Текст книги "Птицы меня не обгонят"

Автор книги: Станислав Рудольф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

9

– Ну, так как, Милан, что все это значит? – спросила Божья коровка в учительской.

Он разглядывал чучела ястребов, ворон и сусликов, пробегал взглядом по ряду банок с выцветшими телами змей и ужей и молчал.

– Может быть, ты мне все-таки ответишь?

Милан нерешительно развел руками. Учительница поняла, что его можно убедить, и, взяв за руку, притянула поближе к себе.

– Послушай!

Он отвел глаза от ее сосредоточенного взгляда и уставился на чучело старого барсука, из которого торчали сено и опилки.

– Я не могу дать анкету родителям… – пробормотал он.

– Это еще почему, скажи на милость?

Наступило молчание.

– Они хотят, чтоб я шел в химический техникум…

– А ты?

Он тяжело вздохнул.

– Ну, а ты… чего хочешь ты?

– Я люблю животных, я хочу… заниматься ими.

Божья коровка уселась к столу, уставленному коробочками, пузырьками, сосновыми шишками, – здесь не было ни кусочка свободного места.

– Мама?..

– Нет, отец.

– Анкету и заявление отдать необходимо. Иначе вообще никуда не попадешь.

– Мне все равно!

– Что ты говоришь, Милан!

Он молчал. Учительница взяла в руки цветной карандаш и стала, словно первоклашка, беспомощно грызть его. Видимо, размышляла о Милане. Наконец она решилась:

– Скажи, чтоб родители пришли в школу, ладно?

Милан кивнул.

– Только непременно. Завтра я их жду. Обещаешь, Милан?

– Обещаю…

– А теперь беги в класс! – Она открыла дверь учительской.

– До свиданья!

Он покинул этот ни с чем не сравнимый уголок с его ароматом сухих растений, чучелами животных и старыми книгами и вышел в коридор. Малыши на бегу натыкались на него, он их не замечал и шел дальше, словно у него не хватало сил избежать столкновения. В классе Милан обессиленно, как мокрая курица, опустился на парту.

– Что было? – толкнул его Славечек.

– Да ничего… велела позвать отца.

– Привет! Вот радости-то, а?

– Через край…

– Чего это Божья коровка к тебе вдруг прицепилась?

– Ты не поймешь…

– Где нам…

10

В половине пятого мама послала его за покупками. На листке бумаги растянулся длинный список. В магазине самообслуживания он столкнулся с Вендулой. Увидал светлые волосы, нависшие над пирамидой баночек томата-пасты. Вендула Милана не заметила. Он прижал пустую бутылку к ее спине, как раз между лопаток, и произнес:

– Лапки вверх, барышня!

Вендула быстро повернулась и, улыбаясь, спросила:

– Привет… ты что здесь делаешь?

«Какие у нее замечательные зубы», – неожиданно для себя самого заметил Милан, и это настолько на него подействовало, что он, заикаясь, выдавил:

– Мама просила купить маргарин!

Вендула помогла ему выбрать лучший сорт. Он заплатил, и они вместе вышли на улицу. Смеркалось; на уличных углах на мостовую отбрасывали свет уродливые фонари. Говорят, летом во всем городе установят лампы дневного света.

– Ты спешишь? – спросила Вендула.

– Нет… совсем не спешу, – ответил он.

Они шли рядом и молчали, словно все сказали друг другу давным-давно, и лишь иногда останавливались перед витринами.

«Я, наверное, должен ей что-нибудь говорить», – мелькнула у Милана мысль, но в голову ничего не приходило – ни умное, ни смешное. Он ненавидел себя. Вечно его осеняет, да только не тогда, когда надо. Вендула сама пришла ему на помощь.

– Ты своим сегодня скажешь? – спросила она.

Милан вздохнул.

– А что мне остается?

И вдруг он подумал, что может помочь Вендуле нести сумки с покупками.

