Текст книги "Цена притворства (СИ)"
Автор книги: Снежана Черная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
И вот, даже не повзрослев окончательно, не пожив для себя, я вынуждена отдать свою жизнь в чужие руки. И ладно, если бы эти руки хотя бы не вызывали отторжения.
К тому же, был ещё Тоха. Сегодня утром я написала ему смс с одним единственным словом: “Отбой”. На что сразу же получила такой же лаконичный ответ: “Нет!”
Из чего следует, что письмо он всё-таки получил и будет держать такси у входа, как я и просила. Дурак несчастный! Да и я тоже хороша! Втянула друга в неприятности, сама в стороне останусь, а ему тот же Бультерьер с радостью косточки пересчитает, если что.
Мой план казался мне простым и, главное, безопасным для Тохи : незаметно ускользнуть под шумок между финальным туром вальса и началом интеллектуального конкурса. В это время должно быть суетно, в общем, как раз то, что мне было нужно.
Далее, по дороге к аэропорту переодеться в привезённые им вещи и с Алискиными деньгами вылететь ближайшим рейсом всё равно куда. Я специально не смотрела в интернете расписание на сегодня, на случай, если мои контакты с внешним миром всё-таки контролируются.
Дальше ещё проще: на вырученные за обручальное колечко деньги затаиться и переждать в каком-нибудь тихом и живописном уголке Прованса***, или наоборот, в шумной и многолюдной Праге. Благо французский я знаю хорошо, а чешский не настолько сложный, что бы его не понять. А со временем, конечно же, вернутся назад. Уж слишком я любила русские берёзки и гречневую кашу, чтобы променять их, пусть даже на самое красивое место в мире, которое всё равно никогда не стало бы мне домом. Мой дом здесь, как и моя семья. Теперь я это точно знаю!
Зато Бестужев бы за время моего отсутствия нашёл другую несчастную «счастливицу», а отец бы остыл и дал мне наконец возможность жить своей жизнью. Пусть бы я набила себе шишки, но это были бы мои шишки! Набить их было бы моим решением, значит, и ответственность за свои шишки тоже несла бы я сама. Клянусь, за помощью к отцу я бы даже не обратилась.
Но какой теперь смысл махать после драки кулаками? Ведь отказаться от побега и было лично моим выбором. Можно даже сказать, что впервые в жизни за меня не делал выбор отец, и это первое в своей жизни, серьёзное решение приняла я сама. Выходит, мне и отвечать за последствия. Вот, собственно, последний аргумент и стал решающим в судьбоносном выборе: быть побегу или не быть.
У подъезда Колонного зала Дома Союзов было настоящее столпотворение. Дебютантки в кутюрных нарядах ведущих Домов моды и в украшениях Chanel Fine Jewelry съезжались на лимузинах, VIP-шатлах «Bentley» и ритуальных «Maserati», причём каждая из них должна была попозировать перед многочисленными фотокамерами. Репортёры суетились, боясь пропустить важных персон, задавали каверзные вопросы и ловили каждое неловко оброненное слово, чтобы на радость читателям раздуть из мухи слона. Когда же наконец дошла очередь и до нас, Аскольд по-хозяйски притянул меня к себе за талию. Широко улыбаясь, он был само обаяние и чувствовал себя под прицелами сотни вспышек как рыба в воде. Мама взяла его под руку с другой стороны, а я держала за руку Алекса. Таким вот тёплым семейным квартетом мы и предстали на суд репортёров.
– Аскольд Эдуардович, это правда что вы и Анастасия Пылёва обручены?
– Да, наша свадьба состоится уже завтра, – говоря это, он прижал меня к себе ещё сильнее, и я уже начала переживать, как бы мои рёбра не треснули.
– К чему такая спешка? Уж не ожидается ли пополнение? – раздался в толпе следующий вопрос.
На что этот придурок лишь многозначительно улыбнулся, дав тем самым пищу для сплетен. Я моментально стала пунцовой и уже собралась расставить все точки над «i», когда помощь пришла откуда не ждали. Видно, мою мать не прельщала перспектива предстать перед светской тусовкой в роли бабушки, поэтому, взяв слово, она заверила вездесущих репортёров, что пополнения не планируется и свела всё к большой и чистой любви. Ха! Известный бабник и нате вам, влюбился. Вполне себе заголовочек для жёлтой прессы.
