Текст книги "Маленький Диккенс (Биографическая повесть)"

Автор книги: София Чацкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– В латинском словаре?

– Ты дурак! Конечно, не в самом словаре, а в большом футляре от словаря. Пойдем, я покажу.

Тобин потащил Чарли в спальную пансионеров. Там в углу за шкафом лежал большой, старый кожаный футляр. Тобин открыл его и показал товарищу хорошенькую белую мышку. Она была совсем ручная, шла на руки и карабкалась по плечам. Тобин посадил ее на стол и достал из шкафа картонные и деревянные игрушки: домик с лестницей, тележку с большими колесами. Тобин заставил мышь проделывать всякие штуки. Мышка бегала вверх и вниз по лестнице домика, возила тележку, стояла на задних лапках. Чарли захлебывался от восторга. Вот так мышь! Такой мыши он еще никогда в жизни не видел. Ее можно показывать в театре за деньги. Мальчики не успели и оглянуться, как прошла перемена.

– Пора идти в класс! – сказал Тобин с тяжелым вздохом.

Мальчики поспели как раз во время. В классе только что появился учитель истории. Он вошел, скрючившись, тяжело опираясь на костыль. Лицо у учителя было бледное. У него, как видно, болели зубы, он тер щеку носовым платком, свернутым в плотный шарик.

– У него вечно где-нибудь болит, – шепнул Тобин своему новому товарищу. – Гляди, что у него торчит из-под жилета! Он обматывает грудь фланелевым бинтом, чтобы не простудиться. И никогда не умеет припрятать концы. Всегда откуда-нибудь торчат.

Учитель рассказал мальчикам про древних греков. Казалось, он забыл про свои болезни и рассказывал увлекательно. Чарли слушал, затаив дыхание.

Когда учитель кончил, он спросил, не может ли кто-нибудь из мальчиков повторить рассказанное.

– Я могу, – сказал Чарли, вставая.

– Как тебя зовут? – спросил учитель. – Я тебя, кажется, еще ни разу не видел.

– Его зовут Диккенсом, Чарльзом Диккенсом – хором закричали ученики. – Он сегодня первый раз в школе.

Чарли принялся рассказывать. Учитель улыбался и кивал головой.

– У тебя удивительная память! И где это ты научился так рассказывать? Все с него берите пример! – сказал учитель, обращаясь к мальчикам.

Чарли покраснел от радости.

Учитель велел мальчикам достать тетради и задал им письменную работу. Пока мальчики писали, учитель тер щеку носовым платком. Зубы у него снова разболелись. Он низко опустил голову над книгой и раза два громко зевнул. Скоро мальчики заметили, что учитель спит. Многие из них вскочили и стали бегать по классу, другие, продолжая сидеть на своих местах, смеялись и болтали.

Вдруг все замолчали. Послышались тяжелые шаги директора. Чарли бросился будить учителя, учитель очнулся с трудом.

Мальчики, бегавшие по классу, поспешно бросились к своим столам, но директор вошел, прежде чем они успели приняться за работу. Директор сразу заметил беспорядок в классе. Жилы на его лбу вздулись. Мальчики замерли. Наступила грозная тишина.

– Вы больны, мистер Блинкинс? – спросил директор, глядя на учителя в упор маленькими злыми глазами.

– Болен, – с тяжелым вздохом ответил учитель.

– Здесь не место болеть, мистер Блинкинс! – прошипел директор и повернулся к дверям, приземистый и страшный. Уходя, пристально скользнул взглядом по скамьям: на ком бы сорвать свою злобу. Наконец поймал самого маленького ученика, ухватил и больно прибил линейкой.

Чарли с жалостью поглядел на учителя. Учитель совсем сгорбился, и лицо у него было растерянное.

– Он очень боится директора? – шепотом спросил Чарли Тобина.

– Очень, – ответил Тобин. – Мистера Джонса все учителя боятся. Один только француз не боится. Ведь Джонс ни слова не понимает по-французски. Если он обидит француза, тот в ответ обругает его по-французски, Джонс не поймет, а мальчики поймут – то-то будет потеха!

