Текст книги "Когда невозможное возможно: Приключения в необычных реальностях"

Автор книги: Станислав Гроф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

ПУТИ ЖИВОТНЫХ ЭНЕРГИЙ
Молящийся богомол в Манхэттене

Во время одного из своих многочисленных семинаров в институте Эсален, Биг Сур, наш друг и учитель Джозеф Кемпбелл долго рассуждал о своей любимой теме – работе Карла Юнга и его революционном вкладе в понимание мифологии и психологии – и во время лекции мимоходом упомянул феномен синхронии. Один из слушателей не был знаком с этим термином и, прервав Джо, попросил его объяснить, что такое синхрония. После краткого определения и описания концепции Джо решил проиллюстрировать объяснение фактическим примером. Вместо того чтобы привести историю Юнга со скарабеем, он решил поделиться примером фантастического совпадения из своей собственной жизни.

Перед переездом на Гавайи, уже будучи достаточно пожилыми людьми, Джо и его жена Джин Эрдман жили в нью-йоркском районе Гринидж-Виллидж. Их комнаты находились на четырнадцатом этаже высотного дома на углу Уэйверли-Плейс и Шестой авеню. В кабинете Джо было две пары окон, одна из которых смотрела на реку Гудзон, другая – на Шестую авеню. Из одних открывался прелестный вид на реку, и в хорошую погоду эти окна были всегда открыты. Вид из другой пары окон не представлял собой ничего интересного, и Кемпбеллы их почти не открывали. По словам Джо, они вряд ли открывали их чаще, чем два или три раза за все сорок с чем-то лет, которые прожили в этом доме.

Однажды, в самом начале 1980-х, Джо работал в кабинете над своим главным трудом «Пути животных энергий», всемирной энциклопедией мифологии шаманизма. В то время он писал главу, посвященную мифологии африканских бушменов – племени, живущего в пустыне Калахари. Одним из наиболее важных божеств бушменского пантеона является Богомол, сочетающий в себе черты Обманщика и Бога-создателя. Джо был глубоко погружен в работу, на столе вокруг него лежали статьи и книги, посвященные этому вопросу. Огромное впечатление произвела на него история, рассказанная Лоренсом ван дер Постом о своей няне Кларе, наполовину бушменке, которая заботилась о нем с самого рождения. Ван дер Пост необыкновенно ярко помнил те моменты своего детства, когда Клара беседовала с Молящимся Богомолом: когда она говорила с представителями этого вида и задавала конкретные вопросы, насекомые, похоже, должным образом отвечали ей движениями тела и ног.

В какой-то момент Джо внезапно почувствовал непреодолимое и абсолютно иррациональное желание встать и открыть одно из окон, выходящих на Шестую авеню – тех самых окон, вид из которых был так скучен и которые все время оставались закрытыми. Как только Джо открыл окно, он немедленно посмотрел вправо, не понимая, почему он это делает. Думаю, что богомол – это не то, что вы ожидаете встретить на Манхэттене, однако же он был там – довольно крупный экземпляр, медленно ползущий вверх по стене на четырнадцатом этаже многоэтажного здания в деловой части Манхэттена. По словам Джо, богомол повернул голову и посмотрел на него многозначительным взглядом. Хотя эта встреча длилась всего несколько секунд, она явно была сверхъестественной и произвела на Джо глубокое впечатление. Он утверждал, что всего за несколько минут до этого прочитал в истории Ван дер Поста буквально следующее: «В лице богомолов есть что-то странно человеческое: их заостренный подбородок, высокие скулы и желтая кожа делают их похожими на лица самих бушменов».

Появление богомола на четырнадцатом этаже многоэтажного дома в самом центре Манхэттена и само по себе очень необычная случайность, но если учитывать время, когда он появился, совпадающее с погружением Джо в мифологию бушменов пустыни Калахари, и неожиданное побуждение открыть окно и посмотреть в конкретную сторону, статистическая невероятность подобной последовательности событий становится воистину астрономической. Только твердокаменный материалист, безоговорочно и квазирелигиозно преданный собственной картине мира, может поверить, что все это могло быть простой случайностью.

