Текст книги "Нет Рая в небесах (СИ)"

Автор книги: Сонуф Ал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

   Тьма на площадку всегда приходит быстро.

   Тусклая звезда Альпики, скрытая застрявшими средь небоскребов тучами, скатывается за горизонты, заполняя небеса клубящейся тьмой, рассекаемой лишь трассерами служебного освещения и шелестом дождя. Мегалиты логистических терминалов, опоясывающие колодец площадки, сгущают тьму почти до осязаемости за час до заката, а наступающая затем семнадцатичасовая ночь лишь концентрирует мир у рукотворных огней.

   Сейчас, когда из-за карантина привычная суета грузовой площадки сошла на нет, тьма особенно черна – нет ни служебного транспорта, ни роботизированных погрузчиков, ни работающих кранов и стрел. Мигает лишь габаритное освещение, да пялится в ночь огнями приткнувшееся к логистическому терминалу здание конторы.

   Потому и одинокое авто, расчертившее светом фар тьму площадки, видно сразу. Шеф безопасности Бастиан Ребель внимательно следит за приближением огней. Серые глаза сужаются, ловя в отработке парковочных алгоритмов тайный смысл. Машину никто не встречает – официально, контора закрыта и здесь никого нет. Впрочем, это и не нужно.

   Вечерний гость покидает салон авто. Необычайно высокий человек в длинном, ниже колен, однобортном тренче. В движениях незнакомца сквозит какая-то неестественная, змеиная грация, но в то же время – несуетливая, деловитая быстрота. Полдюжины шагов – и он скрывается под непрозрачным навесом главного входа.

   – Он здесь, – констатирует шеф Ребель, отходя от окна.

   – Кто ему сообщил? – поправляя респиратор, спрашивает с отдышкой толстяк Паризо.

   Ребель только передергивает плечами.

   – У таких, как он, свои источники.

   – Это станет проблемой, – замечает Савар, расчесывая узловатыми пальцами свою густую пепельную шевелюру.

   – Наверняка, – соглашается Ребель.

   Проводит рукой по лысине, расправляет атлантические плечи, жестом увеличивает расстояние с личным омниботом и пересекает переговорный зал, опускаясь в глубокое кожаное кресло чуть поодаль, прямо напротив входа. Кресло этому породистому мастиффу тесновато, но отсюда, сквозь неосвещенный коридор, видны лифты, на одном из которых – наверняка, грузовом, – поднимается гость. Ребель сцепляет пальцы в клеть и смотрит поверх на металлические двери. Пара секунд – они раздвигаются, и вечерний посетитель покидает освещенную мягким светом кабину лифта, шагая во мрак. Его высокая фигура отчетливо выделяется во тьме на фоне освещенного портала. Гость идет вперед, по пути касаясь, точно невзначай, стены коридора и снова убирая руку в карман. Еще пара секунд – и он выступает из мрака на свет переговорного зала.

   Он и правда гигант – семь полных футов, на голову выше Ребеля. Чужерод. Вроде, почти не отличается от людей, но то – лишь на первый взгляд. Лицо – точно сплошь состоящее из прямых линий, разбегающихся от узкого подбородка, еще более заостренного подчелюстной арматурой. Высокий лоб, выделяющиеся скулы, остроконечные уши совершенно без мочки. Зачесанные и собранные на затылке в тугой пучок темные волосы. И – непроницаемо-черные, чуть раскосые глаза, отливающие синевой лишь при ярком свете.

   На нем застегнутый на все пуговицы длинный однобортный тренч из темного серо-зеленого сукна с замысловато украшенной кожаной оторочкой, высоким стоячим воротником и лиловой подкладкой. Шею и грудь в разрезе бортов прикрывает завязанный на хитрый узел черный жаккардовый платок. В целом, этот стильный до китчевости наряд еще сильнее удлиняет и без того высокую фигуру незнакомца и прекрасно справляется с главной задачей: скрывает и отвлекает внимание от мощной мускулатуры и армированного гирокостюма военного образца.

   Шеф Ребель встает и приветствует гостя учтивым кивком. Незнакомец отвечает тем же и окидывает взглядом остальных.