– Анастасия, нет никак сведений, кто дизайнер вашего бального наряда. Вы поделитесь с нами этим секретом?
Намёк был мне безусловно ясен, так же как и всем присутствующим. Если перевести вопрос с официально-вежливого на русский-общепонятный, то он бы прозвучал так: вы назовёте имя дизайнера или нам самим придумать историю “no name” платья из какого-нибудь подпольного ателье?
Рука на моей талии напряглась, что, впрочем, совсем не помешало моему женишку и далее сиять беззаботной улыбкой. А вот маме “удержать лицо” удавалось с трудом, оно у неё просто застыло.
Пауза затянулась, а я уже было собралась назло своему суженному повторить его манёвр и ограничится загадочной улыбкой, оставив вопрос без ответа, но вовремя вспомнив о Руслане Немцовой, а так же о золотых ручках неизвестной мне Валерии Гай, всё-таки передумала.
– Это платье принадлежит начинающему и, на мой взгляд, великолепному дизайнеру Валерии Гай, – ответила я после паузы. – Хочу также отметить, что платье, вышитое натуральным жемчугом, после мероприятия будет передано в благотворительный фонд Русланы Немцовой.
Своим заявлением я убила сразу трёх зайцев: развеяла возможные сплетни по поводу платья, ведь упоминание о натуральном жемчуге делает его чуть ли не ювелирным произведением искусства; напомнила о главной цели всего мероприятия, а именно благотворительности; ну, и поддержала совершенно незнакомую мне Валерию Гай. Для начинающего дизайнера упоминание его имени на подобном мероприятии – это большой успех.
Наконец, наша четвёрка направилась внутрь, уступив место следующей дебютантке. Охранники тут же профессионально «потерялись» из виду, но всё же находились в непосредственной близости.
Первое, что бросалось в глаза за порогом – это преображение предбанника Дома Союзов, пропитанного десятилетиями советской власти. Его советскому антуражу придали больше изыска, декорировав под стать событию. Совковое убранство фойе тоже на один вечер оделось в графит и серебро, а сам Колонный зал превратили в “залу бальную”. Организаторы даже сняли ковры, обнажив натёртый для танцев исторический паркет.
Я любовалась старинной архитектурой, сохранившей дух эпохи балов. Огромные хрустальные люстры и зеркала создавали атмосферу XVIII столетия, когда аристократы устраивали здесь балы с участием царских особ и их придворных. Старинный антураж портил только «Dior Haute Couture», который крыл собравшихся дам, как бык овец. В целом, Немцова была права, дамы вырядились кто во что горазд, некоторые прибыли не просто при параде, но и натурально в коронах от ведущих ювелиров страны.
Мероприятие пользовалось просто зверским вниманием прессы: фотографы успели оттоптать пару платьев ценой тысяч под двадцать долларов и снести с подноса бокал с апельсиновым соком, так что дамам приходилось подбирать шлейфы, чтобы не вытирать ими образовавшуюся на паркете лужу.
Впрочем, всё по порядку.
Как только мы поднялись по мраморной лестнице под ручку с Аскольдом, то опять угодили под прицел репортёров. Пришлось снова стать у стены и попозировать на камеры теперь уже официально приглашённых СМИ. Я даже разглядела значки телевидения Первого канала – мамин звёздный час, по телеку же покажут!
Аскольд нежно, но в тоже время крепко привлёк меня к себе, и от постоянного близкого контакта с его парфюмом меня уже начинало подташнивать. Глаза слезились от вспышек и светодиодных прожекторов. Бестужев широко улыбался, как будто действительно счастлив быть здесь. Опять посыпались вопросы, на этот раз вполне адекватные. Он отвечал остроумно и вообще производил приятное впечатление, жаль, что лживое.
Благодаря тому, что мама всякий раз напоминала о себе ценными комментариями, на худой конец междометиями, мне предоставилась прекрасная возможность отмалчиваться, чем я и воспользовалась.
