Текст книги "Наследники предтеч. Освоение"

Автор книги: Софья Непейвода

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Кровянка, хотя и вернула возможность сохранить продукты и вещи, но всё равно принесла больше проблем, чем пользы. Как удалось узнать, болели не только посвящённые. Разнообразные эпидемии охватили всех свободных. Да и вообще всех Homo oculeus, живущих в данной местности. Чуть облегчали ситуацию только два факта: йети, хотя вначале тоже несколько ослабли, но быстро восстановили силы, да и полукровки тоже показали на редкость крепкое здоровье. Они перенесли время тухлых дождей даже легче, чем мои сородичи, и теперь их вклад в общую работу (за счёт болезни остальных) стал гораздо весомей. Эти дети сейчас оказывали большую поддержку.

Я же всё чаще задумывалась, а правильное ли решение приняли свободные, когда решили остаться. Судя по тому, что происходило, йети выразились хотя и грубо, но очень метко: «Людям здесь не место».

Восстановлено по рассказам очевидцев

Дежурный волгорец издалека заметил возвращающихся санитаров – судя по тому, что приближается группа из пяти человек, нужно готовить место ещё для трёх больных. Горестно покачал головой и поспешил в лазарет – помещений катастрофически не хватало. Уже сейчас удалось определить как минимум семь различных заболеваний, и, в принципе, страдающих от них людей не следовало класть рядом. Но возможности разделить нет и не предвидится, по крайней мере, ещё неделю.

Волгоград стал пристанищем для тех, что не чувствовал себя в силах продержаться самостоятельно. А таких с каждым днём становилось всё больше. Несмотря на то, что волгорцев болезни тоже не обошли стороной, они не возражали против своеобразного нашествия. Лишь в достаточно большой группе у людей была надежда, что хоть кто-то останется на ногах и сможет помочь остальным… а потом, кто-то из тех, в свою очередь, поддержит других.

Некоторые из заболевших предпочитали не просить помощи, а отлёживаться у себя дома. Результаты были очень разными. Части народа удавалось справиться с болезнью, а другие погибали. Причём чаще не от болезни (или она просто не успевала убить?), а из-за слабости. Одним не хватало сил встать, чтобы сделать репеллент, и их заживо съедали кровососы. Вторые оказывались лёгкой добычей для хищников. Третьи, из-за рассеянности, слабости и головокружения, срывались с обрывов, которых в местных лесах великое множество…

Поэтому многие люди приходили в селение к волгорцам. Тут они могли получить защиту и заботу. И никого уже не пугало, что потом придётся отрабатывать: собирать дрова и пищу, охотиться, готовить, ухаживать за другими больными… Ведь если они не позаботятся о других – то в следующий раз и сами не получат помощи.

За счёт того, что народу в Волгограде стало больше, проявились проблемы с добычей пропитания. Посовещавшись, волгорцы начали организовывать группы из тех, у кого сейчас период ремиссии. «Кормильцы» уходили достаточно далеко вверх по течению реки, добывали пищу (только ту, которую можно хранить хотя бы несколько дней), а потом – строили плоты из хвороста и сплавлялись обратно. Таким образом в селение поставлялись и продукты, и топливо. Сохранить работоспособность помогали найденные лекарства – информацию о полезных травах сообщали всем, независимо от того, оставались они в Волгограде или уходили – и вскоре почти все свободные пользовались широким набором трав. Они позволяли продержаться, но, к сожалению, совсем не ускоряли выздоровление.

Невзирая на усилия волгорцев, посвящённых и остального народа, люди начали умирать и в селении. За месяц погибло восемь человек из тех, кто предпочёл остаться дома, и трое – в Волгограде. Но, скорее всего, жертв из одиночек было больше, просто не обо всех удавалось узнать. Даже и без их учёта уже погибло одиннадцать человек из двухсот с чем-то. Слишком большие потери для свободных.

В этой сложной ситуации очень существенной оказалась неожиданная поддержка от присматривающихся йети. Хоть сначала они объявляли о принципе невмешательства, но уже вскоре не выдержали и по собственной инициативе включились в работу. Правительство сильно удивилось и долго пыталось понять причину изменившегося поведения, но так и не пришло к однозначным выводам. Наиболее вероятной была признана гипотеза, что свободным удалось произвести очень хорошее впечатление (вероятнее всего, гораздо лучше, чем йети ожидали). Возможно даже, что йети почувствовали себя не чужими (другим видом), а чуть ли не своими. И это давало надежду на положительный результат будущего сотрудничества.