Традиционная психиатрия не делает различия между истинной синхронией и психотически неправильными истолкованиями событий окружающего мира. Поскольку материалистическая картина мира излишне детерминистична и не признает возможности подлежащих интерпретации совпадений, то любой намек на необычные совпадения в рассказе клиента будет автоматически истолкован как ошибочное соотнесение – синдром серьезного душевного расстройства. Однако в существовании истинной синхронии не может быть никаких сомнений, поскольку любой человек, получивший доступ к фактам, признает, что эти совпадения лежат за пределами разумных статистических вероятностей. И это, безусловно, касается необычной встречи Джо с богомолом.

КОРОЛЕВА УМИРАЕТ
Когда сны предсказывают, что принесет день

В 1964 году я был приглашен Джошуа Бирером, британским психиатром, принять участие в проходившем в Лондоне Конгрессе социальной психологии – Джошуа был его организатором и координатором. Моя лекция была частью симпозиума по ЛСД-психиатрии, который дал мне возможность встретиться с несколькими знаменитыми пионерами изучения воздействия психоделиков, с работой которых я прежде был знаком лишь по написанным ими книгам и статьям. Там я встретился с двумя замечательными женщинами, британскими психотерапевтами Джойс Мартин и Полиной МакКририк. Они прошли подготовку по фрейдистскому психоанализу, но теперь занимались психотерапией с применением ЛСД в роскошном доме Джойс на знаменитой лондонской Уэлбек-стрит. Вдвоем они разработали «терапию слияния» (fusion therapy) – метод терапии с применением ЛСД, который показался слишком революционным даже психотерапевтам, лишенным предубеждений, и смелым настолько, чтобы назначать ЛСД своим пациентам.

Данный метод в особенности подходил пациентам, испытавшим в детстве эмоциональную депривацию или брошенность, и включал в себя тесный физический контакт терапевта и пациента во время сеанса. Во время сеанса клиенты проводили несколько часов в глубокой возрастной регрессии, лежа на кушетке под одеялом, а рядом лежали Джойс или Полина, сжимая их в объятиях, как обычно делает мать, желая успокоить ребенка. Их революционный метод разделил психотерапевтов, применяющих ЛСД, на два лагеря. Часть врачей осознала, что это очень действенный и логичный способ лечения так называемых травм недостатка внимания, эмоциональных проблем, вызываемых синдромом лишения матери и плохим отношением матери к ребенку. Другие ужаснулись подобной радикальной анаклитической[1]1
  У младенцев и детей ясельного возраста есть сильная врождённая потребность в удовлетворении инстинктов и безопасности, которую детские психиатры называют анаклитической (от греческого anaklinein – держаться за кого-либо, опираться на кого-либо). Это подразумевает потребность в поддержке, ласке, утешении, возможности с кем-то поиграть и быть центром внимания тех, кто о тебе заботится. Если эти потребности не удовлетворяются, это имеет серьезные последствия для будущего индивидуума.


[Закрыть] терапией, они предупреждали, что тесный физический контакт между психотерапевтом и клиентом при необычных состояниях сознания послужит причиной необратимого вреда отношениям.

Я был среди тех, кто восхищался терапией слияния Джойс и Полины, поскольку мне было абсолютно ясно, что травмы отсутствия внимания нельзя исцелить с помощью одних лишь терапевтических бесед. Я задал множество вопросов об их неортодоксальном подходе, и, когда они заметили мой неподдельный интерес, они пригласили меня провести некоторое время в Уэлбекской клинике, встретиться с их пациентами и на собственном опыте испробовать их подход. Я испытал глубокое потрясение, когда узнал, как много их пациенты получают от физического контакта, который присутствовал во время сеансов с психоделиками. Мне также стало понятно, что Джойс и Полина сталкиваются с куда меньшим количеством проблем переноса, чем средний фрейдистский аналитик со своим бесконтактным «бесстрастным» подходом.