Наконец и эта пытка закончилась. Я отошла в сторонку и, особо не разбираясь, схватила первый попавшийся бокал с подноса проходящего мимо официанта. Сделала большой глоток и тут же закашлялась – то ли коньяк, то ли ещё какой-то крепкий алкоголь, обжёг горло.
«А ты думала это вишнёвый сок»? – подленько спросил внутренний голос.
Только этого ещё не хватало, уже начинаю разговаривать сама с собой. Так ведь и с ума сойти недолго! Скоро появится пена у рта, начну постоянно улыбаться и вместо собачки, таскать за собой на поводке зубную щётку.
Но было что-то ещё. Что-то, что не давало мне покоя. Мои щёки горели, снова появилось чувство, будто чей-то недобрый взгляд прожигал меня насквозь. Долго маяться в неведении не пришлось. Повернувшись, я практически сразу наткнулась взглядом на Лопырёву. Она стояла чуть поодаль в компании моей будущей свекрови и буравила меня злющими глазами. Впрочем, мадам Лопырёва-старшая тоже глядела весьма недоброжелательно, но сама Маринка прямо вся горела, словно электроутюг.
Её величество сегодня не в духе? А я, кажется, даже знаю этому причину. Понимание произошедшего казуса заставило меня улыбнуться и отсалютовать Маринке бокалом. Дело в том, что наши с ней платья были если не абсолютно идентичны, то, как минимум, весьма похожи. Только её длинная юбка была более воздушной, в то время как моя свободно струилась, и в вышивке, пожалуй, тоже можно было найти отличия. Зато Маринкину голову венчала остроумная корона из рябины, что, кстати, очень выгодно отличало её от остальных носительниц всевозможных ювелирных корон и диадем.
Ай да Немцова! Такую подлянку провернула. Чувствую, Валерия Гай завтра проснётся знаменитой.
Между тем Лопырёва сорвалась с места и направилась в мою сторону, а я спешно принялась искать взглядом, куда бы пристроить свой бокал. Как говорила Немцова, женщины порой бывают весьма находчивыми в плане устранения конкуренции. В самом начале вечера безнадёжно испортить платье пятнами от коньяка не хотелось. Не говоря уже о том, что его ещё нужно было вернуть.
Маринка проделала половину пути, когда вдруг сбилась с шага и почему-то изменила траекторию движения. Как будто за моей спиной чёрта рогатого узрела. И тут же в подтверждение моих мыслей сзади прозвучал смутно знакомый бархатистый голос:
– Ты сегодня просто очаровательна!
Вздрогнув, я резко обернулась и чуть самолично не пролила на платье дурацкий коньяк.
Передо мной стоял Бестужев-старший, мой будущий свёкор.
– Спасибо Эдуард… простите, не знаю вашего отчества, – промямлила я, бегая глазами в поисках официанта или хоть какой-нибудь горизонтальной поверхности, чтобы избавиться, наконец, от своего бокала. От греха подальше.
– Можно без отчества, – ответил Бестужев. – Ты кого-то ищешь?
– Да нет. Просто перепутала напиток. Этот, – я кивнула на свой бокал, – определенно не для меня.
Взяв из моей руки бокал, Бестужев подставил мне локоть, намереваясь, по-видимому, совершить со мной прогулку по длинной анфиладе. А мне в глаза бросилась странная татуировка на его кисти: ближе к большому пальцу был наколот отвратительный паук. Точнее, сама по себе татуировка, может, и не отвратительная, но я пауков с детства терпеть не могу.
– Ошибки молодости, – прокомментировал мой взгляд Эдуард Бестужев.
Ну, ошибки так ошибки. В конце концов, не моё это дело. Если мужчина своевременно не удалил эту «ошибку», значит, особо она ему и не мешает.
– Шампанского? – спросил он, остановив одного из снующих в толпе официантов.
– Лучше воды, если можно.
Эдуард Бестужев вернул бокал с коньяком на поднос и вручил мне другой, с минералкой и долькой лимона.
