Текст книги "Книжная лавка фонарщика"

Автор книги: Софи Остин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 16

– Уильям Мортон прямо как куст остролиста, – сказала Эвелин, когда они с Наоми после ужина шли домой. – Издалека прекрасен, вблизи – неприятен и колюч. Как думаешь, он серьезно говорил, что попробует сделать так, чтобы меня уволили? Я ведь только-только начала!

Наоми улыбнулась уголком рта.

– Я дам тебе, наверное, тот же совет, что дала мне мама, когда я начинала работать, – ответила она. – Звучит он так: «Лучше принять бой и получить удар в лицо, чем убежать и получить пулю в спину».

Глаза Эвелин округлились.

– Не ожидала, что в прачечных так опасно работать.

– Моя мама дает универсальные советы. – Наоми пожала плечами. – Но в одном она точно права: если ты чего-то хочешь, будь готова за это побороться.

– Побороться с Уильямом, ты хочешь сказать.

Эта мысль не давала ей покоя всю дорогу, пока она не открыла дверь и не увидела тетю, которая стояла в ночной сорочке почти в полной темноте у двери утренней гостиной и прижималась к ней ухом.

– Не входи туда, – серьезным тоном сказала тетушка Клара. – Твоя мать плачет.

Эвелин поспешила отколоть от прически шляпку.

– Почему? Что случилось?

– Ну, для начала ее дочь пропала куда-то на целый день, – ответила тетушка Клара, неодобрительно поджав губы. – Ты не вернулась домой даже к ужину, так что, полагаю, она беспокоится о тебе. А может, она плачет просто потому, что не ожидала, что будет просиживать каждый день столько времени в моей утренней гостиной.

Эвелин невозмутимо взглянула на тетю:

– То есть вы хотите сказать, что не заходили к ней и не спрашивали, почему она плачет?

– Боже упаси, нет, – произнесла тетушка Клара. – Она стала бы рассказывать, а мне пришлось бы слушать, и тогда весь вечер коту под хвост. У меня вообще-то режим. В девять часов – напиток, а к десяти я уже в постели.

– А-а-а, – ответила Эвелин. – Так вот почему вы топчетесь перед дверью. У вас там шерри?

Тетушка Клара попыталась выдать промелькнувшую на ее лице вспышку стыда за негодование, но Эвелин все заметила.

– Свои минуты отчаяния я переживаю в собственной комнате, – сказала тетушка Клара, – как того требует приличие. Так я никому не причиню неудобства.

– Посоветую маменьке, чтобы в следующий раз лучше планировала свои эмоции, – ответила Эвелин, закатив глаза, и открыла дверь.

В комнате было темно. Шторы были задвинуты, ни одна свеча не горела. Эвелин едва смогла разглядеть на диване силуэт матери, и, если бы не периодические всхлипывания, она бы подумала, что в гостиной никого нет.

– Мама? – мягко позвала Эвелин. – Почему вы плачете в темноте?

– Потому что мне лучше не жечь лишний раз свечи твоей бедной тетушки, – ответила Сесилия, прочищая горло. – Плакать я могу и без света.

– Но на улице еще довольно светло, – сказала Эвелин, отодвигая одну из штор и впуская в комнату тонкую полоску голубоватого сумеречного света, которого хватило, чтобы окрасить комнату в приглушенные серые тона.

Краем глаза Эвелин заметила позади себя мерцание свечи в руках у тетушки Клары, а затем услышала звук открывающегося графина.

– Не обращайте на меня внимания, – сказала тетушка Клара. – Меня здесь нет.

Эвелин села рядом с матерью и, взяв ее за руки, нежно их сжала.

– Что случилось, мама? Прошу вас, объясните.

Сесилия не смотрела на нее.

– Мне вернули все мои визитные карточки, – сказала она, в очередной раз прижимая к глазам носовой платок. – Ты можешь в это поверить? Со мной не желает встретиться ни одна из моих знакомых леди. Даже те, которых я считала подругами. – Ее мать так сильно стиснула ей руки, что Эвелин почувствовала, как они горят. – Ты знаешь, сколько стараний я вложила за все эти годы, чтобы быть принятой в их обществе, Эвелин? А теперь все потеряно, и я… я и здесь осталась одна.

– Вы не одна. – Эвелин притянула мать к себе и заключила в объятия. – У вас есть я. И мы не останемся жить тут навечно.

