Текст книги "Птицы меня не обгонят"

Автор книги: Станислав Рудольф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

27

«Надо найти для Пузырька новое место. В кухне уже начало попахивать. Так сказала Лилина. Пока что я вынес коробку в коридор. Пузырек иногда высовывает из нее мордочку, озирается, а потом снова испуганно прячется. Иногда мне кажется, что у нас похожая судьба. Может быть, и меня вот так же выставят куда-нибудь… Почему наши меня не понимают? Никогда еще дома не было столько пустых споров из-за меня, как сейчас. Не пойму, почему они совсем позабыли про анкету. Я всегда злился на Лилину, а теперь вдруг ее заботы мне на руку.

Интересно, зажило копыто у Ферды?»

28

Милан помогал Божьей коровке. Он нес в кабинет муляжи – органы пищеварения – и мечтал, как здорово было бы увидеть когда-нибудь операцию желудка. Или слепой кишки. Он смотрел бы спокойно.

Милан осторожно положил тяжелую модель на стол.

– Как дела с анкетой, Милан? – спросила Божья коровка.

Милан покраснел.

– Я… я… – он запнулся, – наши, кажется, отдали директору.

– Значит, все в порядке?

– Да… Мне пора идти. У нас сейчас география.

Он выскочил из кабинета, торопясь спастись бегством от неприятных вопросов классного руководителя.

Милан лгал. Он обманул Божью коровку, а она этого не заслуживала.

Он возненавидел себя.

Он просто трус. Он – боится…

И Вендуле про субботу ничего не скажет. Постесняется. Побоится… Тряпка!..

29

Мама послала его на почту с письмом к тете Кларе. Итак, решение принято: в субботу после обеда вся семья отправится с визитом в Фидликов. Предчувствие Милана сбылось.

«Если я не опущу письма, – размышлял по дороге Милан, – тетя его не получит, а может, ее вообще дома не будет. На воскресенье она обычно уезжает в Градец или Весели. Тогда мы вернемся обратно…»

Под аркой дома, где находится почта, он чуть не налетел на девчонку в красном свитере.

Это была Вендула.

– Привет… – сказал он удивленно. – Вот так встреча!

– Угу… – буркнула она, продолжая свой путь.

– Что с тобой, Вендула? – спросил Милан. Он заметил, что глаза у нее красные; плакала она, что ли?

– Ничего. А что?

– Ревела, да?

Она поправила волосы.

– Ну говори – ревела? – настаивал Милан.

– А если и так? Тебе-то что?

Вендула не должна с ним так разговаривать. Наверное, просто сердится. А впрочем, не наверное, а наверняка.

– Я тебя обидел?

– Да отстань ты, чего пристал?

«Это он-то пристал! Очень надо. Станет он набиваться!»

Милан сделал несколько шагов и опустил письмо в ящик. Он тоже поедет в субботу к тете Кларе!

Милан стоял не оборачиваясь. Он решил: Вендула, конечно, ушла. Но девочка стояла на тротуаре.

– Шикола говорил с мамой! – вырвалось у нее.

– Почему? Ведь у тебя сейчас с математикой порядок. – Он хотел перейти улицу, но Вендула удержала его:

– Погоди… мне нельзя с тобой.

Они вернулись под арку.

– А что он ей сказал?

– Что видел меня с тобой. Тогда вечером, помнишь?

– Ну и что тут такого?

– Он сказал, что надо мне думать о математике, а не о мальчишках. Иначе мне с уравнениями не справиться. – Вендула процарапала ногтем на заиндевевших воротах какой-то странный орнамент. – Мама меня ругала. Ей это неприятно… Ты…

Милан не дал ей договорить:

– Я знаю…

– Мама боится, чтоб люди нас не осудили. А Шикола ей сказал, чтоб она побольше думала о моем воспитании.

– …рак! – выскочило у Милана не слишком вежливо. Он спросил: – Почему же ты не рассказала маме, как было дело? Ведь мы же просто стояли на тротуаре. Что в этом такого?

– Мне теперь нельзя ни с кем гулять, только с девчонками.

– И со мной тоже?

