Текст книги "Панталония — страна чудаков"

Автор книги: Спиридон Вангели

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Новый мостик над старой рекой

Потягиваясь, Матей вышел во двор, бросил курам горсть зерна. Это они его разбудили сегодня своим дурацким квохтаньем. За плетнём, во дворе соседа, появилась шляпа.

– Доброе утро! – сказал шляпе Матей.

Никакого ответа не последовало.

На другой день Матей проснулся, вышел во двор, и опять на ту же шляпу наткнулись его глаза.

– Доброе утро, сосед!

Шляпа молчала. Крошка Матей не стерпел.

– Кум, ты за что на меня рассердился? Чего не отвечаешь?

Сосед его, крошка Иустин, оглянулся и сказал тихонько:

– Да нет, не рассердился… Я оглох… на левое ухо.

– Что ж мне теперь, дом переносить? На сторону другого уха?

– Зачем переносить? Переносить, пожалуй, не надо. Ты просто снимай шляпу, когда говоришь «доброе утро», я увижу и тебе отвечу.

С тех пор каждое утро Матей снимал шляпу. Ту самую шляпу, которая даже при виде короля не поднималась с его головы.

А с другой стороны дома крошки Иустина был дом крошки Луки. Луке Иустин сказал, что оглох на правое ухо. Так вышло, что и Лука снимал шляпу, когда приветствовал Иустина.

– Что же это получается, кум? – спросил его Матей. – Ты что, на оба уха оглох?

– Обычно одним не слышу, но временами бывает, и обоими. Но я не расстраиваюсь: вся сила у меня тогда в глаза переходит! Вижу даже в темноте. Можешь снимать шляпу и в сумерках, я не обижусь, всё увижу.

Прошло несколько дней, а воды много утекло. Иустин возгордился. При случае говорил жене:

– Смотри, оба соседа шляпу передо мной снимают.

Вот однажды шёл Матей с приятелем по улице, а навстречу Иустин.

– Сними шляпу, – сказал другу Матей, – а то этот глухой пень ничего не слышит.

– Кто глухой пень? – рассердился Иустин.

– Погоди, ты сам мне сказал, что оглох.

– Когда надо, я слышу, не беспокойся!

– Что ж ты, обманул меня?

– Да тебя и дурак обманет! Скажи, зачем ты держишь кошку? Уж я-то знаю, сам сидишь на чердаке и ловишь вместо неё мышей! У тебя курица из двадцати яиц трёх цыплят выводит! Спасибо, что мой петух через забор перелетает, – твой-то только кукарекает, точь-в-точь как его хозяин! И ты хочешь, чтобы я перед тобой шляпу снимал?!

Матей, конечно, от стыда чуть сквозь землю не провалился. Так опозорить его! При народе!

– Спасибо, кум! – только и сказал он.

– Пожалуйста! С сегодняшнего дня запрещаю тебе снимать передо мной шляпу! Если б под нею была другая голова – ладно! А твою видеть больше не хочу. Сиди на чердаке. Лови мышей!

К вечеру поссорились и их жёны.

– Чем жить с глухим, лучше повеситься! – кричала через забор жена Матея. – А ещё кого-то строит из себя…

Ходят соседи друг на друга очень сердитые. Даже воду перестали брать из одного колодца.

Но и этого им оказалось мало. Иустин однажды сказал, что не хочет под тем же дождём мокнуть, что Матея поливает. Лучше он крышу над своим двором построит, а на огород воду из речки будет таскать. И даже под тем же снегом ходить не будет! Лучше всю зиму на печке просидит, но не выйдет под те же снежинки, на которые кашляет Матей.

Вот такие дела. Кто только не пробовал их помирить. Ничего не получалось. Кто пробовал – с двумя шишками уходил.

Сами соседи друг друга за две версты обходили. А надо сказать, что за околицей их села протекала речка.

«Не дай Бог встретиться на мостике!» – думал иногда Матей.

«Сброшу его в воду, как щенка!» – грозился кулаком Иустин.

Многие, конечно, знают закон: чего боишься, того не миновать.

Однажды Матей шёл через речку с мешком шерсти, а Иустин с другой стороны в гости к брату направлялся. И очутились они на том самом мостике. Что делать? Не поворачивать же обратно!

То ли мешок с шерстью был очень тяжёлый, то ли досада их весила больше десяти мешков, а может быть, просто доска отжила свой век… только вдруг – пррр! – мостик сломался и – бух! – оба в воду!