– Останемся. – Сесилия всхлипывала, уткнувшись ей в плечо. – Мы останемся жить тут навечно, и я буду такой же, как тетушка Клара. Солнце не успеет сесть, а я уже налью себе стакан.

Эвелин услышала, как фыркнула тетушка Клара. Из прихожей донесся ее голос:

– Ты так говоришь, как будто это что-то плохое.

– Хотите знать, что я думаю? – мягко спросила Эвелин. – Мне кажется, что нам дана возможность начать все с начала.

– Я не хочу начинать с начала! – Плечо Эвелин загудело от голоса матери. – Я вижу, как женщины, которых я считала своими подругами, смеются надо мной и над тем, как я снова обращаюсь в ничто. Я хочу вернуть нашу прежнюю жизнь.

Неделю назад Эвелин бы с ней согласилась. Но теперь?

Теперь Эвелин казалось, что она провела всю свою жизнь в четырех стенах, в заточении, и вот наконец дверь ее комнаты распахнулась.

– Я думаю, что нам нужно найти свое собственное место в мире. Свою собственную опору, – сказала Эвелин, прижимая ее к себе еще крепче. – Ты не согласна?

Сесилия села, вытирая влагу под глазами.

– Однажды я уже это сделала. У меня больше нет ни сил, ни гордости повторять это.

– Значит, это предприму я, – сказала Эвелин тихо, но решительно. – За нас обеих.

Мать сжала ее руку:

– Пока ты будешь держаться леди Вайолет, я думаю, все у нас будет в порядке. Она нашла тебе какое-то занятие? Благотворительность или еще что-нибудь, на чем ты могла бы сосредоточиться? Полагаю, ужинала ты с ней?

Эвелин не хотела прямо лгать своей матери. Не могла. Так что просто сказала:

– Я определенно нашла себе стоящее занятие.

– Хорошо, – ответила Сесилия, делая глубокий вдох. – Это очень меня успокаивает.

– А знаешь, что еще отлично успокаивает в трудные времена? – послышался с лестницы голос тетушки Клары. – Шерри.

Уильям стоял на Оксфорд-Клоус, переводя взгляд то на дом перед собой, то на клочок бумаги у себя в руке. Место было определенно правильное, только вот в «Йоркширском вестнике» не упоминалось, что дом этот, казалось, рассыплется от первого же ощутимого порыва ветра.

Он поставил свои чемоданы на нижнюю ступеньку, поднялся и позвонил в дверь. С другой стороны женский голос громко кого-то позвал, и в ответ прозвучало мужское ворчание. Приблизились тяжелые шаги – он бессознательно их считал, пока дверь не открылась, – и на пороге появился краснолицый мужчина, очень похожий на медведя: толстый, с густой щетиной на лице.

Он скрестил руки на груди, и его круглый живот стал еще более явным.

– Знаете, люди обычно не отправляют писем в ответ на объявление. Они просто приходят и стучат в дверь.

Уильям виновато улыбнулся:

– Я подумал, будет лучше написать заранее, чтобы не оказалось, что я приехал, а вы уже сдали комнату. – Если он собирался продолжать притворяться успешным писателем, ему нельзя было возвращаться в тесную комнатенку к дяде Говарду, тем более что весь смысл отъезда в Лондон заключался в том, чтобы самому встать на ноги.

Мужчина только пожал плечами.

– Покажу вам сначала ту комнату, что в подвале, – сказал он, обводя Уильяма взглядом с ног до головы. – Она дешевле.

Уильяму ударил в нос запах плесени, как только он ступил внутрь. Несмотря на теплую погоду, в комнате почему-то было ужасно холодно, а окно было покрыто столь толстым слоем сажи, что сквозь стекло проникало ничтожно малое количество света. К стене в углу прижималась кровать, у которой стоял сундук для пожитков. Рядом с ним лежала маленькая треснувшая чаша для умывания, а в ней – сколотая кружка. Всё. Больше в комнате ничего не было. Только эти четыре предмета, запах плесени и атмосфера холодного чулана. А Уильяму еще не нравилась его комнатушка в пансионе в Сохо. В ней был хотя бы комод, а здесь кто-то будто намеренно пытался воссоздать обстановку Йоркской тюрьмы.