На Международной конференции по применению ЛСД в психотерапии, проходившей в мае 1965 году в Эмитивилле на Лонг-Айленде, Джойс и Полина показали очаровательный фильм об использовании своей терапии слияния. В разгоревшейся после окончания фильма дискуссии большая часть вопросов вращалась вокруг проблем переноса/контрпереноса, и Полина привела очень интересные и убедительные объяснения тому, почему ее подход в этом вопросе порождает куда как меньше проблем, чем ортодоксальный подход фрейдистов. Она указала на то, что большинство пациентов, проходивших терапию, в младенчестве и детстве испытывали недостаток родительской любви. Холодное отношение фрейдистских аналитиков имеет тенденцию бередить уже имеющиеся эмоциональные травмы, и для части пациентов служат спусковым крючком для отчаянных попыток привлечь к себе внимание и получить удовольствие, которое им так необходимо.

В противоположность этому, по словам Полины, терапия слияния порождает корректирующие переживания путем удовлетворения давних анаклитических желаний. Когда их эмоциональные травмы исцеляются, пациенты осознают, что психотерапевт не является подходящим сексуальным партнером, и вполне способны найти партнера за пределами его кабинета. Полина объяснила, что это аналогично ситуации на раннем этапе развития взаимоотношений пациента. Те люди, к которым в младенчестве и детстве хорошо относились матери, способны эмоционально отделиться от них и перейти к другим, зрелым отношениям. В противоположность этому те люди, которые пережили эмоциональную депривацию, остаются патологически привязанными к матерям и через всю жизнь проносят мольбу о ласке и поиск утешения своих примитивных младенческих потребностей.

Наслушавшись восторженных рассказов пациентов клиники Джойс и Полины на Уэлбек-стрит, я захотел испытать технику слияния, что называется, на собственной шкуре, и мой первый сеанс с Полиной оказался действительно необыкновенным. Хотя мы оба были полностью одеты и разделены одеялом, я пережил глубокую регрессию возраста – до самого раннего младенчества и стал ребенком, прижатым к груди любящей матери, чувствующим контакте ее обнаженным телом. Затем переживания стали более глубокими, и я ощутил себя плодом в материнской утробе, благословенно плавающим в амниотической жидкости. За три с лишним часа (срок, показавшийся мне вечностью) я пережил обе эти ситуации – «хорошую грудь» и «хорошую матку» – одновременно или в альтернативном варианте. Я чувствовал свою связь с матерью посредством двух питающих жидкостей – молока и крови, – которые в этот момент казались священными. Кульминацией переживания стал опыт священного единения скорее с Великой богиней-матерью, чем с матерью человеческой. Излишне говорить, что я считаю эту сессию глубоко исцеляющей.

В 1966 году, во время конференции по ЛСД-психотерапии в Амстердаме, мне представилась возможность поучаствовать во втором, столь же запоминающемся сеансе с Полиной, и снова испытать воздействие терапии слияния. Мы стали друзьями и, время от времени, встречались на конференциях или во время моих визитов в Лондон. В конце 1960-х годов, после смерти Джойс, Полина осталась без ассистента, который присутствовал бы на ее собственных сеансах с психоделиками, и она попросила меня занять место Джойс и стать ее проводником. Тогда я уже жил не в Европе, а, получив стипендию в университете Джона Хопкинса, поселился в Балтиморе. То, что Полина согласилась регулярно пересекать Атлантику, тратя на это немалые суммы денег, а главное, большое количество времени и энергии, отражает ее глубокую веру в значимость сеансов с применением психоделиков. С одним из этих сеансов связан один из самых замечательных случаев проявления синхронии в моей собственной жизни.