Вообще-то хотелось сока, но, вовремя вспомнив об угрозе испортить платье, благоразумно выбрала меньшее из зол. Всё-таки платья – это, конечно, хорошо, но я уже начала тосковать по своим любимым джинсам. С ними меньше беспокойства, меньше того, что отвлекает внимание. Зато больше свободы и уверенности в себе. И положа руку на сердце: ну, какая из меня дама? Я обычная девочка, которую, наверное, перепутали в роддоме, и сейчас она не вписывается ни в свою семью, ни в окружение.
Мы неспешно продолжили с Эдуардом прогулку по интерьерам Дворянского собрания, которые многие присутствующие как раз активно использовали в качестве локаций для селфи.
– Я хотел тебя поблагодарить, – сказал мужчина, увлекая меня вдоль анфилады.
– За что же?
– За то, что сопроводила Аскольда на деловой встрече, – ответил Бестужев-старший.
А я, наивная, думала, что это было свидание. Выходит, деловая встреча.
«А как ты хотела? – снова отозвался внутренний голос. – Договорной брак не предусматривает свиданий».
Проигнорировав непрошеного комментатора, я сделала глоток минералки. Не хватало ещё пускаться в дискуссии с самой собой. А вот слова Эдуарда Бестужева прозвучали как-то двояко.
Почему-то показалось, что благодарил он не за составленную Аскольду компанию тем вечером, а за хорошее поведение во время ужина с деловыми партнёрами. Наверное, встреча была действительно важной, и, успев уже, познакомиться со мной в платье от «нового итальянского дизайнера», будущий свёкор, должно быть, ожидал с моей стороны неприятностей.
– Что вы, Эдуард, – беззаботно отозвалась я, – мы ведь практически уже одна семья, и наши внутрисемейные интересы должны совпадать.
– Я рад, что мы поняли друг друга, – ответил мужчина, подтверждая тем мои догадки.
Ага, поняли да не совсем.
– Ну, вообще-то, Эдуард, – я остановилась и, вынув руку из-под его локтя, повернулась к будущему свёкру, – раз уж речь зашла о семейных интересах, у меня тоже есть некоторые пожелания по поводу отношения ко мне супруга.
Бестужев глядел на меня испытующе, с хитрецой.
– Я слушаю тебя очень внимательно.
– Вы же понимаете, Эдуард, что я не Иисус Христос, чтобы подставлять вторую щёку, и не бедная родственница, чтобы бессловесно терпеть пренебрежение. Но так как теперь мы одна семья, уверена, с вашей помощью, мы с Аскольдом тоже решим наши семейные проблемы цивилизованными методами, не так ли?
Глядя в глаза этого мужчины, я не могла с уверенностью сказать, проникся ли он моей просьбой. Его взгляд, конечно не был таким же холодным и пустым, как у Бультерьера, но и свои эмоции господин Бестужев-старший умел мастерски скрывать.
– Разумеется, Ася. Будь спокойна, я поговорю с ним, – наконец вынес вердикт мужчина.
– Я рада, что мы поняли друг друга, – повторила я им же произнесённые до этого слова, – ведь иначе мне пришлось бы искать помощи в другом месте. А это не способствует плодотворным семейным отношениям.
Эдуард Бестужев как-то криво усмехнулся, но глаза его по-прежнему оставались бесстрастными.
Я же слегка опустила голову в почтительном кивке. Осталось присесть, придерживая юбку, и получился бы реверанс из романа Льва Николаевича, в наше время – явный перебор и ребячество. Поэтому, просто улыбнувшись будущему тестю, я развернулась на каблуках и оставила его в одиночестве.
Аутфит* – образ, который создается с помощью хорошо сочетаемых друг с другом вещей: одежды, обуви, аксессуаров.
Камербанд** – широкий пояс для талии, который часто носят со смокингом или фраком.
Провaнс*** – историческая область на юго-востоке Франции, ныне составляющая часть региона Прованс – Альпы – Лазурный берег.
* * *
Далее вечер шёл по накатанной. Вместе с собравшимися в фойе гостями я смогла насладиться прелестной выставкой бальных афиш и аксессуаров начала прошлого века, представленной Санкт-Петербургским музеем истории города. Как известно, балы в Петербурге до революции давали чуть ли не каждую неделю. Среди представленных плакатов были бал “Весна”, бал княгини Голицыной, “Осенний Вальс”, “Мелодия лета” и даже благотворительный бал «Общество вспоможения рабочих». Последняя афиша особенно заинтересовала Аскольда. Он вглядывался в одного из нарисованных амуров, пытаясь установить, что тот держал в руке – микрофон или телефонную трубку.