– Дай-ка, – сказал он и взял у нее из рук одну сумку. – Какая тяжелая, а я, осел, и не заметил.

– Не страшно. А как ты думаешь, они что?..

– Не знаю. Их не переубедишь.

– Химия, да?

– Ага…

Они перешли на другую сторону площади.

– Погляди, какие очки! – ткнул Милан пальцем в витрину.

Какое-то время они, стоя рядышком, разглядывали фотоаппараты, флакончики с одеколоном, кисти и колбы с яркой краской.

– Ты пойдешь в экономическую?

– Если примут.

– Там четыре года?

– Ага, целых четыре! А потом буду сама зарабатывать. Ты понимаешь – сама! У меня будут свои собственные деньги. И я куплю себе… куплю мороженое со сбитыми сливками! Большую порцию…

– А жить будешь в интернате?

– Наверное. Ведь ездить нельзя… Почему ты спрашиваешь?

Милан ничего не ответил. И только когда они остановились у красного домика, где жила Вендула, заметил:

– Будем редко видеться…

Она посмотрела на него удивленно и, взяв из его рук сумку, принялась ритмично раскачивать ее. Потом подняла голову и заявила, что мама уже дома. Окно второго этажа отбрасывало в темноту свет.

– Что будешь делать? – спросил он.

– Не знаю. Наверное, спать лягу!

Милан махнул рукой, словно хотел отогнать назойливую муху.

– Так рано? – изумился он.

В ее глазах вспыхнула искорка.

– Ну и что же? Знаешь, Милан, я ужасно хочу спать. Наверное, у меня начинается зимняя спячка… Добрый вечер!.. – крикнула она вдруг.

Милан обернулся и, заметив за собой знакомую фигуру пожилого человека, тоже поздоровался. Мужчина ответил. Когда он исчез в темнеющей улочке, Вендула скроила гримасу и вздохнула:

– Шикола… Вот налетели! Он нас видел…

Милан вскинул голову.

– Чего бояться! Не умирать же теперь. Мы не первоклашки.

Вендула опять вздохнула и сказала, что теперь Шикола засыплет ее по математике. Вот ведь мучение…

Встреча с математиком отбила у нее всякое желание продолжать беседу.

– Мне пора. Мама ждет…

– Ну, пока! – крикнул Милан, когда она дошла до калитки.

Вендула помахала рукой и улыбнулась.

А он не спеша зашагал к дому по пустынной улице.

11

Лилина, подняв правую руку, стояла посреди кухни и декламировала какой-то монолог. Мама сидела за столом и восхищенно слушала.

Милан вошел, поставил на стол хозяйственную сумку с покупками и включил радио.

– Где папа? – спросил он.

Лилина не прекращала своего выступления.

– Тшшш… – зашипела на него мама и многозначительно кивнула головой по направлению к Лилине.

Он недовольно махнул рукой. Радио разразилось энергичным маршем. Лилина скисла.

– Ах… – причитала она, – разве я могу репетировать в такой обстановке? Дождешься от вас сочувствия! Через несколько дней ехать, а еще столько учить!

– Шла бы ты, сестричка, в комнату! – посоветовал ей Милан.

Он снял куртку и свитер, положил аккуратно в шкафчик, потому что знал – сегодня маму сердить нельзя. Тем временем вернулся отец. Было слышно, как он топает ногами в передней. Милан выскочил ему навстречу.

– Привет, папа… – сказал Милан, вглядываясь в лицо отца. Он, как обычно, пытался по его лицу определить настроение.

– Я голоден как волк! – провозгласил отец вместо приветствия и стал греть над плитой озябшие руки, заявив, что на дворе чертовский холод и пускай мать поторопится с ужином.

– Лилина, ты могла бы поставить тарелки! – обратился он к дочери.

– Мне некогда… мне надо заниматься!

Мать за нее вступилась:

– Прошу тебя, оставь ее. Ты же знаешь, что у нее экзамены. Я решила ехать с ней вместе в Прагу. Я уже и на работе отпросилась. Что ты на это скажешь?