   – Коллеги, – Ребель оборачивается к гостям, – Глевеан Терион, официально – представитель гуманитарного ведомства эдиктора Колдо.

   – Официально, – вклинивается Паризо, – а неофициально?

   – Я – звездный маршал.

   Чужерод говорит негромко, очень четко артикулируя слова – точно автосуфлёр. В его спокойном, ровном голосе, как и во внешности самого иноземца, есть что-то неуловимо отталкивающее.

   Паризо морщится под респиратором: толстяку не хватает воздуха, зато хватает плохих новостей.

   – Комиссар Паризо, – пользуясь тем, что новых вопросов не задают, шеф Ребель продолжает представлять гостей друг другу, – начальник главного Управления полиции колонии.

   Толстяк небрежно машет рукой, имитируя приветственный жест, расстегивает последнюю пуговку на пиджаке и старается поудобнее устроиться в кресле.

   – Феликс Савар, глава ГУОБ на Альпике.

   Сухопарый контрразведчик в до безликости строгом деловом костюме делает легкий поклон, не вставая из кресла. Бросается в глаза, что Паризо приехал сам, а главный «гэбэшник» – в сопровождении пары агентов в омнисьютах и пулестойких плащах со скрытыми пистолетами-пулеметами на стабилизирующих подвесах. Парочка колоритная: один широколицый и широкоплечий, скуластый, стриженный «под ноль», судя по выправке – бывший солдафон, второй – худой, как мумия, с нездоровым цветом кожи, мутным взглядом, зализанными редкими волосами и маленькой сережкой в оттопыренном ухе.

   Все присутствующие носят одноразовые перчатки и респираторы третьего класса, иноземец ношение респиратора игнорирует, на что немедленно обращает внимание Савар:

   – Как я понимаю, тер Терион, ваша бляха дает иммунитет не только к местным законам, но и к местной пандемии?

   – Я не могу ни заразиться вирусной инфекцией, – гость со звезд игнорирует тон контрразведчика, – ни быть ее переносчиком.

   – У вас иммунитет? – подхватывается Паризо, – Нашим врачам было бы интересно...

   – Нет, – сухо обрывает его маршал, – я просто невосприимчив к воздействию вирусов. Любых.

   И, еще раз окинув взглядом собеседников, поворачивается к Ребелю.

   – Кто отвечает за логистику?

   – Директор Ламбер, – отвечает Паризо, снова поправляя респиратор, – все документы идут через него.

   – Почему он не здесь? – черные глаза маршала заглядывают в душу Паризо, точно два пистолетных ствола.

   – Потому что шесть часов назад он умер в карантинном боксе второй инфекционной больницы. От полиорганной недостаточности, – Паризо пожимает плечами, – лихорадка, будь она неладна...

   – Кто его замещает?

   – Пока – никто, – отвечает Ребель, – зам Ламбера сидит в отпуске и не владеет информацией, раньше, чем утром, доставить его в город не сможем. Да и вряд ли это поможет: планета на карантине, вся логистика в заморозке. Грузы из срочных списков пустили на самотек, через автоматику. Проблем не было...

   – Где секретарь Толедо? – обрывает шефа чужерод.

   – Тер маршал, – с трудом сдерживая раздражение, встревает Паризо, – может быть, вам подарить часы? Рабочий день давно закончился...

   – Это не существенно, – Глевеан даже не удостаивает комиссара взгляда, – вызовите ее.

   – Но у человека могут быть...

   – Вызывайте. Сейчас же.

   Ребель бросает косой взгляд на раскрасневшегося Паризо и ухмыляется, отправляя запрос в общую сеть. Его омнибот вылетает в центр комнаты, линкуя сеть дополненной реальности помещения. Контакт устанавливается несколько минут – наконец, когда уже кажется, что вызов проигнорируют, раздается звук подтверждения соединения и в дополненную реальность переговорной комнаты, вваливается кусочек сада секретаря Толедо.