Многим это показалось забавным, и они принялись наперебой строить свои, ещё более нелепые предположения. И чем нелепее те были, тем сильнее хохотали собравшиеся. Аскольд, натянув маску обаятельного красавчика ещё на пороге, продолжал блистать остроумием. Рядом с его блеском меркла даже моя матушка. Но настоящий приз зрительских симпатий он завоевал у столов с бальными аксессуарами. Среди лайковых перчаток и вееров он углядел странный предмет: в коробке рядом с перчатками лежали плоскогубцы из слоновой кости. Девицы, окружившие моего жениха, как демоны Фауста, начали снова наперебой высказывать свои идеи, для чего нужен сей предмет. Решили в итоге, что это пинцет для натягивания перчаток. Непонятным оставалось только одно: почему этот пинцет работает, как челюсть бультерьера, не на сжатие, а на разжатие?
Когда Аскольд решил продемонстрировать эту вещь в действии на руке моей матушки, я воспользовалась ситуацией и отошла в сторонку. Я даже успела сделать несколько неторопливых шагов в сторону Колонного зала, когда рука Бестужева легла мне на талию и притиснула к себе.
Мне казалось, находясь в центре цветника лучших невест, он и думать обо мне забыл. Оказывается, Бестужев сегодня начеку и держит ситуацию под контролем.
– Куда-то собралась? – спросил мой наречённый.
– Здесь я уже всё посмотрела, – ответила я как можно более нейтрально.
– О чём ты говорила с отцом?
Хм, какой наблюдательный.
– О тебе и твоём скотском ко мне отношении.
Прищурившись, Аскольд смерил меня взглядом.
– Думаешь, поможет?
– Не знаю. В любом случае, молча терпеть я не буду.
Он сомкнул пальцы на моём запястье и сжал его до хруста.
– Будешь детка. Будешь молчать и терпеть. Поэтому, просто будь послушной девочкой, и всё у нас тобой сложится отлично. А что касается моего отца, – Бестужев сделал драматическую паузу и продолжил глумливо, – в отличие от твоего, он всегда встанет на сторону своего чада.
Сволочь! Ведь по больному бьёт. Не знаю, как там обстоят дела с его папашей, но насчёт моего он попал в самую точку.
Аскольд наконец-то отпустил моё запястье и придвинулся ещё ближе, заслоняя меня спиной от случайных камер репортёров. Со стороны, должно быть, казалось, что какая-то случайная парочка не нашла лучшего времени и места, чтобы предаться нежным поцелуям.
– А сейчас сделай лицо попроще, – сказал он, проведя костяшками пальцев по моей щеке, – улыбайся и наслаждайся своим последним девичьим вечером. Хотя, как знать, закончится ли он по-прежнему в девичестве.
Мне вдруг страшно захотелось замахнуться, ударить кулаком по этой смазливой роже и бить, бить, молча и сцепив зубы.
– Я уже говорил тебе, что ты чертовски сексуальная, когда злишься?
Бестужев скользнул плотоядным взглядом по моему лицу, остановился на губах и по его морде расползлась улыбка.
– Ты себе даже не представляешь, как приятно целовать твои нетронутые помадой губы. А ещё охрененно приятно осознавать, что я у тебя буду первым.
Так, начинается новая серия «старых песен о главном» в исполнении Бестужева. А в том, что главными у него являются сексуальные инстинкты, нет никаких сомнений. Животное, одним словом. Из рода рогато-парнокопытных.
От собственных умозаключений стало даже смешно, и я действительно улыбнулась. Аскольд же, видимо, расценил мою реакцию по-своему:
– Так уже лучше. Будешь хорошей девочкой, и я обещаю в твой первый раз быть нежным, – добавил он проникновенно, едва касаясь моих губ своими.
Так, всё хватит! Или меня сейчас вырвет прямо на его щегольской фрак.