– Как хочешь. Ты что, полагаешь, что в Праге она непременно попадет под машину?..

Милан захохотал.

– Ты глуп как пробка! – оценила его поведение сестра.

– Где мне до тебя, Лилина! Наверное, когда распределяли ум, тебе перепала двойная порция…

Сегодня у матери не было никакого желания слушать их нескончаемые препирания. Она заявила, что и ей хотелось бы иметь немножко покоя, что она измучилась на работе, а тут еще надо возиться с ужином. А это не пустяк.

– Молчи, мать, молчи, – успокаивал ее отец, – через несколько лет все будет по-другому. Милан станет инженером, изобретет какие-нибудь таблетки. Проглотишь – и не надо никакой пищи. Нет тебе ни варки, ни жарки. Печей в доме не станет. К чему? Ведь химия творит чудеса. Съешь таблетку – и весь обед.

– Скорей бы… – вздохнула мама и налила в тарелки суп.

– Молчи, мать, молчи, дождемся! Возьмем хотя бы нашего Милана! Вдруг эти таблетки изобретет именно он! – Отец похлопал Милана по плечу. Инженер-химик Милан Мразек, лауреат Государственной премии!

Милан вздрогнул, словно его ужалила змея, покраснел и свистящим шепотом произнес:

– Я в химический не пойду!

Отец положил ложку на стол и сказал:

– Я считаю, что тебе пора кое-что соображать. Я в твои годы уже твердо стоял на собственных ногах. Когда мне было четырнадцать лет, я пошел на фабрику. Работал до седьмого пота. Я все бы отдал, чтоб иметь возможность учиться… Мы хотим, чтобы тебе жилось легче, чтоб тебе не пришлось надрываться. Но ты не умеешь этого ценить!

Мама стала всхлипывать и искать носовой платок.

– Ты что? – повернулся к ней отец.

– С ним одно мученье! С детства. Еще с пеленок одни неприятности. Лилина – золото… Боже, что из него будет?..

– Слишком балуем – вот что! – повысил голос отец. – С меня хватит!

– Я в химический все равно не пойду. Меня химия не интересует…

– Послушай, мой мальчик! (Милан ненавидел, когда отец говорил «мой мальчик», и тот наверняка это знал.) Ты думаешь, что мне всегда нравилась моя работа? Глубоко ошибаешься! Но только знай: человеку приходится иногда делать и то, что ему вовсе не по вкусу. Ты еще этого не понимаешь… («Как же!» – подумал Милан.) Но привыкнешь. И химия тебе понравится, вот увидишь…

Отец говорил еще не менее получаса. Милан не осмеливался возражать. Но когда понял, что отец готов закончить проповедь, объявил родителям, что их вызывают в школу.

– Зачем?

– Наверное, из-за анкеты, а может, еще что…

– Но я занят, – сказал отец. – Завтра у нас ревизия. Придется, мать, тебе…

Мать привычно закивала головой:

– Как всегда. Все на мне! Ты совсем не занимаешься детьми. У меня и работа, и готовка, и уборка, и дети…

– Перестань, пожалуйста, – стал успокаивать ее отец, а потом прогнал Лилину с дивана, закурил и улегся читать газету.

В семь часов он включил телевизор. Милан вытер посуду и стал стелить постель.

– Ты что, не будешь смотреть передачу? – спросила мама удивленно.

– Не буду, нет настроения.

Милан разделся и стал читать, но, честно переводя взгляд со строчки на строчку, совсем не вникал в содержание. «Что-то будет завтра?» – думал он. Вскоре Милан погасил свет и попытался уснуть. Из комнаты доносился монотонный рокот телевизора. Милан подумал, что так, вероятно, кричал мамонт. Мамонт в их комнате!.. Забравшись под одеяло, он рассмеялся.