– Давай поскорее кончать письменную работу, – сказал Чарли. – Если мы хорошо напишем, он наверное обрадуется, – прибавил мальчик, указывая глазами на учителя. Тобин одобрительно кивнул головой. Оба нагнулись над тетрадями. В классе стало тихо. Только перья скрипели.

Последним уроком был урок танцев. Самый любимый из всех уроков. Мальчики толпой помчались вниз встречать учителя танцев. Многие даже выбежали на улицу. Чарли не утерпел и выбежал вместе с ними.

К подъезду подкатил маленький кабриолет на высоких колесах. Из него выскочил толстенький старичок с огромным носом, чисто выбритый. Старичок поздоровался с мальчиками и побежал наверх. Мальчики едва поспевали за ним.

Старый учитель танцев легко носил свое полное тело, порхал и кружился по залу, высоко поднимаясь на носки. Он жестоко высмеивал неуклюжих и вялых учеников.

– Живее, живее поворачивайся, чурбан! – сердито кричал он на толстого мальчика с большой головой и выпученными, бессмысленными глазами.

– Отчего этот жирный дурак не был сегодня ни на одном уроке? Неужели он только танцам учится? – спросил Чарли стоявшего с ним рядом большого мальчика.

– Он учится у себя в комнате. К нему туда ходят учителя. Только он ничего не делает, страшный лентяй. Живет у нас на полном пансионе, но кормят его отдельно. Целый день жрет сладкие булки, а нас не угощает. Скотина! Директор получает за него огромные деньги.

– Его родители очень богаты? – спросил Чарли.

– Ух! – сказал большой мальчик и прищелкнул языком. – У них золотые россыпи в Калифорнии. Сынка они прислали сюда на огромном корабле. У него карманы набиты деньгами, я сам видел. Он может покупать все, что хочет. Директор ему во всем потакает. Директор любит богатых.

Когда урок танцев кончился, учитель вытащил из кармана игрушечные трубы и подарил их лучшим ученикам. Чарли тоже досталась такая труба. Мальчики затрубили в трубы и вихрем помчались вниз провожать учителя.

После уроков Тобин отвел Чарли в комнату, где жил молодой учитель. По дороге он успел рассказать товарищу, что мальчики любят этого учителя больше чем всех учителей, потому что он самый добрый из всех. Всем помогает учиться и почти никогда не наказывает. Он очень ученый, знает все науки на свете.

– А директор? – спросил Чарли.

– О, директор ровно ничего не знает. Да и откуда ему знать? Ведь он раньше торговал кожей, а потом купил школу у знаменитого ученого воспитателя. Тот прославил школу, а мистер Джонс просто купил ее за деньги. Многие родители воображают, что мистер Джонс замечательный ученый. А он совсем не ученый, а торговец кожами. Молодой учитель – другое дело. Он знает все языки на свете, и древние и новые. Сестру маленького Мэксби он даже учил раньше по-итальянски. А теперь больше не учит.

– Почему? – спросил Чарли.

– Он теперь больше не ходит к Мэксби, – ответил Тобин и грустно вздохнул. – Видишь ли, это целая история и притом печальная. Сестра Мэксби красавица, это всем известно. Мальчики говорили, что учитель сделал ей предложение, но она, дура, не пошла за него. Она вышла за другого.

– А что же он? – спросил Чарли.

– Он с тех пор стал очень печальным. Мы думали, что он выместит обиду на маленьком Мэксби, но он его еще больше полюбил и никому не дает в обиду. По вечерам он теперь всегда играет на тромбоне, чтобы утешиться. Ты видел когда-нибудь тромбон? Знаешь, такая длинная, раздвижная труба. Только тромбон старый, он купил его где-то очень дешево, в нем какая-то часть потеряна, и музыка выходит смешная.

У молодого учителя Чарли застал еще несколько учеников, самых маленьких в школе. Им тоже было трудно учиться по-латыни. Учитель объяснил Чарли заданный ему новый урок. Чарли понял и просиял.

– Благодарю вас – радостно сказал он учителю. – Мне теперь гораздо легче будет выучить.

Он ушел домой спокойный и веселый.

Раз в неделю мальчики покупали журнал с картинками. Покупали по-очереди, журнал стоил дорого – каждая книжка два пенса. Потом не могли дождаться продолжения. В каждой книжке страшное убийство и необыкновенные приключения!