А река-то была горная, вода бурлила и пенилась. Да и глубина большая, а вода такая холодная, что дыханье перехватывало.

Матей плавать не умел, но шерсть ни за что не хотел терять и держался за мешок. А когда шерсть намокла и стала тяжелее, мешок быстро пошёл на дно. Мелькнули на поверхности пятки – только и видели Матея.

Иустин упал в воду с пустыми руками. И он, конечно, нахлебался воды. А потом вспомнил, что не один был на мостике. Проплыл туда, сюда. Вдруг видит: из воды две пятки торчат. Ухватил он пятки, к берегу потащил. Тянул, пока голова не появилась.

– Неужто это ты? – говорил Иустин, а сам волочит соседа на берег. Даже мешок с шерстью помог вытащить.

А что они сделали дальше, я думаю, вы сами догадались. Разделись оба и выжали одежду.

– Слушай, ну и тяжёлый же у тебя мешок! – сказал Иустин.

Стали они воду из шерсти выжимать – иначе её до дома не донести. Выжимали-выжимали, посмотрели друг на друга и прыснули со смеху.

– Так ведь можно и концы отдать, – сказал Матей, прыгая на одной ноге, – это он воду из уха выливал.

– А я тебе что говорил? Снимай шляпу, пока я жив. Есть перед кем!

Весь следующий день они таскали к реке доски и к вечеру, как ни странно, построили новый мостик.

Медвежьи конфеты

Тут надо сказать, что в стране крошек никогда не варили варенья, не делали конфет и чай пили без сахара. Не было сахара, пропал.

А в крошечном дворце случилось большое горе – королева внезапно захромала.

– Как пойдёшь на бал с хромой женой? – морщил лоб Великий Крошка.

Ни уколы, ни горькие микстуры не помогали: королева не поправлялась.

Решил король сам её полечить. Положил ей под ногу свою крошечную королевскую подушку, а перед этим собственным ухом эту подушку согрел, потому что холодных подушек королева терпеть не могла. И ещё отдал ей последнюю шоколадную конфету «Мишка на севере». (В Панталонии эти конфеты медвежьими называли.)

– Ты спишь, Ваше Величество? – разбудила его среди ночи королева. – Знаешь, нога перестала болеть! Очень приятно было моей ноге на королевской подушке спасть.

Сонный Великий Крошка от радости с постели вскочил и как был, в ночной рубашке, пустился плясать с королевой.

– Бом-бом, тили-тили-бом! – пел он, потому что другой музыки в этот поздний час даже у короля не было.

И королева плясала вовсю: то стул перевернёт, то вазу дорогую расколотит.

– Всё это ерунда! – кричал король. – Завтра устроим бал!

Наплясались вволю, а наутро королева опять захромала.

На следующую ночь король снова свою подушечку ухом согрел. Завернул в неё ногу супруги и принялся укачивать, как ребёнка:

– А-а! А-а!

Однажды посреди ночи пришла в голову королю странная мысль, и он вскочил как ошпаренный.

«А может, я её хромой в жёны взял? Может, она с детства такая? Плясать-то на свадьбе плясала, но платье на ней до пола было, шириной с мельничный жёрнов! Разгляди-ка под ним ноги…»

– О-о! Бедные мои дети! А вдруг мой старший сын захромает? – причитал король, хотя у него не только старшего, но и никакого сына пока не было.

– Выдай-ка замуж хромых принцесс! – плакал Великий Крошка, хотя и дочерей у него пока тоже не было.

Растолкал он королеву, проверить ногу. Но она как проснулась, так по-прежнему и захромала.

Ещё не рассвело, когда Великий Крошка послал гонца в соседнее царство-государство. Слыхал король, что там доктор есть такой умный, что на его большую голову ни одна шляпа не налезает. Уж он-то наверняка вылечит.

Долго ли, коротко ли, гонец вернулся с доктором. По огромной лысине его издалека узнали.

Надел доктор халат, очки, достал молоточек и по колену королевы постучал. Потом начал ей ногу так крутить и вертеть, что она два раза охнула и один раз ойкнула.

– Ерунда! – сказал доктор. – Пройдёт. – И дал ей новые лекарства.

Тут король приказал снять мерку с огромной докторской головы, и пока большеголовый обедал с королём, ему такую шляпу сшили – о-го-го! Четырёх крошек от солнца и дождя прикрыла бы.

Вернулся доктор в свою страну весёлый и в новой шляпе, а королева пуще прежнего захромала, – очень уж горькие лекарства ей доктор прописал.