12

«В витрине книжного магазина я видел большой атлас животных, цена восемьдесят крон. Целая куча денег. Но в атласе, наверное, собраны все животные, какие только существуют на свете. И африканские. А также змеи.

Змей я не боюсь. Ужа преспокойненько беру в руки. Змею… змею я в руки не брал. Вот если б у нас водились анаконды! Длина – двенадцать метров! И такие толщенные, руками не обхватишь. Я бы и анаконду не побоялся.

Да, но только атлас стоит восемьдесят крон! Приличная сумма!»

13

На переменке Петер развлекался тем, что поджигал у девчонок промокашки. Он прогуливался между партами и, если на парте лежала тетрадка, отыскивал в ней промокашку, щелкал зажигалкой и неудержимо радовался пламени, которое бедная девчонка спешила погасить.

Милану зажигалка показалась знакомой.

Он окликнул Петера и, когда тот подошел к его парте, спросил:

– Где взял зажигалку?

– Купил…

Милан усмехнулся:

– Я знаю – у Лупоглазого…

– Как ты догадался? – изумился Петер.

– Мне он ее тоже подсовывал. Сколько ты ему дал?

Петер щелкнул зажигалкой.

– Десять. Дороговато, а? Но она того стоит.

– А что, если Лупоглазый ее стащил? – недоверчиво сказал Милан.

– Я ее купил! – возразил Петер, но поспешил засунуть зажигалку в карман.

Милан ухмыльнулся:

– Почему же тогда прячешь? Мы же не отнимаем.

– Теперь купи сигареты и будешь совсем взрослым мужиком! – посоветовал ему Славечек.

Петер надулся и уселся за свою парту.

– А зажигалка и вправду хороша! – признал Славечек и достал из портфеля учебник истории. – Как ты думаешь, наша Бабуля меня сегодня засыплет?

– Я не пророк Магомет! – огрызнулся Милан.

Славечек поднял взгляд к потолку:

– Да будет на то воля аллаха!

А Бабуля уже, словно яхта в гавань, вплывала в девятый «Б».

14

«Какие горести могут быть у морской свинки? За ней захлопнулись двери школы, и ей ни до чего дела нет. Лежит себе в коробке и ждет, пока я ее приласкаю, или, когда никого дома нету, вылезает и прогуливается по кухне. У морской свинки, наверное, вообще нет никаких забот. Ей куда лучше, чем мне. Но свинка не может нарисовать картину и не умеет говорить, хотя говорить, может быть, и умеет, только я не понимаю ее языка.

Мой Пузырек наверняка знает, что есть на свете кто-то, кто его любит. Хоть один-единственный человек…

Иногда мне кажется, что вокруг меня жуткая пустота, море непонимания. Но где-то вдали, я чувствую, есть и мой островок…

Я хотел бы найти в себе достаточно смелости и назвать его вслух: Вендула».

15

В полдень захрипело школьное радио и среди прочих сообщений назвало фамилию Милана. Его вызывал к себе директор.

– Что стряслось? – спрашивали ребята.

– Ничего, – успокаивал он их.

У дверей директорского кабинета Милан нагнулся и попытался через замочную скважину определить, что его ждет. Это ему не удалось. Тогда, набрав в легкие побольше воздуха, Милан нажал на ручку.

– Здравствуйте, – сказал Милан и одним взглядом сразу оценил обстановку: мама, Божья коровка, директор.

– Садись, Мразек! – предложил директор, хлопая ладонью по столу в поисках очков.

Милан опустился на свободный стул и принялся разглядывать стены кабинета. Над рабочим столом директора висела большая картина: «Подсолнечники».

Каждый раз, как Милан приходил сюда, взгляд его останавливался на этих подсолнечниках. Он не смог бы объяснить, чем они так его привлекали. Может быть, тусклым оранжевым цветом?

Директор начал говорить о том, что Мразек учится уже в девятом классе и ему, должно быть, известно, что он должен сейчас решить, куда пойти учиться после окончания девятилетки.