Лучшим другом Чарли стал Даниил Тобин, самый добрый и веселый из всех мальчиков в школе. А жилось ему совсем не весело. Тобин был из бедной семьи, а директор терпеть не мог бедных. Директор вечно бил Тобина. Но Тобин был удивительно веселый, отходчивый мальчик. Он больше всех учеников заботился о птицах и о белой мышке.

Тобин горько плакал, когда мышка утонула в чернильнице. Кто-то из мальчиков плохо закрыл футляр латинского словаря, где она жила. Мышка выбежала и забралась в большую чернильницу. Мальчики долго искали ее. Наконец догадались заглянуть в чернильницу. Они вытащили оттуда мышку всю черную и мертвую. Добрый молодой учитель, верный друг мальчиков, видя горе Тобина, достал ему где-то другую белую мышку, но Тобин был безутешен, не обращал на новую мышку никакого внимания, и не стал ее обучать никаким штукам. О старой мальчики часто вспоминали. Уж очень была смешная. Без нее как-то скучно.

Чарли стал думать: чем бы утешить товарищей?

– Давайте, устроим кукольный театр! – предложил он им. – Когда я был маленьким, мне подарили такой театр в день рождения. Но тот был крохотный, а мы смастерим большой, так чтобы все можно было представлять как в настоящем театре: войну, бурю на море, кораблекрушение!

– Если бы мышка была жива, я бы ее приучил, она бы играла на сцене! – печально сказал Тобин.

– Мышка одна, а у нас будет много актеров, целая труппа, – возразил Чарли.

Совсем не актеры, а куклы. Куклы картонные, а мышка была живая, – твердил Тобин.

– Ничего что картонные, – уговаривал его Чарли. – Ты будешь их дергать за веревочку, они будут двигаться, а я буду говорить за них разными голосами. Можно даже сделать так, как будто они поют и танцуют.

Мышку я бы тоже непременно выучил танцевать. Она была такая способная! – тяжело вздохнул Тобин.

– Он все свое!.. – вмешался один из старших мальчиков. Его звали Беверлеем. – Ты отлично придумал, Диккенс! Устроим театр. Ты сочинишь пьеску, а я напишу декорации. Я умею. У меня дома большой ящик с красками. Я принесу ящик в школу, вы все увидите, как я буду работать. У меня палитра и кисти, как у настоящих художников.

Новая затея всем понравилась. Мальчики с увлечением принялись за работу.

Театр вышел совсем как настоящий. С кулисами. Занавес поднимался и опускался. На сцене солнце и луна всходили и заходили. Беверлей написал роскошные декорации.

Директор пронюхал, что Диккенс со своими товарищами устраивает театр, но, к удивлению мальчиков, не рассердился. Он разрешил им представление и велел пригласить на него учителей и родителей.

Спектакль удался чудесно. Директор велел зажечь большие люстры в зале, а служителю Филю одеться по-праздничному и для порядка стать у дверей. Филь стоял молча, угрюмо, точно на кого-то сердился.

– Засмейся, Филь! Право засмейся! – говорили мальчики, пробегая мимо. Но угрюмого Филя никто не мог рассмешить. Это был самый мрачный и неразговорчивый человек на свете. Все мальчики были уверены, что у Филя прошлое темное, что он сделал что-то дурное. Директор про это знает и держит Филя в школе насильно, Филь боится уйти: директор его выдаст.

Наконец публика собралась. Директор, учителя, родные заняли места в первом ряду. Занавес поднялся, представление началось. Чарли с Беверлеем спрятались за театром, так что публика не могла их видеть. Чарли говорил за кукол разными голосами, а Беверлей двигал кукол и менял декорации. У него много было дела, ему помогал Тобин.

Пьеса называлась «Пожар на мельнице». В последнем действии был народный праздник. Мальчики устроили за сценой фейерверк, зажгли бенгальские огни. Огни рассыпались крупными звездами, красными, синими, фиолетовыми, зелеными. От фейерверка в зале сцена озарилась заревом. Мельница как будто загорелась. Беверлей незаметно дернул ее за веревочку, мельница распалась на куски. Весь зал наполнился дымом, а за сценой поднялся шум и грохот. Тут уж и публика не утерпела, мальчики вскочили со своих мест и принялись кричать, шуметь, стучать.