1–30 мая 2 года. Орден

– Надя уже совсем выбилась из сил. Даже вместе с волгорским врачом и добровольными помощниками не справляется с таким количеством больных. Я еду в Волгоград, – заявил Росс за завтраком. – Здесь останутся Пантера и Вероника – пусть не врачи, но помощь оказать смогут.

Лидеру явно очень не понравилась эта идея.

– Здесь тоже есть больные. В том числе – дети. Конечно, если ты уедешь, то ответственность за их жизни ляжет на плечи остальных. Но ты уверен, что готов хоронить наших детей ради того, чтобы спасти кого-то другого? – в своей обычной, косвенной манере, принялся отговаривать зеленокожего Дет. – А ещё Юля вот-вот родить должна. Сможет ли, учитывая, что сердечную немощь подхватила?

– Вот, значит, как?! – хирург вскочил, отбросил недоеденную крысу и яростно сжал кулаки. – Значит, пусть другие дохнут – их не жалко?

– Я не собираюсь на тебя давить, – мягко улыбнулся лидер. – Просто хотел показать, какой выбор ты делаешь. Решать тебе.

Росс с такой силой ударил рукой по стволу дерева, что содрал кожу. Прислонился к коре лбом и надолго задумался.

– Ты победил. Я остаюсь. Доволен? – горько сказал он и ушёл в исследовательскую часть Ордена.

Игорь ненадолго оторвался от экрана компьютера и недоуменно поглядел вслед зеленокожему.

– Что это он вдруг?

Я тяжело вздохнула. После начала эпидемий математик ещё сильнее погрузился в виртуальную жизнь, будто бы отгораживаясь ей от реальных неприятностей. Нет, Игорь по мере сил помогал по лагерю, но всё меньше принимал участие в общих разговорах.

Вечером случилось сразу два события. Во-первых, Юля родила двух зеленокожих мальчиков. Один из близнецов явно ещё в утробе притеснял другого, поскольку оказался раза в полтора крупнее брата. Астроном очень тяжело перенесла роды, несколько раз теряла сознание, да и после них долго оставалась в полузабытье. Илья почти не отходил от жены, очень сильно опасаясь её потерять, а заодно присматривая за малышами. К счастью, они выглядели достаточно крепкими и здоровыми.

А уже после заката погиб сын Дета. Утонул на мелководье, несмотря на то, что до этого прекрасно плавал. Судя по всему, в воде его застал очередной приступ сильной желудочной боли, от которой ребёнок скорчился и нахлебался воды. Лидер никак не прокомментировал смерть своего сына, не начал никого обвинять, но выражение его лица стало каменным. Слишком нейтральным, без малейших признаков эмоций. Мёртвым.

– Тебе нужно его тело? – так же спокойно обратился Дет к явно не решающемся заговорить зеленокожему.

– Да, – кивнул Росс. – Но я думал, что ты будешь против.

– Мы же уже решили, что должны использовать любую возможность, – холодно сказал лидер. – Если останется что-то ненужное, отдашь.

– Договорились.

Хирург провёл тщательное вскрытие мальчика, а потом решил сделать скелет: мы всё ещё слишком мало знали о наших новых телах.

– Я не имел права даже думать о том, чтобы уйти, – устало вздохнул зеленокожий уже после полуночи, наблюдая за начинающимся новолунием гигантского спутника планеты.

– Но не по той причине, о которой говорил Дет, – вполголоса вмешался незаметно подошедший Игорь.

– Да ну? – горько усмехнулся Росс.

– Даже больше, – кивнул математик. – Я считаю, что Надя должна вернуться в Орден.

Мы с хирургом неодобрительно посмотрели на Игоря.

– В Волгограде вы можете оказать помощь, поддержать, но не спасти, – заметив нашу реакцию, так же тихо продолжил математик. – Ведь до сих пор не известен способ лечения ни одной из болезней. А тут вы можете более эффективно искать лекарство, меньше отвлекаясь на непосредственный уход за больными. Хотя, если Надю освободят от повседневной работы, я не буду возражать против того, чтобы она осталась у волгорцев – там есть возможность проверять найденное и непосредственно наблюдать за большим количеством больного народа. Гораздо больше пользы мы можем принести, если найдем способ справиться с заразой, чем принимая непосредственное участие. Особенно учитывая, что сами взвалили на себя ответственность именно за информационную и исследовательскую часть жизни свободных.