Я попыталась отвернуться, но он, предвидя манёвр, взял меня свободной рукой за подбородок. Второй рукой он всё также прижимал меня к себе, и я даже через слой подъюбников почувствовала его возбуждение. Перед глазами сразу же возникла сцена в парке моего дома, где он терся своей эрекцией о мои бёдра, и меня охватила паника.
– Отпусти. Отпусти сейчас же, не то я закричу!
Бестужев прищурился, нехотя отпустил и даже немного отстранился.
– Какой же ты ещё ребёнок!
– Серьёзно? В таком случае, может, ты страдаешь педофилией? – прошипела я ему в лицо.
На этот раз разозлился Бестужев. Его глаза сузились ещё сильнее, обозначились желваки от с трудом сдерживаемого гнева.
«Ну что, подёргала тигра за усы? – хихикнул противный голосок внутри, – эх, и не завидую я тебе теперь».
«Я схожу с ума!» – констатировала я с ужасом. Этот урод нанёс мне психическую травму, ещё тогда, в вечер помолвки. Я же подкармливала её обидой и злостью на отца, которые, не находя выхода, бурлили во мне целый месяц. И вот результат, стоило сегодня перенервничать, как началось обострение.
Я отпрянула от жениха, как от ядовитой змеи, и дрожащими руками пригладила платье. Бестужев же продолжал сверлить меня взглядом, но меня это уже мало волновало. Похоже, у меня появилась проблема похуже Аскольда Бестужева.
По пути в Колонный зал я чуть не налетела на Самойлову.
– Ну, ничего себе, – Алиска выкатила и без того немного выпуклые глаза, напоминая всем присутствующим о милой такой базедовой болезни, – а говорила, придёшь в платье от Стельмашенко.
– Передумала, – коротко ответила я, намереваясь обойти подругу, но не тут-то было.
Алиска преградила мне путь и, отступив на шаг, внимательно оглядела меня с головы до ног.
– Сучка ты, подруга, – вынесла вердикт Алиска, – скрытная сучка, вот ты кто!
Из моей груди вырвался усталый вздох.
– Ну, а тебя-то какая муха укусила? Ты из-за платья что ли?
– А то ты не понимаешь! – Алиска зло оскалилась. – Я тебе всё рассказала, всё! А ты вырядилась, как королева. Выделиться захотела на моём фоне, да?
Я непонимающе окинула взглядом её собственное платье зеленовато-синего оттенка с юбкой из множества рюшей. Спереди юбка была коротко вырезана, а сзади за Алисой волочился шлейф. Кажется, Немцова назвала её платье безвкусным. О вкусах, как известно не спорят, но платье, на мой взгляд, было совсем не подходящим для данного формата мероприятия. К тому же, оно было неудобным. Наверное. Как она в нём танцевать собирается?
– Алиса, послушай. Это платье мне вчера дала Немцова. Позже я тебе всё расскажу. Извини, сейчас мне действительно не до тебя, – я снова предприняла попытку обойти подругу.
– Да пошла ты, – выплюнула мне в лицо Алиска, – если хочешь знать, я с тобой только из жалости дружила! Над тобой же все смеются и пальцем у виска крутят! Тоже мне, тихоня!
С этими словами Самойлова развернулась и, гордо вздёрнув подбородок, направилась в Колонный зал.
Было ли мне обидно? Скорее нет, чем да. То, что не вписываюсь в светскую тусовку, я знала и ни капли по поводу их мнения не печалилась. И то, что когда-нибудь наши с Алиской пути разойдутся, было тоже очевидным: слишком разными мы с ней были. Но всё-таки неприятный осадок остался. Как очередное напоминание о том, что на этом празднике жизни я абсолютно лишняя. Так же, как и в собственной семье.
В Колонный зал я вошла следом за Самойловой и, от нечего делать, принялась рассматривать толпу.
Пока солистка Большого театра развлекала присутствующих исполнением арии Джудитты из одноименной оперы Ф. Лагера, в зал начали подтягиваться и остальные гости. Среди них и чета Бестужевых во главе с моей матерью. Вся семейка в сборе, кроме Маринки. И стоило только о ней подумать, как за спиной раздался её противный голос:
– Ну, привет, Золушка!
Бесшумно подкралась, змея. Вот только её мне сейчас не хватало!
