Текст книги "Ловушка Пандоры 2 (СИ)"

Автор книги: Стас Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

– Рай сломан, а это обман! – возразил Михаил, в ответ на угрозу лишь надавив на копье сильнее. – Я так долго искал того, кто повинен во всем этом, что не дам себя запутать!

– По всему раю неизвестной болезнью заражены тысячи наших братьев, – примирительно вступил в спор оленерогий. – В этой же душе нет больше бездны, мы не должны уничтожать её. Нужно узнать, как она излечилась от заразы.

Ангелы дружно закивали.

Михаил убрал копьё, всем своим видом выражая протест против воли большинства.

Это могло бы быть шансом Ильи, но он понятия не имел, о какой заразе идет речь, и как он сумел от нее излечиться. Ангелам же оказалось достаточно одного взгляда на него, чтобы понять это и разочарованно покивать на неудачу.

Спор возобновился.

Слово опять взял Михаил, хотя тактику на этот раз выбрал иную, решив подвести к своей правде с другой стороны.

Илья оценил софистский подход к диспуту – сам любил такие приёмчики.

– Когда-то давно, когда все мы были юными и наивными, мы жили в Эдемосе в мире и согласии с падшими. Как вы помните, тогда я был особо дружен с Люцифером. Мы с ним придумали одну игру, – заговорил Михаил, обращаясь ко всем и ни к кому одновременно. – Помните, отче рассказывал нам миф о титане, которого звали Прометей? И о том, что тогда значили сила воображения и сила слова, которыми могли останавливать солнце и разрушать города?

– Эти силы, мы потеряли, когда изгнали Люцифера и всех тех, кто последовал за ним, – горестно закивали остальные ангелы.

– Да, – продолжил Михаил. – В те времена мы с Люцифером ради забавы испытывали друг друга на прочность. Одним из таких потешных соревнований было приковываться по очереди к скале и терпеть муки от орла, клевавшего нашу печень. Обычно Люцифер всегда был на шаг впереди меня, но не в этом – на скале я держался дольше. Я воображал себя тем, кто принес людям огонь, тем, кто страдает за этих милых детей – Адама и Еву, которые жили тогда с нами в Эдемосе. Люцифер как-то признался, что он не может страдать за людей, что люди ему не нравятся.

– К чему ты рассказываешь нам об этом?

– К тому, что я самый главный заступник душ человеческих. Всегда им был. И то, что я вижу перед собой – не человек. Поверьте мне. Нет у людей таких душ! Это монстр. Он скармливал другие души той дряни, что внутри него. Это морок! Подумайте братья.

Но подумать о сказанном братья не успели. Почву качнуло легкое землетрясение. Раздался пронзительный звук, одновременно похожий на крик чаек и волчий вой. От этого звука душа смерзлась. Ангелы замолкли, засуетились, стали судорожно вглядываться в горизонт.

– Они близко – прошептал одними губами Гавриил.

Его зоркие птичьи глаза видели дальше других, и то, что показала ему даль, повергло ангела в ужас.

– Надо уходить! – с нотками паники подхватил чешуйчатый.

Остальные растерянно стали переглядываться друг с другом.

– Но как быть с душой мальчишки? – наконец, озвучил причину всеобщего смятения Рафаил. – Он не сможет уйти с нами – он еще недостаточно чист и светел для центральных земель рая! И наше присутствие сковывает его.

– Но и оставить его здесь им на растерзание слишком жестоко! – с патетической категоричностью возразил оленерогий.

– И что же ты предлагаешь, Уриил? – раздраженно поинтересовался Михаил, и в этой манере, в этой вопросительной интонации Илье опять почудилось что-то до боли узнаваемое. – Остаться здесь, чтобы нас растерзали вместе с ним?

– Если мы бросим его здесь, то… – возмущенно набычился Уриил.

– То у него будет больше шансов спастись, – вступил в перепалку Гавриил, неожиданно оказавшись на стороне Михаила. – Пока мы здесь, душа парализована нашим светом, когда мы покинем это место, мальчик сможет хотя бы попытаться спрятаться. В тех скалах, например, если мы поторопимся, у него есть шанс успеть добежать до них.