И вдруг все стихло. В дверях грозно стоял огромный человек в мундире с блестящими пуговицами. Мальчики замерли от ужаса. Полиция! Их сейчас поведут в тюрьму!

Но полицейский, привлеченный с улицы необыкновенным шумом, увидев кукольный театр, засмеялся. Он смеялся громко, добродушно.

Тут из-за театра выскочил Тобин и сказал, что представление кончено.

– Сочинителя Диккенса! – завопила публика.

– Браво! Браво!

– Декоратора Беверлея!

– Браво! браво!

Мальчики стучали ногами и оглушительно хлопали в ладони.

– Диккенс и Беверлей! Браво, браво!

Беверлей кланялся, Чарли кланялся, молодой учитель весело потирал руки, старенький учитель танцев подпрыгивал и заливался смехом, учитель истории хихикал, забыв про все свои болезни, учитель французского языка улыбался, даже на мрачном, одеревенелом лице служителя Филя медленно появилась и застыла усмешка.

ОПЯТЬ В ШКОЛЕ ЖИЗНИ

Младший писец в конторе Блэкмора. – Что он видел и слышал за своей конторкой. – В суде.

Получив наследство, Джон Диккенс зажил широко и весело.

^{Получив наследство, Джон Диккенс зажил широко и весело.}

Наследства хватило не надолго. Лавочники снова перестали отпускать Диккенсам провизию. Снова мистрисс Диккенс не спала по ночам от тревожных дум и забот. Нечем стало платить в школу за Чарли.

У Диккенсов бывал в гостях благообразный седой старичок. Его звали Эдуардом Блэкмором. Он был стряпчим, хлопотал по судебным делам и держал контору в Грэйском подворье. Блэкмору очень нравился Чарли. Он разговаривал с Чарли точно со взрослым.

– Какой у вас начитанный и развитой мальчик, – сказал он Джону Диккенсу. – Где он получил такое блестящее воспитание? В школе он ведь учится недавно?

– Не знаю, право! – ответил Джон Диккенс, насвистывая песенку и вертя набалдашником трости. – По правде сказать, он сам себя воспитал.

– Пора его взять из школы – вмешалась в разговор мистрисс Диккенс.

Вежливый Блэкмор мгновенно, всем туловищем повернулся к ней, приготовляясь внимательно слушать.

– Точно картонная кукла, – подумал Чарли, – дернешь за веревочку, повернется.

– Наша старшая дочь, – продолжала мистрисс Диккенс, – кончила консерваторию и уехала в провинцию. Там она поет в опере. Совсем молоденькая, а сама зарабатывает. Чарли уж большой. Ему пятнадцатый год. Довольно ему учиться, пора работать и помогать родителям.

Стряпчий Блэкмор стал уговаривать Джона Диккенса отдать ему мальчика в писцы. Мальчик приучится и присмотрится к делу. Многие хорошие стряпчие так начинали. А знают дело не хуже ученых адвокатов. Молодой Диккенс пойдет далеко – такой умный и талантливый мальчик. Жалованья ему сначала положат тринадцать шиллингов в неделю. Потом он будет получать пятнадцать.

Чарли горько было расстаться со школой, но что делать?.. Школа обходилась дорого, отец платить за него больше не мог. «Все равно, я добьюсь своего, – думал Чарли. – Буду один учиться по книгам в свободное время! Сидеть в конторе придется только до обеда. В свободное время буду много, очень много читать. У меня заведутся собственные деньги. Я куплю книги. Может быть даже куплю билет и пойду в театр».