Она покачала головой:

– Мама будет очень огорчена, если узнает об этом.

– Не обязательно обо всем ей докладывать.

– Я никогда не врала…

Милан нашел в своем кармане жевательную резинку. Разломил пополам и большую часть протянул девочке.

– Возьми…

– Спасибо… Мне пора, Милан, мама…

Милан взял Вендулу за руку, сказал «подожди», но тут же отпустил. Ему казалось, что он сделал что-то ужасающе глупое. В лицо бросилась кровь. «Тряпка!» – мелькнуло у него в голове. Он судорожно сглотнул слюну.

– Вендула, что ты будешь делать завтра днем?

Она уставилась на него своими темными глазами.

– Заниматься, а что?

Он смущенно потоптался на месте. Потом, набравшись духу, выпалил:

– Ты не хочешь пойти… я бы пошел на реку. Может, и ты со мной… я думал. В два часа… я бы за тобой зашел. Маме не обязательно знать.

Никогда в жизни он не одолевал такой высоты. Но сейчас ему это удалось. Слово «тряпка» теперь к нему не пристанет, он может теперь написать его только с маленькой буквы.

Вендула улыбнулась.

– Не знаю. Если мама…

– Зависит от тебя.

– Я попробую. Во сколько?

– В два. Значит, договорились?

– Мне пора, – сказала она и, попрощавшись, побежала по тротуару к дому.

Милан смотрел ей вслед и чувствовал, что у него дрожат кончики пальцев. А потом кинулся домой, будто кто-то преследовал его по пятам.

– Не обязательно так носиться! – недовольно заметила мама.

Конечно, не обязательно. Просто он не мог выразить свою радость иначе.

А ведь завтра суббота!

30

Утром отец объявил, что должен наконец взяться за мопед. Через несколько дней шоссе подсохнет и он сможет добираться на работу на колесах.

Милан предложил свою помощь. Целое утро они провозились с мопедом.

В половине одиннадцатого отец сказал:

– Поднажмем. Иначе не поспеем к поезду.

– Папа… – заныл Милан. – Я хочу остаться дома.

Отец оторвал взгляд от машины.

– Что? – протянул он, не понимая.

– Мне неохота ехать. Она такая нудная…

– Кто? Тетя?

– Ага…

В сарае появилась Лилина. На ней были фиолетовые брючки и зеленый свитер. Милан про себя отметил, что этот наряд ей очень идет.

– Мама велит сейчас же идти домой! Только быстро! – закричала она.

– Уже идем, – ответил отец. – А что, пожар?

Отец вытер старой тряпкой замасленные руки, поставил мопед к стене и сказал Милану:

– Ну, пошли!

Такая экстренность показалась Милану подозрительной.

Он подтолкнул сестру:

– Что случилось?

Она держалась таинственно.

– Увидишь… Можешь радоваться!

« Письмо!» – мелькнуло у Милана в голове.

В коридоре они сняли ботинки и в одних носках вошли в переднюю. То, что они увидели, было не очень привлекательным. Посреди кухни стояла мама с листом исписанной бумаги в руке. Конверт и зеленоватая бумага лежали на столе.

– Что-нибудь принесли? – спросил отец.

– Да! – коротко бросила мама.

Отец не мог взять письмо в руки – боялся испачкать. Он показал кивком головы, чтобы мать положила его на стол, и принялся читать. На его лице Милан заметил жадный интерес. Глаза торопливо бегали по строкам.

Отец дочитал все до конца и выдавил из себя одно-единственное слово:

– Шалопай!

Мама, облокотись на стол, без устали повторяла:

– Ну, ты видишь, ты видишь!..

Отец крикнул Лилине, чтоб налила в таз горячей воды. Он мыл грязные руки, и вода стекала с покрытой маслом кожи мелкими капельками, струйки грязи сбегали по стенке таза. Милан почему-то страшно внимательно следил за этим. Наверное, намного внимательнее и сосредоточеннее, чем за угрозами, уговорами, бранью, которые сыпались на его голову.

В довершение всего отец наконец понял, что директор приложил к письму новую анкету.

– Что ты сделал со старой?

Был ли смысл отпираться?

– Разорвал! – признался Милан.

