Текст книги "Цена притворства (СИ)"
Автор книги: Снежана Черная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
Глава 5.
Ехали мы молча. Я тупо уставилась перед собой и время от времени бросала косые взгляды на Бультерьера, а он, казалось, вообще был далеко отсюда. Собственно, он вёл себя как и всегда.
Я не понимала, как он может быть таким спокойным. Меня била крупная дрожь, а в ушах до сих пор стоял жуткий хруст – характерный звук, когда нож входит в грудину. Его уже ни с чем не спутать и из головы не вытравить. Почему-то именно это кошмарное воспоминание вытеснило все остальные ужасы. Или, по крайней мере, отодвинуло их на задний план. Возможно, спустя какое-то время я и отойду от шока, чтобы рационально осмыслить всё произошедшее, но пока мой мозг отказывался что-либо понимать.
«БМВ» рассекала ночную мглу светом фар, устремляясь вперёд, всё дальше от столицы. Рублёво-Успенское шоссе осталось позади, мы двигались в западном направлении, покидая Одинцовский район.
– Куда мы едем?
Ответом мне было молчание.
– Ты отвезёшь меня к папе?
Снова тишина.
Это уже даже не раздражало. Скорее угнетало неведение, а собственное ближайшее будущее казалось весьма сомнительным. Я даже не знала, где сейчас моя семья!
– Не молчи, пожалуйста, – выдавила я из себя совсем тихо.
Ответа снова не последовало.
А меня охватила паника. Дрожь усилилась, меня трясло так, что зуб на зуб не попадал. Вопросы в моей голове только множились: «А куда он меня везёт? А что ему от меня нужно? А почему он молчит? И где, чёрт побери, папа?!»
Но я тут же мысленно дала себе пинка.
Глупо. Если бы не Бультерьер, я была бы уже давно мертва. Сомневаюсь даже, что ниндзя успел бы до меня добраться раньше, чем шальная пуля.
Но что если Бультерьер тоже преследует какие-нибудь свои корыстные цели, и моё спасение было отнюдь не жестом доброй воли? Ведь не зря он так остервенело меня защищал! Намного логичнее было бы бросить меня там, за всё «хорошее», что он за годы службы от меня натерпелся.
И когда я уже потеряла всякую надежду на ответ, Бультерьер, не отрываясь от созерцания ночной дороги, произнёс:
– Пристегнись.
И всё. Просто «пристегнись».
Какое-то время я ещё гипнотизировала взглядом его профиль, пока не поняла, что разговаривать со мной он более не намерен.
– Да пошёл ты! – выпалила я в сердцах.
Бультерьер дёрнулся, и я сначала даже не поняла, что произошло, но мои губы обожгло огнём.
Он ударил меня по губам!
– Ты охренел? – тут же взревела я пожарной сиреной.
Ещё один шлепок тыльной стороной ладони обжег губы, да так, что они запульсировали. Больно, блин! Адреналин после встречи с ниндзя схлынул, и разбитые губы, как и челюсть, болели так, что даже разговаривать было невмоготу. Не удивлюсь, если и физиономия распухла.
На глаза навернулись слёзы. Смахнув скатившуюся по щеке предательскую слезинку, я злобно уставилась на этого непрошибаемого мордоворота.
– Пристегнись, – Бультерьер равнодушно повторил свой приказ, как будто речь шла о погоде.
Ещё одна слезинка скатилась по щеке, за ней вторая. А следом слёзы покатились градом, и я уже не сдерживала себя. Это была и реакция на боль, и последствия пережитого шока, и жалость к самой себе. Эмоции просили выхода, но в то же время скопившись глубоко в груди, не желали выходить наружу. Слёзы и те не приносили облегчения.
Шмыгая носом, я всё-таки потянула за ремень безопасности и принялась тыкать замком рядом со своим сиденьем. В глазах двоилось от устилавшей их влаги, и я почти ничего не видела. Со всевозрастающим исступлением я пыталась воткнуть дурацкий замок в защёлку, пока не почувствовала, как рука Бультерьера направила мою кисть, а в следующий момент сработал щелчок механизма.
– Твой отец мёртв, – глухо произнёс мужчина, – тебя должны были тоже исполнить специально обученные люди.