Чарли расстался со школой и стал ходить в контору Блэкмора. Была весна мокрая, туманная, сырая. Мальчик, ежась от холода, торопился на службу. Навстречу попадались разносчики газет, промокшие до костей; они как будто заплесневели вместе со своим товаром. Капли дождя струились с клеенчатых шляп продавцов апельсинов и яблок. Школьники опрометью бежали в школу. Грецкие губки и коробки с карандашами мокли на прилавках, а продавцы с отчаянием глядели на прохожих – никто ничего не покупал…

Грэйское подворье примыкает к Судебной палате – Темплю. В нижних этажах, по разным углам и закоулкам Темпля много темных и грязных помещений, куда ходят люди, имеющие какие-нибудь дела в суде. Они ходят сюда за советом и помощью к ученым адвокатам или стряпчим. По утрам сюда сбегаются целые полчища писарей и конторских мальчишек. Мальчишки эти бегают в синих куртках и протертых штанах. Они смеются над школьниками и заводят с ними на улицах драки. Конторские мальчишки всегда стоят друг за друга и, отколотив школьников, угощаются пивом в кабачках. Таким-то конторским мальчишкой и стал Чарли.

Каждое утро он проходил через ворота с низкими сводами. Уличный шум мгновенно затихал за ним. Пройдя несколько темных дворов, Чарли попадал в контору мистера Блэкмора. Здесь всегда сидели три или четыре писца. С раннего утра до поздней ночи они переписывали груды бесчисленных бумаг.

Мебель в конторе была старомодная и пыльная. Письменный стол покрыт выцветшим зеленым сукном. На столе и на полках лежали огромные связки и пачки бумаг с непонятными надписями. Одни из этих бумаг должны поступать в Сиротский суд, другие – в Адмиралтейский, где решают морские дела, третьи – в какой-то совсем непонятный Кон-си-сто-ри-аль-ный, четвертые – в Пре-ре-га-тив-ный. «Как много судов в Лондоне! – с удивлением думал Чарли… – Какую нужно иметь память, чтобы запомнить все эти дела и все эти суды!» Кроме бумаг, здесь были еще толстые-претолстые, мелко исписанные книги. В них решения суда по каждому делу. Иное дело – целая история в двадцати томах. Книги и бумаги гнили на полках березовых шкафов. От них шел противный запах. Запах этот смешивался с запахом мокрых шинелей и разопрелых зонтиков писцов.

Чарли сидел за высокой конторкой. Сначала ему дали совсем легкую работу. Он записывал приходы и расходы. Работа легкая, но скучная, и мальчик часто откладывал в сторону перо, зевал и глядел по сторонам.

В контору приходили всякие люди. Их слушать и разглядывать было куда интереснее, чем писать цифры в книге. Вот пришел горемыка в истасканном сюртуке, в сапогах без подошв и в перчатках без пальцев. Лицо у него тощее, измученное. Он низко кланяется старшему писцу мистера Блэкмора, долговязому Поттеру.

– Нельзя ли мне хоть на минутку повидать мистера Блэкмора?

– Мистер Блэкмор очень занят и никак не может вас принять, – отвечает Поттер, выводя пером какие-то каракули на косяке двери. – Расскажите мне, что вам нужно, я ему передам.

– Как это жаль… – говорит с глубоким вздохом горемыка. – А когда, примерно сказать, он будет посвободнее?

– Не знаю, право, отвечает Поттер, смешно подмигивая Чарли.

– Вы думаете, мне не стоит его ждать здесь? – продолжает горемыка, тоскливо поглядывая на двери кабинета мистера Блэкмора.

– О, да, совершенно не стоит, его не дождаться, – отвечает Поттер. – Завтра с утра он уезжает за город и вернется не раньше, чем на будущей неделе.

Переминаясь с ноги на ногу, незнакомец потупил глаза в землю. Поттер снова корчит смешную рожу, поглядывая на Чарли.

– Что ж, вы передадите мне какое-нибудь поручение или потрудитесь зайти в другой раз?

– Будьте так добры, попросите его сказать, что там у них сделано по моему делу? – говорит горемыка умоляющим голосом. – Прошу вас, не забудьте этого, мистер Поттер, ведь от этого зависит судьба целого семейства.

Наконец, бедняга уходит.

– Уф, надоел, проклятый! – говорит Поттер, сердито бросая перо на стол. – В жизни не видал такого неотвязчивого человека! Его дело уже года четыре лежит у нас под сукном, а он, чего доброго, еще снова притащится сюда через две недели. Такой надоедливый, право.