Мы долго молчали, обдумывая слова Игоря.

– А ведь ты прав, – серьёзно согласился зеленокожий. – Но очень больно знать, что людям плохо, и не помочь, – внезапно признался он.

– Ты поможешь. Только не так прямо, а опосредовано, – успокоил математик. – И этим сможешь спасти больше людей, чем если будешь лично их кормить или подмывать.

Я удивлённо посмотрела на Игоря: сейчас он проявил себя с очень неожиданной стороны. Выходит, математик отлично слышал разговор Дета с Россом и прекрасно его понял. Но к чему тогда было неуместное замечание? Или действительно долго доходило? Да, скорее всего так и есть: увлёкшись компьютером, Игорь услышал, но не сразу понял смысл диалога.

– Расскажешь, что нашёл при вскрытии? – неожиданно обратился математик к Россу.

– А тебе-то зачем? – хором удивились мы.

– Интересно, – невинно пожал плечами тот. – К тому же, хочу составить статистику – это может помочь в ваших исследований.

Зеленокожий благодарно склонил голову и кратко поведал о результатах вскрытия. Кроме ожидаемого по симптоматике поражения кишечника и желудка (уже знакомого амебоидного происхождения) и двух достаточно крупных паразитов, маскирующихся под органы, хирургу удалось подтвердить, что обычных кишечных червей и прочей живности, включая микроорганизмы (которую находили во всех представителях лесных людей), стало намного меньше. Впрочем, это можно легко объяснить сильной и длительной диареей.

– Вот и нашли способ бороться со многими паразитами, – заметил Росс. – Только почему-то мне он очень не нравится. Лучше уж пусть они бы жили, да люди так не страдали.

А ещё зеленокожий заявил, что, скорее всего, ребёнок погиб по другой причине. Нет, судя по небольшому количеству воды в лёгких, утопление имело место, но кроме него хирургу удалось обнаружить свежее сильное кровоизлияние в мозг.

– Я специально обследовал всю голову, но не нашёл следов ушиба, – добавил Росс. – Как, впрочем, и истончения сосудистых стенок в области разрыва. И бактерий тоже. Зато рядом находилось нечто вроде небольшой, чуть меньше сантиметра в диаметре, но, судя по форме, злокачественной опухоли – возможно, именно она и привела к повреждению довольно крупного кровеносного сосуда, поскольку частично проросла в его стенку. Бактерий я в ней не нашёл, но вирусное происхождение исключить не могу – слишком несовершенны приборы для исследования.

Зеленокожий немного помолчал, а потом добавил:

– Или это вообще мог быть паразит – потому что опухоль внутри полая и пустая, а ещё – она была порвана ещё до вскрытия. Если я правильно восстановил события, то новообразование прорвалось, повредив артериолу, из-за чего произошло кровоизлияние в мозг, инсульт, потеря сознания и уже после этого – утопление.

Новость не порадовала. Выходит, что в Ордене уже не две, а три болезни – не факт, что опухолей нет у кого-то ещё. И самое паршивое – мы не можем ничего с этим поделать!

Начиная со следующего утра Игорь ненавязчиво, но очень активно включился в исследования: он однотипно оформлял записи и помогал разрабатывать теоретическую часть опытов, заносил собранные факты в таблицу, подводил статистику, искал в ней закономерности – и этим позволял остальным больше сил отдавать другим сторонам исследований. Причём помогал математик всем учёным без исключения. А на замечание Росса, что сейчас актуальнее всего поднимать медицину, ответил:

– Актуально всё. Вы ищете способ поправить здоровье, а другие – облегчить жизнь, что даст больше сил и времени на остальное, в том числе – на то же лечение.

Дет поддержал Игоря, да и почти все посвящённые согласились, что математик рассуждает верно. Более того, благодаря Игорю, приняли решение по возможности не сокращать даже натуралистические наблюдения и сельскохозяйственные исследования. Кроме того, что и то, и другое могло само по себе принести пользу, был шанс обнаружить больных животных и способы, которыми они борются с заразой.