Маринка дёрнула меня за локоть, разворачивая к себе.
– Говори, где пронюхала про моё платье? Этот недоумок Аскольд рассказал?
– Высокие отношения, – хмыкнула я.
– Ах, ты, мерзавка!
Лопырёва залепила мне пощёчину, и я почувствовала, как что-то больно царапнуло щёку. Ошалело моргнув, я уставилась на её довольную морду.
– Подарочек на память, – ехидно выплюнула Лопырёва.
Схватив за руку, я развернула её кисть. Колечко на её пальце было повёрнуто камнем вниз! Гадина!
Вцепиться ей в волосы помешала появившаяся откуда-то Немцова. Вклинившись между нами, она оттолкнула Лопырёву и проворно потащила меня на выход.
– Спокойно, Ася, без сцен, здесь на каждом шагу папарацци!
Этот комментарий показался мне настолько забавным, что я расхохоталась.
Вот и кричащий заголовок для завтрашнего издания: дебютантки подрались в Колонном зале! А следом куча предположений о причине конфликта. Хотя, какие там могут быть предположения? Стоит только на нас с Лопырёвой взглянуть, и все предположения отпадут сами собой. А Немцову я всё-таки недооценила. Вот я дура! Поверила в сказочку о доброй фее и позволила втянуть себя в её интриги, между тем как шумиха по поводу одинаковых нарядов только на руку ей и её светскому мероприятию.
Тем временем, втолкнув меня в служебную комнату и заперев дверь, Немцова оглядела моё лицо.
– Ничего, мы всё исправим, – наконец, удовлетворённо кивнула она.
Я же, по-видимому, впала в истерику. Меня захлестнули осознание собственной глупости вкупе с раздражением и каким-то неконтролируемым, безудержным весельем. Я не могла с собой ничего поделать, но вся ситуация казалась мне до абсурда комичной. А то, что Немцова с тревогой заглянула мне в глаза, проверяя зрачки, меня ещё больше развеселило.
Наконец, отсмеявшись вволю, я бросила взгляд в зеркало – на моей щеке действительно была кровоточащая царапина.
– Вот гадина! – в сердцах воскликнула я. – Теперь я её точно убью!
– Убей, – кивнула Немцова, смачивая салфетку, – но не здесь. Вот отвальсируете, покинете эти стены и можете хоть на рапирах биться.
Она промокнула царапину мокрой салфеткой и лёгкими похлопываниями начала наносить тональный крем.
– Хорошо, что у нас тобой одинаковый тон кожи, – Немцова отстранилась, любуясь результатом своей работы, – прости, я должна была тебе сказать о ваших платьях.
– Вы правы, госпожа Немцова, вы должны были мне сказать!
Я умышленно проигнорировала её вчерашнюю просьбу отказаться от формы вежливого обращения иерархического общества.
– Ты сердишься, – произнесла она скорее утвердительно, – зная тебя, я была уверена, что тебя-то этот казус не расстроит. В отличие от твоей соперницы.
– Перестаньте! – не выдержала я. – Во-первых, вы меня совсем не знаете, а во-вторых, никакая она мне не соперница. И я не злюсь, просто мне до чёртиков надоело быть марионеткой в чьих-то руках. Вы же специально это подстроили, разве нет?
Повернув голову, я всмотрелась в отражение в зеркале: царапина была еле заметной, но всё же различимой.
– Нет, Ася, – Немцова, в зеркальном отражении мотнула головой, – я ведь тебе говорила, женщины не терпят конкуренции. Поверь, на меня ты всегда можешь положиться.
– Знаете, я привыкла всегда полагаться только на себя, поэтому, пожалуй, продолжу эту традицию, – развернулась я к ней. – Спасибо, конечно, за платье и за помощь, но дальше я уж как-нибудь сама, ладно?
Не дожидаясь ответа, я вышла из коморки и направилась назад в зал. С минуты на минуту оркестр должен был начать играть «Полонез» Огинского. Торжественный танец-шествие, открывающий бал, относился к обязательной части вечера, и пропускать его было нельзя. По крайней мере, такого удовольствия я Маринке не доставлю.