Долговязый Поттер был гораздо старше Чарли. Чарли шел пятнадцатый год, а Поттеру минуло девятнадцать. Но разница в летах не помешала им подружиться. Поттер заставлял Чарли петь смешные песенки и передразнивать посетителей.

Поттер был родом из маленького городка. В детстве Поттер мечтал сделаться актером и даже хотел уехать со странствующей труппой. Но отец отослал его к знакомому стряпчему в Лондон.

Ремесло свое Поттер терпеть не мог. Он скучал в конторе и с горя проматывал жалованье в кабачках. Жалованья он получал тридцать шиллингов в неделю. Их ему едва хватало. У долговязого Поттера, кроме кабачков и театра, было еще страсть: он любил хорошо одеваться и разорялся на галстуки и жилеты.

Мистер Блэкмор заставлял Поттера переписывать бумаги, а Чарли посылал с разными поручениями и брал с собою, когда ходил по делам к адвокатам.

Чарли очень хотелось попасть в суд. Он попросил мистера Блэкмора взять его туда с собою.

– Возьму, возьму непременно, – пообещал ему Блэкмор. – Тебе необходимо бывать в суде, нужно приучаться к делу. Завтра же пойдешь туда со мною.

Мелкими, торопливыми шажками, с огромным портфелем под мышкой, мистер Блэкмор раньше обыкновенного вошел на следующее утро в контору. Одет он был тщательно, на сюртуке ни пылинки, и застегнут на все пуговицы. Гладко выбритый подбородок упирался в высокий, туго накрахмаленный воротничок. Мистеру Блэкмору даже головой кивнуть было трудно.

– Пойдем со мною, – сказал он обрадованному Чарли. – Вот возьми, неси этот портфель.

Они вышли на широкий двор, окруженный со всех сторон кирпичными домами. В домах было много дверей и на каждой медная доска с именем какого-нибудь ученого адвоката.

– Сегодня в суде разбирается нашумевшее дело, – сказал мистер Блэкмор, когда они шли по двору. – Дело это разбирается вторично. Подсудимый уже много лет сидит в тюрьме.

– За что его посадили в тюрьму? – спросил Чарли.

– В том-то и дело, что он ни в чем не виновен, – ответил Блэкмор. – Его оклеветали. Подсудимый замечательный изобретатель. Он работал вместе с богатым фабрикантом. Когда фабрика стала приносить большие доходы, богатый решил отделаться от товарища и обвинил его в воровстве. Родственники подсудимого давно хотели, чтобы суд пересмотрел дело, но они бедны, а на судебное дело нужны большие деньги.

– Где же они достали деньги? – удивился мальчик.

– Им прислал брат подсудимого из Америки. Подсудимого защищает знаменитый адвокат. Ему платят огромные деньги. И платят их вперед. Иначе он не берется вести дело. Оправдают подсудимого или обвинят – ему все равно, он свои деньги получает заранее. Слушай внимательно, что он будет говорить. Он великий знаток права, водит за нос всех судей – и уголовных и гражданских.

– Этот адвокат хороший человек?

– Хороший человек? – с удивлением повторил стряпчий вопрос мальчика. – Такого знатока законов не найти во всей Англии. Бери с него пример. Ты умный и способный мальчик. Будь прилежен, познакомься хорошенько с нашим судопроизводством. Станешь тоже известным адвокатом и будешь много зарабатывать.

На левой стороне двора у открытых дверей толпился народ. Блэкмор и Чарли с трудом пробрались через толпу и вошли в огромный, мрачный зал.

Чтобы лучше видеть и слышать, они сели на низенькой скамейке подле кафедры председателя. В галерее наверху было много зрителей, а на судейских местах сидели важные люди в мантиях и париках. Иные расхаживали с огромными книгами подмышкой. Книги были в сафьяновых переплетах, а на корешках написано: «уголовные законы». Другие суетливо бегали взад и вперед. К великому удивлению Чарли, никто из них не говорил о предстоявшем деле, все болтали о каких-то своих делах.

В ложу, напротив кафедры председателя, вошли адвокаты, сначала молодые, а потом пожилой.

– Гляди, – шепнул мистер Блэкмор, – знаменитый адвокат!