Ангелы помрачнели, но все же пришли к всеобщему согласию. Согласие у них выразилось в распахнувшихся разом крыльях, которые сошлись у всех за спиной в дружном хлопке.

– Что ж, значит, наш спор разрешится сам собой, – подытожил Михаил, ничего в нем не выражало торжества, но Илье показалось, что он доволен, как по итогу все обернулось. – Это будет суд случая.

– Удачи тебе! – пожелал оленерогий Уриил.

На вид ему было чуть ли не меньше годков, чем самому Илье. Илья так сильно был впечатлен его рогами, что упустил из виду самое чудесное в Урииле – его взгляд. Взгляд, который выражал кротость и беззащитность, но вместе с тем – светлый разум и согревающую доброту. В такие глаза хотелось заглядывать бесконечно, чтобы почерпнуть в них силу и веру в себя.

– Беги, мальчик, вон к тем скалам, они укроют тебя, – еще раз проинструктировал Рафаил, по-кошачьи грациозно указав путь своей полурукой-полулапой.

Ангелы, взмахнув крыльями, быстро скрылись из виду.

Илья остался лежать на песке наедине с самим собой. По телу пополз неведомый прежде страх. Он ударил адреналиновым выбросом. Но найти выход разгулявшимся гормонам Илья по-прежнему не мог. Оставалось только ждать неведомо чего. Тело знобило, по коже сбегали капли пота, сердце стучало быстро-быстро.

Мысли крутились в разные стороны и вдруг нашли опору в одном – Аня. Тогда он тоже потерял контроль над своим телом, а она держала его голову у себя на коленях, ласково гладила по волосам, бормотала что-то нежное и щекотное.

Оковы спадали. Илья понял, что может двигаться. Он подскочил, голова слегка закружилась, но он, не обращая на это внимание, дал деру в ту сторону, куда ему указали ангелы

Горная гряда маячила далеко впереди. Сзади же на Илью что-то быстро надвигалось. Присутствие знакомой пустоты ощущалось спиной, подгоняло вперед. Он пару раз оглянулся, но ничего не увидел.

Илья быстро выдохся. Перешел сначала на трусцу, а потом и вовсе на шаг.

Горы приближались медленно. Он брел по золотому песку. Мысли крутились отвлеченные, далекие.

Где-то там, на краю жизни Илья держал Аню в своих руках. Она доверчиво жалась к нему, словно рыжий котенок. Её теплое дыхание щекотало ухо. Они танцевали. Музыка несла, кружила и не было ничего вокруг, кроме этой девушки, что маленькой звездочкой сумела озарить его тьму.

Только воспоминание об этой рыжей звездочке могли заставить продолжать передвигать уставшими ногами.

За спиной уже чудилось чье-то леденящее дыхание. Но Илья больше не оборачивался.

Он знал еще пару мгновений и мысль об Ане угаснет, и он обратится в небытие. Это отозвалось необъяснимой тоской и горечью. Он не хотел её забывать. Илья собрал последние силы и вновь рванул к спасительной защите.

Очнулся он уже карабкающимся в гору. Холодная хватка пустоты за спиной ослабла. Он, наконец-то, нашел в себе силы оглянуться – никого.

Сбитое дыхание отдавалось болью и свистом в груди. Сердце, стучавшее в висках, медленно выравнивало ритм.

На смену страху навалилась усталость. Ему хотелось просто лежать и не подниматься и безразлично, что там будет дальше. Но прежде нужно было найти место, где можно спрятаться.

Как раз недалеко от него, между скал, померещился темный проход. Он поднялся и осторожно полез туда. Пару раз оступился, едва не свалившись вниз. Падать пришлось бы долго. Присвистнул от удивления, что сумел так высоко взобраться.

На входе в пещеру его уже ждали. Михаил грозным изваянием преградил путь. Архангел на голову возвышался над Ильей, хотя сам Илья на рост никогда не жаловался, будучи далеким от среднестатистического большинства.

– Добежал значит, гаденыш? – неприветливо встретил его Михаил.

Смотрел Михаил брезгливо, изучая, с неприкрытой ненавистью. Как будто у него было что-то личное к Илье, хотя фанатики тем и отличаются от нормальных людей – каждый чих принимают на счет своих убеждений.