Запечалился король, а крошки стали по всей стране травы целебные собирать.

Однажды крошка-мельник нашёл в лесу очень сладкий корень и во дворец принёс. Королева попробовала и говорит:

– Это лекарство мне подходит, после него меньше хромается.

Мельник Андрей был человек с головой. Всю ночь думал – утром к королю пришёл.

– Ваше величество! Голова у меня не такая большая, как у того доктора, но слыхал я, в других странах особое лекарство есть, медвежьи конфеты называется. Очень помогает.

– Да знаю я, что такие конфеты есть на свете, – покачал головой король. – Правда, стоят дорого. Дом с дымоходом отдают за шапку таких конфет. Но при чём тут нога королевы?

– А вы достаньте медвежьих конфет и обложите ими ногу королевы, от пятки до колена. И оставьте её одну до утра. Даже если умолять будет с нею остаться, – не слушайте. Иначе конфеты не помогут.

– Ладно, – сказал король. – Если поможет лекарство – пожалую тебе новую мельницу и звание генерала в придачу!

И скоро новые гонцы полетели в соседнюю державу с богатыми подарками.

Обратно гонцы тайком от всех возвращались: очень грабителей боялись, ведь везли в мешке страшно дорогие медвежьи конфеты.

Король сделал так, как сказал мельник, – обложил ногу королевы конфетами. И весь вечер очень боялся, что кто-нибудь к королеве войдёт и лекарство не подействует. Он даже повесил над дверью спальни колокольчик, а сам спрятался за портьерой с крошечной саблей в руке.

Всю ночь глаз не сомкнул, но колокольчик не звякал, только из-за двери какие-то звуки странные раздавались – вроде кто чмокал. Наверное, так лекарство действовало.

Королева проснулась раньше петухов и была весела, как никогда. Вышел король из укрытия, смотрит и глазам не верит: ни одной медвежьей конфеты не видно.

– Не иначе как в ногу вошли, ваше величество. Одни фантики остались! – щебетала королева.

Не успел король до одного досчитать, она с кровати спрыгнула:

– Наступаю и топаю, и совсем не болит, ваше величество!

Теперь уж, когда королева начинала хромать, король знал, что делать. Посылал гонца за медвежьими конфетами. Казна-то у него большая. А вскоре королева сына родила. Вполне здорового.

Королева совсем выздоровела, но тут захромали жёны всех крошек: сегодня хромает одна, завтра – другая…

У мельника теперь стало две мельницы, да что толку – молоть-то на них нечего. Крошки теперь на ярмарку чаще, чем на мельницу ездили. Один зерно продавал, другой – корову, другой – коня или стадо овец. И на все деньги покупали медвежьих конфет, потому что только это лекарство крошкиным жёнам помогало. Каждый вечер бедные крошки сидели возле своих жён и обкладывали их ножки медвежьими конфетами, а потом свет гасили и в чулан спать уходили.

Болезнь проходила, но крошки всё беднее становились: продавать уже нечего было.

Тут и новая беда пришла: дети узнали, как лечатся их матери, и все как один захромали.

Окружили тогда крошки-мужчины дом мельника и говорят:

– Жён-то ты наших вылечил, а нас разорил вконец! Делай что хочешь, а то мы совсем рассердимся.

– Ладно, – сказал крошка-мельник. – Дайте мне три дня.

Продал он свою новую мельницу и купил на все деньги медвежьих конфет. Одну за другой на нитку привязал и на крыльях старой мельницы развесил. Потом собрал хромых со всего королевства и говорит:

– Кто первым до мельницы добежит, тот – самый больной. Ему все конфеты достанутся.

И бросились бежать все хромые крошечного государства, да так, что земля задрожала.

Увидели тогда крошки, что нет среди их жён ни одной хромой, да и дети все здоровы.

Все тогда смеялись и конфеты ели, и вот я думаю – надо бы, чтоб было побольше медвежьих конфет во всех странах и подешевле.

Под голубым зонтиком

– Вставай же, проснись!

Это большой огурец тормошил маленького Огурчонка.

– Вставай, посмотри на свет, а то не заметишь, как вечером стариком станешь.

– Вечером? – сказал Огурчонок с жёлтым цветком на макушке. – А когда будет вечер?

– Когда чёрный зонт раскроется над головой.

Огурчонок посмотрел вверх: ничего не было видно, кроме зелёного зонтика. А это был огуречный лист.