Чарли посмотрел на знаменитого адвоката с любопытством. Это был человек лет пятидесяти, с желтым лицом и впалыми щеками. Он низко наклонился над бумагами, так как был очень близорук. В петлице у него висел лорнет на черной широкой ленте. Из-под его красной мантии виднелись скомканный, плохо вымытый белый галстук и обсыпанный пудрой сюртук.

– А там кто сидит? – спросил Чарли, указывая на другую ложу с медными перилами.

– Свидетели, – ответил мистер Блэкмор, – а вот там, на местах, отгороженных решеткой, сидят присяжные. Смотри, вот и подсудимый.

Мальчик, широко открыв глаза, глядел на высокую клетку. Туда люди с саблями ввели подсудимого.

«Точно дикого зверя!» – подумал мальчик.

Арестант бледный, жалкий, худой глядел тупыми испуганными глазами. Как будто спрашивал, зачем его сюда привели, и долго ли еще его будут мучить?

Чарли узнал арестанта. – Он не раз его видел, когда приходил к отцу в тюрьму. Арестант этот много лет сидел в тюрьме, был добрый и тихий человек.

– Мистер Блэкмор, его оправдают? – спросил мальчик. – Скажите мне. Оправдают? Наверное?

– Тише, тише! – пронеслось по зале.

Все люди в париках встали. Чарли оглянулся и увидел: в судебную палату вошел председатель. Маленький и жирный, он как будто весь состоял из живота и толстой головы. Председатель проковылял на маленьких ножках к своему месту и, отвесив на все стороны низкие поклоны, уселся, положив треугольную шляпу на стол. Он почти совсем исчез за грудами пыльных бумаг. Видны были только крохотные рысьи глазки, заплывшие жиром, широкое розовое лицо и огромный смешной парик.

Как только председатель занял свое место, смотритель за порядком закричал:

– Тише!

Вслед за ним другой смотритель наверху, в галерее, забасил во все горло:

– Тише!

– Тише! Тише! – повторили на разные распевы другие смотрители в разных концах судебной палаты.

Судебное заседание началось.

Человек в черном костюме, сидевший около председателя, поднялся и громко стал называть имена присяжных.

– Здесь! – поспешно откликались они, один за другим.

Когда все они были приведены к присяге, человек в черном костюме взял со стола огромный лист бумаги и, уткнувшись в него лицом, прочел краткое изложение судебного дела. Он бормотал быстро и невнятно. Присяжные не расслышали ни слова. Они даже не поняли, кого и за что они будут судить.

– Помните, – выразительно и важно сказал им председатель, – вы дали торжественную клятву, что будете судить по чистой совести.

Тут поднялся со своего места знаменитый адвокат. Поспешно поправив парик и мантию, он взошел на кафедру.

– Еще ни разу я не всходил на эту кафедру с таким волнением, как сегодня, – сказал знаменитый адвокат, обращаясь к присяжным. – Я вполне уверен в правоте дела, которое защищаю, – тут он со всего размаха ударил себя кулаком в грудь, – но никогда я не решился бы защищать это дело в суде, если бы… – Он остановился, поглядел в упор на присяжных, торжественно протянул к ним руки и воскликнул громовым голосом: – если бы я не был глубоко убежден в том, что ваш светлый ум и проницательность заставят вас вынести оправдательный приговор.

Польщенные присяжные переглянулись, ухмыляясь.

– Вы уже слышали от моего ученого друга, – продолжал знаменитый адвокат, – в чем состоит дело. Я не стану повторять и объяснять его вам второй раз.

«Неужели он не понимает, что они ничего не могли расслышать?» – с удивлением подумал Чарли.

– Обратимся теперь к нашему законодательству, – сказал адвокат, повернувшись к судьям. И он принялся толковать на разные лады сложные, запутанные законы. Он долго толковал их вкось и вкривь, по-прежнему смешно размахивая руками, бил кулаком в грудь и глядел на судей и присяжных угрюмыми, мутными глазами.

– Слушай, слушай внимательно! – шептал мистер Блэкмор, заметив, что мальчик глядит по сторонам.

Чарли глядел на галерею: публика скучала и расходилась. Он перевел взгляд на присяжных: они зевали, ученая речь была им непонятна.