Бросив на меня короткий взгляд, Бультерьер добавил:
– Можешь не благодарить.
Смысл его слов до меня дошёл не сразу. Должно быть, я так сильно замкнулась в себе, упиваясь своими горестями и размазывая по лицу слёзы, что сказанное Бультерьером сначала пропустила мимо ушей. Когда же слова «отец» и «мёртв» достучались-таки до моего перегруженного «процессора», я круто развернулась и во все глаза уставилась на Бультерьера.
– Я тебе не верю, – прошептала я.
Мужчина ожидаемо никак не отреагировал.
В мчавшейся машине повисло напряжённое молчание, и это давило на нервы.
– Где моя мать? – твёрдо спросила я и, памятуя о его славной привычке оставлять вопросы без ответов, добавила: – Отвечай!
– Она тебе не мать. Забудь о ней, – прошелестел Бультерьер.
И всё сразу встало на свои места. Да он же чокнутый! И как я сразу не догадалась!
Это открытие меня, с одной стороны, порадовало, потому как верить в то, что Бультерьер говорит, совершенно не хотелось. С другой – возникли серьёзные опасения, и благополучный исход всей этой ситуации начал казаться ещё более сомнительным.
– Тебе бы в больницу, – осторожно начала я, – плечо полечишь… и голову.
Я бросила взгляд на распоротую ткань его пиджака на плече. Рассмотреть рану не представлялось возможным. Бультерьер практически подпирал головой крышу, в то время как я скукожилась на краешке сиденья непонятным карликом.
Может, у него под пиджаком броня, и ему эти штуки в руках бешеного ниндзя до лампочки. Так, в зубах разве что поковыряться.
Он бросил на меня мимолётный взгляд, должно быть, до охранника дошло, что ему попросту не верят, но вместо грубости или очередного шлепка Бультерьер неожиданно улыбнулся. Это была мимолётная улыбка, очень неприятная и неживая, на его лице она смотрелась так же неестественно, как, в общем-то, и любая другая эмоция. Но это продолжалось лишь одно очень краткое мгновение. В следующий же миг его взгляд заледенел, черты лица хищно заострились, и Бультерьер произнес:
– Мне кажется, принцесса, ты не понимаешь всей серьёзности происходящего. Твоего отца сегодня застрелили, а тебе вынесли приговор, что означает – они попытаются тебя убить снова… и снова. И скорее всего у них это получится.
Он замолчал и вернулся к созерцанию дороги. Казалось, это занятие для него самое увлекательное на свете.
А у меня, в который раз за этот вечер, выразительно отвисла челюсть. Вторая часть его монолога провалилась куда-то на задворки моего сознания. На первом плане набатом звучали его слова: «Застрелили»! «Отца застрелили»!
Но в следующий момент меня осенило.
– Стоп. Езжай туда. Ты ошибся. Может, он ранен и ему нужна помощь. Но он не мёртв. Он не может умереть, понимаешь?
Если Бультерьер и понимал что-то, то на его лице это никак не отразилось.
– Эй, – я пощёлкала пальцами перед его глазами, – поворачивай, говорю.
Он схватил и выкрутил ладонь до хруста
– Извини, принцесса, но я тебе не такси.
Слава богу, хоть руку отпустил. Я её тут же прижала к груди. Кажется, ни вывиха, ни перелома нет, но запястье отчаянно ныло. Точнее, оно ныло уже перед этим, от нежного обращения жениха. Но хватка Аскольда не шла ни в какое сравнение с силушкой Бультерьера. Это терминатор, а не человек. Ему бы на мебельной фабрике работать, ладонью скобы в дерево вбивать.
Плюнув на боль, я что было силы заколотила руками по этой морде. Ну, и по чём придётся:
– Он не мёртв! Слышишь? Он не мог умереть!
Я кричала как умалишённая, пока Бультерьер мимолётным касанием к шее меня не вырубил…
…Чёрт. Почему так раскалывается голова? Открыв глаза, я попыталась сфокусировать взгляд. Всё по-прежнему: свет фар выхватывал из темноты длинную и узкую полоску дороги, а по обеим сторонам тянулись угрюмые ели. Болело всё! От босых изрезанных ног до макушки, которая сейчас просто взорвётся от боли.