Я уже практически поравнялась с распахнутой двустворчатой дверью Колонного зала. Отсюда отлично просматривалась сцена с оркестром, и Владимир Спиваков как раз поднял вверх дирижёрскую палочку. Опоздала! – сокрушённо поняла я, преодолевая разделяющие меня от зала метры.
Внутрь я ворвалась одновременно с зазвучавшей музыкой.
Гости спешили занять места у балюстрад, чтобы как следует рассмотреть наряды дебютанток. Мне же ничего не оставалось, как беспомощно смотреть на то, как Бестужев выводит за ручку на паркет Лопырёву, где они тут же влились в поток шествующих.
Я готова была на стенку лезть от досады! Должно быть, парень, который пришёл с Лопырёвой, чувствует себя сейчас так же глупо, как и я. Судорожно оглядываясь в поисках этого бедняги, я наткнулась на протянутую ладонь Бестужева-старшего.
– Разреши пригласить, – Эдуард галантно завёл вторую ладонь за спину и слегка кивнул головой.
Всего секунда на раздумья, и я вложила в его руку свою ладошку, позволив вывести себя на паркет.
– Не злись на него, – обратился ко мне будущий тесть, – он ждал тебя до последнего.
Я же, стиснув зубы, молча смотрела прямо перед собой.
На удивление, Эдуард Бестужев оказался прекрасным партнёром, про таких говорят: лёгкая поступь. Он вёл уверенно, двигался неторопливо и грациозно, и, уже влившись в колонну на паркете, я позволила себе расслабиться.
Всё двенадцать пар прошлись по залу, припадая на ногу и построившись в шеренгу, я, вместе с остальными девушками, начала обходить партнёра по кругу.
– У тебя всё в порядке? – спросил Эдуард. – Ты неожиданно куда-то пропала.
– Всё просто отлично, – улыбнулась я будущему свёкру.
Если откровенно, чувствовала я себя не то чтобы отлично, скорее только что прозревшей. Словно до этого шоры закрывала мои глаза. Вся эта чушь от Немцовой про «выгоду в браке, который не навсегда» – наносная хрень, призванная усыпить мою истинную сущность, вдруг оказалась картонной декорацией, которая пала, и мир заиграл новыми красками. Хотя точнее будет сказать: всеми оттенками грязи и лицемерия.
Когда дамы начали выписывать восьмерку, всякий раз оказываясь лицом к лицу с новым партнёром, Аскольд, принимая мою ладонь, снова больно сжал её.
– Где ты была?
А у меня в голове крутился совсем другой вопрос: «Что я делаю здесь? С ним? Ведь это всё совершенно не моя история!
– Спроси это у своей партнёрши по танцам, – всё-таки ответила я, подавая вторую ладонь следующему кавалеру.
Аскольду же ничего не оставалось, как отпустить мою многострадальную кисть. А мне осталось только констатировать всё прибывающие на своём теле синяки.
Между тем пары то расходились: кавалеры шли налево, дамы – направо, то в конце зала снова сходились, соединялись снова в пары, и колонна шла дальше.
Наконец прозвучали последние аккорды, и Эдуард Бестужев почтительно склонил голову, а я, как предписывают правила, присела в реверансе.
Затем он проводил меня к своему сыну, передавая жениху, что называется, из рук в руки, пригласив на следующий танец Лопырёву. Настоящий дипломат! Маринка же, подавая ручку Бестужеву-старшему, хищно мне ухмыльнулась. Ага, и тебе того же! Вечер длинный, ещё посмотрим, кто кого.
По расписанию полонез сменялся вальсом. Когда Национальный филармонический оркестр России заиграл «Метель» Свиридова, Аскольд целомудренно приобнял меня за талию и закружил по историческому паркету. Перед глазами мелькали размытые образы праздничной толпы и блики света, отбрасываемые огромными хрустальными люстрами Колонного зала.
Было в этом какое-то таинство – скользить по паркету в бальном платье, как какая-нибудь дворянская дочка в былые века. Отдаваясь звукам музыки, полностью довериться партнёру и позволяя себя вести. Зная при этом, что стоит мне оступиться, мужская сильная рука поддержит. Я даже забыла на время, кто я, и тем более, кто мой партнёр.