– Ничего лишнего, – громко сказал мистер Лейч. – Зимой немного прохладно, но для этого и существуют одеяла, а?

Уильям прочистил горло:

– А комната подороже?

– Наверху, – ответил мистер Лейч. – Пройдемте со мной.

Они преодолели с ним два пролета, и Уильям осознал, что взбираться им предстоит на самый верх. Где-то над ним закричал ребенок.

– Вот комната подороже, – произнес мистер Лейч, открывая дверь.

Эта комната, к счастью, оказалась просторнее и светлее. Кровать стояла по центру, по бокам – потертые приставные столики. В одном углу комнаты был платяной шкаф – одна его дверца висела чуть ниже другой, а напротив него – комод. Писать было не на чем, но это можно было делать и в книжном магазине.

– За эту я прошу семь шиллингов в неделю, за первую неделю беру аванс. Комната в подвале – два шиллинга в неделю, но если лапы у вас не перепончатые, то я бы рекомендовал вам снять эту. Подвал зимой подтекает.

Уильям поставил чемоданы на пол и достал из кармана кошелек. Семь шиллингов составляли куда большую часть остававшихся у него денег, чем ему хотелось отдавать каждую неделю, но жить на улице ему не хотелось тоже.

– Вот, держите, – сказал он, высыпая монеты в красную ладонь хозяина. – Я беру эту комнату.

– Люблю людей, которые быстро принимают решения, – ответил мистер Лейч, пряча деньги в карман. – Туалет на улице: спускаетесь вниз и по коридору наружу. Шиллинг в месяц за удаление отходов.

Уильям поморщился.

– Ясно, – сказал он, добавляя единицу к своим умственным подсчетам.

– Если возникнут вопросы, то я живу на третьем этаже. – Мистер Лейч наклонился ближе. – Но мне больше нравятся жильцы, у которых вопросов нет, если вы понимаете, о чем я.

– Понимаю, – ответил Уильям, желая, чтобы хозяин поскорее ушел и оставил его одного осматривать комнату. – Постараюсь лишний раз вас не беспокоить.

– Вот, сразу видно хорошего человека, – сказал мистер Лейч, закрывая за собой дверь.

Уильям с минуту постоял на месте, озираясь вокруг. Затем сомкнул веки.

Он попытался представить, каково было бы жить в одном из тех новых белоснежных домов на Сент-Леонардс-Плейс, тех, которые можно было рассмотреть из садов Йоркского музея. Он представил себе, как его туфли будут мягко, умиротворяюще стучать по ступеням лестницы, как этот звук будет эхом раздаваться в вестибюле, пока он, поднимаясь к себе, будет рассматривать по пути огромные картины: сцены охоты и фрукты в изящных вазах. Его будет сопровождать лакей? Вероятно. А затем сама комната – какая она будет просторная, сколько в ней будет воздуха. Он попытался представить на кровати толстое покрывало – бархатное или, быть может, шелковое, чтобы было мягким на ощупь.

Уильям представил человека, который неспешно пройдет в эту комнату, представил его багаж, походку, непринужденную улыбку на его лице.

Но это был не он.

Кем бы ни был мужчина в его воображении, им он точно не был.

Он прикусил губу так сильно, что на ней проступила кровь. Все это время он лгал. Друзьям. Домовладельцу. Мальчишке-газетчику из киоска на Гиллигейт. Женщине в пекарне сегодня утром, которая, по сути, ничего у него и не спрашивала. Всем им он давал понять одно: «Я успешен». В то время как на самом деле рвалось из него другое. «Я не неудачник. Разве вы не видите? Я больше не неудачник».

Но даже это была ложь.

Он зажмурился сильнее, пытаясь удержать в голове эту великолепную картинку: комната цвета теплого песка, подъемные окна с кремовыми шелковыми шторами и письменный стол, вырезанный из древнего дуба. Но и эта картинка уже ускользала, растворяясь в темноте его разума.

Уильям остался наедине с помятыми чемоданами, пустеющими карманами и спутанными черными волосами в этих четырех обсыпающихся стенах.

Глава 17

7 июня 1899 года

Подходя в среду утром к книжному магазину, Эвелин заметила у перил моста Уильяма Мортона. Он стоял спиной к воде – бледно-голубому зеркалу, сияющему в лучах раннего солнца, – и явно ждал Эвелин.