   Сама секретарь – немолодая, аристократического вида женщина в садовом комбинезоне, бросает на собравшихся неодобрительный взгляд, спускается с невысокой стремянки и, отложив в сторону складную садовую пилу, скрещивает руки на груди.

   – Надеюсь, у вас что-то важное, потому что...

   – Груз пропал, – без лишних вступлений, заявляет маршал.

   – Какой груз? – Толедо переводит удивленный взгляд с чужерода на Паризо и Савара, – Из спецрейса? Но... но всего семь часов назад...

   – Семь часов назад, – маршал не мигая смотрит на секретаря, – груз прошел таможню и был выгружен на лифт для доставки в этот логистический центр. Но на распределительные пункты санитарной зоны он не попал.

   Толедо молчит полминуты, обдумывая сказанное.

   – Тер Терион, – она вздыхает, – думаю, нет никаких оснований...

   – Позвольте не согласиться: есть все основания. Согласно накладной документации, груз направлен на погрузку, но подтверждения от транспортного Управления не получено. Больше того: я только что был в пункте отгрузки, указанном в документах – груза там нет.

   – Тер Терион! – бледные губы секретаря сжимаются в возмущенной гримасе, – Это звучит, как обвинение! Мы не то государство, где возможны подобные... инциденты. Уверена, это просто техническая накладка, утром все прояснится и груз отправят по назначению...

   – Двадцать пять тысяч, – ни к кому не обращаясь, произносит маршал.

   – Простите, что? – не понимает Толедо.

   – Двадцать пять тысяч смертей в сутки, – черные глаза чужерода заглядывают в душу секретаря, заставляя холодок пробежать между лопаток, – шестьсот семьдесят пять смертей в час. За семнадцать часов до рассвета, умрет примерно одиннадцать с половиной тысяч человек.

   Чужерод обводит собравшихся взглядом.

   – В этих контейнерах то, что должно спасти больных людей: диагностические аппараты, средства защиты, но главное – «Кантарекс», иммунозамещающий препарат, снижающий летальность инфекции, в среднем, на девяноста два процента. Каждую минуту, от лихорадки умирает одиннадцать человек. Десять из них остались бы живы, если бы груз попал по назначению вовремя.

   Присутствующие молчат. Маршал снова обводит их взглядом.

   – Если груз похищен, его может уже не быть в терминале, – задумчиво произносит Ребель.

   – Нельзя вынести в кармане двести сорокатонных контейнеров, – возражает Паризо, – это громадная колонна грузовиков, такое наша система не пропустит.

   – Устройте облаву, – Ребель вздыхает, – отправьте людей и роботов обследовать склады.

   – Вы масштаб работы представляете? – Паризо разводит руками, – У нас каждая единица на счету, весь департамент задействован на карантинных мероприятиях. Мне некого послать на такой рейд, да и какой смысл? Здесь две тысячи складов только на данной площадке, а груз мог попасть и на другие. Даже если я брошу на это всех людей, на проверку уйдут месяцы!

   – Не сможем найти груз по документам – придется проверять вручную, – Ребель смотрит на Паризо без всякого снисхождения, тот в ответ лишь недовольно морщится, – я пришлю вам своих людей в помощь, найду волонтеров из гражданских: если скажу им, что ищем лекарство, отбоя от желающих не будет...

   – Но-но, – Паризо осаждает шефа жестом рук, – полегче. Попробуем без героизма разобраться. Я пришлю следственную группу и созову внеочередное совещание координационного штаба... – толстяк прикидывает в уме, – где-то в течение часа. Нужно, чтобы вы все были там.

   Ребель и Савар кивают, маршал бросает:

   – Держите меня в курсе.

   И, не прощаясь, идет прочь. Ребель провожает его внимательным взглядом. Чужерод почти доходит до лифтов, но на мгновение задерживается в темном коридоре. Какая-то неуловимая тень проскальзывает под полу его тренча, и маршал тут же не спеша продолжает свой путь. Ребель смотрит, как за чужеродом закрываются двери грузового лифта и едва заметно ухмыляется.

   – Какой же он... суетной, – раздраженно бросает Толедо.

   У нее на языке явно крутится другой эпитет.