Повернув голову, я бросила взгляд на хмурый профиль Бультерьера.
– Тогда… тогда останови сейчас же! – получилось не грозно, а сипло и очень тихо. Похоже, и голос подвёл.
Бультерьер тут же резко остановился, и если бы не ремень безопасности, я с размаху клюнула бы носом в панель перед собой. Так что по-хорошему, мне стоило его поблагодарить за проявленную заботу. Чего я, конечно, не сделала.
Бросив последний взгляд на охранника, я отстегнула ремень и, дёрнув ручку двери, выбралась наружу. Едва она за мной захлопнулась, Бультерьер с визгом сорвался с места, а я осталась топтаться на месте посреди дороги. Ночь. Лес дремучий с обеих сторон. И я одна стою в белом платье, красивая.
Впрочем, насчёт «красивая» я явно преувеличила. Но не суть.
Огни «БМВ» скрылись, должно быть, за поворотом, в темноте ни черта не видно.
Зачем я вообще вылезла из машины? Это машина моего отца, а значит, и моя. Правда, водить я до сих пор не умею. Точнее, умею немного, но вряд ли рискну.
Зябко поёжившись, я начала оглядываться по сторонам. Начало октября всё-таки. Ночь глухая. А я босая.
Из-за поворота вырвался свет фар, и я благоразумно пошлёпала к обочине.
Знакомый джип «БМВ» затормозил рядом, дверь распахнулась, и оттуда раздалось раздраженное:
– В машину.
Опустив голову, я юркнула внутрь.
– Остыла? – равнодушно поинтересовался Бультерьер.
Да уж, остыла так остыла. Ко всем прочим моим увечьям прибавится воспаление лёгких.
Обхватив голые плечи руками, я сжалась у двери.
– Пристегнись.
Бросив на Бультерьера затравленный взгляд, я, молча потянув за ремень безопасности, выполнила приказ.
Именно приказ. Этот тон мне хорошо известен, он его у отца сплагиатил.
– Кольцо сними, – прозвучала следующая команда.
Я недоумённо уставилась сначала на своё обручальное колечко, потом на мужчину и снова на колечко.
Хмыкнув, сняла его с пальца и протянула Бультерьеру.
– Держи. Тебе всё равно не пойдёт.
Взяв кольцо в ладонь, Бультерьер точным броском отправил его в приоткрытое окно с моей стороны.
Мне оставалось только в который раз за этот вечер вытаращить глаза.
– Ты что наделал!? Это же бриллиант! – накинулась я на него.
– Угу. Приметная вещица.
Как рыба, выброшенная на берег, я молча открывала и закрывала рот.
– Я хотела его сдать, а вырученные деньги…
– Не успеешь даже потратить, – перебил меня охранник, – тебя вычислят ещё быстрее, чем если бы ты его и дальше носила.
«Повезёт кому-то», – с горечью подумала я.
Всё же без денег, без связей, да чего уж там, без вещей нормальных чувствовала я себя весьма неуютно, и собственное будущее казалось мне очень и очень туманным. Это мягко выражаясь. Ведь домой мне нельзя. Пока папа не вернётся… Папа.
Бросив на Бультерьера опасливый взгляд, я прошептала:
– Мой отец. Он что, действительно ?..
Я не могла заставить себя произнести это слово. Нет, это просто глупое недоразумение. Мой отец не может умереть. Это же отец! Такие, как он, не умирают так… просто.
Напряжённая тишина давила, а вкупе с отвратительным запахом крови, который после лесной прогулки остро бил по моему обонянию, она производила дурманящий эффект. Казалось, этим тошнотворным запахом пропитался весь салон автомобиля.
– Да, – коротко ответил Бультерьер.
Сказанное им одно-единственное короткое слово полоснуло, будто ножом. С маху, на отлёт.
– Я думал, это новость тебя не особо расстроит, – бросил на меня очередной взгляд Бультерьер.
А я снова почувствовала подкатывающую истерику. Из меня лился поток каких-то слов, который я не могла ни остановить, ни контролировать.
– А он, между прочим, тебе доверял! Может, только тебе одному и доверял… Мёртв, говоришь, да? Так как же ты это допустил, защитничек хренов!?