Судя по всему, Дет очень тяжело перенёс гибель сына. Гораздо хуже, чем даже мать ребёнка. Может быть, он уже заметил что-то неладное и именно поэтому так горячо возражал против отъезда зеленокожего? Впрочем, теперь ничего изменить всё равно уже не удастся.

Признав разумность замечания Игоря насчёт работы терапевта, сначала я рассказала о его предложении Свете с Ильёй, затем мы поговорили с Надей, а чуть позже вынесли вопрос на общее обсуждение. В результате межплеменное правительство единогласно решило освободить Надю от ухода за больными, чтобы у неё появилось больше времени для исследовательской работы.

Примерно через сутки после Юлиных родов у мужчин вновь появилось молоко, и Росс облегчённо вздохнул. Из-за болезни у матери молоко появилось только когда самочувствие улучшилось, и зеленокожему как единственному лактирующему среди посвящённых приходилось работать кормильцем. А ещё через несколько дней более крупный ребёнок по непонятной причине стал вялым, а потом и вовсе погиб. Его брат не высказывал признаков недомогания, но горе родителей всё равно было велико.

– А ведь мы уже сталкивались с одним таким случаем, – вспомнив историю с зеленокожими детьми, сказал Росс. – И там тоже было два ребёнка, при том, что во время сплава я только один раз видел двойню – и те полукровки.

Игорь тут же высказал готовность опросить всех, кого получится, и выяснилось, что после остановки двойни рождались больше чем в девяти случаях из десяти. И всегда более крупный и, на первый взгляд, здоровый младенец быстро погибал, тогда как его угнетённый сосед по утробе – часто выживал. Кстати, все дети-одиночки тоже погибли. Что самое поразительное – исключений не было ни в том, ни в другом случае.

Уговорив родителей пожертвовать тело ребёнка для науки, Росс провёл ещё одно вскрытие и выяснилось, что младенец погиб из-за неравномерного роста и развития систем органов. Сердце просто не выдержало такого сильного дисбаланса.

– Двойня. Причём выживает менее развитый. Очень странно, – задумчиво прокомментировал зеленокожий. – Скажу Наде, чтобы мимо подобных аномалий не проходила – это может оказаться очень важно.

Мелкие открытия и достижения пошли чередой. Большая часть из них пока оказалась неприменима, но некоторые уже сейчас помогали облегчить жизнь. Пролистав дневник за последнее время, я решила беспощадно вынести историю открытий в отдельный файл, чтобы не перегружать повествование, а в личных записях оставить только самые интересные случаи.

В Волгограде Сева провел всего несколько дней – этого хватило, чтобы согласовать практически все предварительные вопросы по строительству. Мельницу там планировали возвести в несколько раз крупнее, чем в Ордене, соответственно, времени и материалов требовалось гораздо больше. Особенно учитывая, что, как и у нас, строить её решили из морского бамбука (его не пожирала чёрная пыль), а добыть бамбук в нужном количестве быстро не получится.

Однажды, когда я вернулась с фруктами в Орден, то увидела, что народ возбуждённо собрался у кострища, а побледневший зеленокожий кричит в телефон:

– Нет! Немедленно! Выбросите всё или сожгите, чтобы никто не смог воспользоваться! Всё! И сами не смейте!

– Что случилось? – вполголоса поинтересовалась я у Ильи.

– Пока не понял, – пожал плечами он. – Росс как с цепи сорвался: прибежал из лаборатории и швырнул почти все лекарственные травы в костёр.

Тут зеленокожий закончил разговор и рухнул на мох у огня, обхватив себя дрожащими руками.

– Росс?..

Некоторое время врач молчал, явно не в силах справиться с эмоциями.

– Я снова стал убийцей, – наконец глухо сказал он. – Как тогда.

– Так, – Сева сходил за водой и вручил зеленокожему ведро. – Умойся, выпей и рассказывай.

Росс посмотрел на воду, а потом опрокинул на себя всю ёмкость. Ещё немного помолчал.

– Вместо лекарства я подсунул людям яд. Часть погибших в Волгограде на моей совести. И очень возможно, что сын Дета – тоже. И Кесарь. И Борис.

– Погоди, – вмешалась я. – Вроде я в курсе твоих исследований и не помню ничего такого.