Где-то между четырьмя и пятью часами утра в тот день, когда должен был начаться сеанс с Полиной, я проснулся оттого, что мне приснился очень тревожный сон. Я оказался в мрачном замке, а возможно, даже средневековом городе. Там царила атмосфера тревоги и хаоса, множество людей металось по темным коридорам со свечами в руках. Взволнованные и несчастные голоса кричали: «Королева… королева… королева умирает!» Я был одним из тех, кто в панике метался по замку. После захватывающей дух гонки по плохо освещенным коридорам я оказался в комнате, где старая женщина – явно королева – лежала на огромной кровати под богато украшенным балдахином. Ее лицо было искажено агонией, она задыхалась, и минуты ее явно были сочтены. Я смотрел на нее в отчаянии, переполненный сильными эмоциями, – я знал, что умирающая женщина является моей матерью.

Я проснулся рано утром, полный тревоги и мрачных предчувствий. Кроме того, я был совершенно уверен, что этот сон имеет самое прямое отношение к сессии с Полиной, которую я собирался провести, и мне очень не хотелось ее проводить, что было для меня очень странно – никогда прежде со мной ничего подобного не случалось. Это настроение резко контрастировало с тем энтузиазмом, с которым я прежде относился к сеансам с применением психоделиков. Я лежал в постели, припоминая сон и пытаясь понять те жуткие ощущения, которые испытывал. По мере того как за окном светало и солнечные лучи стали проникать в комнату, эти ощущения начали таять и, наконец, исчезли совсем. Я почувствовал себя более уверенно, в том числе и в отношении той сессии с психоделиками, которую собирался проводить.

В первые несколько часов сессии ничего экстраординарного не происходило, то есть ничего такого, чего бы я не видел раньше и чем бы эта сессия отличалась от всех остальных. Естественно, приняв достаточно большую дозу ЛСД, Полина испытывала очень глубокие переживания. Некоторые из них касались воспоминаний об особенно эмоционально наполненных моментах ее младенчества и детства, другие имели отношение к трудностям ее появления на свет, а несколько являлись трансперсональными элементами из области коллективного бессознательного. Сессия длилась уже примерно пять часов, когда Полина столкнулась с воспоминаниями из своего детства – тогда она присутствовала на королевском параде. Она начала напевать английский гимн: «Боже, спаси нашу добрую королеву, многие лета нашей славной королеве, Боже, спаси королеву.

По мере того как она пела, она становилась все более и более встревоженной. «О Боже, Стен, я пою «Боже, храни королеву», но, когда я была маленькой, у нас правил король, а не королева, но тогда почему я пою «Боже, храни королеву»?». В эту минуту ее лицевые мускулы внезапно напряглись, словно в агонии, которая напомнила мне лицо умирающей королевы из моего сна. «Стен, это больше не имеет отношения к моему детству», – продолжала она, явно расстроенная и испуганная. Каждый глоток воздуха давался ей с трудом. – Это я – королева, и я умираю». К этому времени я уже не раз наблюдал людей, переживавших свою собственную смерть во время сессий с применением психоделиков, и я мог не бояться за физическое состояние Полины. Однако я был поражен тем, что Полина воплотила мой сон, приснившийся мне прошлой ночью, и в точности изобразила умирающую королеву, которая была ярким персонажем этого сна.

Сессия Полины закончилась вполне благополучно – за смертью в образе королевы последовало возрождение, и «остаточный галлюциногенный эффект» длился несколько дней. Полина считала, что этот эпизод был взят из коллективного бессознательного, а возможно, и из ее собственных «кармических записей», к которым она подключилась благодаря привитому ей еще в детстве преклонению перед всем, что касается королевской семьи, и привычке носить дорогие и экстравагантные платья и украшения, хотя я так и не смог найти объяснения своему странному сну-предчувствию. Время от времени я вспоминал об этом экстраординарном совпадении, пытаясь понять его происхождение и значение. Я думал, не обязан ли я этим той странной связи, возникшей между нами во время тех двух моих сессий терапии слияния с применением психоделиков, которые проводила Полина и во время которых я пережил ощущения плода в «добром чреве» и младенца у «доброй груди».