Шлеп. Отцовская рука припечатала к его лицу пощечину. Такого не случалось очень давно.

Милан схватился за щеку. Он не ощущал боли – лишь стыд и беспомощность.

На него смотрели мама и Лилина.

– Выкладывай все, как было! – кричал, окончательно выйдя из себя, отец.

Милан рассказал про Лупоглазого.

Отец мерил кухню шагами. Взад-вперед, взад-вперед.

– Ты должен был вовремя сказать об этом директору!

Милан молчал. Потом сказал:

– Это было бы непорядочно, нехорошо.

Мать засмеялась:

– Сынок будет нас учить, что хорошо и что плохо!

– Погоди… – оборвал ее отец. – Я сам с ним разберусь!

Он снова нервно зашагал по кухне, настойчиво задавая Милану вопросы и припоминая, сколько раз в жизни ему приходилось поступаться своими убеждениями и принципами. И всегда оказывалось, что это было мудро и прозорливо.

– Но я не хочу ничем поступаться! – крикнул Милан. – Директор не прав. Я не сделал ничего бесчестного! Я это знаю. И все ребята тоже так считают.

– Конечно… все ребята. Еще бы! Мы для тебя ничего не значим. До всего доходишь своим умишком! И чего же ты добился? Ты это понимаешь? Кто будет писать тебе характеристику, а? Директор?.. И что он там напишет? Ну? Что?

– Не знаю.

Отец снова вернулся к разорванной анкете.

– Ты знаешь, чего ты заслужил?

– Знаю. Только я все равно в химический не пойду.

– Ради бога, скажи, – взволнованно вмешалась мама, – а чем же ты хочешь заниматься, мальчик?

– Вы же знаете… – ответил он тихо.

– Лошадьми, скотом, коровами! Он хочет копаться в навозе! – Мама захлебнулась в приступе гнева. Представление о профессии, которую сын хочет избрать, ужасало ее. – Кем ты будешь, скажи на милость?

– Не знаю… – упорствовал Милан.

– Это все потому, что мы с тобой нянчимся! – снова завела мама.

– Я вас об этом не прошу!

– Не говори дерзостей! – предостерегающе воскликнул отец. – Ты с матерью разговариваешь!

«Могу молчать, пожалуйста», – думал Милан, а сам убеждал себя, что не должен, не смеет поддаваться, не смеетпозволить переубедить себя. Он понимал, что отец не совсем уверен, что он виноват в этой истории с Лупоглазым. Ему только неприятно, что это стряслось именно сейчас, в то время, когда заполняются анкеты и заявления, когда школа дает характеристики. Отец умел отказаться от своей предвзятости. Он умел уступать. Но за мечту о сыне-химике почему-то держался с необычной страстью.

Спор продолжался еще не меньше получаса.

– Я тебя вышвырну вместе с твоей свинкой! – крикнул вдруг отец.

Милан снисходительно усмехнулся: он прекрасно знал, что на такое отец никогда не решится. Вышвырнуть Пузырька – это еще куда ни шло, но его!..

Слова, слова. Одни слова.

Вдруг мама перевела взгляд на часы.

– О боже мой… – простонала она и сорвала с себя фартук. – Ведь мы опоздаем! Лилина, быстро ставь тарелки, наливай суп, слышишь?

Поднялась суматоха. Отец какое-то время еще пытался выговаривать сыну, мать же перебивала его замечаниями о том, что время летит, и изредка бросала в адрес сына угрозы.

– И давай собирайся, мы тебя ждать не будем!

Милан наконец решился. Терять уже было нечего.

– Я никуда не поеду. Я останусь дома.

Подготовка к отъезду мгновенно оборвалась. И снова крик и выговоры.

Милан словно не замечал их. Он был согласен даже получить еще одну оплеуху.

Мать пришла в ужас:

– Что подумает тетя?!

– Что? – перебил ее отец. – Что у нас сын грубиян. Только ты, сыночек, просчитался. Да, ты останешься дома. Мы тебя запрем, и ты малость поостынешь, забудешь о своих фокусах!

Милан покорно пожал плечами.

Обед показался ему совсем невкусным.