«Интересно, что над ним? Что это за свет, о котором говорил Большой Огурец?» – подумал Огурчонок и начал быстро-быстро пить воду хвостиком. Чем больше пил – тем больше рос. Тут прилетела пчела. Пожужжит у хвостика и тут же перелетает к голове.

– Что ей надо? – спросил вдруг Хвостик, не переставая пить.

– Не знаю, – ответила Голова. – Может, ей нужна помощь? Может, её домик загорелся?

– Расти же скорее, – заторопил Хвостик, – и помоги пчеле, не зря она так жалобно жужжит!

– Хорошо, – сказал малыш и на глазах стал расти и вытягиваться. К обеду его голова высунулась из-под зелёного листа.

– О! Здесь другой зонт! Голубой! – закричал Огурчик. – Я другой зонт нашёл! О-го-го, какой огромный!

– Неужели? – удивился Хвостик, который всё это время лежал под большими зелёными листьями.

– Такой большой, что под ним спокойно летают бабочки и ласточки. Даже дом с собакой под ним уместился… А посмотри, куда залезла жёлтая дыня! – показал он на солнце. – Наверняка свалится.

– Дыню я не вижу, но слышу, что кто-то тихо плачет.

– Это девочка! Действительно, вытирает глаза платочком. Интересно – почему она плачет?

– Тебе виднее – ты Голова, – справедливо заметил Хвостик.

– Может, девочка боится, что жёлтая дыня с неба упадёт?

– Давай посмотрим, что с ней случилось; может, ей нужна наша помощь, – сказал Хвостик. – Расти ещё больше, а я тебе помогу.

И Огурчик снова стал пить зелёную воду своим зелёным хвостиком: буль-буль, буль-буль, – стараясь дорасти до той девочки.

А в это время под огромным голубым зонтом по двору гуляла собака. Это была умная собака, и, конечно, она повидала на своём собачьем веку немало огурцов. Когда она увидела, куда так стремится Огурчик, сразу поняла, в чём дело. Виляя хвостом, подбежала она к девочке и стала ей лизать руки и даже щёки, мокрые от слёз… Только теперь Огурчик понял, что у девочки никого не было дома.

– Но какая удивительная собака, – говорил Хвостик. – И ходить-то она умеет, да кажется, у неё есть и душа!

В этот длинный день много интересного увидел Огурчик. А Хвостик был доволен, что вывел его в люди.

К вечеру стал Огурчик хорошим огурцом, посмотрел в небо и не увидел золотой дыни. Глядь, она уже на вершине холма лежит.

– Ты слышал шум? – спросил он у Хвостика.

– Нет.

– И я не слышал, а дыня-то оторвалась всё-таки. Говорил я, что упадёт. Того и гляди, под гору скатится.

– Держи её! Хватай! Если упустишь, потемнеет синий зонтик! – кричал Хвостик.

И Огурец принялся опять расти и расти. Когда он уже почти дотянулся до Солнца, оно всё-таки скатилось за холм. Расстроился Огурец, хотел посоветоваться с Хвостиком, посмотрел назад и остолбенел: он стал таким длинным, что не увидел даже собственный хвост. А может быть, тот спрятался в темноте?

Солнце потихоньку утянуло с собой за холм голубой зонтик. Теперь Огурец лежал под чёрным зонтом в золотую крапинку.

– Вот и стал я стариком! – вздохнул Огурец.

Огурцу не спалось. Вспомнилось, как он рос под зелёным детским зонтиком, потом под голубым. О чём жужжала та пчела?.. И что теперь с той девочкой? Жаль, что он жёлтую дыню за холм отпустил… Хорошо хоть бабочка отдохнула на его хвосте. Говорила, что летит на свадьбу… А на что нам нужна эта свадьба?

– Ой! – вздрогнул задремавший было Огурец. – Кто это ходит по моей спине мягкими холодными лапками?

– Роса ложится… Спи… – шепнул кто-то.

Совсем уже было поздно, когда Огурец заснул.

А на заре услышал странный шорох.

Большая босая Нога с умытыми росой пальцами приближалась к нему.

– Доброе утро! – вежливо сказал Огурец. И тут кто-то тронул его за хвост… В глазах его потемнело. Только и успел крикнуть:

– Эй, вы, под зелёными зонтиками! Проснитесь, а то вечером станете стариками. И если увидите пчелу…

Но никто его не услышал. Лишь один огурчик повернулся на другой бок и продолжал спать, прикрытый от жёлтой дыни своим детским зелёным зонтом.