– Да. Я тоже не сразу заметил, – тихо сказал зеленокожий. Посидел, глядя на огонь, и продолжил: – Анестетики. Они облегчают состояние, животные чувствуют себя лучше, заболевания протекают легче… точнее, кажется, что легче. Но подопытные погибают. Даже в контрольной группе ещё живы, хотя я их ничем не лечу! А в этой – прямо мор. Причём не с каким-то одним препаратом, а со всеми четырьмя, которые испытывал. Нет полной гарантии, что все анестетики убивают, но не хочу рисковать. И так уже убил немало людей.

– Ты – дурак! – Сева вскочил, яростно сжав кулаки. – Ты – идиот!

– Да, – бесцветным голосом согласился Росс.

Инженер не выдержал и влепил зеленокожему оплеуху:

– Ты – дурак, но не в том, о чём сейчас думаешь!

– Именно, – кивнул химик. – Ты не должен себя винить.

Я открыла рот, чтобы высказать свои соображения, но Сева повысил голос, перебивая:

– Ты считаешь, что без тебя бы не обошлись? Неужели?! Сам говорил, что народ находит и активно пользуется травами, которые облегчают состояние. Нет?! И без тебя было бы то же самое!

– Только вот когда поняли бы, что лекарства приближают гибель, оказалось бы уже слишком поздно, – воспользовавшись паузой, вставила я. – А так у многих ещё есть шанс. Кстати, а почему они вдруг убивают? Потому что не чувствуется болезни и её сильнее запускают?

Росс безнадёжно махнул рукой:

– Какая разница… – тяжело вздохнул, а потом нахмурился. – А ведь и правда: почему они убивают? В смысле – если бы они были ядом и животные погибали от отравления, тогда вопроса бы не было, – зеленокожий встал и направился к лаборатории.

Мы с Вероникой и Ильёй пошли следом. Краем глаза я заметила, как Маркус одобрительно улыбнулся, а Сева поднял вверх большой палец, выражая одобрение. Действительно, сейчас Россу нельзя сосредотачиваться на своих переживаниях – а работа, причём такая, которая заставила бы усиленно думать – очень хороший способ отвлечься.

– Но они погибли не от яда, а от болезни. От очень запущенной болезни, – продолжил себе под нос зеленокожий и резко обернулся ко мне. – Сомневаюсь, что дело в том, что больные не способны рассчитать силы.

– Почему? – поинтересовался Илья.

– Потому что на людях такое объяснение бы прошло. Но не на подопытных животных. Они находятся в клетках, на небольшом пространстве, и активность больных из контрольной группы и тех, на которых испытывали обезболивающие и противовоспалительные, почти одинакова. Они не могли перетрудиться. Но болезни даже у тех подопытных, которые ещё не умерли, находятся в гораздо более запущенной стадии.

– Как будто анестетики способствуют их развитию… – задумчиво потянула я.

– Именно так. Но почему? – Росс нахмурился. – Надо поставить новые опыты. Проверить, какое время можно применять эти травы без пагубных последствий. И, заодно, проверить все остальные анестетики и противовоспалительные – вдруг найдем безопасный.

Зеленокожий с головой ушёл в работу, судя по всему, изо всех сил пытаясь отвлечься от тяжёлых мыслей. Больше он не срывался, по крайней мере, на моих глазах, но спать стал неспокойно: часто стонал, ворочался, кричал и даже плакал во сне. Никто из нас не мог и не стал бы винить Росса – необычные свойства «лекарственных» трав невозможно было предсказать, да и другие люди тоже ошиблись. Но зеленокожий не мог простить сам себя и смириться с неприятным открытием. Он сильно сдал, стал больше работать и меньше отдыхать. В конце концов, не выдержав, мы подобрали аргументы и с трудом доказали Россу, что своей гибелью (которая неминуема, если он продолжит жить в таком режиме) он не облегчит судьбу других людей.

– Та небольшая сила, которая у нас есть – не в нашей смерти, а в том, чтобы жить как можно дольше, – сказал Илья.

– Быстро такие опыты всё равно не поставишь. И решение быстро не найдёшь, – добавила я. – Это дело даже не дней, а недель, месяцев, а то и лет.

– Лучше двигаться медленно, но верно, чем пробежать кросс и потерять всё, – заметил Сева.