В половине двенадцатого Лилина и родители были уже готовы.

– Папа… – просила Лилина, – может быть, не нужно запирать Милана? Как собаку…

– Не вмешивайся! – отрезал отец.

Мать подхватила сверток – наверное, это был подарок для тети Клары – и приказала:

– Перемоешь всю посуду, понял? И натрешь в кухне линолеум!

Отец закрыл за собой двери и дважды повернул ключ в замке. Милан остался один.

31

«Я прочел письмо директора. Отец оставил его на столе. Ну и сочинил! Весь тут. Я его знаю. А как он обошелся с Петером? Наказал? Наверное, нет.

Если б я мог выйти хотя бы к Пузырьку! Он там сидит закрытый в коробке. Как в тюрьме. Спрошу у Вендулы, – может, она возьмет его к себе. Вендула… Скоро без четверти час. Я обещал ждать ее в два. Из дому мне не выбраться. Не стану же я скакать с балкона третьего этажа! Еще разобьюсь. Ну и что?.. Что произойдет? Ничего.

Вендула, может быть… Может быть, она поплачет. Лилина – тоже. У мамы будет сердечный приступ. По-настоящему… Ах, все это глупости».

32

Он сидел на диване, тупо уставившись на гору тарелок, кружек и кастрюль, которые ему предстояло перемыть. Он все думал и думал – о себе, об анкете; в ушах все еще звучали родительские угрозы.

Потом в его голове родился план.

Что, если он сбежит?

Да… Сбежит из дому… На несколько месяцев, пока в школе не закончится прием заявлений. На экзамены он опоздает. Все равно отец заставит его поехать в Пардубице, а он опоздает – и все кончено, он выиграл!

Сбежать!.. Но куда? Куда-нибудь, где его никто не найдет. Его мозг лихорадочно работал. За несколько секунд ему в голову пришли сотни вариантов различных укрытий и тайников, которые он тут же отвергал. В конце концов он решил обдумать все по дороге.

Но по какой дороге он отправится?

Он решил оставить родителям записку, чтоб они не очень беспокоились.

Но куда же все-таки двинуться?

Милан кинулся в комнату. В коробке за книгами лежали его сбережения. Он быстро пересчитал. Двадцать восемь крон. Этого вполне достаточно.

Он вернулся в кухню, взялся за ручку двери, несколько раз рванул – не открывается.

«Отмычка! – сказал он себе решительно. Он вспомнил, как однажды отец отпирал дверь, когда Лилина потеряла ключи. – Но где взять проволоку?»

Он долго копался в ящиках, перерыл все коробки и жестянки, пока не обнаружил, наконец, в корзинке с рукодельем спицу.

Он согнул спицу под острым углом, сделал на конце большую петлю и стал ковыряться в замке. Наконец, после многочисленных попыток, раздался щелчок, и дверь открылась.

Милан смог выбраться в переднюю. Входную дверь отпереть легко. Запасные ключи всегда висят на гвозде. Он обул теплые ботинки, надел свитер и куртку. С минуту колебался, стоит ли надевать шапку, но решил все-таки надеть. Ну, теперь он готов.

И вдруг какая-то неведомая сила подтолкнула его обратно к дверям. Остановившись на пороге, он долго смотрел на пустую кухню. Она казалась ему такой одинокой, такой печальной и непривычно чужой.

Когда-то он сюда вернется?

«Пузырек!» – мелькнуло у него в голове. Свинка спала в коридоре, свернувшись в коробке клубочком. Милан наклонился к ней и погладил по шерстке. Зверек лениво потянулся и открыл глаза.

– Прощай, Пузырек!.. Ах ты дурачок, ничего-то ты не понимаешь… Ты и не знаешь, что мы должны проститься. Спи, спи… Так для тебя лучше. Может быть, они без меня будут к тебе добрее…

Он глубоко вздохнул. Потом отвернулся от коробки. Пузырек снова засыпал.

Милан запер двери передней и, спрятав ключ под половичком, взглянул на часы. Четверть третьего.