Илья слишком устал, чтобы испугаться по-настоящему. В этой ситуации он понимал, что сделать все равно ничего не смог бы, поэтому он сделал единственное, на что еще был способен. Улегся на входе в пещеру, прямо перед приставучим Михаилом.

– Лежачего не бьют, так что извиняй, – лениво заметил Илья.

– Вставай! – повелительно прошипел Михаил.

Но Илья лишь подложил под голову ладонь и провалился в сон. Так бывает, когда набегаешься черт знает по какому раю.

Вспышка 5. Обитатели рая

Илья проснулся в пещере. Поморщился, так как, лежа на жестких камнях, отлежал себе спину.

Рядом сидел Михаил и хмуро разглядывал его. Опять физиономия архангела показалась смутно знакомой. Хотя такое лицо, если раз увидишь, потом хрен развидишь, поэтому странно, что Илья не мог понять, откуда оно триггерит.

Илья подобрал ноги и сел напротив Михаила. Позевывая в кулак, с вызовом поинтересовался:

– Думал, ты меня во сне пырнешь своей палкой. Что? Кишка тонка?

– Это было бы бесчестно! – возмутился Михаил, нимб над его головой опять замигал. Эта истеричная цветомузыка действовала на нервы.

– Зато эффективно, – пожал плечами Илья.

Он старательно отводил глаза, цепляясь за привычную манеру поведения, но теперь она была напускной, а там, внутри, клокотала непонятная мешанина пугающих его чувств, с которыми он никак не мог совладать.

– Я решил, что мой долг быть справедливым, – надменно, словно делая Илье великое одолжение в ущерб своему драгоценному времени, произнес ангел. – Даже мразь вроде тебя имеет право попробовать оправдаться.

– Спасибо, за столь великодушную возможность, – иронично поблагодарил Илья, но все же задал давно мучавший его вопрос. – Я тебя вроде не знаю. Камон, и что же мне вменяется в вину?

Михаил долго молчал, нимб над его головой ярко пыхнув светом, ослепил Илью, и притух. Ангел тихо процитировал:

– «Ты можешь, как мальчишка, Сбивающий репьи, Крушить дубы и скалы, Но ни земли моей Ты не разрушишь, Ни хижины, которую не ты построил, Ни очага, Чей животворный пламень Тебе внушает зависть»[1].

Илья скривился, только метафоричных красивостей их странной беседе сейчас не хватало.

– Окей, тебе так не понравилась моя маленькая революция? Это лишь значит, что ты не такой филантроп и гуманист, как сам о себе думаешь. Это ведь сущность человека – нести друг другу страдания и разрушения. Не я это придумал, я лишь подтолкнул их, – попытался наобум оправдаться Илья.

Илья знал за собой эту вину. Однако не успел договорить, как понял – не то двигало архангелом. Мало ли сколько это древнее существо повидало на своем веку революционеров. В истории были персонажи и куда хуже, пролившие реки крови и сотворившие такие дела, что Илье до них было, как до Москвы раком. Причина ненависти архангела была какая-то другая более личная, более значимая…. Но что он, Илья, мог такого сделать архангелу?!

– Что ты можешь знать о сути душ человеческих?! Ты ошибка мироздания, моя личная ошибка – с раздражением выдохнул Михаил. – Тебя не должно было быть… Ты… Ты – урод. Я наблюдал тебя за несколько недель до твоей смерти. Ты принес за собой хаос. Бездну, что пожирает мир. Знал бы заранее – не дал бы тебе коптить свет Божий, а теперь все погибает по моей вине, если только не найду способ все исправить.

Илья поморщился – Михаил говорил путано и непонятно. Обычно так говорят, когда человеком движут сильные эмоции, и он сам не может осмыслить толком своих мотивов. Но перед ним был ангел, а не человек.

Сила была на стороне Михаила – значит нужно играть по его правилам и продираться к сути его претензий, а там, возможно и договориться. Илья всегда умел договариваться, и сейчас это умение было как никогда кстати.

– Поздно, обезглавив революцию, ты лишь создашь для толпы кумира. Надо было раньше суетиться. А ты, любуясь небесными зефирками, упустил момент и проворонил приход антихриста, – цепляясь за такую знакомую ему язвительность, усмехнулся Илья.