Маленькое ручное солнце

Поздней ночью показалась в окне сонная голова. Смотрит крошка Дорофтей в небо: рог луны высоко – до утра далеко, – можно спать спокойно.

Хотел он залезть на печку, да проспать побоялся. «Лягу, – думает, – на лавку. Там, правда, холодно и жёстко. Зато, когда открою один глаз, по луне пойму, пора вставать или нет».

Вчера ещё он занял очередь на мельнице и проспать боялся.

«Чем на мешке у мельницы спать под гром жерновов, не лучше ли в своём доме? Приду под утро, когда очередь подойдёт».

Придумал Дорофтей неплохо. Башка, конечно, у него большая. Но что за сон на лавке? Неудобно же. К тому же вспомнил он, что на этом месте со сложенными на груди руками и с зажённой свечкой у головы лежал недавно его покойный отец. Спи после этого, если можешь.

Вернулся он на печку, а сон тоже не дурак – взял да и убежал. Не смог Дорофтей сон поймать ни на левом боку, ни на правом. Вылез из-под одеяла, заходил по комнате, как вурдалак, если, конечно, бывают вурдалаки в кальсонах.

А луна всё высоко в небе. Словно гвоздём прибита. Будь у Дорофтея длинная верёвка, он её вниз стянул бы. Но верёвки нету, а луне спешить некуда. Не молоть же ей ночью зерно на мельнице! Э, да что говорить, если это даже и не луна вовсе, а так – половинка, месяц. Лишь с одной стороны лунный каравай круглится, а с другой – уже половины нет. Кто это её ест всё время? Голодный какой-то. Только луна бок отрастит, а он уж снова проголодался. Начинает луну жевать.

«Вот бы такой каравай испечь. Как луна! – думает крошка. – От одного бока отломил, на другом – выросло! Хлеб и не кончится никогда!»

Ходит крошка по комнате, а в голове его жернова ворочаются, муку для «небесного» каравая мелют.

А кроме каравая он ещё курочку придумал, которая не кудахчет и зерно не клюёт, а по нескольку яиц в день приносит, и овцу, которая сено не просит и шерсть даёт.

Луна уже к краю неба подбиралась, но Дорофтей в окно не смотрел. Чего смотреть-то? Пусть лунный каравай хоть во всё небо будет, башка у Дорофтея умная: он уже свой каравай нескончаемый придумал.

Разбудил жену, Касандру, чтобы и она порадовалась, какая у них будет жизнь замечательная. А она только глаза вытаращила:

– Быть этого не может никогда. – И опять к стенке повернулась.

С утра, не слушая причитаний жены, Дорофтей запряг лошадь и отвёз на рынок всё, что во дворе кудахтало, блеяло и есть просило. Продал даже зерно вместе с мешками прямо на мельнице.

С базара Дорофтей вернулся верхом на лошади, весёлый, шапка набекрень, руки в карманах.

– Что же ты ничего не привёз? – спросила Касандра. – Горе ты луковое.

Дорофтей таинственно осмотрелся и шепнул:

– Смотри внимательно. Боюсь, только, как бы тебе от радости дурно не стало. – И тут он вынул из-за пазухи… часы. – Не блеют, не кудахчут, только тихонько «тик-так» говорят. Еды не просят, ни мельницы им не надо, ни загона, ни курятника. Лежат себе в кармане, так что никто и не догадается. А купил-то я их, между прочим, в соседнем королевстве, потому что в нашем часы только король имеет. Теперь вот и у нас будут.

– Что ж получается, я теперь почти королева? – приосанилась Касандра.

– Выходит, что так.

– Вот только не пойму, как же они яйца нести будут?

– Придёт время – увидишь. Будет это приплюснутое яйцо и цыплят выводить, и ягнят – серых, чёрных, даже коричневых.

– Эх, Дорофтей, Дорофтей, – покачала головой Касандра и снова из королевы в простую бабу превратилась. – Может, я и дура, но только откуда ж это всё возьмётся? Ты же не Иисус Христос-чудотворец! Боюсь, что с прошлой ночи ты головой малость повредился. Вот и лицо у тебя пожелтело.

– Думаешь, рехнулся? – И Дорофтей снял с головы шапку. – Смотри – голова на месте.

– Голова на месте, а болтаешь не пойми что!

– Касандра! – прикрикнул крошка и так топнул ногою, что из ведра вода выплеснулась. – Королевой себя возомнила?

– Хороша королева с пустым амбаром…

Всю ночь Касандра не сомкнула глаз, а Дорофтей и на луну больше не глядел, спал как убитый.