Спохватилась, но было поздно. Слово не воробей. Я тут же зажмурилась в ожидании как минимум очередного шлепка по моим и без того разбитым в кровь губам, но его не последовало. Зато до моих ушей донёсся шелест одежды. Я неуверенно открыла один глаз, потом второй.
Бультерьер вёл машину, одновременно пытаясь освободиться от пиджака. Боже! Его белая рубашка на плече и всей правой части туловища пропиталась кровью. Рванув на себе рукав, он окинул быстрым взглядом открывшуюся картину и снова вернулся к созерцанию дороги, как будто ничего не произошло. Так, царапина.
Мою грудь, руки и везде, куда только дотягивался взгляд, тоже украшали порезы: глубокие и не очень, но они не шли ни в какое сравнение с ранами Бультерьера.
Вытянув шею, я попыталась взглянуть на рану на его плече. Чёрт его знает что он там мог рассмотреть. Я, например, кроме крови, не видела абсолютно ничего. А её было много. Даже слишком много.
Мне тут же стало стыдно за свои слова. Ведь я не понаслышке знала, при каких обстоятельствах он получил эти ранения.
– Прости, – прошептала и тут же прильнула к окну.
Не терплю вида крови… Оказывается, хуже её вида может быть только её запах – тяжёлый, железистый. Из-за этого запаха было нечем дышать, и я отчётливо поняла, что сейчас задохнусь, если только меня не вырвет раньше.
– Ты водить умеешь? – ворвался в мои мысли голос Бультерьера.
Оторвавшись от спасительной свежести ночного воздуха, я непонимающе уставилась на мужчину.
Выглядел он скверно. И только сейчас я поняла, как ему должно быть хреново.
Занятая своими переживаниями, я даже не обратила должного внимания на то, что мой страж и спаситель в едином лице серьёзно ранен.
– Останови, – спокойствие в моём голосе поразило меня саму. – Я поведу.
Через минут десять я уже перестала путать газ и тормоз. Вначале машину дёргало и пару раз глох мотор, но Бультерьер держался молодцом. Кремень! То ли отнёсся с пониманием, то ли не до того ему было. Перевязав бок и плечо остатками своей рубахи, он вбил в навигатор координаты какого-то посёлка и, кажется, уснул. Я же приноровилась и медленно, но верно преодолевала отмеченное им расстояние, хоть и не имела ни малейшего понятия, куда мы едем, и главное зачем. Будучи настолько вычерпанной морально и физически, я просто убедила себя в том, что Бультерьер знает, что делает. В конце концов, ему доверял отец, значит и я могу довериться! А если посмотреть правде в глаза, то выбора другого у меня сейчас просто не было. Поэтому, вцепившись в руль, я постаралась полностью сконцентрироваться на дороге, что позволило занять голову и не думать обо всём случившемся за последние сутки.
Светало. Однообразный пейзаж убаюкивал, а «Русское Радио» шумовым фоном вещало, что «всё будет хо-ро-шо».
Горизонт окрасился оранжевым, позолотив угрюмые ели, сумрак становился прозрачным, а в моей груди разливалось долгожданное спокойствие. Мне вдруг от всей души захотелось поверить, что все действительно будет хорошо.
Глаза слипались. Где-то на краю сознания появилась мысль о папе, и чуть не утащила за собой в тёмную бездну. Я проморгалась и вновь сконцентрировалась на дороге. Усталость брала своё: меня смаривал сон. Вот бы сейчас чашку крепкого сладкого чая с лимоном. А ещё лучше кофе. Да чего уж там, согласна и на стакан воды!
– Тормози, – голос проснувшегося Бультерьера стряхнул остатки оцепенения.
От неожиданности я вздрогнула, а босая нога, как по команде, вдавила педаль в пол. «БМВ» дёрнулась и заглохла. Чёрт, снова забыла, что это не автомат.
– Мы ещё не приехали, – возразила я, бросив на него виноватый взгляд.
– Такими темпами и не приедем, – ответил мужчина.
Пожав плечами, я промолчала. Я, конечно, не ожидала с его стороны благодарностей, но всё же стало немного обидно. До сих пор не верится, что это была я, – та, кто рулил последних три часа. Ну и что, что плелась я со скоростью 50 км/час. Но плелась ведь! Благо, дороги пустые. А мне, между прочим, до этого рулить приходилось только на учебном автотренажёре! Так что с моей стороны это был чуть ли не подвиг.