   – Но он прав, – Ребель оборачивается к секретарю, – мы теряем время и людей.

   – Это не ваша проблема, – уже не сдерживая раздражения, бросает Толедо, – вы с вашим начальником должны обеспечивать нормы выработки и следить, чтобы рабочие не бунтовали. Эта ситуация – вообще на ваше дело. Не понимаю, зачем он вас позвал...

   – А я думаю, вы как раз все понимаете...

   – Вы в чем-то обвиняете секретаря, Ребель? – встревает в разговор Савар.

   В его вопросе сквозит профессиональная настойчивость, граничащая с приказом.

   – Разумеется, нет, – Ребель отвечает той улыбкой, что перечеркивает любые слова.

   – Вот и отлично, – Толедо буквально выплёвывает фразы, – возвращайтесь в Кортасар и сделайте свою работу: выполните План.

   – Секретарь, при всем уважении, – Ребель чуть наклоняет голову, заглядывая в глаза собеседницы, – это невозможно. Мы оборудовали временные госпитали в соляных шахтах, но места заканчиваются и там. У нас миллион больных, если срочно не ввести жесткий карантин и не остановить выработку, Кортасар обезлюдит.

   – Изолируйте больных, – Толедо бросает на Ребеля уничижительный взгляд, – тестируйте дважды в день. Задействуйте резервы. Не знаю... студентов отправьте, они всё равно сидят без дела. Пообещайте им экзамены автоматом, пусть отрабатывают.

   – Секретарь, в шахтах бродит лихорадка. Отправить туда еще людей, означает увеличить число зараженных...

   – Все не заразятся! Об остановке шахт не может быть и речи, – Толедо разрубает рукой воздух, точно отметая тем любые возражения, – Альпика живёт, пока копает. Если мы не выполним План по добыче, это поставит вопрос о финансировании на следующий квартал и повлечёт изменение норм снабжения. И головы полетят – в том числе моя и ваша. Так что идите и делайте свою работу: добыча должна продолжаться в прежних объемах. И мне плевать, как вы это сделаете.

   Не удостоив собеседников более ни одним словом, Толедо отключается.

   ...Глевеан выходит на улицу. Останавливается на полпути к машине и поднимает голову, подставляя лицо каплям дождя. Тьма небес в колодце грузовой площадки отвечает ему редкими вспышками молний.

   – Они лгут.

   – Все лгут, Кейсара, – вслух отвечает маршал, – что с данными объективного контроля? – добавляет он через защищенный канал.

   – Все удалено или отредактировано. Проверила данные самих терминалов и прилегающих территорий.

   – Стоило этого ожидать.

   – С чего ты вообще взял, что в этом будет толк?

   – Ключи шифрования для документации, – поясняет маршал, – нельзя заменить документы так, чтобы это не пошло в логи, без личного визита на терминал. Такие вещи всегда делают «в ручном режиме».

   – Значит, без шансов. Где ищем груз?

   Глевеан пристально смотрит во тьму небес.

   – Груз никуда не делся, – вслух говорит он, – всё на одном из складов.

   – Могу отыскать...

   – Не сомневаюсь, Кейсара, – маршал вздыхает, – но это ничего не даст: к утру груз начнут уводить с терминала по фальшивым документам, а дело замнут. Слишком многое поставлено на карту, чтобы они оставили попытки протащить это под радарами контроля.

   – Нельзя просто так украсть двести контейнеров гуманитарной помощи.

   – Еще как можно, – спокойно возражает Глевеан, – «наверху» будут недовольны, но, если дело выгорит, причастные быстро уйдут в отставку и дело завязнет, а там эпидемия затухнет и всем станет уже не до того. Это обычная схема, они всегда так делают.

   – И что предпринять?

   – Ищи. Им нужно прикрытие – ищи все, что так или иначе связано с поставками медикаментов. И еще: они могли где-то проколоться – слишком сложная операция, слишком много людей задействовано, чтобы все прошло идеально. Кто-то видел, кто-то слышал, кто-то проговорился, кто-то не замел следы. Чтобы прижать местных, мне понадобятся доказательства, иначе не стоит и начинать.