Утром запряг он в сани лошадь, привязал к дышлу колокольчик побольше и поехал по дорогам панталонским.

– Кому время? Продаётся время! Налетай – подешевело! – кричал он во всё горло.

К воротам выбегали крошки, очень удивлённые. Заглядывали в пустые сани и не могли понять, что собирается продавать им этот человек. Разве колокольчик, который на дышле болтается?

– Время – что зимой, что летом – дорого стоит. Подходите, я вам подешевле уступлю, – зазывал их Дорофтей. Он привстал в санях и на небо показал. – Видите? Всё небо тучами затянуло. Никто и не знает, где сейчас солнце.

– Как это не знаем? Оно на небе, – не удержался один из крошек.

– Ясно, что на небе. А где именно? Может, пора уже скотину кормить или обед готовить? А у меня в кармане – маленькое ручное солнце, которому никакие тучи не страшны, по нему большое солнце всегда отыскать можно.

Тут Дорофтей повернулся боком, а на кармане у него амбарный замок висит. Он замок открыл, а часы сразу не вынимает.

– Нет, нет, даром время не получите. И не просите. И так дёшево отдаю.

Простодушные крошки заинтересовались. Один миску муки принёс, Дорофтей шепнул ему на ухо, который час.

Крошка задумался на миг и вдруг рванул с места и побежал куда-то.

– На поезд опаздываю! – кричал он.

– Но-о… – усмехаясь, погонял лошадь Дорофтей. – Кому время? Продаётся время, оно у меня в кармане.

Из калитки выскочила какая-то пёстрая тётка с пёстрой курицей под мышкой.

– Давай курицу – получишь время, – предложил Дорофтей.

– Не-е… Курицу не отдам. Отдам только яйцо, если точно скажешь, когда она снесётся.

– Ладно, садись в сани. Подождём.

Тётка-пеструшка вместе с курицей уселась в сани.

– Кому время? Продаю время! – покрикивал Дорофтей.

Крошки выбегали на улицу, пялили глаза, и тётушка в санях с курицей на коленях гордилась, – вроде часы были её собственные.

А Дорофтей бойко торговал временем, ему платили мукой, и орехами, и сушёными грушами.

Одна хозяйка вынесла горшок с простоквашей.

Дорофтей – буль-буль – хватанул простокваши и тётку-пеструшку угостил.

– Ну, где там твоё яйцо? – спросил он.

Но курица, которая так долго каталась с Дорофтеем, яичко так и не снесла. Видно, и у неё был стыд. Ну можно ли нести яйца просто так, в ладони, собранные ковшиком? Да ещё при всём честном народе!

Многих увидел и услышал в этот день Дорофтей, но к вечеру домой вернулся с котомкой муки, шапкой яиц…

– Жена! – крикнул он с порога. – Вот тебе каравай, который не кончается, и курочка, которая не кудахчет. Видишь, сколько яиц мои часы снесли! Овцу пока не получил, но на днях непременно приведу.

В эту ночь он спал, как король. Да и Касандра славно выспалась.

На другой день Дорофтей ещё кое-что привёз, а на третий вдруг пустой приехал. Только в одном дворе охапка сена его лошадке перепала. Надоело крошкам Дорофтеево время.

Всю ночь ходил Дорофтей по комнате из угла в угол. В окно выглянул – луны не видно.

«И каравая, который никогда не кончается, тоже не видно, – думал он. – Да и от курочки-несушки всего несколько яиц осталось».

– Да ладно уж, не расстраивайся, – шепнула с печки жена. – Положим те яйца под соседскую наседку, выведем цыплят, потом на муку поменяем. Проживём. Только ты уж по дорогам больше не броди, не позорься на старости лет.

– Продам я часы, и всё!

– Ну уж нет! – возмутилась Касандра. Так возмутилась, будто у неё из-под головы подушку выдернули. Ей хотелось чуть-чуть остаться королевой.

– Вот их место! – сказала она и повесила часы, как лампадку, в красный угол под иконами.

Дорофтей ещё пару дней ходил да думал. Что-то бурчал себе под нос. А потом рукой махнул и пошёл во двор делами домашними заниматься.

А крошки приходили иногда на часы полюбоваться, солнце за облаками найти.

Однажды Дорофтей снял с дышла колокол и повесил его над воротами. И каждый из крошек, кто приходил время узнать, в колокол этот бил, и вся Панталония знала, который час на часах Дорофтея. Бесплатно.