Он специально и дальше продавливал отпавшую версию с революцией, чтобы Михаил, возражая ему, незаметно для самого себя открыл истинную причину своего желания поскорее расправиться с Ильей.

Так оно и вышло, но Илье не пришлось порадоваться победе – она внезапно обернулась поражением и отозвалась жгучей болью и горечью.

– Ты не антихрист, ты нефилим. Ты чудовище, которое пожрало душу собственной матери! – сквозь сжатые, мелкие зубы с ненавистью выплюнул Михаил. – По твоей вине она не попадет ни в рай, ни в ад, не переродится для новой жизни! Она распалась, и ее поглотил вечный Хаос на моих глазах.

– А тебе-то что с того?! – удивленно огрызнулся Илья.

Сделалось паршиво. Память услужливо подсунула ему воспоминания о маме. Нет, вспомнил он не ту измученную и состаренную его подлыми выходками женщину, а другую, юную и задорную, с теплыми руками и приятным голосом.

Она наклонялась к его манежу и, взяв игрушечных единорога и дракона, разыгрывала перед Ильей сцены давних сражений. Илья тогда еще умел смеяться победе доброго единорога над злым змием – великой победе архангела Михаила над силами зла. Тогда он еще умел ждать героя домой вместе с мамой.

Что же случилось потом? Как будто пелена безразличия упала на душу. Смутно вспомнился какой-то сад и черный ящик с бездной внутри. Но то был скорее сон, чем явь.

– Это и моя вина тоже, – с усилием признался Михаил и на его скулах заиграли желваки. – Я… Я любил ее иначе, чем других. Я не хочу перед тобой тут распаляться. Ты слишком ничтожен, чтобы понять. Но Мария. Она была другой. Мы были близки. Ближе, чем должно. Моя противоестественная любовь сгубила её.

Илья напрягся. Мысль заметалась в голове, но он никак не мог её ухватить. Пока она дрожью не прошла по всему телу. Вмиг подбросив его на ноги и заставив закрутиться по пещере волчком, чтобы хоть как-то успокоить эмоциональный всплеск.

Так вот кого ему напоминал все это время Михаил. Копию этого лица он наблюдал двадцать один год своей жизни в зеркале. Да и отчество у Ильи было Михайлович. Слова матери: «Твой отец – ангел» – приобрели новый смысл. Стало обидно за маму и себя. Захотелось закрыть голову руками, отмахнуться от этой догадки. В горле засаднило, и на глаза выступили слезы, он поспешно сглотнул ком. Хотелось сказать Михаилу о чем-то важном, но о чем, он так и не смог сообразить, поэтому лишь зло упрекнул:

– Если так любил, что же не спас?! Отчего не был рядом?

– Если бы я знал, что моя любовь способна породить такое! Если бы я знал, что за существо у нее зародилось, как паразит во чреве. Я бы убил тебя во младенчестве. Но я не знал!

– Или не хотел знать? – с горечью покачал головой Илья.

Михаил подорвался с места и, яростно сжав кулаки, подскочил к Илье. Илья ответил напускным равнодушием, мол, бей. И Михаил вдруг отступил, сник, забормотал оправдываясь:

– Я не мог… Я должен был служить высшей цели… Тогда не понимал, что высшая цель и Мария – это одно и то же! Я не мог ослушаться отца. Я думал, что если оставлю Марию, у неё появится шанс на новую жизнь, нормальную, человеческую, счастливую. Я не знал о нефилиме. Она мне не сказала, что беременна, когда мы прощались. Избегая дальнейшего искушения, я согласился, чтобы отче укрыл её от моего взора. Я был в неведении…

– И как же ты прозрел? – Илья слушал, и было так паршиво, что на каком-то моменте он просто абстрагировался и перестал пропускать рассказ через себя.

– Мир стал разрушаться. Рай умирал, а ангелы превратились в обезумевших чудовищ. Я искал источник и вышел на тебя. К этому времени Мария была уже мертва, а то, что осталось от неё, дожирала тварь, живущая внутри тебя. И хоть сейчас ты ловко замаскировал его, я знаю, что ты есть на самом деле!

Илья закрыл глаза. Хаос его души. Вспомнилась Аня, её робкая улыбка, её тепло и как он умер, убивая Лёху. А потом вновь маму и порезы на её руках. Измученную им маму. И он отчетливо ощутил себя тварью. Уже слишком поздно – этого не исправить, это невозможно искупить – он замучил и убил собственную мать.