   – Несчастный случай подойдет?

   Глевеан опускает голову, точно прислушиваясь к шепоту Кейсары в защищенных каналах.

   – Подробнее.

   – Два часа назад. Молодая женщина, попала под погрузчик. Международный терминал номер девять, как раз у режимной проходной.

   – Сотрудница?

   – Нет. Посторонняя.

   – В карантин? – вслух произносит Глевеан, – Давай, посмотрим...

   * * *

   ...Дежурный патологоанатом устало жует черствый бутерброд с сыром, почти без интереса наблюдая, как высоченный чужерод осматривает тело. По-хорошему, надо бы гнать его прочь: городской морг завален трупами, аутопсия, анализы, оформление умерших от эпидемии и отправка тел в крематорий идут потоком и сейчас просто нет времени играть с пришельцами в детективов, но «красный» допуск и подтвержденные ГУОБ полномочия все же выигрывают этому верзиле драгоценные минуты. И ведь не оставишь на самотек: по протоколу при таких осмотрах присутствие представителя морга обязательно.

   Да и не понятно, на что здесь смотреть: даже симпатичная при жизни девушка мертвой, да еще и без головы, выглядит совершенно неинтересно, а каких-то необычных подробностей, несвойственных подобным случаям, первичный осмотр не выявил.

   – Мозг полностью разрушен? – спрашивает чужерод.

   Патологоанатом, погрузившийся в собственные тягостные мысли, вздрагивает.

   – Ясное дело, – сквозь непрожеванный бутерброд отвечает он, – на нее наехал двадцатитонный погрузчик: там только смыть и забыть.

   – Значит, нейропсия невозможна...

   Врач в ответ лишь издает невнятный звук.

   – Вижу, аутопсию не делали.

   – Не до нее, – патологоанатом пожимает плечами и с раздражением выбрасывает недоеденный бутерброд, – да и не срочно: ребята из полиции следов насилия не нашли, там, вроде, все понятно. Утром вскроем ее, посмотрим на алкоголь и наркотики, но причина смерти вряд ли поменяется.

   Чужерод осматривает вены на руках и щиколотках ног, жестом разворачивает стол с трупом, на мгновение останавливается на небольшом, с некрупную монету, родимом пятне под правой ключицей, переворачивает труп, проверяет основание шеи, спускается вдоль позвоночника, пока не упирается в шесть маленьких пятнышек гексаграммой под лопаткой, вроде небольших ожогов миллиметров пять в диаметре.

   – А это что?

   Патологоанатом пожимает плечами.

   – Точно не знаю, планировал проверить утром при вскрытии. Предварительно... возможно, какая-нибудь метка или клеймо. У нас бодимод и татуировки считаются буржуазным пережитком и не одобряются, так что молодежь идет на всякие ухищрения, чтобы выделиться.

   Чужерод на это только слегка кивает.

   – Ее омнибот?

   – Раздавлен – до последнего пытался залинковаться с хозяйкой.

   – Личность установили?

   – Да. Ее звали Аделин – Аделин Трюффо. В общем файле есть.

   – Опознание?

   – По ее глобал.

   Чужерод открывает файл описи изъятых предметов, быстро пролистывает до скопированного из глобал цифрового паспорта, всматривается в лицо на псевдотрехмерном изображении. Симпатичная сероглазая девушка с пышной копной русых волос, придающих ей какую-то милую растрепанность и почти полностью скрывающих левую половину лица.

   – Красивая... была, – без тени чувств в голосе констатирует патологоанатом.

   – Да, – столь же безразлично соглашается чужеземец, жестом копируя все файлы, – благодарю, это все.

   Сеанс телеприсутствия обрывается и Глевеан откидывается в кресле авто.

   – Что-то нашел? – щекочет нейроны сигнал от Кейсары.

   – След от транквилизатора TSP, – вслух отвечает маршал, – ее убили. Где она жила?

   – Коммунальное общежитие ткацкой фабрики на Лемаршаля, второй корпус.