С утра ей показалось, что на улице весьма свежо и не лишним будет надеть плащ. Уильям же стоял, держа свой пиджак в руках: темные пряди небрежно спадали ему на глаза, а закатанные рукава рубашки обнажали загорелые предплечья.

Он поднял взгляд, и Эвелин поняла, что он ее заметил. Его губы дернулись в едва различимой улыбке, которая тут же исчезла, уступив место морщинам на лбу.

Вчера он никак не дал о себе знать, да и мистер Мортон ни словом не обмолвился о том, что сегодня придет его племянник и заберет у нее работу, так что Эвелин понадеялась, что он обо всем забыл. Однако он не забыл.

– А вы рано, – сказал он, грациозно подскакивая к ней. – Есть ключ?

– И вам доброго утра. – Она не стала останавливаться, и Уильям пошел рядом с ней. – Вообще-то я вовремя. Магазин открывается сегодня в девять.

– В девять? – Она не могла видеть, как он нахмурился, но прекрасно это услышала. – Магазин никогда не открывается в девять.

– Теперь открывается, – сказала она, подходя к двери и просовывая в замок ржавый ключ. Но, как бы сильно она ни упиралась в дверь плечом, как показывал мистер Мортон, ключ в тугом замке поворачиваться не хотел.

– Дайте-ка, – сказал Уильям. – Отойдите, и я помогу.

– Нет, спасибо, – ответила Эвелин, в очередной раз толкнув плечом дверь и почувствовав, как черные перья на ее шляпке помялись. – Потому что есть у меня смутное подозрение, что если я отойду, то вы проскользнете внутрь, а я останусь на улице.

Уильям приподнял бровь, однако плохо скрываемая усмешка на его губах свидетельствовала о том, что подозрения ее были не полностью безосновательны.

– Хорошо, – сказал он. – Будь по-вашему. – И он встал позади нее, обхватив рукой ее сжимавшие ключ пальцы в перчатке и прижавшись плечом к двери. – Попробуем вместе.

– Правда! – фыркнула Эвелин, чувствуя, как по ее щекам расползается румянец. Он стоял так близко, что она ощущала запах мыла и дыма, исходящий от его кожи. – Я справлюсь.

– Боже, – прокряхтел Уильям, толкая дверь. – Так сильно его обычно не заедает.

– Возможно, магазин просто не желает вас впускать, – сказала Эвелин.

Уильям за ее спиной раздраженно вздохнул:

– Отлично. То есть Гови уже поведал вам свои дурацкие теории? Ладно, поднажмем вместе. На счет «три». Раз, два…

Дверь распахнулась на «три», и Эвелин, пошатнувшись, испытала одновременно ужас и облегчение, когда рука Уильяма поймала ее за талию и не дала ей упасть. Внутри пахло спертым нагревшимся воздухом и пылью, а задернутые шторы погружали магазин в уныние и мрак.

– Осторожно, – сказал Уильям, уводя взгляд от ее глаз и останавливая его на ее шляпке. – Вы же не хотите испортить себе… гнездо?

Эвелин посмотрела на него со всей строгостью, которую только смогла изобразить, хотя ее сердце стучало, сбиваясь с ритма, у самого горла.

– Это шляпа. А вы можете подождать снаружи. Мистер Мортон не давал мне разрешения впускать людей в магазин.

– Я не «люди», – возразил Уильям, обходя ее с уверенной улыбкой. – Я его любимый племянник, который собирается оставить вас сегодня без работы.

– Мне казалось, что если бы вы говорили серьезно, то уже бы это сделали.

– А, так я был занят.

Эвелин поспешила за ним. Он направлялся к лестнице, ведущей в мезонин; и ей нужно было во что бы то ни стало оказаться там первой. Она домчалась чуть ли не бегом и расставила руки между обоими перилами, преграждая ему дорогу.

– Серьезно? – сказал Уильям, поднимая бровь. – Что за ребячество!

– Я всего лишь копирую вас, – ответила Эвелин. – Вы увидели, как кто-то другой играет с брошенной игрушкой, и вдруг осознали, что вообще-то сами ее хотите.

– Вы все не так поняли.

– Да? – удивилась Эвелин. – А как нужно было понять?

– Произошло досадное недоразумение.

Эвелин фыркнула:

– Вы не уразумели, что моя работа не подлежит обсуждению, хотите сказать?