От Михаила ему не будет пощады. Он уже приговорен, а это всего лишь условность. Церемониал, чтобы потом Михаил смог сказать себе, что все случилось по справедливости. Он настолько в этот момент все понял про Михаила и себя, что сделалось нестерпимо одиноко, так одинока может быть только тогда, когда подходишь к концу. Он, как загнанный в угол щенок, может лишь, доигрывая отведенную ему роль, побольней укусить напоследок свой хвост.

Он посмотрел на архангела сверху вниз и с ненавистью, адресованной и себе, и ему, выдохнул:

– Ты виновен не меньше меня. Если бы ты был рядом – все бы обернулось иначе!

– Да, я убил бы тебя намного раньше, выродок! – с ответной ненавистью заверил Михаил.

– Видимо весь в тебя пошел!

Михаил инстинктивно сделал шаг назад. Нимб над его головой нервно замигал, глаза налились тяжелым золотом. Он тряхнул головой и, умерив свою цветомузыку, процедил:

– Нет, ты ошибка природы. В тебе нет ничего ни от меня, ни от Марии. Ты сбой в мироздании.

Опять прокрутилась через голову вся жизнь. Итог её очевиден. Приговор вынесен – осталось только смириться. И нет разницы, что судья виновен не меньше, а то и больше самого Ильи. Это никак не искупит всего того, что сделал он. Не смоет кровь на его руках, не очистит совесть, не вернет тех, кто мертв по его воле. Стало так тошно, что выход, предлагаемый Михаилом, показался самым простым и правильным. Укол копья и нет его. И нет всей этой канители вокруг и внутри него.

– Так что же ты медлишь? – с издевкой поинтересовался Илья. – Разве она не заслужила, чтобы за нее отомстили, а не жевали тут сопли?! Я готов! Ну, где там твое копье?! Камон, хватит пытаться остаться чистеньким?!

– Без тебя разберусь, щенок!

Копье появилось в руках архангела, но тут же исчезло.

– И? – нетерпеливо поднял бровь Илья.

Вот сейчас он был готов, он этого даже хотел, но рука правосудия не спешила, а силы ждать его уже кончились.

– Теперь, я уверен в своей правде, – покачал головой Михаил. – Ты как-то замаскировал свою истинную суть.

– Ну, естественно, не всем же подряд её предъявлять, – насмешливо изрек Илья.

Он знал – отпираться бесполезно, бесполезно уверять, что он не понимает, что имеет в виду под истинным и ложным в его сути архангел. Смертный приговор давно вынесен и промедление – мучительно.

Но архангел его, кажется, уже не слушал. Нимб над его головой почти потух, как будто перегорела лампочка – он весь ушел в себя, очевидно решаясь на что-то. И сейчас Илья до рези в глазах узнавал в этом человеке себя. И то, что он в нем сейчас видел, не предвещало для Ильи ничего хорошего.

Михаил поднял на Илью взгляд. Илье показалось, что посмотрел архангел с жалостью и даже как-то виновато. Михаил покачал головой.

– Нет, я не стану тебя уничтожать, я верну тебя бездне, – вынес приговор Михаил, в руках архангела появились кандалы с цепями. – Ты отправишься в тот хаос, что породил. Это будет справедливо, а значит – даст надежду на спасение тем, кого ты погубил. Это вернет все назад.

Илья мало понимал, но много чувствовал, что выбивало его из привычного равновесия. Лишь одно было ясно наверняка: если Хаос – это то, что он ощущал в себе почти всю сознательную жизнь, то он ни за что не вернется в него по доброй воле. Быть уничтоженным это одно, но совсем другое – стать частью вечно голодной пустоты. Уж лучше боль и мука, уж лучше угрызения совести и ненависть к себе, но только не это.

– А если, я не захочу туда отправляться? – с вызовом спросил Илья.

Он уже решил для себя, что будет сопротивляться, а там, в пылу битвы может и заслужит добрый удар копьем.

– Я ожидал такой ответ, – раздался голос Михаила за спиной.

Илья не успел обернуться и снова ухнул во тьму.

