Текст книги "Журнал «Если», 1992 № 03"

Автор книги: Станислав Лем

Соавторы: Филип Киндред Дик,Лайон Спрэг де Камп,Элвин Тоффлер,Роберт Лафферти,Ярослав Голованов,Джон Бранер,Евгений Попов,Борис Пинскер,Геннадий Жаворонков,Виктор Гулъдан
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

– Мартинус! В этой пыли тебя сразу не узнать!.. Я боялся, что мы опоздаем. Скакали во весь опор с самого рассвета. Ударили в них с тыла и… Кровавый Иоанн у нас; твой король Урия жив и здоров, все в порядке. Что будем делать с этими пленниками? Их здесь по меньшей мере тысяч двадцать или тридцать…

Пэдуэй покачнулся.

– Собери и устрой какой-нибудь лагерь… Мне наплевать. По-моему, я сейчас рухну от усталости.

ГЛАВА 18

Через несколько дней, уже в Риме, беседуя с Мартином один на один, Урия медленно говорил:

– Да, кажется, я тебя понимаю. Люди не будут сражаться за правительство, которое ненавидят. Но сможем ли мы компенсировать убытки всем тем верным землевладельцам, чьи колоны отпущены на волю?

– Поднатужимся и выплатим за несколько лет, – ответил Пэдуэй. – Не зря же мы ввели налог на рабов.

Мартин не пояснил, что он надеялся путем постепенного увеличения указанного налога сделать рабство экономически невыгодным. Даже для гибкого и восприимчивого ума Урии такая идея могла оказаться чересчур радикальной.

– Лично у меня нет возражений и против твоей новой конституции, которая ограничивает королевскую власть. Я – солдат, и с радостью предоставлю возможность вести гражданские дела другим. Однако как поведет себя королевский совет?

– Согласится. Они давно уже кормятся практически из моем кармана. К тому же я показал им, что без телеграфа мы никогда не смогли бы уследить за передвижениями Кровавого Иоанна, а без печатных станков – столь быстро и широко организовать сопротивление колонов.

– Так, что у нас еще?

– Надо написать учтивое письмо королям франков: мол, не наша вина в том, что бургундцы предпочли правление готов, но отдавать обратно земли Меровингам мы не намерены. Кроме того, следует договориться с королем вестготов об оснащении в Лиссабоне наших кораблей для плавания через Атлантику. Кстати, он назвал тебя своим преемником, так что после его смерти остготы и вестготы снова сольются в единое государство… А мне придется ехать в Неаполь; объяснять кораблестроителям, как строить приличные шхуны. Прокопий поедет со мной; ему нужно обсудить кое-какие детали из курса истории, которую он будет читать в нашем новом университете.

– Почему ты так настаиваешь на этой атлантической экспедиции, Мартинус?

– Все очень просто. У меня на родине многие услаждают себя втягиванием дыма тлеющей травки под названием табак. Это довольно невинный порок, если знать меру. А табак растет пока лишь по ту сторону Атлантики.

Урия зычно расхохотался.

– Ладно, мне пора. Да, между прочим, я хотел бы прочитать письмо Юстиниану, прежде чем ты его отправишь.

– О'кей, как говорят американцы. К завтрашнему дню я его закончу. И еще подготовлю указ, который тебе надо подписать: о назначении Томасуса-сирийца министром финансов. Это он по своим частным деловым каналам пригласил железных дел мастеров из Дамаска, так что нам нет нужды обращаться к Юстиниану.

– А ты уверен, что твой друг Томасус – честный человек? – спросил Урия.

– Конечно, честный! Просто с ним нельзя зевать… Наилучшие пожелания Матасунте. Кстати, как она?

– О, прекрасно. Она заметно успокоилась с тех пор, как умерли или сошли с ума все ее враги… Мы ждем маленького Амалинга.

– Я не знал!.. Поздравляю.

– Спасибо. А когда ты найдешь себе девушку?

Пэдуэй ухмыльнулся.

– Как только отосплюсь немного.

Провожая Урию, Мартин почувствовал легкую тоску. Он уже достиг такого возраста, когда холостяки не без завести смотрят на семейную жизнь своих друзей. С другой стороны, поспешный выбор – не лучшая гарантия удачного брака. Нарвешься на такую взрывоопасную женщину, как Матасунта… Дай-то Бог Урии и впредь держать свою королеву постоянно беременной. Это может уберечь ее – и окружающих – от больших неприятностей.