– Наверное осудят, – со страхом подумал Чарли.

– Сейчас начнется допрос свидетелей, – сказал мистер Блэкмор.

Допрос свидетелей начался. Чарли заметил, что председатель и судьи стараются их запугать и сбить с толку. Многие свидетели сначала показывали в пользу арестанта, а потом, в угоду судьям, запутанные их вопросами, давали совсем другие, вредные для него показания.

– Судьи все на стороне богача-фабриканта! – громко ужасался мальчик.

– Тише, слушай, что говорит председатель! – перебил его мистер Блэкмор.

Маленький, жирный председатель в огромном парике сказал в назидание присяжным краткую речь. Он снова увещевал их действовать по долгу совести и чести.

Присяжных ували в особую комнату.

– Теперь будет перерыв, – сказал Блэкмор и пошел в ложу, где сидели адвокаты. Чарли видел, как знаменитого адвоката обступили его товарищи, один ему что-то говорил, другой радостно пожимал ему руку. Должно быть, восхищались его речью.

Минут двадцать прошло в ожидании. Чарли не раз оглядывался на арестанта. Тот по-прежнему казался безучастным, глаза у него были испуганные, тупые. Ожидание становилось все мучительнее.

– Идут, идут! – пронеслось по залу.

– Единогласно ли ваше решение? – спросил присяжных председатель.

– Единогласно, – ответил старшина присяжных.

– Виновен подсудимый или невиновен?

Чарли снова взглянул на арестанта. Тот в это мгновенье как будто ожил. Он выпрямился и всем телом подался вперед. В глазах, жадно устремленных на присяжных, светила надежда. Бледное, худое, замученное лицо озарилось.

– Виновен, – сказал старшина присяжных.

Судьи и публика торопливо расходились. Все жаловались на усталость и голод… Казалось, никому не было дела до арестанта.

Чарли с мистером Блэкмором вышли на улицу.

– Давно стены нашего суда не оглашались подобным красноречием, – сказал какой-то знакомый, подходя к мистеру Блэкмору.

– Изумительно! – ответил Блэкмор. – Какая глубокая ученость! Надеюсь, ты хорошо вник в речь адвоката? – обратился он к Чарли.

Мальчик с гневом посмотрел на стряпчего.

– Зачем адвокат все время говорил о никому непонятных законах? Лучше бы он рассказал как было дело. Присяжные бы поняли, что арестант невиновен. Они бы оправдали арестанта.

Мистер Блэкмор и его знакомый засмеялись.

– Такого адвоката никто бы не пустил в суд. В наших судах требуют учености и знания всех тонкостей судопроизводства, – сказал старший стряпчий.

Чарли долго не мог успокоиться. «Они все твердят про законы, думал он с гневом. – Им дела нет до того, что невинного человека осудили вторично. Им все равно, что ему придется умереть в тюрьме!»

Арестант в клетке мерещился мальчику всю ночь. Чарли не мог заснуть и ворочался с боку на бок. Ему представилось, как после приговора люди с саблями вывели арестанта из клетки. Тот сгорбился, глаза его, на мгновение ожившие в ожидании свободы, опять потускнели.

Чарли поднялся и сел на постели. Слезы текли по его лицу. – Нет, я ни за что не стану ни судьей, ни адвокатом. Наши судьи на стороне богатых, они нарочно запугивают свидетелей и стараются, чтобы присяжные ничего не поняли. Адвокаты только притворяются, что защищают подсудимых. На самом деле они хлопочут, как бы показать свою ученость и красноречие.

«Нет, Блэкмор меня не заставит всю жизнь рыться в пыльных бумагах и старых, никому непонятных книгах, – твердо решил мальчик. – Я сделаю совсем другое, я сам напишу новую книгу. Я расскажу, как у нас в судах и тюрьмах мучают людей. Я смогу хорошо описать, я отлично знаю, я сам видел. Всем станет жалко, когда прочтут. И про злого директора напишу, пусть не смеет сечь мальчиков! Все прочтут и узнают, что у нас творится. И захотят, чтобы так больше не было».

Он радостно вздохнул и, успокоенный, откинулся на подушку.

^{Чарльз Диккенс.}