   Глевеан перехватывает управление у автоматики и сворачивает на боковую дорогу.

   * * *

   ...Рассеченная лишь сиянием карантинных ограничителей, ночь темна и контрастна. На улице Лемаршаля, сплошь застроенной безликими приземистыми зданиями коммунальных общежитий, и без того скудная иллюминация выключена ради экономии – жителям запрещено покидать дома, так что городские власти сочли уличное освещение излишеством. Окруженный сплошной промзоной, район Лемаршаля считается рабочим, но заселен, в основном, теми, кто не имеет к заводам, фабрикам и окрестному железнодорожному узлу ни малейшего отношения. Официальная риторика, разумеется, старательно сглаживает углы, но в просторечие эти кварталы давно именуют «гетто».

   Глевеан оставляет машину в паре кварталов, на огороженной стоянке у шоссе – двухместная контактная капсула была бы слишком лакомым куском для вандалов и воров даже несмотря на дипломатическую маркировку. Узкие голографические ленты разграничения предупреждают о карантине и услужливо проводят маршала по заваленным неубранным мусором улочкам к проходной нужного дома. Несмотря на жесткие ограничения, то тут, то там, во дворах домов дрожит пламя костров, слышатся удручающе примитивная музыка и людские голоса. Пару раз, тьма мерцает огоньками сигаретных затяжек и шелестит невнятными голосами, но никто не решается приблизиться к неспешно идущему по улице великану.

   В нескольких шагах от закрытой голографической лентой и пропускными сканерами проходной, Глевеан останавливается, окидывая глазами сенсорную рамку и просит через нейролинк:

   – Кейсара, взломай пропускник – не хочу «светить» свои документы.

   Пара секунд – и дело сделано: голографическая лента меняет свой цвет с оранжевого на зеленый. Глевеан пересекает линию карантина, поднимается по растрескавшимся бетонным ступеням и входит в проходную через выставленную дверь и сломанный турникет. Ноги проводят его через плохо освещенное помещение, мимо разгромленной будки консьержа к полутемной, смердящей человеческими испражнениями кабине лифта. Лифт работает – настоящее чудо! – но стоит маршалу войти – мигает сигналом о перегрузке.

   – Какой этаж?

   – Шестой. Квартира шестьсот три.

   Глевеан, не вынимая рук из карманов, неспешно идет к лестнице и поднимается наверх. Каждая лестничная площадка встречает его открытыми настежь или выставленными окнами, сидящей на перилах, полу и ступеньках молодежью, смесью запахов анаши, курительных смесей и человеческого пота. Завидев маршала, стайки молодых людей растекаются в стороны, жмутся к стенам, провожают высоченного чужерода тихими взглядами.

   Шестьсот третья квартира встречает Глевеана приоткрытой дверью, старомодной музыкой, голосами множества людей, влажным воздухом, запахами нечищеной канализации, прогорклого масла, в котором жарится что-то съестное, волглого белья, пыли и плесени. В полутемном, освещенном одинокой лампочкой, заставленном старой мебелью и заваленном каким-то хламом коридоре, между развешенным по веревкам застиранным бельём и приоткрытыми местами дверьми, едва могут разминуться два человека, а низкие потолки точно давят на плечи.

   Глевеан останавливается на входе – никто не видит, как из-под его тренча соскальзывает на пол и растворяется в полумраке нематериальная тень. Потом он, пригнувшись, чтобы не цепляться за потолки, не спеша идет вперед, движениями руки освобождая путь от развешанных по веревкам влажных тряпок. Какая-то галдящая грузная клуша выскакивает из комнаты и почти натыкается на него. Затихает и, сглотнув шумно, отступает обратно в комнату. Взгляд дюжины пар глаз через узкие щелки в приоткрытых дверях, провожает маршала в спину, но он демонстративно игнорирует испуганный интерес жильцов.

   – Четвертая дверь справа.

   Глевеан проходит коридор насквозь, мимо рядов дверей, хлама и пары мужчин, играющих в нарды, останавливаясь у нужной двери. Кейсара уже успела открыть простенький цифровой замок, так что маршалу остается лишь приподнять кончиком пальца ручку и толкнуть дверь.