РАДУЖНЫЙ МОСТ БОГОВ
В мире скандинавских саг

Глубокие, благоприятные случаи синхронии могут вызывать и сопровождать яркое духовное пробуждение, однако и они не обходятся без опасных ловушек. Они могут создавать убедительное ощущение, что мы не только включены в огромное поле космического смысла и цели, но и, в некотором роде, являемся его фокусом или центром. Однако всепоглощающее ощущение возвышенности, которое часто ассоциируется с подобной синхронией, может быть обманчивым, ему нельзя наивно доверять и, тем более, полагаться на них в своих действиях. Как мы увидим в следующей истории, даже самые выдающиеся совпадения не гарантируют положительного исхода ситуации, частью которой они являются.

События, о которых я собираюсь рассказать, произошли спустя четыре года после моего переезда в США, в то время, когда я искал спутницу жизни – с добровольной помощью моих друзей, действующих из самых лучших побуждений. В самом конце 1971 года, мне позвонили Лени и Боб Шварцы, которые принадлежали к кругу самых близких моих друзей. Их дом в нижней части Манхэттена, доказательство безупречного вкуса Лени, служил постоянным местом встреч многих известных деятелей культуры, от Джозефа Кемпбелла до Бетти Фридан. Лени и Боб были очень взволнованы и наперебой рассказывали мне о своем последнем открытии: «Мы только что познакомились с совершенно особенной девушкой. Она живет в Майами, ее зовут

Джоан Галифакс. Она антрополог, очень красивая и очень умная. Работала с догонами в Африке и изучает сантерию и другие религии стран Карибского бассейна. У вас так много общего! Она тебе понравится».

Я записал имя Джоан и ее телефон и поблагодарил Боба и Дени за помощь, но после общения с Моникой я не был готов выступить инициатором новых отношений. Правда, иногда я позволял себе помечтать о Джоан, пытаясь представить себе, как бы прошла наша встреча, и думая о том, что можно было бы ей позвонить. Наконец, несколько месяцев спустя, я решил все-таки попытаться. Я собирался принять участие в ежегодной конференции психиатров в Далласе, штат Техас, чтобы представить результаты наших исследований по психиатрии с применением ЛСД у пациентов, находящихся на последних стадиях рака. Конференция заканчивалась в пятницу, и было несложно заехать в Майами по дороге в Балтимор и провести там выходные.

Я набрал номер Джоан и, когда она сняла трубку, представился:

– Это Стен Гроф из Балтимора. Наши общие знакомые, Боб и Лени Шварц, считают, что мы с вами должны встретиться. Скажите, вы не против? Я смогу приехать в Майами в следующие выходные. Не могли бы мы с вами встретиться?

– Мне очень жаль, – ответила Джоан, – но меня не будет дома. Я собираюсь в Даллас на конференцию ΑΠΑ (Американской психологической ассоциации), буду делать там доклад по сантерии.

– Забавно, – ответил я, поражаясь странному совпадению. – Я тоже буду в Далласе, причем на той же конференции и собирался заехать в Майами на обратном пути. В каком отеле вы собираетесь остановиться?

– В отеле «Бейкер», – ответила Джоан.

Дело в том, что из огромного количества далласских отелей я и сам выбрал именно этот. Выяснилось, что заказанная мною комната находилась непосредственно под комнатой Джоан, на этаж ниже. Поскольку мы остановились в одном отеле, мы решили, что сразу по прибытии в гостиницу свяжемся друг с другом по телефону. Когда я приехал в гостиницу, конференция уже началась, и Джоан не было в номере. Она не оставила для меня никакого сообщения, поэтому я решил искать ее на конференции. Программа предполагала проведение нескольких параллельных мероприятий, кажется восьми, если я ничего не путаю, и заседания проходили одновременно в нескольких отелях. Я заглянул в программу, пытаясь угадать, какую лекцию могла бы выбрать Джоан, исходя из того, что она была антропологом и что, по мнению Боба и Лени, в наших с ней интересах есть много общего. После некоторых раздумий я выбрал фильм, демонстрировавшийся в большой аудитории одного из отелей.