Вслух я, конечно же, ничего подобного не сказала. Более того, наблюдая за тем, как Бультерьер, морщась, выбирается наружу, дала себе установку заткнуться и лишний раз не отсвечивать. Он, между тем, потянулся, разминая затёкшие мышцы и открывая моему взору повязку с просочившейся насквозь кровью. Затем вынул из багажника пиджак – точную копию того, что красовался на его голом торсе, и, вытащив наружу меня, молча всучил его в руки.
– Спасибо, – пробормотала я растерянно.
Этот грубоватый жест внимания в его исполнении выглядел немного странно и непривычно. Он всегда был немногословен, не изменил он своим принципам и сейчас. Схватив меня чуть выше локтя, он обогнул со мной капот и, открыв дверцу, молча втолкнул на пассажирское место. Должно быть, так выглядит забота по-бультерьерски.
После того, как за руль сел он, дело пошло в разы быстрее, и когда солнечные лучи настойчиво пробились сквозь туманную дымку, Бультерьер свернул на просёлочную дорогу, а вскоре и вовсе заехал в густой лес! Узкая тропа здесь петляла меж деревьев, и мужчине пришлось сбавить скорость. Раскидистые кроны вековых дубов и сосен переплетались здесь настолько, что почти перекрывали солнечный свет. Средь бела дня мы вдруг очутились в сумерках. А от того, что мой спутник постоянно молчал, становилось ещё более неуютно. Укутавшись в его пиджак, я зарылась в него носом, поджав голые ноги, и с тревогой наблюдала за мелькающими в окне хмурыми деревьями. По-моему, ужастики обычно так и начинаются.
Тогда-то и случилось то, что полностью изменило моё отношение к этому человеку. Когда что-то тёплое прикоснулось к моей руке, я сначала даже не поняла, что это его ладонь, настолько неожиданным был этот поступок. Опешив, я растерянно заморгала и подняла глаза на мужчину. Его взгляд был устремлён вперёд, и, казалось, сам он полностью увлечён узкой полоской тропинки, петляющей в лесной чаще. Но это только на первый взгляд. Чёткий профиль, словно высеченный из камня, был напряжён, Бультерьер стиснул зубы так, что мне показалось, будто я слышу их скрежет.
Не выдержав, он обернулся, и наши глаза на секунду встретились. Раньше я думала, что они пустые и невыразительные, как и его лицо, пугающее своим застывшим выражением и ледяным равнодушием. Но сколько же эмоций на нём отразилось сейчас! Душевная боль, боровшаяся с твёрдым намерением её угасить, подавить в зародыше; надежда на то, что я не оттолкну в минуту его слабости, и вместе с тем злость на эту самую слабость. А ещё на его лбу снова запульсировала жилка – заметила, она появляется, когда Бультерьер нервничает. Всё это промелькнуло на его лице, обнажив истинную сущность человека, которого я, оказывается, совсем не знала.
У меня, привыкшей к повседневной фальши, накативший волной выбило воздух из груди, а сердце, кажется, пропустило удар. Ведь в его взгляде этой самой фальши не было ни на грамм. Лишь голая правда, неприкрытая напускной романтической бредятиной. И в то же время, я ведь не полная дура, чтобы не осознать, что именно он только что дал мне понять. Но почему-то это открытие не вызвало во мне ни страха, ни отторжения.
Он был всё так же напряжён в ожидании моей реакции, но руки своей не убирал. И чёрт меня возьми, если я совру, сказав, что его прикосновение мне неприятно. Ведь и я не хотела убирать своей!
Повинуясь минутному импульсу, я сжала её своей ладошкой и прикрыла глаза. На душе стало вдруг так легко и спокойно, появилось чувство невесомости, меня будто что-то подхватывало и уносило в неизвестном направлении, покачивая на тихих волнах блаженства. Появилась уверенность, что теперь-то всё действительно будет хорошо.