   Крошечная комната шесть с половиной на шесть с половиной футов без окон. Пара кроватей в два яруса углом, письменный столик, настенный шкаф, маленькая приставная тумбочка и крошечный гардероб – вот и весь интерьер.

   – Она жила не одна, – констатирует очевидное Кейсара.

   Глевеан встает в центре комнаты, оглядывается по сторонам. Осматривает аккуратно пристроенную на вешалку у стены форменную одежду, перебирает предметы на столе. Открывает ящик под столешницей – в основном косметика и канцелярские принадлежности. В глубине, под коробочкой с мелкими безделушками обнаруживается деактивированный омнибот. Глевеан берет маленького робота на ладонь, осматривает заклиненный импеллер, потом касается поверхности мэйнфрейма и, даже не прибегая к помощи Кейсары, в две команды ломает простенькую защиту. Тусклый свет мигает, точно от перепада напряжения.

   Маршал с нечеловеческой скоростью просматривает чужую жизнь – собранные в одном месте кусочки воспоминаний.

   – Что ищешь? – щекочет нервы голос Кейсары.

   – Уже нашёл, – глухо отзывается Глевеан, выбрасывая нужный файл в пространство дополненной реальности.

   Ничего особенного – просто статическое псевдотрехмерное изображение: две русоволосые симпатичные девушки, по-дружески обнимающиеся на аккуратно подстриженной лужайке. На них легкие сарафаны, их ноги босы, они дурачатся и просто счастливы. Одна из них – Аделин, почти такая же, как на фото с документов.

   – На что нужно смотреть? – спрашивает Кейсара, подключая свой аналитический модуль к каналам Глевеана.

   – Родимое пятно, – палец Глевеана касается изображения у ключицы второй девушки, – узнаешь? – маршал усмехается, – В морге лежит труп не Аделин Трюффо, а... – он быстро осматривает файлы в плейнскрине стола, находя локальную копию фабричного пропуска, – Олеви Кампо, ее подруги и соседки по комнате.

   – Тогда где Аделин?

   – Хороший вопрос, – бросая последний взгляд на пустую комнату, отзывается Глевеан, – обратила внимание, во что была одета Олеви перед смертью? Это было в списке ее вещей...

   – Короткое черное платье – нестареющая классика.

   – Именно. У местных такая одежда считается крайне вульгарной и порицается.

   – Может быть, она собралась на свидание. С техником на площадке.

   – Да, в карантин. С чужим глобал и поддельной биометрией, – Глевеан осматривает тщательно разглаженную форменную одежду, – на режимный объект... Аделин подрабатывала на промоушене в терминале прибытия для иностранцев. И не только.

   – Ты обо всех людях думаешь плохо? – невозможно понять, укоряет ли Кейсара в шутку или всерьёз.

   – У этого народа есть такая забавная концепция – «бритва Оккама». Поинтересуйся.

   Глевеан кладет омнибота Аделин в карман, выходит и закрывает за собой дверь. Проходит вдоль коридора, останавливается у столика с нардами, смотрит на двух игроков – немолодой мужчина с рабочими аугментациями и следами порока на лице да татуированный темнокожий парень неопределенного возраста. Оба смотрят с недоверием и плохо скрываемым страхом.

   – Чего надо? – выдавливает из себя темнокожий наконец.

   Глевеан опускается на корточки, поднимает и катает между пальцами кости. Пауза затягивается – оба мужчины начинают заметно нервничать.

   – Девочки из комнаты номер шесть, – маршал продолжает рассматривать кости, – подрабатывали проституцией.

   – А мне какое дело? – слишком поспешно спрашивает темнокожий.

   Всего один взгляд черных глаз чужерода заставляет беднягу заткнуться.

   – Проституция в вашем маленьком мирке, – спокойно констатирует Глевеан, – особо тяжкое преступление, за которое предусмотрены принудительная стерилизация и корректирование личности. Однако ни ты, ни твои милые соседи не бежите в полицию впереди своего визга, а сама полиция – весьма неохотно берется за такие дела. Знаешь, когда так бывает?