* * *

Урия, король готов и итальянцев, – всемилостивому Флавию Англию Юстиниану, императору римлян.

Приветствия!

Теперь, когда войска под командованием Кровавого Иоанна, посланные Его Светлостью и Италию, больше не стоят на пути нашего примирения, пора возобновить переговоры о скорейшем окончании жестокой и разорительной войны.

Все условия, изложенные нами в предыдущем письме, остаются в силе за одним исключением: ранее испрошенния контрибуция в сто тысяч солидов удваивается в связи с необходимостью компенсации нашим гражданам ущерба от вторжения византийских войск.

Встает вопрос о судьбе генерала Его Светлости, Кровавого Иоанна. Хотя мы никогда ранее не рассматривали всерьез коллекционирование византийских генералов и качестве забавы, действия Его Светлости, похоже, не оставляют нам иного выход. Как известно, Персией правит молодой и энергичный король Хусрол. По нашим данным, Хусрол вскоре предпримет еще одну попытку завоевать Сирию, так что его светлости понадобятся способные генералы.

Желая Империи лишь благополучия, предлагаем названному Иоанну свободу за небольшой выкуп в пятьдесят тысяч солидов.

Далее, согласно нашей скромной способности предвидеть будущее, в Аравии лет через тридцать родится некий Магомет, который, исповедуя еретическое учение, вызовет жестокие и кровавые войны – ежели его вовремя не остановить. Мы почтительно требуем усиления контроля за этими византийскими территориями, дабы пресечь источник бедствия в самом его зародыше.

Прошу принять слова предупреждения как свидетельство самых дружеских чувств. В ожидании скорейшего ответа,

Мартинус Падуанский, квестор.

Пэдуэй удовлетворенно вздохнул и посмотрел на письмо.

Забот хватало. Надо думать и об угрозе со стороны Баварии, и о предложении хана аварцев составить союз против приморских гуннов… Предложение придется вежливо отклонить – в качестве соседей аварцы ничуть не лучше гуннов.

Какой-то странствующий монах-фанатик снова устраивает шум – вопит о колдовстве. Заткнуть ему рот, предложив высокооплачиваемую работу? Нет, пожалуй, надо повидать сперва епископа Болоньи. А еще лучше – купить сразу старого плута Сильверия…

А порох – продолжать эксперименты? С одной стороны, способов сеять смерть и разрушения уже вполне достаточно. С другой стороны, все планы развития цивилизации связаны с итало-готским государством, которое, следовательно, должно быть укреплено любой ценой…

«К черту все проблемы!» – решил Пэдуэй, смахивая бумаги со стола. Он снял с вешалки шляпу, сел на лошадь и отправился к дому Анция. Как можно наладить отношения с Доротеей, если после возвращения в Рим он еще ни разу к ней не заехал?

Девушка вышла ему навстречу. Мартин успел подумать, какая она все же хорошенькая. Но ничего похожего на восторженный прием, которого заслуживает герой-победитель, не последовало. Не дав Пэдуэю сказать и слова, Доротея с порога закричала:

– Зверь! Грязное животное! Мы пригрели тебя, впустили в дом, а ты нас уничтожил! Сердце моего несчастного отца разбито навек! Что, явился позлорадствовать?!

– О чем…

– Только не притворяйся, будто ничего не понимаешь! Или не ты издал незаконный указ, освобождающий колонов в Кампании? Они сожгли наше поместье, разграбили все вещи, к которым я привыкла с раннего детства…

Доротея начала плакать. Пэдуэй попытался сказать что-то сочувственное, но она немедленно снова вспыхнула.

– Убирайся! Не желаю тебя больше видеть! Без отряда своих варваров ты в наш дом не войдешь! Убирайся отсюда!!

Пэдуэй убрался, медленно и понуро. Сложная штука жизнь. Любые серьезные перемены неминуемо причиняют кому-нибудь боль.

Потом его спина выпрямилась. А чего, собственно, он расстраивается? Доротея, конечно, девушка приятная – хорошенькая и сравнительно неглупая, особенно по местным понятиям. Но вовсе не уникальная. Да таких, в сущности, пруд пруди! Если уж говорить откровенно – так, весьма серенькая. К тому же к тридцати пяти, как всякая итальянка, наверняка чудовищно растолстеет…

Государственная компенсация за ущерб поможет исцелить разбитые сердца Анциев. Если они извинятся, он, разумеется, будет вежлив – но не вернется. Нет, не вернется.