***

Очнулся Илья прикованным к скале. Наверное, именно так себя ощущал распятый на кресте Христос. Мягко говоря – нехорошо. Голова трещала, во рту пересохло. Через усилие разлепил глаза. Картинка раскачивалась, а вид впереди открывался далекий от райских кущ. Сколько хватало обзора – до самого горизонта тянулись гниющие болота цвета ржавчины с редкими островками чахлых деревьев.

Однообразно скупой пейзаж нарушала лишь приметная коряга. Она причудливо изогнулась на горизонте в сухую шестипалую ладонь с переломанными пальцами. Неведомая сила прогрызла дыры в её ветхом теле, они смотрели пустыми глазницами прямо в душу. Тоскливый пейзаж. Желания наблюдать это вечность и близко не возникало.

С трудом повернув голову, Илья увидел, что Михаил стоит рядом и задумчиво смотрит вдаль.

– И что? Кинешь меня здесь гнить от времени? – вышло сипло и испуганно.

– Нет, они скоро придут и заберут тебя. Пойми, у меня нет выбора. Дело не в личной мести, я сумел бы найти в себе силы отпустить тебя, если бы это касалось только нас. Но я должен спасти этот мир. Должен исправить свою ошибку. Я в ответе за каждую душу человеческую и за каждого ангела небесного.

– Ты и маму, когда бросал, прикрывался долгом, – устало отмахнулся Илья. – Лучше бы уж был честным, хотя бы с собой!

Хамить, конечно, было не в интересах Ильи, но ему стало глубоко насрать на свои интересы. Им овладело безразличие почти сродни тому, что владело им всю жизнь, но вместе с тем совсем иное, вызванное скорее переизбытком эмоций, чем их отсутствием.

– Что ты знаешь о выборе, щенок? Ты всего лишь сбой – тебя не должно было быть вовсе. Я вижу тебя насквозь, сколько бы ты не притворялся – ты гибель этого мира!

Михаил нервно позвякивал связкой ключей. В какой-то момент они выскользнули из его рук и упали к скованным ногам Ильи.

Архангел наклонился и поднял связку. Долго задумчиво изучал её. Наконец, будто решившись на что-то, крепко зажал ключи в кулак. Поколебавшись, замахнулся и швырнул их вдаль. Покривленные пальцы коряги попытались ухватить неожиданный подарок, но едва ли ветхому дереву это удалось.

– Камон, и как оно? – съехидничал Илья. – Чувствуешь себя героем, архангел Михаил?

– Я страж этого мира. Бог поставил меня над людьми. Я в ответе за паству свою, – повторил он. – А для тебя это шанс искупить всё то зло, что ты принес. Возможно, искупив его, все те, кого ты пожрал вернутся в этот мир.

– И вы с мамой будете жить долго и счастливо.

– Нет, но Мария будет жить и будет счастлива. Впредь я не потревожу её душу, только бы она вернулась…

Михаил еще пару минут вглядывался в лицо Ильи, словно пытаясь что-то в нем узнать или запомнить.

– Мог хотя бы её глаза взять, – с горечью упрекнул архангел напоследок. – Прощай.

Развернулся и, раскинув крылья, оттолкнулся ногами от земли, набирая высоту.

– Прощай, отец, – с горечью пробормотал Илья и тут же сердито добавил, – сделал дело – гуляй смело. Тарас Бульба недоделанный.

Илья повыкручивал себе руки, пытаясь освободиться от оков, но лишь содрал запястья до мяса. Выругался, отводя душу.

Висеть на цепях, вглядываясь в надвигающуюся угрозу, то еще удовольствие. Но так как накануне Илья узнал о себе много нового – скучать ему не пришлось. В башке творился самый настоящий коллапс. Мысли метались, пытаясь, привычно разложить все по полочкам и вернуться к упорядоченному состоянию.

Первое, что необходимо было осознать и принять – это свою недочеловечную природу. Итак, он нефилим – чудовище, что пожрало собственную мать и устроило что-то вроде апокалипсиса.

Со вторым было сложнее, он никак не мог понять почему раньше он ничего не чувствовал, а сейчас чувствует все подряд. Михаил ошибался, Илья вовсе не притворялся – в нем что-то изменилось – что-то важное. Щелкнуло в тот самый момент, когда Лёха убил Аню.