– Я же вам говорю, товарищ директор, – ответила вместо Милана мама, – мы хотим, чтобы сын поступил в химический техникум. Учится он хорошо, голова на месте, было бы жалко, если б…

– Но я не хочу… – перебил ее Милан.

Какая невоспитанность!

Тогда в разговор вмешалась Божья коровка:

– Но, пани Мразкова, у Милана по химии тройка, вы не можете этого не знать!

Мама улыбнулась и заявила, что знает, и очень даже хорошо знает.

– Если он может получать пятерки по математике, а по другим предметам только пятерки и четверки, почему же ему не дается химия? – добавила она. – Чтоб вам было ясно, да потому, что он просто не хочет. Он упрям, не так ли? – Мама наклонилась к Милану и легонько стукнула его по голове.

– Вы уверены, пани Мразкова, что поступаете правильно?

– Что вы хотите этим сказать?

– У Милана душа лежит к иному. Он любит животных, понимает их, ему с ними хорошо…

– Мальчик в пятнадцать лет еще не может сам решать свою судьбу.

– В химический техникум могут пойти другие ребята, но не ваш Милан. Поймите это! – Учительница нервно терла лоб.

Милан заметил, что разговор ее утомляет. Но мать не уступала:

– У меня двое детей…

Тут Милан многозначительно вздохнул, ибо знал, что последует за этим словами. Все посмотрели на него, но мать это не смутило.

– …двое детей, – повторила она. – И я хочу, чтоб они твердо стояли на ногах. Лилина подает в театральное. Сами понимаете, сколько хлопот. Если бы не знакомства… как говорится… А сын чтоб всю жизнь маялся где-то в захолустье только потому, что в пятнадцать лет забил себе голову ерундой? Я не хочу дожить до этого. Когда-нибудь он сам попрекнет нас, что мы не настояли на своем.

– На экзаменах в техникум будет большой конкурс, – предостерегал ее директор. – Что вы будете делать, если Милан провалится?

Мать, видимо, все обдумала заранее и спокойно ответила:

– Год отработает на химическом заводе учеником, а потом будет снова сдавать.

– Вы погубите Милана, пани Мразкова! – резко ответила ей Божья коровка.

Мать заерзала на своем стуле.

– Послушайте, что я вам скажу! Когда у вас будут свои дети, вы станете по-другому смотреть на вещи. Милан наш сын, и решать за него будем мы!

– В таком случае не рассчитывайте, что школа даст ему рекомендацию… Что вы скажете, товарищ директор?

Директор поигрывал очками. Он начал издалека, стал говорить о проблемах молодежи вообще и так далее, и Милан понял, что директор не хочет поддерживать Божью коровку.

Мать победоносно взглянула на учительницу.

– Мне можно идти? – спросил Милан; он чувствовал несправедливость, жалел Божью коровку, как жалел бы жертву кораблекрушения на одиноком плоту, которой никто не может помочь.

– Ступай, Мразек! – закартавил директор.

Мать, прежде чем Милан успел подняться, стала поправлять ему воротник рубашки.

– Не срами нас, – заметила она многозначительно.

– Мама, оставь меня, пожалуйста. – Милан сопротивлялся и отталкивал ее руку. – До свиданья! – крикнул он и так хлопнул дверьми, что по коридору пошел гул, словно выстрелила пушка. – Ой, извините, я случайно, – сказал он извиняющимся тоном, сунув нос обратно в кабинет.

И его злость сразу пошла на убыль. Словно, хлопнув дверью, он разрядился. Он успокоился. Он больше не злился ни на мать, ни на директора. Ему было все безразлично. Только в душе остался странный, щемящий осадок: жалость к себе. Милан плелся по пустому коридору и чертил пальцем на стене ломаную линию.