Девушки – это, конечно, хорошо, и рано или поздно он сделает свой выбор. Однако пока его ждут куда более важные дела. Успехи в спасении цивилизации значительно перевешивают любые личные неурядицы.

Его работа еще не закончена. Да и не будет ей конца – пока старость, болезнь или кинжал недоброжелателя не решат все проблемы раз и навсегда. Так много всего предстоит сделать: компас, паровой двигатель, микроскоп… Закон о неприкосновенности личности!

Полтора года он балансирует на краю пропасти – укрепляет свои позиции, нейтрализует врагов, пока благополучно избегает гнева различных церквей… Неплохо для мышки-Пэдуэя! Эдак он может продержаться еще не один десяток лет.

А если и не продержится, если нововведения Загадочного Мартинуса станут поперек горла слишком многим – что ж, по всей Италии работает семафорный телеграф, и скоро его заменит телеграф электрический, если только найдется время для экспериментов. Вот-вот откроется почта. Во Флоренции, Риме и Неаполе из-под печатных станков выходят книги и газеты… Что бы ни случилось с ним лично, всего этого уже не перечеркнешь.

Да, сомнений нет – ход истории изменен.

Тьма не опустится.

Перевел с английского Владимир БАКАНОВ.

Борис Пинскер
ТЕНЬ МАФИИ В ТЕНИ РЫНКА

Не правда ли, мир, нарисованный Спрэ гом де Kaмпом с явной оглядкой на «Янки…» Марк Твена, удивительно напоминает наш сегодняшний: та же кипучая деятельность «цивилизаторов», рождение доселе неведомых форм и структур, появление невиданных предприятий – и все это на фоне безудержного рвачествасановных взяточников. Впрочем, на этом сравнение заканчивается; если Мартин Пэдуэй уверенно ожидает прихода«капиталистического завтра», то экономист Борис Пинскер лишен подобного оптимизма.

Н екоторые детали можно предсказывать с большой степенью уверенности, опираясь просто на известные закономерности. Например, всякое государственное регулирование, всякая попытка наложить ограничение на стремление людей к росту благосостояния порождают рост нелегальной деятельности. Таможенные ограничения и пошлины порождают контрабандную торговлю и взяточничество среди чиновников таможни. Казенная монополия на производство алкогольных напитков вызывает к жизни индустрию самогоноварения. Установление налоговой системы побуждает к сокрытию доходов. А высокие налоги делают массовым налоговое жульничество.

В принципе, государственным деятелям – администраторам и законодателям – нет нужды уж очень робеть и бояться мер запрещающих и принуждающих. Никому и никогда в голову не приходило отказываться от воинского призыва (особенно в военное время), только из-за того, что закон о всеобщей воинской повинности вызывает к жизни различные формы дезертирства и уклонений от призыва. Единственное, о чем необходимо заботиться государственным людям, это о том, чтобы политика запретов и принуждений находила достаточную поддержку у населения

Сколько должно быть сторонников? Какая доля диссидентов и несогласных с правительством безопасна для морального здоровья страны, для ее политической и социальной стабильности? Вряд ли есть универсальный ответ на этот вопрос – равно пригодный для правительств демократических и авторитарных, равно справедливый в разные времена и в разных культурах. Многое зависит от нравственных привычек и норм культуры Там, где за правительством признано право на применение насилия, видимо, можно меньше заботиться о мнении и реакции меньшинства. В странах с сильными демократическими традициями – в США, например, – нередки случаи, когда взгляды и интересы меньшинства оказываются более влиятельными, чем позиция правительства и выбравшего его большинства населения Так было в период войны во Вьетнаме. Так было в начатом небольшими группами интеллигентов движении за расширение прав и свобод, за отмену цензурных ограничений.

Много зависит и от социального «качества» диссидентов. До тех пор пока сопротивление установленному порядку со стороны негров, индейцев и пуэрториканцев не находило поддержки среди уважаемых белых групп большинства, шансы на успех были практически минимальны: выиграть войну против белой Америки?! Участие студентов стало знаком раскола большинства и обеспечило, в конечном итоге, победу многим требованиям рассовых диссидентов. Точно также в СССР после 1985 г. авторитет всего лишь еще одного сторонника реформ – М.Горбачева – легитимизировал диссидентское движение, сделал само диссидентство нравственно и политически законным.