– Всем нелегко, и я уверен, что твои силы ещё понадобятся. Причём не только твои. Нам жизненно важно не просто высыпаться, не просто отдыхать, а иметь резерв сил. Иначе, когда действительно понадобятся какие-то срочные действия, мы не сможем их осуществить, – подвёл черту под разговором Дет.

Росс согласился и изменил режим, даже воспрянул духом, но ещё долгое время по ночам его мучили кошмары.

Кстати, через некоторое время выяснилось, что хирург был прав: через неделю после того, как в Волгограде перестали принимать лекарства, смерти прекратились, и даже те больные, которых уже признали безнадёжными, перешли в разряд просто тяжёлых. Но вот работоспособность людей снизилась ещё больше, из-за чего даже простые дела иногда затягивались на несколько дней.

Росс с Надей с новыми силами окунулись в медицинские исследования, и вскоре зеленокожему удалось совершить первый значительный шаг вперёд. А именно – заразить один из видов некрупных зверьков теми амёбами, что вызывали сильную непроходящую диарею. Убедившись, что болезнь развивается схожим образом, мы очень обрадовались: теперь появилась возможность испытывать сильнодействующие средства без риска убить человека. А учитывая, что первые тесты либо не давали нужного результата, либо приводили к гибели не только болезнетворных амёб, но и животного – наличие достаточного количества подопытных, особенно таких, которыми можно пожертвовать, ещё важнее, чем может показаться со стороны.

Отпущенный на свободу больной фей то шёл драться к местным здоровым, то возвращался в лагерь и устраивался отдыхать у молоденького серебристого лешего. Самое поразительное, что уже через трое суток после того, как самец оказался на воле, загадочная болезнь прошла, как будто её и не было, а в крови появились личинки насекомых.

– Вот что интересно, – заметила я, сравнив мазки изначально здорового и поправившегося фея. – У бывшего больного личинки маленькие, как будто одновозрастные, а у здоровых встречаются разные. И они должны были как-то проникнуть в организм.

Дальнейшее сравнение образцов крови здоровых и больных фей, моей и прусов позволило сделать любопытные выводы. И у меня, и у прусов личинки насекомых могли размножаться на личиночной стадии – по крайней мере, у них присутствовало нечто вроде развитых половых органов, хотя и с очень небольшим количеством яиц. А вот у кровяной живности фей не наблюдалось ничего подобного – половая система очень сильно недоразвита и никаких признаков её функционирования. Поймав и посадив в клетку поправившегося самца, я брала пробы крови по два раза в день. Личинки выросли, достигли размера, раза в четыре большего, чем максимальный у меня или прусов… а потом исчезли из крови. Точно такая же закономерность прослеживалась с естественным репеллентом: его действие усиливалось изо дня в день, а когда личинок не стало – резко пропало.

Проанализировав запись, я поняла, что дерутся феи не просто за территорию, а охраняя её конкретное место: невысокий кустарник. Именно к нему и пытался пробраться вновь отпущенный самец. Более того, он некоторое время терпел побои, упрямо пробираясь к заветному растению, и сбежал только через добрых четверть часа. Снова поймав больного фея, вернула его в клетку, чтобы проследить, достаточно ли такого краткого общения для поправки. А ещё внимательно понаблюдала за здоровыми феями и загадочным кустом. Выяснилось, что вокруг него вьётся целый рой совсем мелких, едва видимых глазу мошек. Феи достаточно часто посещали куст и позволяли мошкам бегать по своему телу. Что, если именно эти насекомые и есть взрослая форма кровяных защитников? Тем более, что наблюдение за пойманным самцом подтвердило предположение: уже к вечеру в его крови удалось обнаружить очень мелких личинок, а через трое суток, когда они подросли, начала появляться защита от гнуса. Чтобы окончательно подтвердить теорию, мы отнесли клетки с больными феями к кусту и продержали их там, не выпуская, около получаса. И через несколько дней все «больные» начали вырабатывать естественный репеллент.

– Выходит, они были вовсе не больными, а, скорее всего, просто по какой-то причине лишившимися собственного куста, на котором обитают имаго репеллентных насекомых, – подвела итог я. – Приручив и забрав фей к себе, их хозяйка лишила семью возможности добираться до куста и заражаться новым поколением личинок.

– Тогда получается, что если мы посидим около куста, у нас тоже может возникнуть защита? – обрадовался Илья. – И мазаться уже ничем не надо будет.