– Да господи боже мой! – его голос зазвучал острее и резче. – Это магазин моей семьи! И управляет им мой дядя.

Эвелин пожала плечами:

– Я не мешаю вам увидеться с ним.

– Но и не пропускаете тоже, – ответил он. – Вы хотите, чтобы я протиснулся через вас?

– А вы попробуйте.

– Хорошо. – Он раздраженно фыркнул: – Пусть будет по-вашему. – Он прижался спиной к перилам так, что ее локоть уперся ему в грудь. – Знаете, если вы хотели снова оказаться поближе ко мне, то могли бы так и сказать, а не вынуждать меня изгибаться тут, как в цирке.

Эвелин скрестила руки на груди:

– Я не хочу быть к вам ближе.

Уильям, усмехнувшись, прошел мимо нее.

– Почему-то я верю, когда вы так говорите. А теперь, если позволите…

Он взбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, и плескавшееся чувство в животе у Эвелин переросло в настоящие волны. Наоми была права. Если она хотела доказать, что может сохранить эту работу, то лучшим способом это сделать была, собственно, работа. И сейчас она состояла в том, чтобы за сорок пять минут подготовить по-прежнему наполовину утопающий в пыли магазин к открытию.

В девять часов Эвелин открыла магазин и подперла дверь пресс-папье, которое мистер Мортон держал на кассе. Она перевесила табличку «Открыто» с гаргульи на саму дверь, встала у входа и во мраке и тишине стала ждать.

Она ждала. И ждала. И ждала.

В пятнадцать минут одиннадцатого какая-то женщина остановилась у окна и стала рассматривать позолоченный часослов. Эвелин поймала ее взгляд сквозь стекло и приветливо ей улыбнулась.

Женщина в тот же миг отвернулась и ушла прочь.

В половине двенадцатого в магазин зашел мужчина – такой уверенной и бодрой походкой, что Эвелин уже не сомневалась в первой продаже. Вот о каких покупателях говорил мистер Мортон: о тех, кто точно знает, какую книгу хочет и где ее купить!

Конечно же, он просто вручил Эвелин почту, и она осознала свою ошибку.

Два письма представляли собой рекламу: одно – торговца бумагой из Рипона, сулившее мистеру Мортону лишить его даже той выручки, что ему удавалось получать; второе – чудодейственного бальзама, возвращавшего волосы даже самому лысому человеку.

Третье письмо было толстым, в помятом конверте, а на марке было написано: «Калькутта». Интересно, что за знакомые были у мистера Мортона в далекой Калькутте? Адреса отправителя на обратной стороне не было, только две простые буквы: «Г. Н.».

– Это почта?

Засуетившись, Эвелин спрятала письмо под рекламными буклетами.

– Только что доставили, мистер Мортон. Я как раз собиралась закрыть дверь и принести ее вам.

– Нет-нет, не нужно, я уже тут, – сказал он, с нетерпением протягивая руку. На почту он даже не взглянул, просто засунул ее в карман пиджака. – Как продвигается ваш эксперимент? Продали что-нибудь с утра?

– Еще нет, – ответила Эвелин, пытаясь сохранить уверенность в голосе. – Думаю, людям нужна будет неделя-другая, чтобы привыкнуть к нашим новым часам работы.

– Или же нам нужна будет неделя-другая, чтобы понять, что открываться раньше одиннадцати нет смысла. – Из-за спины своего дяди показался Уильям, озарив Эвелин сияющей улыбкой.

– Что ж, Уильям мне тут поведал о своем затруднительном положении, – сказал мистер Мортон. – Полагаю, и вы уже обо всем в курсе, мисс Ситон?

Она кивнула, чувствуя, как подскочило в груди ее сердце.

– Хорошо, значит, недопонимания не возникнет. Итак, учитывая, что я вообще не собирался нанимать себе помощников, ситуация вышла щекотливая.

– Вовсе не щекотливая, – возразил Уильям. – Ты уже согласился взять одного помощника. Просто вышвырни его, и всё.

– Уильям…

– Пожалуйста, мистер Мортон, не надо, – сказала Эвелин, делая шаг вперед. – Я трудолюбива, и у меня много идей насчет магазина. Вот утром, например, мне пришло в голову, что можно поставить на улице рекламный щит, как у мясника, видели? На нем можно писать анонсы новых книг или просто приглашать людей зайти внутрь. Слишком многие просто проходят мимо; и мне начинает казаться, что нам нужно искать новые способы привлекать их внимание.