Его прошиб холодный пот, капли медленно поползли по спине. Кожа покрылась пупырышками и мелкие волосинки встали дыбом.

Он поднял глаза. Вдали появились они. Серая масса текла в его сторону. Медленно, тягуче. Он сразу понял, что это. Он узнал равнодушное спокойствие и ненасытный голод, они были с ним всю жизнь, но он ни за что не хотел вернуться в это состояние вновь.

Огляделся по сторонам. Позвенел цепями. Покричал. Все без толку.

В нос ударил отчетливый запах серы и аммиака. Пульс участился, дышать стало тяжело – грудь сдавило болью. Вспомнилась симптоматика приступов панической атаки. Он закрыл глаза и задышал правильно, медленно расслабляя мышцы.

Единственная мысль, которая сумела в нём удержаться, кроме той, что ему хана, это мысль об Ане. Про маму думать было слишком горько, а вот Аня осталась в нем светом. Даже тогда, когда им владела пустота – она была для него важной, нужной. Он уцепился за неё. И она вытянула его из пучины отчаяния. Нестерпимо захотелось её обнять. Провести рукой по рыжим волосам, вдохнуть запах свежей осени, ощутить губами тепло и мягкость ее кожи. Хотя бы на миг ощутить её рядом. И тогда бы он был готов смириться с неизбежным.

Но нет – это самообман. Все было бы иначе – он сопротивлялся бы с удвоенной яростью, он нашел бы в себе силы сокрушить эту скалу. Он бы не смог насытиться одним мгновением с Аней. Он боролся бы за то, чтобы остаться с ней как можно дольше.

Запах тухлых яиц усилился. Илья открыл глаза. Серая масса приближалась. Стали видны искалеченные покореженные фигуры. Зомбаки – именно это голливудское сравнение подходило им больше всего – передвигали конечностями неестественно быстро и вместе с тем по-тараканьи отрывисто. Они двигались в полной тишине, лишь едва уловимое чавканье доносилось до Ильи. Сейчас он вполне мог бы поступить, как те психи из фильма «Пила», если бы у него эта пила была под рукой.

Чавкающая тишина становилась невыносимой. Илья припомнил, что орали солдаты перед боем, чтобы сбить ужас от несущейся навстречу гибели. Возгласить перед мучительным концом: «За родину! За Сталина!» или просто: «Урашеньки!» как-то не потянуло.

Илья решил, что если подыхать, то с музыкой. Поковырялся в памяти, ища что-то пафосное, соответствующее моменту. И обнаружил, что в его репертуаре нет даже годных текстов, которые могли бы тронуть душу. Все знакомые песни – не песни – политические лозунги, а политические лозунги ему сейчас были ни к чему. Или танцевальный стеб в годной ритмике в духе: «Я съел деда, в чем проблема?».

Скоро его разорвут на части. Скоро он будет разрывать на части, и на границе угасшего сознания станет чужим сам себе.

Когда он уже совсем было отчаялся – из памяти всплыло что-то живое. В начальной школе, на уроках музыки престарелая учительница, восхищавшаяся вокальными данными Ильи – его чудесным тенором, каждый раз просила его в конце занятия исполнить ее любимую песню «на все времена»: «Черный ворон». Это сильно подбешивало одноклассников, за что Илью неоднократно поколачивали, но это его тогда совсем не трогало.

Илья напрягся, вспоминая слова. Прикрыл глаза, затянул:

– Чёрный ворон, чёрный ворон, Что ты вьёшься надо мной? Ты добычи не дождешьсяЧёрный ворон, я не твой!

Как ни странно, напев подействовал успокаивающе.

Что там дальше?

Он открыл глаза, пытаясь припомнить, и тут же снова зажмурился – от увиденного затошнило. Серые, разлагающиеся зомбаки стремительно надвигались на него, попутно разрывая друг друга на части, так, что некоторые тела шли без голов и рук, а некоторые головы и конечности обходились без тел.

А вот как…

– Что ты когти распускаешьНад моею головой? Иль добычу себе чаешь? Чёрный ворон, я не твой!