Когда я вошел в зал, свет был уже выключен, а фильм начался. Я посмотрел вокруг и сел в ближайшее свободное кресло. Во время фильма мое внимание часто привлекала женщина, сидевшая впереди, в трех креслах влево, – я вроде бы даже увидел своего рода ауру вокруг ее головы. Вскоре она и сама обернулась в мою сторону, что было невероятно, поскольку ей пришлось довольно сильно выворачивать голову, чтобы встретиться со мной взглядом. Это продолжалось всего мгновение, но к тому времени, когда фильм наконец закончился, мы были настолько уверены в том, что встретили того, кого искали, что сразу направились друг к другу и подтвердили свои подозрения, назвав имена, – еще одно совпадение, в дополнение к тому, первому, предшествовавшему нашему прибытию в Даллас.

Наш обед в китайском ресторанчике, с большим выбором блюд северно-китайской кухни, возможно, вполне стандартных, был, тем не менее, совершенно особенным. Мы без умолку болтали о наших интересах, которые действительно во многом совпадали, – тут Боб и Лени оказались правы. В конце обеда официант принес нам непременные печенья счастья, которые никто из нас никогда не принимал всерьез, но тогда, в контексте всех этих невероятных совпадений, эти послания выглядели абсолютно уместно, подобно цитатам из «Книги перемен». В моем печенье значилось: «Твое сердце принадлежит ей с момента вашей встречи», а Джоан выпало «После долгого ожидания ваши мечты наконец-то сбываются!» Излишне говорить, что мы не стали возвращаться домой и решили провести выходные в Далласе.

После подобного благоприятного начала наши отношения развивались очень быстро. В те выходные, что последовали за нашей встречи в Далласе, я вылетел в Майами, чтобы провести с Джоан несколько дней, а в следующие выходные она приехала ко мне в Балтимор, и мы прекрасно провели время вместе. Эти два визита упрочили наши отношения. К вечеру воскресенья мы почувствовали, что настолько близки друг другу, что хотим видеться как можно чаще, и даже мысль о расставании была очень болезненной для обоих. Дело в том, мое расписание лекций и семинаров представляло серьезную проблему – я должен был на десять дней улететь в Исландию, чтобы принять участие в первой Международной трансперсональной конференции.

К моему величайшему удивлению и восторгу, Джоан внезапно решила взять отпуск и присоединиться ко мне в этой поездке. Мы встретились в аэропорту Кеннеди в Нью-Йорке и поднялись на борт самолета исландской авиакомпании «Лофтлейдир», совершавшего рейс в Рейкьявик. В те дни я вел множество семинаров в институте Эсален, Биг Сур, штат Калифорния, и в других частях США, что во многих случаях предполагало использование «рейсов красных глаз», как я называл ночные авиаперелеты до Балтимора. Один мой друг, специально для подобных случаев снабдил меня особыми конфетами, которые он готовил сам. Это казалось самым лучшим решением проблемы, ввиду того отсутствия комфорта и сна, которое следовало из этих полетов. Позднее я выведал у него рецепт этой кулинарной панацеи от связанных с авиаперелетами нарушений суточного ритма организма и других видов дискомфорта при длительных путешествиях.