– Ты это слышал, дядя Гови? – сказал Уильям, ловя ее взгляд. – Она хочет брать рекламные советы у мясника.

– Уильям. – Голос мистера Мортона прозвучал как предупреждение. – Я не собираюсь вас увольнять, Эвелин, – мягко произнес он. – Но мне не по средствам держать вас обоих до бесконечности. Поэтому, полагаю, будет лучше пересмотреть условия нашего маленького эксперимента.

– Ты ничего не говорил об эксперименте, – обеспокоенно сказал Уильям.

Мистер Мортон поправил пальцем очки.

– С этого момента и до Рождества вы будете работать у меня оба. Кто продаст больше книг и принесет магазину большую прибыль, тому и достанется работа.

– Дядя! – Уильям побледнел. – Ты же это не серьезно?

– Конечно серьезно, – ответил мистер Мортон. – И еще я, пожалуй, снова установлю ежемесячное вознаграждение за лучшие продажи. – Он повернулся к Эвелин. – Когда мы с Уильямом работали тут вместе, мы вознаграждали себя за хорошие продажи глотком виски. А в одиночестве мне это показалось как-то тоскливо.

– Будто бы такая леди, как Эвелин, станет пить виски, – произнес Уильям, закатив глаза.

– Я пробовала виски, – возмущенно ответила она.

Как-то раз она проникла к отцу в кабинет и отлила себе чуть-чуть из графина. Горло ей тогда обожгло жутко.

– Это же просто абсурд, – сказал Уильям. – Как ты можешь заставлять меня с ней соревноваться! Я твой племянник. А она… она просто какая-то непонятная женщина, которая заявилась сюда из прихоти и решила для разнообразия устроиться на работу!

– Это не так. – Эвелин посмотрела на него испепеляющим взглядом. – И я буду благодарна, если вы перестанете делать обо мне поспешные выводы.

– Она правда провела целое исследование, – сказал мистер Мортон. – Даже составила мне полный отчет. Так что новых идей нам хватит на все лето, и я очень надеюсь, что они помогут нам увеличить продажи. В связи с этим вот мой следующий пункт: я, очевидно, не могу платить вам обоим по фунту и два шиллинга в неделю из того дохода, который на данный момент приносит магазин. Поэтому постарайтесь сделать так, чтобы наши продажи действительно выросли, иначе зарплату вашу придется уменьшить.

– Тебя же никогда не волновало, сколько книг ты продашь, – возмутился Уильям. – Ты говорил, что люди, которые хотят купить книгу, сами придут и купят ее.

– Говорил, – ответил дядя, снова поправляя съехавшие с переносицы очки. – Только вот, судя по всему, такой подход слегка устарел. Пока у наших конкурентов дела идут в гору, этот магазин стоит пустой. Полагаю, настало время перемен.

Уильям фыркнул и взбежал по лестнице в мезонин, где, судя по звуку, ударил кулаком о стопку книг и громко выругался.

Эвелин снова повернулась к мистеру Мортону:

– Кажется, он не в восторге от того, что мы будем работать вместе.

Мистер Мортон засмеялся:

– А мне кажется, он не в восторге от того, что ему вообще придется работать, милая. Парень он хороший, вот только ленивый. Приятно видеть, что хоть кому-то удалось наконец дать ему пинка.

– Вы серьезно говорили, что работа останется тому, кто продаст больше книг?

– Абсолютно серьезно, мисс Ситон, – сказал он, хлопая ее по плечу. – Однако мне стоит напомнить вам, что у Уильяма за плечами десяток лет опыта – у вас же такого нет, так что на вашем месте я бы поработал над своей методикой продаж. А теперь, если вы меня извините, меня ждет очень важная почта. – И он стал подниматься в мезонин, бормоча под нос что-то вроде: – О боже, опять какой-то бальзам от облысения. Как по мне, так лучше бы они сделали бальзам, который распутает мне волосы.

Оставшись одна, Эвелин впервые за, как ей казалось, несколько часов, глубоко вдохнула и разгладила руками юбку. Работу она не потеряет. Ей всего-то и нужно, что продать больше книг, чем Уильям, и очаровать посетителей.

Разве сложно?