Закутавшись в его пиджак и вдыхая его запах, чуть терпкий, с лёгкими нотками мяты, я наконец-то позволила себе расслабиться. Его запах словно обволакивал меня, кружил голову, заставляя глупо улыбаться. Я всё дальше и дальше отдалялась от реальности, пока не погрузилась в долгожданный сон.
Открыв глаза, я сначала не поняла, где я. Собственно, с пониманием, кто я, тоже были некоторые проблемы. В окно незнакомой мне комнаты падал слабый свет сгущающихся сумерек. Секунда, другая – и сон начал исчезать, мир обрёл привычные очертания, а я ахнула от захлестнувшего меня возмущения.
Как оказалось, я с удобствами расположилась на чьей-то груди, явно мужской. И как будто этого было мало, я ещё и по-хозяйски закинула на мужчину ногу – да и вообще, частично на нём лежала. Мужчина же, в свою очередь, нежно обвил рукой мою талию, примостив свою горячую ладонь мне на попу. Что за?..
Нет, это определённо происходит не со мной!
Чудеса реинкарнации? А может, я всё-таки ещё сплю и мне это снится? Зажмурилась, подождала несколько секунд и снова распахнула глаза – ничего не изменилось. Ситуация начала проясняться, лишь когда мой взгляд выхватил в темноте тугую повязку на рёбрах обнимавшего меня мужчины, явно новую. Хорошо хоть перевязался нормально. По-хорошему нужно было ещё швы наложить… Стоп, Ася! Ты определённо не о том сейчас печёшься.
Поёрзав, чтоб хотя бы скинуть конечность Бультерьера со своей филейной части, я поморщилась – малейшее движение причиняло адскую боль. Казалось, всё тело – это один сплошной оголённый нерв.
Ко всему прочему на мне, кажется, не было одежды. Ага, её я умудрилась где-то потерять.
Что-то я не пойму… Заснула я в машине, а проснулась обнажённой непонятно где, да ещё и в объятиях Бультерьера.
Пробую аккуратно встать – не получается. Мужчина держит нежно, но крепко.
Сейчас мы с ним походили на добропорядочных супругов, и от этой мимолётной мысли меня вдруг затрясло в приступе беззвучного смеха: нас-то и по отдельности едва ли можно представить в этой роли, а уж дуэтом мы и вовсе никудышная пара.
Впрочем, смех быстро прошёл – когда каждый вдох отдаётся болью во всём теле, пропадает всякое желание веселиться. К тому же в голове туманилось, а перед глазами плыли круги. Даже не знаю, чувствовала ли я себя когда-нибудь так же скверно, как сейчас.
Морщась, предприняла слабую попытку отстраниться но его рука снова удержала и притянула обратно.
– Спи, – безапелляционно раздалось над ухом.
Так ничего и не ответив, я обмякла, а ресницы сами собой послушно опустились. Нет, мне, конечно, было что сказать, и в любой другой ситуации за мной бы уж точно не заржавело. Но сейчас я была настолько обессиленной и опустошённой, что не нашла в себе ни сил, ни желания возражать.
Странно, но сейчас, рядом с ним мне было… спокойно. От мужского тела исходило приятное тепло. Я прикрыла веки, чувствуя себя в его крепких объятиях защищённой от всего мира, и сама не заметила, как уснула.
А проснулась, когда уже яркий солнечный свет лился в незанавешенные окна, падая на пыльный пол. В постели, сбитой из массивного дерева, я была одна. Какое-то время я ещё собиралась с силами, наблюдая как мелкие пылинки, сверкая, кружились в воздухе абсолютно не знакомой мне комнаты. Затем приподнялась на локте, чтобы оглядеться, и сразу же скривилась от вспышки боли. Такое чувство, как будто по мне асфальтовый каток проехал.
Спохватившись, я окинула себя взглядом: одеяло сползло, обнажая мою небольшую, но всё же грудь. Ну что сказать… У кого-то есть маленькое чёрное платье. А у меня были лишь маленькие белые трусики.
«Вы не леди, мисс Скарлетт. Вам леди никогда не стать!» – хихикнул внутренний голос.
«Заткнись», – ответила я, прислушиваясь к своим ощущениям.