Конфеты моего друга на вкус и запах напоминали восточные сладости из «Тысячи и одной ночи» и представляли собой смесь из рубленых орехов, фиников, сушеного инжира и изюма, скатанную в шарики величиной с крупный лесной орех. Самым важным ингредиентом этой смеси является «бханг ги» – топленое масло, соединенное с экстрактом синсемильи, сушеных листьев и цветков конопли, которая растет в Биг Сур. Когда мне предстоял длительный ночной перелет, я проглатывал эту смесь перед посадкой в самолет, и к тому времени, когда она начинала действовать, у меня обострялось чувство вкуса и пробуждался зверский аппетит, который был вполне способен превратить обед, подаваемый в самолете, в пир для гурмана. Покончив с обедом, я закрывал глаза и слушал музыку до тех пор, пока не засыпал. После хорошего сна я просыпался расслабленным и отдохнувшим, и обычно именно в то время, когда подавали завтрак.

Мы с Джоан съели по одному волшебному шарику, чтобы облегчить ночной перелет до Рейкьявика. Когда самолет приземлился в Рейкьявике, мы пребывали в своего рода эйфории, той самой, которую терапевты называют остаточным галлюциногенным эффектом и, похоже, пребывали в этом особом состоянии сознания все то время, которое мы провели в Исландии. На три оставшихся до конференции дня мы арендовали «лендровер» и решили исследовать остров. Ландшафты Исландии были потрясающими – величавые, увенчанные снежными шапками горы, сверкающие ледники, сочные луга и пастбища, чистые реки и огромные водопады. Все здесь казалось невероятно древним – начало и конец мира, слившиеся воедино.

Мы нашли идиллическое место, маленькую гостиницу с несколькими треугольными коттеджами, разбросанными по сказочному пейзажу, довольно далеко друг от друга и от самой гостиницы, причем у каждого домика был свой маленький гейзер и бассейн. Мы находились в нескольких часах езды от Рейкьявика, далеко за Полярным кругом. Был конец мая, и магия белых ночей, усиленная «остаточным эффектом», стала незабываемым впечатлением. Мы чувствовали, что стали друг другу даже ближе, чем были прежде, и задумались о преимуществах живописной исландской сельской жизни и о том, чтобы пожениться здесь, прежде чем мы вернемся домой.

Но вскоре наше романтическое пребывание в уединенном домике в горах подошло к концу, и мы выехали в Бифрост, место проведения первой Международной трансперсональной конференции, чтобы присоединится к остальным семидесяти участникам. В конференц-центре Бифроста, расположенном в окружении потрясающе красивого вулканического ландшафта, был центральный корпус, жилые корпуса и огромная сауна, выстроенная из настоящего дерева. Конференция собрала вместе весьма необычных людей, в том числе и Джозефа Кемпбелла и его жену Джин Эрдман, философа и религиозного деятеля Хьюстона Смита, профессора богословия Вальтера Хьюстона Кларка и специалиста по исландской мифологии Эйнара Пальссона. Среди участников конференции также был мой брат Пол со своей женой Евой и наш общий друг Лени Шварц, благодаря которой я и познакомился с Джоан.

Хорошо известно, что среди населения областей, лежащих за Полярным кругом, часто встречаются различные психические феномены, и то, что мы увидели в Исландии, подтверждало эти сведения. Мы встречали множество людей, которые были предсказателями, телепатами и ясновидящими, известных целителей, лозоходцев, а также людей, видевших эльфов и фей. Различные экстрасенсорные возможности также были широко представлены и среди самих участников конференции. Посещение Исландии помогло мне лучше понять одну из самых моих любимых книг Сельмы Лагерлеф, первой женщины, получившей Нобелевскую премию в области литературы – «Сагу о Йосте Берлинге». Я также был глубоко потрясен тем, как интригующе автор сплавляет повседневную жизнь и мир мифов в неразделимую амальгаму.