С другой стороны, история России (и особенно в советский период) демонстрирует множество случаев, когда правительство, опирающееся на неограниченное насилие, успешно навязывает свою волю всей стране – изменяя при этом традиционные нормы нравственности и общественного поведения. В сущности, именно в этом – признаваемом праве на насилие и неограниченном использовании насилия – кроются почти все тайны и загадки 70-летней истории коммунизма в СССР. Как ни грустно это сознавать, но большинство населения признало легальность неограниченного государственного насилия.

Исходя из сказанного, можно наметить основные методологические рамки для предвидения будущего на некий более или менее непродолжительный период времени. Интенсивность насилия в нашей стране существенно ослабла. Сама по себе негарантированное насилия в достаточной степени обеспечивает раскрепощение частной – групповой и индивидуальной – инициативы Правда, поскольку весь предыдущий опыт общественной жизни был опытом подавления личности и непризнания личного суверенитета, многие новые инициативы оказались опять-таки насильственными. Длительное господство насилия даром не проходит

И, может быть, важнейшее, что необходимо учитывать, это качество реформистского законодательства, которое потворствует самым опасным и противоправным традициям и, тем самым, несет в себе зерна многих будущих конфликтов.

Характерной моделью того, что нас может ожидать на этом пути, является реакция предпринимателя на недостаточную правовую и административную защищенность. Когда следом за первыми нуворишами экономической реформы, кооператорами, возникла индустрия ракета, а государственные органы смогли ответить только заявлениями о своей неготовности к борьбе с новым злом общество само нашло адекватное решение проблемы. Возникла практика (старая, как мир) заключения договоров между грабителями и теми, кого грабят. Богатые кооперативы начали заключать с бандами рекетиров договора об охране Самым поразительным вариантом является создание охранных кооперативов при УВД (а поговаривали и о кооперативах при КГБ), которые берутся за умеренную мзду обеспечивать безопасность коммерческих операций клиентов и защиту против возможных конкурентов. Для специалистов по истории государства ситуация просто бесценная – появилась возможность in vivo изучать процессы. протекавшие в Европе в 8-12 вв, когда вырабатывались формы взаимовыгодных отношений между купцами и феодалами. В ходе этих отношений были выработаны идеи и практика налоговой системы. Попросту говоря, разбойничья дань феодалам превратилась постепенно в плату за защиту от всяких других разбойников и стала называться налогом. Основным условием получения регулярного платежа (налога) стала гарантия от постороннего насилия, т. е. обязательство быть сильнее всех других разбойников и, одновременно, готовность довольствоваться заранее оговоренной данью. Появление «антирекетовых» кооперативов МВД свидетельствовало о том, что силы для борьбы с организованной преступностью есть и одновременно о том, что эти силы желают быть действенными только при коммерциализации отношений с подзащитными.

Перед нами не только процессы создания нового государства, но и разложения прежнего государственного механизма. Заметим, что эти процессы начались достаточно давно – почти одновременно с уходом в подполье всей нормальной коммерческой деятельности. Правовая незащищенность торговцев, цеховиков, подпольных ремесленников принуждает их не только к укрывательству от бдительного глаза государственной администрации, но и к поиску суррогатов судебной и полицейской системы. Как получить деньги с неаккуратного и недобросовестного должника? Как обеспечить выполнение договоров? Когда нельзя обратиться в государственный суд, приходится обращаться к подпольным же посредникам, которые берутся за известную мзду получить деньги, обеспечить выполнение договорных обязательств. Ожидая всего этого, приходится подкармливать и воспитывать кадры исполнителей, готовых по договору осуществлять физическое насилие и принуждение. Как и в случае с феодалами-разбойниками из темного европейского средневековья, эти силы (правоохранительные банды?) со временем эмансипируются от своей основной функции, начинают претендовать на более или менее универсальную власть в обществе. Привлечение бандитов для осуществления подпольного правосудия легализует бандитизм в народном сознании. Робин Гуд и Стенька Разин – хорошо известные исторические образцы Полагаю, что вспышка организованной и всякой иной преступности после 1987 г. связана как раз с быстрым развертыванием этих бандитских групп – ради охвата стремительного расширившегося рынка полулегальной деятельности.

Встав на ноги, правоохранительный бандитизм начинает защищать себя от возможных превратностей законотворчества. Вдруг какие-то формы и виды частной торговли и производства легализуются – что же, так и терять доходы? Рекетиры начинают активно перехватывать функции Госплана и Госснаба. Началось широкомасштабное регулирование условий торговли и ценообразования. За попытки продавать ниже установленных цен «нарушитель конвенции» рискует лишиться всего, в том числе и жизни. Рекет начал регулировать объем поставок. Об этом свидетельствуют многочисленные жалобы частных поставщиков мяса, овощей и фруктов, которых принуждают либо к продаже по установленным монопольным ценам, либо к сбыту за бесценок перекупщикам. Что-то в этом же роде происходит и в торговле импортным ширпотребом.