– Не спеши, – остановил воодушевившегося химика Росс. – То, что эти насекомые не причиняют вреда феям, не означает, что они не могут вызвать у тебя болезнь или даже убить.

– Или – что личинки вообще станут развиваться в твоей крови, – добавила я.

В результате было решено отпустить фей на волю, попытаться размножить ценный для них куст и поставить ещё серию экспериментов по прививке кровяных насекомых не обладающим естественным репеллентом животным. Но Илья угомонился не сразу – несколько раз мы заставали его сидящим чуть ли не в обнимку с кустом, на котором обитали взрослые репеллентные насекомые. Но ругань не помогала. Только убедившись, что в него мушки яйца не откладывают, химик успокоился и перестал тревожить фей.

После того, как запустили мельницу в Волгограде, нам стали привозить ореховое масло – на его основе делать репеллент было гораздо удобней. К этому времени технология сбора пота усовершенствовалась – теперь мы использовали гладкие скребки, сначала слегка смачивая прусов, а потом счищая репеллент с их кожи. Конечно, таким образом попадало больше мусора: отмерших клеток, шерстинок, слизи, песчинок и прочего. Но почти вся грязь легко отфильтровывалась, а та, которая оставалась, не снижала эффективности мази.

Технари пытались ковать золото – получались уродливые пластины с множеством трещин. Маркус сетовал, что несмотря на то, что температуры плавления золота достичь удалось легко (даже не пришлось пережигать на уголь – только высушить влажную древесину), переплавлять металл не получается по банальной причине – тиглей нет и сделать их не из чего. При этих словах он почти всегда поглядывал в сторону колбы с кремниевым песком, намытым Верой, и тяжело вздыхал:

– Когда же, наконец, поправимся и поисследуем нормально? Ведь должна же хоть где-то быть глина.

– Да уж, – проворчала геолог. – И чувствую я, что будет она дороже золота.

Физик понимающе хмыкнул:

– Ну, пока бесплатно… точнее, за наш адский труд. Ну неужели мы не заслужили немного глины? А лучше – много, – подумав, добавил он. – Она нам ой как пригодится.

Также краем уха я слышала, что с пережиганием древесины в уголь возникли проблемы. В яму нельзя было класть не только свежесрубленные, но и вообще ещё живые поленья. Если в костре их удавалось отличить легко (древесина вместо того, чтобы гореть, начинала пениться) и быстро вытащить, то в яме такой возможности не было, а несколько деревянных огнетушителей портили всю партию. Так что приходилось дрова сначала колоть, а потом давать им вылежаться и сортировать – на точно мёртвую древесину и остальное. Параллельно технари искали признаки, по которым можно проще определить, годится ли уже дерево для пережига. А пока самым надёжным способом оставалась проверка огнём – если через несколько минут полено не начинало пениться, то годилось для производства угля, если начинало – то отправлялось обратно в кучу, вылёживаться дальше.

Лёва и Лиза начали бегать и лазить, часто играли с Рысью или друг с другом. Кстати, старшая дочь очень полюбила присматривать за младшими, и даже притаскивала им свои любимые игрушки, фрукты, мышей, лягушек, насекомых и прочую добычу. Меня очень радовало, как развиваются отношения детей, и поэтому я почти не обращала внимания на добродушное ворчание Росса, что развела-де в Ордене не пойми что: не то детский сад, не то зверинец.

После того, как мои младшие дети начали вести активную жизнь, мы решили возобновить разведывательные походы. Но покидали лагерь не очень надолго, да и количество разведчиков резко сократили. Теперь походная группа состояла из меня (как самой здоровой), Рыси (её всё равно не удавалось оставить в Ордене) и Ильи, Веры или, гораздо реже, Юли – кто из них лучше себя чувствовал, тот и отравлялся на разведку.

В один из походов удалось увидеть, каким образом орангутанги разжигают костры. А заодно выяснить, что рядом с каждым кострищем (обычно в ямке под камнем) хранится кусок золота, ржаво-красный камень и немного легко воспламеняющейся растопки. Если с нажимом провести золотом по камню, то начинают лететь искры. Открытие очень помогло в быту – по крайней мере, по части разжигания костра мы, после некоторой тренировки, стали не глупее орангутангов.