Прибыв на конференцию, мы сразу же пригласили Лени Шварц выпить с нами чаю, собираясь сообщить ей, что обдумываем идею пожениться в Исландии. Однако у нас не было и шанса опередить ее. «Я знаю, что вы хотите мне сказать, – что вы хотите здесь пожениться», – сказала она, и ее лицо засияло от радости. Она была настолько уверена в своей догадке, что вскочила и убежала, не дожидаясь, что мы подтвердим правильность ее предположений. Позднее мы узнали, что она немедленно рассказала новость всем участникам конференции, а те пришли в восторг и сразу же начали готовиться к проведению церемонии.

Исландский специалист по мифологии Эйнар Пальссон, последние двадцать лет посвятивший изучению скандинавских саг, приехал на конференцию специально, чтобы встретится со своим кумиром Джозефом Кемпбеллом. Они были погружены в непрекращающиеся дискуссии по самым разным вопросам, и вскоре Джозеф, обладавший невероятными энциклопедическими познаниями в области мифологии, сообщил Эйнару много нового относительно символического значения некоторых географических названий в Исландии и магическом значении упоминавшихся в них чисел. Услышав о готовящейся свадьбе, они решили создать для нашего брака солидный мифологический фундамент.

Они реконструировали древний свадебный ритуал викингов, не проводившийся в этих местах со времен христианизации Исландии. Соединение жениха и невесты олицетворяло иерогамию, священный союз Отца Неба и Матери Земли, символом которого была радуга. Организаторами конференции была семейная пара, Гейр и Ингрид Вильямссон. Отец Ингрид был мэром Рейкьявика, а у ее матери был исландский национальный костюм. Они привезли его из Рейкьявика в качестве свадебного платья для Джоан, и оно пришлось настолько впору, будто было сшито специально для нее. В качестве моего свадебного костюма мы выбрали прекрасный, ручной вязки исландский свитер.

Свободное время между заседаниями конференции участники тратили на изготовление костюмов и масок для свадебной церемонии, а некоторые работали над меню к банкету. Жена Джо Кемпбелла, Джин Эрдман, замечательная танцовщица и хореограф с Бродвея, придумала постановку для церемонии и начала репетировать ее с группой. Хотя ни Джоан, ни я никому кроме друг друга не сообщали о желании пожениться, приготовления шли полным ходом.

Свадьба началась после обеда с церемонии очищения в сауне, проведенной в соответствии с исландскими традициями, т. е. для жениха и невесты отдельно. Затем женщины причесали и нарядили Джоан и подготовили ее к брачной ночи. Под руководством Ингрид они попытались абстрагироваться от современного образа мышления и сымитировали разговор, который мог бы состоятся при подобных обстоятельствах в Средние века. Я встретился с мужской частью компании, чтобы отпраздновать окончание моей холостой жизни. Мы пили мед, пели соответствующие песни и много шутили. Пытаясь настроиться на менталитет эпохи викингов, мои друзья предложили мне свою поддержку и подбадривали в связи с тем, что ожидало меня впереди.

После сауны мы собрались в зале для праздничного обеда. Изысканное меню содержало многие плоды земли, некоторые виды пресноводной рыбы и различные дары моря. Цвет, вкус и вид пиши и хорошего вина и фантастический свет белой ночи создали совершенно волшебную атмосферу. После обеда мы танцевали, кто-то выглянул в окно и заметил, что начал моросить дождь и в небе раскинулась огромная, невероятно яркая двойная радуга. Все вышли на улицу, под дождь, и продолжили танцы на мокрой лужайке.

В то время как в зале танцы сопровождались всеобщим весельем, словно на балу у Диониса, но, оказавшись на лужайке, танцующие изменили ритм движений: словно повинуясь приказу невидимого дирижера, они стали плавными и текучими. Кто-то танцевал в одиночку, кто-то парами или небольшими группами, движения людей напоминали упражнения тай-чи. Кто-то догадался сменить музыку в зале ресторана – теперь она стала медитативной и звучащей как бы вне времени. Освещенная волшебным светом белой ночи, под аркой гигантской двойной радуги, сцена казалась чем-то из другого мира, чем-то сюрреалистическим, словно фильм Федерико Феллини.