у той сущности, которую Спиноза называет богом, нет ни воли, ни деятельности по целям, то что же это за бог?»

Философов, которые отождествляют бога с природой, «растворяют» в природе, называют пантеистами. В прошлом пантеизм использовался некоторыми мыслителями для того, чтобы отказаться от церковного бога, навязываемого им богословами. Эта форма и была избрана Спинозой для критики религиозного мировоззрения с позиций материализма. Не случайно Людвиг Фейербах считал, что для своего времени Спиноза нашел настоящее философское выражение материалистической тенденции нового времени, «он узаконил, он санкционировал эту тенденцию: сам бог – материалист».

Материалисты исходят из того, что в основе всего существующего лежит материя. Материальное, а не идеальное является первичным, изначальным, определяющим. Но ведь и у Спинозы первооснова – природа, то есть начало материальное. Так можно ли называть его идеалистом, можно ли отрицать, что его учение материалистично по своему духу, по своему существу?

В философии Баруха Спинозы были и непоследовательности. Надо иметь в виду, что уровень знаний в век, когда он творил, был недостаточно высок, а это в известной степени повлияло на то, что философ многого не мог понять, многого не мог предугадать. Оценивая в целом материалистическую философию Баруха Спинозы, следует вспомнить примечательные слова Ф. Энгельса, который писал: «Нужно признать величайшей заслугой тогдашней философии, что… она, начиная от Спинозы и кончая великими французскими материалистами, настойчиво пыталась объяснить мир из него самого, предоставив детальное оправдание этого естествознанию будущего».

И конечно, нельзя забывать о том, что Спиноза был одним из самых страстных, самых непримиримых критиков религии. Он, восславивший величие человека, неограниченные возможности человеческого разума, не мог мириться с мертвящим сердца и ум людей религиозным вероучением, не мог мириться с теми духовными оковами, которые религиозная вера накладывает на человека.

Не удивительно, что после смерти философа, когда вышли в свет его посмертные сочинения, включающие в себя «Этику», было принято постановление правительства Голландии и Западной Фрисландии о запрещении творения Спинозы. «Мы обнаружили, – говорилось в этом постановлении, – что указанная книга содержит много нечестивых, кощунственных и безбожных учений, которыми не только простой читатель может быть сведен с истинного пути блаженства, но потрясается учение о воплощении и воскресении Христа и разные другие существенные пункты всеобщей христианской веры; что автор устраняет и с презрением трактует чудеса, посредством которых всемогущему богу угодно свидетельствовать явное могущество и божественную силу для укрепления христианской религии; что он старается внушить читателю, будто истинность божественного откровения должна быть подтверждена самим учением, а не чудесами (которым он дает название невежества и источника глупости), и что веру в чудеса надо отстаивать, если ее нельзя объяснить естественными причинами, ибо он считает, что люди недостаточно проникли в познание природы и только поэтому некоторые происшествия кажутся им чудесами… Мы поэтому в высшей степени негодуем против печатания, распространения и продажи указанной книги и посему постановляем объявить эту книгу нечестивой, безбожной и богохульной, что мы и делаем, и сообразно с этим запретить перепродавать, продавать, печатать и перепечатывать, равно как переводить эту книгу всеми и всяческими средствами в этой стране и отнять у простых граждан повод путем чтения подобных безбожных положений впасть в соблазн и сойти с истинного пути веры…».

А потом творения Баруха Спинозы были включены в Индекс запрещенных книг, который вплоть до последнего времени издавался католической церковью. В этот индекс включались сочинения, которые верующим запрещалось читать под страхом сурового наказания. В разные годы Ватикан вносил в него произведения крупнейших вольнодумцев, французских философов-материалистов, утопистов-социалистов, труды основоположников научного коммунизма К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина.

Такая высокая честь была оказана и сочинениям Спинозы.

От его сочинений тщательно пытались уберечь верующих иудейские раввины. Они были объявлены богохульными и православной церковью в дореволюционной России. Примечательно, что книги Спинозы горели на кострах, которые разжигали несколько десятилетий назад фашисты, уничтожавшие великие творения духовной культуры человечества.

Так боролось мракобесие с учением Спинозы.

5

Туристам, которые в наши дни приезжают в Гаагу со всех концов света, непременно показывают памятник Баруха Спинозы. Он возвышается рядом с домом, где философ жил и творил последние годы жизни. Словоохотливый гид не преминет напомнить о том, что Спиноза – великий голландский ученый, прославивший свою страну, за что страна и народ благоговейно чтят его память. И – ни слова о трудной жизни замечательного мыслителя, о годах преследований этого «безбожника» и «вольнодумца», о попытках служителей религии преградить путь его творениям. А если бесхитростный турист вдруг и упомянет об этом, его прервут – дескать, стоит ли ворошить прошлое, давно ставшее достоянием истории.

Стоит, ибо именно история напоминает о трудном пути человеческого познания, вынося свой приговор мракобесию.