16

После уроков в зале состоялся турнир по настольному теннису. Собралось много ребят. Милан тоже записался, но вылетел уже в третьем круге. Более того, его, Милана, победил семиклашка, потому что сегодня Милан никак не мог сосредоточиться. А может быть, потому, что тот мальчишка из седьмого на самом деле был классным игроком.

Милан злился на себя. Он вполне мог выиграть. Но все болели за того, из седьмого. Даже Вендула. Наверное, потому, что он младше. Ну и пусть!

Милан сел на стул у стенки, недалеко от дверей. Потом пошел играть Славечек и освободил место рядом с Вендулой. Милан тут же перебрался туда.

Явился Петер с транзистором. Все стали слушать танцевальную музыку. Петер был счастлив: наконец-то он был в центре внимания; собственно, не он, а его транзистор, но ему, видимо, и этого достаточно. Он начал заливать, будто приемник ему привез дядюшка из Японии.

Никто ему не поверил.

Петер клялся самыми страшными клятвами, утверждая, что готов провалиться на этом самом месте.

Потом к Петеру подошла какая-то девчонка из шестого. Милан не знал, как ее зовут, только видел иногда среди малышей возле школы. Наверное, она жила на другом конце Стршибровиц. Девочка протянула Петеру какой-то сверток в черной бумаге.

– Папа послал тебе все фотографии, которые остались, – сказала она и побежала к своим ребятам.

Мадла испытующе поглядела на Петера:

– Что за фотки?

– Да так, ничего… – стал отнекиваться Петер, пытаясь поскорее спрятать сверток в карман куртки.

– Показывай, – приказал Милан и схватил таинственный сверток.

В нем оказались те самые фотографии, которые сделал Петер во время каникул. Милан показал их всем ребятам.

– Значит, ты их вовсе не сам проявляешь! – воскликнула Вендула.

– Ясненько! Таскает пленку к Водеру, а нам внушает, будто он мастер фотодела! – хихикала Мадла. – Ну и гусь…

– И не совестно тебе, Петер? – упрекала его Вендула.

– Подумаешь, делов! Что тут такого? – оскорбленно оборонялся Петер, тряся кудрявой головой.

Потом отобрал фотографии, спрятал их и тут же принялся ругать Славечка за то, что тот безобразно держит ракетку. Милан сидел и удивлялся, как это Петер может так унижаться перед ребятами, лишь бы хоть чем-то выделиться!

В зале наконец наступила тишина. Стали называть победителей. Выиграл мальчишка из седьмого. Он стоял весь красный на ящике из-под сахара, улыбался и принимал поздравления.

– Я бы обязательно… – Милан хотел кое-что сказать Вендуле, но она его перебила:

– Погоди, я тоже пойду его поздравлю. Он так здорово играл! Правда?

И побежала к победителю. Милан пытался делать вид, будто он этого вовсе не замечает, а сам тайком поглядывал за улыбающейся девочкой, которая гладила мальчишку по голове и шептала ему что-то очень смешное.

– Подумаешь, – хмыкнул Милан. – Просто повезло. Потому что все за него болели… И Вендула тоже! Странно, ей-то что до него?

Он почему-то страшно злился на Вендулу.

17

Отец сам заполнил анкету для поступления в химический техникум, вложил ее в конверт и велел Милану отдать учительнице.

По дороге в школу Милан изорвал конверт на мелкие клочки и разбросал вокруг себя, словно снежные хлопья. Что будет потом, его совсем не занимало.

Из школы он возвращался со Славечком и Вашеком. Они договорились пойти играть в хоккей. Наверное, лед на пруду еще крепкий и их выдержит. Ночью была оттепель. Последняя возможность побегать, прежде чем коньки будут закинуты на чердак. Но возле костела они заметили старого Ганжлика. Он развозил уголь на маленькой тележке, запряженной парой пони.

– Ребята, наверное, не соберутся! – крикнул Милан и кинулся вслед за повозкой, которая на улице, среди автомобилей, мотоциклов и автобусов, выглядела достаточно странно. – Дядя!.. – кричал он Ганжлику. – Подождите меня, дядюшка!