Кажется, ничего экстраординарного. Тело, конечно, ныло, но в стратегически важных местах вроде всё норм. И на том спасибо. Хотя, кто его знает что я должна сейчас чувствовать, реши Бультерьер получить награду за моё спасение, так сказать, не дожидаясь моего на то согласия. Вот только почему-то была стойкая уверенность, что он бы так не поступил. Кто угодно, но только не он.
И всё же, вспоминая наши жаркие объятия и раз за разом прокручивая в голове прошедшую ночь, я всё больше погружалась в мучительный стыд. И что самое обидное – сама же и позволила, ни слова против не сказала.
А при мысли, что Бультерьер видел меня голой, очередная порция румянца наползла на щёки. Зачем он меня вообще раздел? Я его об этом не просила!
«Ещё как просила», – подленько шепнул голос разума, а память любезно предоставила воспоминание с дурацким корсетом, незадолго до всего этого кошмара в моём доме.
Неистребимый во мне дух противоречия побуждал оспорить сие утверждение тем, что помочь раздеться и раздеть догола – это два диаметрально противоположных понятия. Но какой в этом теперь смысл?
Неисповедимы пути твои, Господи. Если бы ещё недавно мне кто-то сказал, что я вот так запросто буду обниматься с Бультерьером, я бы рассмеялась этому сумасшедшему в лицо.
На смену этим мыслям, пришла другая: а ведь сейчас я уже могла быть замужней женщиной и лежать в объятиях совсем другого мужчины…
Судя по всему, проспала я целые сутки. Значит, моя свадьба должна была состояться вчера. Осознание того, что этого не произошло, заставило меня слабо улыбнуться. Но сразу же появились мысли о родителях и о том, как они, должно быть, волнуются. И папа… Впрочем, я тут же запретила себе думать об отце и обо всём том, что Бультерьер мне перед этим наговорил. Всё наладится и будет как прежде – убеждала я себя, даже не допуская мысли о том, хочу ли я, чтобы всё было как прежде.
Ладно, хватит хандрить. Пора что-то делать. К тому же, не терпелось наконец узнать где я, собственно, нахожусь и что, чёрт возьми, происходит!
У изголовья лежала клетчатая рубаха, по-видимому мужская. Ну, хоть что-то. Накинув её на голое тело, я, кряхтя, поковыляла к деревянной двери. К слову, всё здесь было сделано из дерева: стены, пол, деревянные балки под потолком, резные стулья, стол. А в дальнем углу вообще стояла то ли прялка, то ли скалка – не комната, а средневековый теремок какой-то. Бросив недоумённый взгляд на это чудо, непонятно как очутившееся в двадцать первом веке, я толкнула массивную дверь.
Комната, в которой я очутилась, была под стать первой, с тем лишь отличием, что вместо кровати здесь половину стены занимала печь. Большая такая, истинно русская, она и напоминала собой иллюстрации из старых русских сказок.
Здесь тоже не было ни души. Предчувствие чего-то нехорошего поскребло позвоночник и мурашками рассыпалось по телу. Я бросила быстрый взгляд в окно – вид передо мной открывался просто «замечательный»! Этот теремок, напоминающий охотничий домик, располагался на самой кромке леса. Никакой цивилизации и близко не видать. Древний лес нависал прямо над ним, даже яркое, слепящее солнце не могло проникнуть в его недра. Очень уединённое и мрачное место.
Здешние красоты я уже успела бегло осмотреть из окна спальни, но оно выходило на другую сторону, и кое– что я оттуда увидеть не могла. А именно – тёмный лакированный бок иномарки, небрежно оставленной между деревьями. И это был определённо не папин чёрный джип… Его самого, кстати, как и Бультерьера, нигде не было видно.
Сердце сделало кульбит и упало камнем вниз. Бультерьер меня бросил! Одну! В лесу! Меня нашли и собираются завершить начатое…
Повинуясь минутному импульсу, я уже хотела сорваться и в панике броситься бежать куда глаза глядят. Я даже подскочила к входной двери, намереваясь её распахнуть, но в этот же момент жёсткий голос Бультерьера меня остановил.
– Она ничего не должна знать! – отчеканил он грубо.
В его голосе отчётливо слышалась неприкрытая угроза, и я даже оторопела на мгновение.
– Снайпер, ты в своём уме? – отозвался невидимый собеседник, – Тебе жить надоело?