33

У почты он уже никого не застал. Вместо Вендулиной улыбки на него оскалили зубастые пасти два бронзовых страшилища, украшающие тяжелые дубовые ворота. Он оглядел проход под аркой и прошелся по длинному коридору вдоль дверей с табличками: «Посылки», «Телефон», «Телеграф». Сегодня суббота, все заперто.

Ждала его Вендула? Может быть. А он все не шёл и не шел, слишком долго не мог открыть замок. Наверное, ей наскучило ждать, и она вернулась домой.

Из дверей трактира выскочил мальчишка. Милан узнал Петера и окликнул его. Он заметил, что Петер тащит в руке тяжелую сумку с пивом.

– Петер? Ты не видел Вендулу?

– Кого? – спросил Петер.

Милан повторил. Имя, столько раз произнесенное вслух и в мыслях, имя, которое так волнует и вместе с тем успокаивает. Он заметил, что синяк под глазом Петера совершенно исчез.

– Видал… – подтвердил Петер. – Она, кажется, домой пошла. Стояла у почты… с кем-то.

Милан насторожился.

– Постой, постой, – продолжал Петер. – Она пошла, кажется, не домой. С ней был Славечек. Ты ее ждал?

Милан покачал головой.

– Сознавайся…

– В чем я должен сознаваться? – пожал плечами Милан. – А даже если ждал?

– Фьють… – многозначительно присвистнул Петер. – Вот накладочка!

– Что значит накладочка?

– Я же тебе говорю: ты не пришел, а Вендула взяла и ушла со Славечком. Встретила его здесь. Вот это здорово!..

Петер все подливал да подливал масла в огонь.

– Не лезь ты не в свое дело, – посоветовал Милан. Но по голосу было ясно, что он смущен и раздосадован: неужели Вендула могла пойти к реке со Славечком? Хотя Славечек был его самым лучшим другом.

– Ну, приветик, – попрощался Петер. И успокаивающе добавил: – Ты не расстраивайся. Сам понимаешь, Вендула…

– Ты у меня сейчас заработаешь!..

Милану надоело слушать подковырки. Петер самоуверенно засвистел мотив какой-то незнакомой песенки и исчез в боковой улочке.

«А теперь куда? – размышлял Милан. – Если Вендула действительно пошла со Славечком, то поступила так потому, что разозлилась. Ведь я-то опоздал, не пришел вовремя, чего же ей тут торчать! И маме своей она должна что-то сказать…»

Но Милан хотел проститься. Кто знает, когда они с Вендулой снова увидятся. Должна же она по крайней мере знать, что он уходит из дому!

Милан кинулся бежать и остановился только под ее окном. Немного поколебавшись, он засвистел. Никогда раньше он не вызывал ее свистом.

Штора в темном окне осталась неподвижной.

Он снова засвистел. Потом расхрабрился и позвонил. Если выйдет Вендулина мама, он скажет, что ему необходимопоговорить с Вендулой. Не выгонит же она его! Но тут наверху приоткрылось окно и послышался девчоночий голос:

– Чего тебе?

Вендула. Какое у нее лицо! Совсем чужое.

– Спустись, пожалуйста, вниз…

Она презрительно вскинула голову.

– Чего тебе?

– Я тебе все объясню. Я не мог прийти…

– Не мог… – Она усмехнулась.

– Правда. Сегодня пришло то письмо. И новая анкета.

С Вендулой вдруг произошла какая-то перемена. Безразличие и высокомерие исчезли, словно крупинки песка в редком сите. Она крикнула: «Подожди!» – и резко захлопнула окно.

«Она не ходила со Славечком. Она ждала его, Милана!» – убеждал он сам себя. Ему уже вовсе не было скучно торчать тут, на тротуаре, в ожидании Вендулы. Значит, Петер наврал. А он, балда, поверил ему. Зачем Петер это сделал?

– Ну что? – участливо спросила Вендула еще в дверях.

Он оглянулся. На другой стороне улицы он увидал группу пожилых женщин. Их заботливое любопытство было ему хорошо знакомо.

– Пошли к реке. Тебе можно?

Вендула кивнула.

– Мамы нету дома. Я ей говорила, что пойду гулять…

– Здо́рово…

Они поспешно удалились, преследуемые испытующими взглядами женщин.