Экономический смысл этой рекетирской деятельности двойственен. С одной стороны, они защищают коммерсантов от чрезмерных и неоправданных притязаний бюрократии, снижают некоторые виды риска и уменьшают колебания цен, что, несомненно, благоприятно для торговцев и для потребителей. С другой стороны, громадный доход оптовиков, который должен возникать при таком контроле за единообразием и стабильностью рыночных цен, скорее всего, не приведет к соответствующему накоплению торгового капитала. А значит, никогда не станет фактором роста производительности труда и повышения благосостояния. Есть основания считать, что большая часть этих денег просто непросто потребляется быстро растущими рядами бойцов рекета. Если верны оценки, согласно которым численность этих армий в одной Москве составляет 20–30 тыс. человек, то, пожалуй, о серьезном накоплении капитала говорить не приходится. Накоплению капитала и его производительному применению, впрочем, препятствует и ограничительная политика властей, в том числе налоговая. Деньги проедаются, о чем свидетельствует опережающий рост цен на предметы престижного потребления – меха, антиквариат, дорогие импортные автомобили.

При перечислении экономических последствий широкомасштабного рекета нельзя, конечно, упустить из виду, что все эти расходы ложаться бременем как на производителей – крестьян, кооператоров, ремесленников, которые вынуждены делиться частью своих доходов с рекетом – так и на потребителей, скажем, на москвичей, переплачивающих за потребительские товары и, тем самым, оплачивающих тот же рекет. И надо признать, что правоохранительные органы и законодатели, которые так и не сделали серьезных попыток разорвать это удушающее кольцо теневого налогообложения, волей-неволей оказываются союзниками рекета в захватывающей игре в неполноценные реформы. При том, что и объективно, так сказать, рекет должен выступать в качестве лобби за сохранение всяких ограничений частной коммерческой и промышленной деятельности, поскольку именно ограничения и создают рынок для его услуг.

Насколько могущественно это лобби, можно только гадать. Но ведь точно также гадательна причина того, почему почти все решения и распоряжения властных органов всех уровней ведут в последние два года к укреплению и расширению рекета. Можно предполагать, что это случайное совпадение, результат «социалистических предрассудков». Но ведь не меньше оснований и для того, чтобы считать такой стиль администрирования и законодательства результатом сознательного или полусознательного потворства рекету.

Государство «рачительно» консервирует условия для дальнейшего расширения и профессионализации этих «Робин Гудов». По-прежнему все источники сырья и материалов под контролем государства. По-прежнему государственная торговля представляет собой гигантскую систему распределения, что создает техническую возможность для контроля цен на тощем вольном рынке и для неосновательной наживы дельцов на открытых рынках. Например, ясно, что значительная часть лесоматериалов, продаваемых через биржу, поступала туда не от лесодобытчиков и лесоторговцев, но от строительных трестов и управлений, которые предпочитают 1000–1500 процентов торговой прибыли трудному и малодоходному делу строительства

Предпринимательство невозможно вне рамок закона. Если закон игнорирует его нужды, делает значительные сектора предпринимательства нелегальными, то им приходится обращаться к незаконному закону, к правосудию гангстерских банд. Не нужно даже прогнозировать и предвидеть какие-либо крайние ситуации социальной нестабильности. чтобы правильно оценить происходящее в этой сфере Даже в стабильной повседневности наличие немалой армии профессиональных наемных убийц вряд ли к благу общества.

Достаточно характерна история люберов, вызванных к жизни, если я не ошибаюсь, инициативой каких-то местных партийных лидеров вот какими должны быть настоящие советские парни! Боевое крещение эти отряды получили, избивая «хипариков», панков и прочую беззащитную публику. Освоившись на местности и осознав свою немалую силу и возможности, люберы начали быстро и эффективно устанавливать контроль над разными подпольными городскими промыслами

Большинство популярных моделей реформы до сих пор предполагает длительный период преобразований: выкуп собственности, аукционные формы продажи предприятий Переход в результате реформ к двух– секторной экономике обещает стать источником немалых политических, социальных и экономических коллизий. Естественная для всякой экономики борьба за ресурсы окажется резко политизированной. Частники в борьбе за ресурсы будут скупать деятелей распределительной системы и руководителей национализированного сектора хозяйства. (Уже скупили!) В ответ разовьются популистские движения, направленные против самих реформ. (Уже растут!) Пикантность процессу придает участие с обеих сторон теневиков: нового и старого типов. Тех. которые наилучшим образом приспособились к старой распределительной системе. и нуворишей, ориентированных целиком – на пореформенные условия.