Разговор происходил прямо за дверью, и я застыла, прижавшись к ней лбом.
– Хватит, – глухо ответил как отрезал Бультерьер, – Ася теперь моя! А свою женщину я не намерен отдавать ни семье, ни Бестужевым, ни Рамзаю.
– Тебе враги сейчас не нужны, – не сдавался второй мужчина. Его голос был мне определённо не знаком. Между тем мужчина продолжал:
– Затеять с ними войнушку – это самоубийство.
– Возможно, – отозвался Бультерьер после короткой паузы, – но мне сейчас есть за что воевать.
Послышался звук шагов, я тут же отпрянула от двери и торопливо вернулась в спальню, тихо притворив за собой дверь. Сердце колотилось о рёбра, а саму меня потряхивало. Да что там потряхивало, меня трясло конкретно!
Я начала ходить из угла в угол, пытаясь переосмыслить услышанное. Подслушанный разговор меня пугал, но вместе с тем радовало то, что Бультерьер не собирается меня отдавать врагам. Только… с какой стати я теперь его женщина? Допускаю, что между нами образовалась некоторая симпатия и произошедшее нас сблизило. Но от обычной симпатии и до «моя женщина» ещё долгий путь, а конфетно-букетный период Бультерьер, видимо, решил перескочить. Чушь какая-то…
– Проснулась?
Я резко обернулась на голос – Бультерьер стоял в дверях, засунув руки в карманы, и смотрел на меня, как будто сканировал, считывал информацию своим ледяным и пронизывающим взглядом.И я тоже на него смотрела, застыв и не в силах произнести ни звука. Наверное, у меня было всё на лице написано, или же он обладал звериным чутьём, но чем дольше мы переглядывались, тем больше мужчина хмурился.
А я? Мне-то как поступить сейчас? Молчать и дальше мучаться подозрениями или решить всё здесь и сейчас? Инстинкт самосохранения отчаянно призывал к молчанию. Вот только не могу я так, не хочу! Прятать голову в песок не мой метод, и меняться под воздействием ситуации я не буду.
К тому же было что-то ещё. Что-то, что заставляло оставаться честной, прежде всего перед самой собой, и признать, что подслушанное принесло мне удовлетворение. Извращённое и совершенно абсурдное в данной ситуации. А может, я и есть извращенка?
– Мне нужно позвонить, – выдавила я из себя, не прекращая зрительного контакта.
– Кому?
– Тохе.
– Нет.
– Почему?
– Он мне не нравится.
– Знаешь, ты тоже не красавчик.
Прищурился. Наверное, злился. К чёрту!
– Ладно, тогда другой вопрос, точнее, два вопроса, – выпрямившись и приняв позу сахарницы, я выдохнула, заставляя себя собраться с силами.
– С кем ты только что разговаривал и зачем ты меня спас? – выпалила на одном дыхании.
Он подошёл и, чуть склонившись надо мной, прошептал:
– Тебя не учили, что подслушивать не хорошо?
– Я нормально спросила. Нормально ответь, пожалуйста.
– А ты уверена, что хочешь знать ответ, принцесса? Поверь, есть вопросы, которые лучше не задавать.
И снова скрытая угроза в голосе. Снова его пронизывающий насквозь взгляд.
– Уверена, – прошептала и чуть не подавилась вдохом.
Выпрямился, всё так же глядя на меня, но я взгляда не отвела. Лишь судорожно вздохнула, отметив про себя, как сильно я сейчас боюсь его молчания.
– Потому что хочу тебя, – ответил он, неотрывно глядя мне в глаза, – в постель свою тебя хочу. Довольна?
Наверное, услышанное очень красочно отразилось на моём лице, потому как, заметив мою реакцию, Бультертер усмехнулся и поинтересовался:
– Что-то ещё, принцесса?
– Не называй меня так! Мне не десять лет и я не одеваюсь в розовое, – пролепетала я невпопад.
Стальные глаза смерили меня от пят и до макушки, как будто раздели до гола, и я сейчас стою перед ним даже не в розовом, а абсолютно голая!
Вспыхнув, я тут же плотнее запахнула на груди рубаху, чем вызвала его скептическую улыбку, типа «чего я там не видел».