– Зачем тебе убегать? Не выдумывай! – сказала Вендула, когда выслушала его рассказ.

– Я должен… Неужели не понимаешь?

Она покачала головой:

– Тебя поймают, отправят домой, ты только опозоришься.

– Не поймают, – твердил он упрямо. – Я убегу куда-нибудь на Шумаву… Пойду хотя бы овец пасти или…

– Как ковбой, да? – высмеивала его Вендула.

Ему было неприятно, что она так насмешливо относится к его планам, хотя он и понимал, что и сам еще не убежден в своей правоте.

Они шли по узкой тропинке вдоль реки. Он поднял камушек и швырнул его в мутную воду. Зачем, он и сам не знал этого.

– Тебе хорошо смеяться… – сказал он ей почти с упреком. – Тебе-то чего не хватает?

Вендула остановилась и посмотрела ему прямо в глаза.

– Ты так думаешь?

Милан понял, что переборщил. Два года назад от Вендулы ушел отец. Милан знал его, говорили, что он сильно пьет.

– Я не хотел обидеть тебя… – пробормотал он в свое оправдание.

Она посмотрела куда-то вдаль, через реку. Потом произнесла:

– Всем до нас дело. До мамы и до меня. Папу даже жалеют. Будто живет один, как собака. Только никто не знает, что у нас творилось, когда он являлся из пивной. Никто!..

Милан не перебивал ее. Он понял, что и ей хочется поделиться с ним своей самой тайной болью.

Они всё шли и шли, и шум реки заглушал их слова. Но они не замечали ее переменчивого голоса, поглощенные своими заботами.

34

– Вернись, Милан! – Вендула снова уговаривала его.

Он остановился. Здесь еще никто из них никогда не был.

– Знаешь, Вендула, у меня когда-то была живая форель. Красавица! Серебряная, с темными точками на спинке. Я думал, что эту красоту смогу иметь дома. Я пустил ее в воду, в ведро с чистой водой. Я-то, дуралей, представлял себе, что буду наслаждаться этой красотой, понимаешь… Утром пришел в сарай поглядеть, а форель плавает вверх белым брюхом… Задохнулась…

Милан отломил веточку вербы.

– Со мной будет то же самое, Вендула, я просто не смогу заниматься химией.

Она долго молчала.

– Знаешь, что я думаю, Милан? – Она рассуждала вслух. – Может быть, твой отец заставляет тебя идти в химический не из упрямства. Что, если и он хотел когда-то иметь у себя красавицу форель или чего-то в жизни добиться, а у него не получилось? И теперь он надеется, что радужную форель можешь поймать ты!

Милан удивленно смотрел на девочку.

– Ты ведешь дневник, правда?

– Почему ты так думаешь? – спросила она, не понимая.

– Такие фразы девчонки записывают в дневнике, я знаю.

Вендула подняла брови.

– Если ты считаешь, что это фраза…

– Нет… постой, может быть, ты права, но почему именно я?

– Ваша Лилина добьется того, о чем мечтала мама: станет артисткой!

– А может, еще и не станет…

– В городе все об этом говорят.

– Еще бы! Мать не удержишь… А почему я должен отказаться от своей мечты? Я люблю животных и хочу заниматься любимым делом, родители должны меня отпустить…

– Милан! – она почти кричала. – У меня мировая идея! Знаешь что? Иди в химический, а заниматься потом будешь животными. Может, изобретешь какое-нибудь средство, такой порошок! Если насыпать его в реку – рыба никогда не погибнет. Или придумаешь лекарство против… я не знаю против чего. Иди, Милан, в химический. Увидишь – тебе понравится…

Она его просила.

Милан колебался. Словно боялся отказаться от своих планов. И вдруг сказал совсем без всякой связи:

– Тебе, Вендула, надо в Африку ехать!

Она изумилась.

– Это еще зачем?

– Миссионеркой к людоедам!

Вендула размахнулась и стукнула его в бок:

– Да, если они не будут такими упрямыми, как ты!

Милан в долгу не остался, и они стали носиться вокруг толстой ольхи, суля жестоко отомстить друг другу.