Старик в мохнатой шубе обернулся, натянул поводья, и лошадки остановились. Милан подбежал к тележке.

– Можно мне с вами? – спросил он, запыхавшись. С его губ срывались клубочки белого пара.

Ганжлик кивнул и подвинулся на козлах, освободив Милану место. Когда Милан уселся, он передал ему вожжи и прикрыл колени клетчатым пледом.

– Нет, дядя, мне не холодно… – счастливо хохотнул Милан. Он чмокнул губами и слегка дернул вожжи. Пони подались вперед, скользя копытцами по обледеневшей мостовой. – Куда едете, дядюшка?

– Везу уголь Стрнадам…

– Это там внизу, в Египте, да?

«Египтом» называли отдаленную улочку рядом с вокзалом. Милан обрадовался, что ехать далеко.

– Ангорские еще у тебя? – спросил Милана Ганжлик, доставая из кармана коробку сигарет и зажигалку.

– Уже нет. Отец сердился. Пришлось раздать. Осталась только морская свинка.

– Сигарету хочешь? – с серьезным видом поинтересовался старик.

Милан засмеялся.

– Ну вот еще…

– Боишься?

– Чего?

Старику удалось наконец закурить. Он с наслаждением выпустил синее облачко дыма.

– А что ваши увидят тебя со мной, – объяснил он Милану.

– Пускай… – упрямо заявил Милан.

Он вспомнил мамину проповедь о том, что не годится сыну директора разъезжать на пони по городу. Что скажут люди? Мама однажды дождалась старого Ганжлика и сделала ему выговор. Но старик в тот момент словно оглох на оба уха, и мама потом не слишком лестно отзывалась о нем.

– Что случилось с Фердой? – Милан показал на ногу коренника.

Ганжлик махнул рукой, похожей на суковатую палку.

– Да так, пустяки. Зашиб.

– Почему же вы не смазали? А если будет заражение?

– Мне бы твои заботы…

– Ну да! Вы, дядюшка, больше любите Маржену. Вот если б она поранила ногу, вы бы по-другому говорили! Бедняжка Ферда…

– Ферда – злюка… А ну-ка поворачивай!

Повозка завернула в боковую улочку.

«Все равно нужно посмотреть, что там у Ферды, – решил Милан. – Вдруг в рану попадет грязь… Тогда придется резать. Мне Ферду жалко. Хоть он и злой, но работает за двоих».

– Мила-а-ан!.. – послышалось вдруг.

Возле трактира он увидал братишку Вашека. Тот тащил полную сумку продуктов. Милан взмахнул над его головой кнутом.

– Покатай меня! – попросил мальчонка.

Милан вопросительно посмотрел на Ганжлика.

– Что ж, можно…

– Садись, да побыстрее!..

У мальчика засверкали глаза. Он подал старику сумку и полез на козлы.

– Аккуратней, как бы тебя Ферда не лягнул! – с важностью предупредил его Милан. «Что бы я стал делать, если бы вдруг появилась Вендула? – пришло ему вдруг в голову. – Я бы ее окликнул? Или постеснялся?.. Нет, наверняка нет! Ведь управлять парой пони вовсе не просто, особенно когда гололедица».

До самого вечера Милан развозил с Ганжликом уголь. В половине шестого старик погнал его домой.

– А Ферде копыто все-таки смажьте, дядюшка! – крикнул напоследок мальчик.

– Есть у меня на него время! Как же! – пробормотал себе под нос Ганжлик и, взмахнув над головами пони кнутом, поспешно покатил на пустой тележке прочь.

«И почему я не пошел на пруд? Хоккей – ведь это здорово! – размышлял Милан по дороге к дому. – Ну ладно. Тогда бы мне не удалось покататься на пони».

Его так радовала мысль, что старый Ганжлик доверяет Ферду с Марженкой только ему!