Можно ли считать, что именно такого рода конфликты лежат в основе многих межрегиональных столкновений? Во всяком случае, ясно, что большинство трений между, например, Россией и Украиной, Россией и Узбекистаном имеют причиной уровень цен на зерно, нефть, руды, металл. И, кстати, августовский путч одной их первостепенных задач имел поддержание приоритетных условий снабжения предприятий ВПК.

Некоторые межобщинные столкновения явно объясняются соперничеством мафий за сферы влияния.

Чрезвычайно интересны процессы создания частных и партийных армейских формирований в Закавказье. Беззащитное перед межнациональными и политическими конфликтами население, оставленное центральной властью, обратилось к средствам самозащиты: создание добровольческих формирований, мобилизация наемников по всей стране, вооружение за счет «фондов» черного рынка оружия, содержание за счет «спонсорства» новых феодалов (директоров подпольных и легальных предприятий, кооператоров. бывших секретарей обкомов и т п.). В Закавказье раньше, чем в других регионах, теневые государственные структуры достигли полной зрелости: своя система налогов, своя система самозащиты, теневые системы производства и поставки вооружений и т. п. Здесь же они впервые и начали легализоваться, вытесняя и поглощая прежние государственные структуры. Примечательно то, что легализация этих формирований совершается под знаменами национальной войны – с абхазами, осетинами, карабахцами…

Повышенный спрос на оружие вызвал рост предложения: широкая продажа населению оружия с дурно охраняемых армейских складов, подпольное производство заводов Тулы и Ижевска и др., переориентация «халтурщиков» всевозможных машиностроительных заводов, слесарных и токарных участков с массового производства подсвечников, ножей и карманных самогонных аппаратов на стрелковое оружие. Сколь далеко может зайти этот процесс? Когда государство окажется вынужденным легализовать группы самозащиты? Можно ли рассматривать развернувшееся в разных городах России формирование частей национальной гвардии как явление именно такого рода? И самый главный вопрос: когда большинство населения смириться с идеей, что «нынче без этого нельзя»? Именно в тот самый момент и будет завершена легализация идеи гражданской войны. Публикуемые опросы социологов обходят важнейший из вопросов: считаете ли Вы, что без применения силы существующих проблем не решить? Может быть, потому, что слишком большим окажется процент готовых ответить на этот вопрос положительно?..

Все это существенно увеличивает вероятность того, что вместо рынка мы получим его «тень», а вместо административного руководства – тень мафии.

P.S.  В Вечном Городе, Риме, на «улучшение жилищных, социальных и культурных условий жизни» собираются выделить до 2000 года 90.000 млрд. лир. И, представьте себе, это благородное начинание вызывает следующую реакцию парламентской комиссии по расследованию деятельности мафии: «Вот-вот начнется великое ограбление. И щупальца спрута. затаившегося в засаде, подрагивают от нетерпения и вожделения.» Дело в том, что мафия стремится отмыть свои капиталы. Уже в ближайшем будущем в столице Италии может произойти сращивание преступности и спекулятивной предпринимательской деятельности. «Речь идет о густой сети капиталовложений, – поясняет заместитель председателя парламентской комиссии Маурицио Кальви. – в которую почти невозможно проникнуть и где трудно отличить здоровое от гнилого. Эта область в течение многих лет была совершенно бесконтрольной даже для органов правосудия.» По мнению комиссии, мафия действует все более тонко: немного насилия и много хитрости. Скажем, в сфере торговли появляются вполне добропорядочные предприниматели, но финансируемые организованной преступностью. Сам владелец недвижимости никак себя не компроментирует. Он строго следует процедуре и закону. «Иными, словами, – продолжает Кальви, – в Риме мафия решила не появляться на виду, а действовать из-за угла». Его поддерживает второй заместитель председателя парламентской комиссии Паоло Кабрас: «Мафия – это, несомненно, вымогательство и насилие, но сейчас, особенно в крупных городах, это прежде всего преступная финансовая деятельность и присутствие в экономике.»

«Эуропео».