Самое гадкое – Илья знал, что на него надвигалось, и это было страшнее смерти, страшнее полного забвения. Это сама бездна, сам голод, сама пустота. Он жил в плену этого всю жизнь. Наблюдая из клетки своего «Я» за тем, другим, пустым существом, управляющим его телом. Он видел, на что способно то, что к нему приближалось. Оно пожрет его. И его не станет. Он опять обернется в пустоту и голод.

И пусть сейчас его душу нещадно терзали боль, страх, стыд, ненависть, пусть эмоции путали мысли, сбивали с толку. Он не хотел потерять все это вновь. Он хотел жить и чувствовать жизнь во всей её полноте. Но не судьба ему… Ему не выпадет шанса обнять ту, которую любил, исправить сделанные ошибки. И от этого себя было жалко до слез.

Как-то там типо:

– Отнеси платок кровавыйК милой любушке моей. Ей скажи – она свободна, Я женился на другой.

Сквозь рыдания, ему показалось… Точно показалось. Не могло такого быть. Хотя так чудно показалось… Родные руки на горячих, мокрых щеках. И хорошо, что именно сейчас привиделось, напомнило, что не совсем уж зря он жил. И хорошо, что Аня воображаемая, а не настоящая. А то, как бы он выглядел в её глазах, распустившим нюни, распевающий жалостливую песенку.

– Калёна стрела венчалаСреди битвы роковой.

Надо смириться. Надо прекратить себя жалеть. Так или иначе, но Михаил прав – он заслужил это. На нем слишком много смертей, с такой тяжелой совестью нельзя просто взять и начать все заново. С его грузом на душе дальше существовать просто невозможно. Хотя существовать все равно хотелось. Пусть через боль. Но и в беге его жизни был какой-то резон. Там была Аня. И мама…

Убитая и растерзанная им мама. Аня, которую он сделал несчастной и подтолкнул к гибели.

Но ведь не он. Не он убивал, а то что жило в нем!

Но ведь и не остановил того. Как слабак, подергался и сдался…

– Вижу, смерть моя приходит, – Чёрный ворон, весь я твой.

Что-то ощутимо мазнуло по щеке. От неожиданности Илья распахнул глаза и вновь не поверил увиденному. И вновь подумал, что ему напоследок явился прекрасный мираж, чтобы облегчить его уход.

– Илья! Да посмотри же ты на меня?! Илья! – требовала Аня, давая ему очередную оплеуху.

– Ты не можешь быть здесь! – замотал головой Илья.

Она не могла, но была здесь. Волосы растрепались. Раскрасневшаяся, теплая, живая Аня. Его Аня. От того, что она видела, как он мотал на кулак сопли и распевал похоронные песни – стало так тошно, что захотелось провалиться сквозь землю. Но вместе с тем по телу расплылась нежность, перебитая страхом. Ведь бездна уже совсем близко. Привыкнет ли он когда-нибудь к этой каше в голове?

– Какого черта ты тут делаешь? – резко оборвал он собственные метания.

– Илья, они уже близко! – скороговоркой заговорила Аня. – Мне нужно как-то тебе помочь! Надо тебя отцепить и бежать!

– Аня! Ничего не надо! Уходи! – как можно тверже приказал он, но голос подвел, дрогнул.

– Я уйду только с тобой! – категорично заявила она. – Лучше скажи, где найти ключи от цепей?!

«Упертая», – с раздражением и восторгом пронеслось у Ильи. Он мельком глянул на болото, оценивая расстояние – зомбаки были слишком близко. Слишком большой риск, скорее всего – она и ему не поможет и сама погибнет.

– Меня уже не спасти! – трезво диагностировал он. – Они слишком близко. Беги, Аня!

– Я без тебя никуда не уйду! Поэтому заткнись, прекрати паниковать и вспомни, где можно взять ключи!

– Аня… ты не понимаешь…

– Чем дольше мы спорим, тем у нас меньше шансов! – жестко оборвала она. – Я не брошу тебя и уйду только с тобой!

Аня стояла перед ним, нетерпеливо скрестив руки. Было очевидно, что она действительно останется, что бы ни случилось. Хотя, кое-что сработало бы, но он не мог ей в этом признаться. Илья еще раз прикинул расстояние до коряги и подсчитал шансы на благоприятный исход, пока они были, хотя и мизерные. Он уступил.