   Кости гипнотически покачиваются в пальцах маршала.

   – Когда у проституток есть «крыша» – сутенер, достаточно влиятельный, чтобы крутить валюту от иностранцев и откупаться от полиции. И я хочу знать, где он.

   Незаметные нотки в голосе – ритм, тембр, мельчайшие колебания. В этом голосе есть что-то властное и гипнотическое, что-то, чему нельзя сопротивляться.

   Темнокожий отвечает, слегка заикаясь:

   – Я-я-то откуда знаю...

   – Знаешь, – спокойно утверждает Глевеан, – и скажешь.

   Скрытая в словах чужеродная мощь ломает хрупкое сопротивление человеческой воли. Чернокожий судорожно сглатывает, косится на едва-едва приоткрытые соседские двери и шепчет сипло:

   – Погоняло Калибр, сидит в Блоке-13 – это здоровенный жилой небоскреб на Ле Фонтен. Больше ничего не знаю!

   – Молодец, – спокойно констатирует Глевеан, бросая кости на доску.

   Две шестёрки.

   Маршал встает и, не оборачиваясь, идет прочь, уже у дверей касаясь стены рукой. Неосязаемая тень соскальзывает в рукав тренча, заставляя тех, кто заметил – бледнеть и икать от ужаса. А маршал выходит прочь, и обычно скрипучая дверь бесшумно закрывается за ним.

   * * *

   В помещениях Администрации Блока-13, арендованных «под бизнес» местным криминалитетом, царит непривычная эклектика: полное игнорирование топологических имитаторов – лишь дорогая мебель из благородных сортов древесины, винтажные настенные часы, мягкая софа зеленого сукна, парочка пузатых комодов и несколько пастельных картин в дорогих резных рамах, соседствуют с облезлыми стенами, растрескавшейся, затертой плиткой под ногами и желтыми пятнами от былых подтоплений на потолках.

   Сидящий через стол – темнокожий, неопределенного возраста, в подчеркнуто дорогом дефицитном костюме. Черно-белое клетчатое сукно, красный жаккардовый платок с крупной брошью на шее, алмазные запонки и россыпь безвкусных, но жутко дорогих перстней на холёных пальцах. Карие глаза пристально глядят на гостя сквозь визор, замаскированный под аристократические очки в тонкой оправе.

   Прямо сейчас он судорожно ищет любую доступную информацию о своем госте и то, что найти ее никак не удается, обескураживает. Это может помочь – а может создать дополнительные трудности. Впрочем, их вряд ли удастся избежать: трое матёрых костоломов с лицами заплечных дел мастеров и темнокожая красавица-амазонка с длинной копной африканских косичек и телом военного киборга, намекают, что Калибр привык подходить к беседам с нежданными гостями без лишнего пиетета.

   – Кто ты такой?

   Чтобы выглядеть увереннее и чем-то занять руки, Калибр достает из хьюмидора красного дерева сигару и с наслаждением вдыхает аромат.

   Вместо ответа, Глевеан вынимает из кармана и бросает на стол свой значок – круглую металлическую пластину в три дюйма диаметром. Калибр смотрит на тускло поблескивающий металл, приподняв бровь.

   – Что это?

   – Ответ на твой вопрос.

   Калибр берет значок, трет пальцами – пластичный металл растекается по никелевому основанию, формируя изображение десятилучевой звезды – символа Всемирной Коллегии Хазангар, – и надписи на местном наречии, исчерпывающе отвечающей на все вопросы.

   – Звездный маршал? – Калибр кладет значок на стол и одним движением отталкивает, возвращая хозяину, – И чем же я могу быть полезен представителю мирового Правительства?

   Он пытается казаться хозяином положения, говоря чуть снисходительно, но мельчайшие изменения топологии выдают его страх. Впрочем, он подготовился: эмпатические блокираторы, имплантированные в мозг, делают воздействие на его психику чрезвычайно трудозатратным.

   Придется по старинке.

   – Мне нужна Аделин Трюффо.

   – Не знаю, кто это...